Как приручить Фредди

      Своевольного и настырного Фредди Меркьюри невозможно было от чего-либо отговорить. Джим раздражённо постукивал пальцами по сиденью, находясь в первом классе самолёта, билет на который ему в очередной раз забронировал вышеуказанный человек. Бортпроводницы постоянно мельтешили перед его глазами, предлагая то плед, то вино или шампанское. В итоге, Джим, вошедший на борт самолёта полностью трезвым, вышел из него практически пьяным. У него что-то запищало, когда он проходил через металлодетектор на таможне. Только тогда Джим вспомнил, что продолжал таскать кольцо в кармане. Он намеревался вернуть его Фредди при первом же удобном случае. Хотя, будь на то его воля, он бы предпочёл швырнуть украшение в лицо немца, который его подарил.       На выходе из терминала его уже ожидал Фредди в кепке, кожаной куртке и тёмных авиаторах, а также Пол Прентер в очках. Мужчины не стали целоваться и обниматься, что очень порадовало Пола: его лицо так и сияло от того, что ему казалось, будто он победил и рассорил любовников. На самом же деле Фредди всё ещё помнил инцидент с папарацци в аэропорту и на этот раз не хотел светиться, чего, впрочем, не хотел и сам Джим.       Хаттона сильно раздражало присутствие Прентера, а тот, как специально, прилип к Фредди, словно пиявка. Ирландец старался даже не смотреть в сторону менеджера. Настроение его ухудшилось только сильнее, его даже не радовала долгожданная встреча с Фредди спустя полторы недели одиночества и работы в Лондоне. Меркьюри увидел это и тоже стал раздражительным: он то и дело о чём-то ворчал. Было вовсе не удивительно, что Пол ликовал. Весь его внешний вид и выражение лица говорили о том, что, не будь рядом Джима и всей этой толпы, он бы набросился на солиста прям там, в аэропорту. Во всяком случае, именно так казалось одному бедному ревнивому ирландцу.       Джим видел новую угрозу их отношениям в лице этого противного очкарика, который, как показала практика, мог совершить всё, что угодно, лишь бы добиться целей, которые он преследовал. Ещё больше мужчину бесило то, что менеджер постоянно находился в Германии рядом с Фредди.       Пребывая всё в том же хмуром настроении, Хаттон и не заметил, как они добрались до коттеджа Меркьюри. Всё это время любовники не сказали друг другу ни слова. Чуть позже, в гостиной, оставшись с Джимом наедине, Фредди спросил:       — Как дела?       — Прекрасно. Вот, я привёз твою вещь.       Он протянул солисту злосчастное кольцо, вытащив его из кармана.       — И почему ты его не выкинул?       — У меня нет привычки выкидывать чужие вещи.       Фредди взял кольцо и снова напялил его на свой палец. Джим готов был рвать и метать. Он нахмурил брови и выжидающе стал смотреть на своего мужчину, наивно полагая, что тот догадается его снять.       — Ты расстался со своим парнем? — спросил Фредди как ни в чём не бывало, немного подняв вверх свои красивые густые брови.       — Да.       — Прекрасно. Я уеду по делам, меня не будет ночью, — только и сказал певец и направился к выходу. Джим не выдержал и закричал ему вслед:       — Ты издеваешься?!       Но Фредди, естественно, не ответил.       Джо нашёл разбитого и пьяного Джима в столовой: он вращал в руках стакан с виски, страдальчески опустив голову. Итальянец присел рядом, положил руку ему на плечо и замер. Прошло несколько минут, прежде чем он сказал:       — Давай, налей и мне. Ты же не алкоголик, чтобы пить в одиночку.       — Тебе нельзя, ты на работе.       — Ты где-то здесь рядом видишь моего работодателя?       Джим грустно усмехнулся: его и правда не было рядом. Он налил виски в красивый стакан, который ещё принято называть «олд-фэшн», и протянул его Фанелли.       — Тебе нужно поговорить с ним, — сказал Джо, отхлебнув немного виски.       — О чём? О его ночных похождениях?       — Возможно, он снова пытается спасти обречённый роман с Винни.       — Очень хорошо пытается, раз его не будет целый день и всю ночь.       — Возможно, днём он снимается в клипе для новой песни «Queen», — попытался успокоить ирландца Джо, но, заметив, что это ему не помогло, добавил, — тебе нужно немного потерпеть, Джим. У их отношений нет будущего.       Но и это не утешало бедного Джима.       — Он жертвует нами ради того, чтобы спасти обречённые отношения? Не очень-то я ему и нужен, в таком случае.       — Возможно, он просто зависает в каком-нибудь гей-клубе.       Это расстроило и разозлило ирландца только сильнее. Он отставил стакан и хмуро уставился на Фанелли.       — А возможно ли, что он просто охренел?       С этими словами он встал и поковылял в гостиную. Джо допил виски и пошёл за ним.       — Не ходи за мной.       — Ну уж нет, я лучше составлю тебе компанию. Может, мне хочется видеть, как ты сидишь тут и утопаешь в своих слезах.       — Это похоже на какой-то фетиш, Джо.       — Скорее на садизм, но ведь я шучу, ты же понимаешь?       Хаттон подошёл к небольшому красному дивану и тяжело опустился на него.       — Я слишком много раз видел вот такие слёзы и разбитое сердце из-за Фредди. Тебе нечего стесняться, ты можешь выговориться и поплакать, я поддержу тебя.       — Ты не забыл, что ты что-то от меня скрываешь?       — Это ведь не значит, что я не смогу тебя выслушать, — виновато ответил Джо, присел напротив него на кофейный столик и продолжил, — я не по своему желанию скрываю от тебя кое-что, Джим. Тебе необходимо узнать у него обо всём самостоятельно. Джим почти не слышал его. Он всё глубже погружался в пучину своего отчаяния, уставившись на красивые настенные часы напротив. Он ненавидел себя за то, что позволяет Фредди вот так крутить собой. Он ненавидел себя ещё больше за то, что абсолютно ничего не мог с этим поделать. Он был влюблён по уши. Его сердце колотилось, словно сумасшедшее. Ему снова захотелось выйти из дома и бежать: от Фредди, от любви, от самого себя.       Джо принёс из столовой водку и ещё одну бутылку виски. Двое мужчин — ирландец и итальянец; любовник Фредди и повар Фредди, продолжали напиваться до тех пор, пока не уснули на красном диване в гостиной.       Их разбудил то ли щелчок, то ли хлопок. С трудом приоткрыв глаза, Джим увидел силуэт, который узнал бы из тысячи, так же, как и силуэт Фреда. Перед ними стоял Пол Прентер и что-то убирал в свою сумку, которую постоянно носил с собой. Мистеру Хаттону захотелось встать и прогнать его: этот человек, который постоянно ходил где-то неподалёку, ужасно ему надоел. Но как только он пошевелился, принятый за прошедший день алкоголь дал о себе знать. Тяжелейшее похмелье застало его врасплох, поэтому Джим просто беспомощно сидел, уставившись на менеджера. Под боком пошевелился Джо, который тоже выпил достаточно много, и с которым они уснули накануне вечером, прижавшись головами друг к другу.       — Не ожидал вас тут увидеть…вдвоём, — как-то странно сказал Пол. — А где Фредди?       — Кажется, это ты его менеджер. Вот ты нам и скажи, — раздражённо отозвался Джим, вытаскивая руку из-под Джо и потирая голову, которая раскалывалась от боли.       Прентер очень неприятно усмехнулся и ответил:       — Кажется, это Вы его любовник, мистер Хаттон. Ах, да, простите, я совсем забыл, что не единственный. Возможно мне стоило обратиться к другому с этим вопросом.       Джим моментально забыл о своей головной боли, вскочил на ноги и уже собирался вмазать Прентеру кулаком по лицу, когда Джо остановил его, обхватывая руками и оттаскивая подальше от улыбающегося менеджера.       — Что тебе от меня нужно?! — закричал на него Джим.       — То же, что и от остальных. Чтобы вас не было, — ответил очкарик. Улыбка сползла с его лица, он ещё пару секунд посмотрел на ошарашенного Джима, развернулся и вышел из дома.       Тело Джима расслабилось. Он почувствовал, что его сейчас вырвет. Фанелли опустил его на диван, и ирландец запрокинул голову.       — Он признался, Джо… Он… он хочет быть с ним.       — Здесь гораздо важнее то, с кем хочет быть сам Фредди. Тебе нечего бояться.       — Нет, ты плохо его знаешь. Ты же видел, что наша ссора на Стаффорд Террас — его рук дело.       В тот момент зазвонил телефон. Трубку поднял Джо, а через минуту повесил её, повернулся к Джиму и сказал:       — Это Фредди. Он пригласил нас в ресторан Винфрида.       Джим поднялся с дивана от удивления. Его и без того страдающее сердце теперь больно кольнуло и сорвалось со своего законного места, проваливаясь куда-то вниз: то ли к желудку, то ли к жопе.       — Я никуда не пойду. Я хочу вернуться в Лондон.       — Нет, ты пойдёшь. Вы должны решить всё раз и навсегда. Сбежать от проблемы — не значит её решить.       Джим стоял посреди комнаты и не мог пошевелиться. Фанелли подошёл к нему, взял за плечи и встряхнул, сказав:       — Успокойся. Я не могу сказать тебе всего, но скажу вот что: ему нельзя быть с Винни, он чокнутый, он уничтожит сердце и душу Фредди и оставит медленно умирать на мокром асфальте.       С этими словами итальянец серьёзно посмотрел на Джима. Ирландец увидел в его глазах тень боли и несчастья и очень испугался. Именно тогда он окончательно взял себя в руки. «Твою мать, я утащу его из этого чёртова Мюнхена, как только отгремит его день рождения. Даже если мне придётся скрутить его, засунуть в мешок и выкрасть!», — подумал Хаттон, затем направился в ванную, умылся, привёл мысли в порядок, пригладил волосы и пулей вылетел из дома. Джо еле поспел за ним.       Мужчины решили добраться до ресторана пешком. Путь был не близок, но только так Джим смог спокойно отойти от похмелья и подумать над тем, как же вести себя со своенравным певцом в ресторане. Впрочем, эти знания не пригодились.       Как только они подошли к зданию, до недавнего времени сгоревшему дотла, а теперь заново отстроенному, навстречу к ним вышел Фред, поцеловал ирландца и сказал:       — Наконец-то. Идём отсюда.       От прежней решительности Джима не осталось и следа. Удивлённый и растерянный, он не смог выдавить из себя ни слова. Они отправились обратно, ни о чём друг друга не спрашивая и не разговаривая. Однако Джим отметил, что настроение у Фредди было приподнятым, а улыбка — слишком заговорщицкой, будто ему только что удалось кого-то обвести вокруг пальца. Впрочем, он даже догадывался, кого именно.       Когда они все вместе переходили улицу, Фредди неожиданно запрыгнул на руки Джиму и припал к его губам во влажном поцелуе. Ирландцу показалось, что он задыхается от возмущения и злости за поступок любовника, который он совершил на улице, у всех на виду, да ещё и без его разрешения. Ведь они были в ссоре, а Фредди и вовсе не ночевал дома! Он скинул с себя солиста, не выдержал и побежал от него прочь. Фредди побежал за ним, что-то выкрикивая по дороге.       Добежав до коттеджа, ирландец зашёл в спальню и заперся в ванной. Фред настиг его спустя десять минут.       — Джимми, пожалуйста, открой дверь, иначе мне придётся попросить Джо выломать её.       Джиму стало жаль повара. Он вышел из ванной, отпихнул певца в сторону, отошёл на безопасное расстояние и стал смотреть на него из-под опущенных густых бровей. Фредди рассмеялся:       — Ты выглядишь так, будто сейчас взорвёшься! Что случилось, дорогуша?       — Ты действительно не знаешь, что случилось? Или ты только делаешь вид?! — закричал на него Джим. Ирландец не привык повышать голос, но выходки любовника доконали его. — Кем ты меня возомнил? Своей собственностью?       Фредди в недоумении и растерянности смотрел на него. Он не ожидал такой вспышки гнева. Джиму надоело, он подошёл к нему вплотную, схватил за плечи, решив, что ему больше нечего терять, и продолжил:       — Отвечай! Почему ты решил, что можешь вызывать меня сюда, а потом уходить, приходить только под утро и бросаться на меня с поцелуями и объятиями?! Почему ты обманываешь меня, продолжая отношения с Винни?       Фредди попытался отстраниться, но Джим действовал очень решительно и жёстко. Он больно сдавливал его плечи пальцами, оставляя отпечатки.       — Ты любишь его?       Хаттон стал всматриваться в его глаза. Сначала они выражали только недоумение и какой-то холод, но после этих слов в них почему-то замерли слёзы и... глубочайшая тоска. Джим резко отпустил его и отстранился. Он всё понял.       — Я только одного не пойму, Фред. Зачем ты морочил мне голову? Если ты до сих пор любишь его…       — Я любил его раньше, а сейчас — нет.       — Тогда для чего этот спектакль?       — Чтобы показать ему, какого мужчину я себе нашёл. Я хотел, чтобы он злился. Он причинил мне очень сильную боль. Я хотел отомстить и показать, что я счастлив без него. Из его глаз всё-таки брызнули слёзы, что ранило Джима в самое сердце. Хотя эти слова и обидели его, он не мог наплевать на всё и уйти, когда всегда немного самодовольное, уверенное лицо Фредди превращалось в такое, от вида которого становилось невыносимо больно. Он снова простил его.       — Насколько же ужасными были ваши отношения, что ты так сейчас рыдаешь? — спросил Джим, подходя ближе и обнимая Фредди. Певец больше не сдерживался. Он всхлипывал и заливал всю шею и рубашку ирландца своими слезами. Хаттону никогда раньше не доводилось видеть его таким, он даже не подозревал, что этот человек может так плакать.       Сквозь слёзы и стиснутые зубы Фред процедил:       — Он унизил меня, Джимми. Ох, мой милый и нежный Джим… мне было очень больно.       — О чём ты говоришь, Фредди?       Он не отвечал, продолжая рыдать и приговаривать одно единственное слово: «Унизил». Джиму пришлось отлепить его от своей шеи, взять его красное от слёз лицо в свои большие ладони, заглянуть в глубокие, как бездна, и большие, как вселенная, глаза и спросить ещё раз:       — Почему ты так говоришь? Что он тебе сделал?       Мужские слёзы обжигали пальцы Джима, Фред смотрел на него обречённо, а губы его дрожали, словно у ребёнка.       — Мы…ссорились. Я полез на него с кулаками… Я хотел побить его, но это было невозможно, он сильнее и больше меня. Он меня скрутил и прижал к полу… Я думал, что это конец, что он сейчас просто уйдёт, но он…       Не договорив, Фредди снова прижался к шее Джима. Ирландец почувствовал горячее дыхание, слёзы, вспомнил боль в глазах. И тут его сердце остановилось на секунду, а потом снова забилось, словно сумасшедшее. На этот раз он точно всё понял.       — Почему ты не сказал мне раньше? — прошептал Джим.       — А что бы ты изменил?       — Ничего. Но я бы хотя бы набил ему морду.       С этими словами он отстранился, снова взглянул в лицо Фредди, стёр с его щёк слёзы, поцеловал в красный мокрый нос и направился в ванную.       Пока его не было, Фредди успел немного успокоиться, лечь на кровать и задремать. Он проснулся оттого, что Джим прижался сзади, к его спине. Певец повернулся к нему и вскрикнул:       — Боже! Зачем ты это сделал?       На лице Джима не было ни одного волоска.       — Ни капли не хочу быть похожим на этого ублюдка.       — На кого именно? У меня много знакомых с усами.       Джим испепеляюще взглянул в глаза любимого человека, которые снова приняли свою обычную форму и больше не были наполнены слезами. Фредди улыбнулся и нежно погладил кончиком большого пальца нос, губы и подбородок ирландца.       — Не стоило. Тебе они так шли, — прошептал он, а затем приблизился и поцеловал его. На этот раз Джим, как мог, наслаждался поцелуем. Он с жаждой отвечал на него, запускал внутрь язык и кусал пухлые губы, из-за чего пробудил в смуглом мужчине желание. Руки Фредди стали настойчивей, он направил их сначала под рубашку Джима, а затем опустил ниже, к поясу брюк. Но мистеру Хаттону было не до этого. Перед его глазами стояли ужасные картинки того, как Винни издевался над Фредди. Продолжая целовать парса в щёки, в лоб, в нос и гладя его по лицу, Джим говорил:       — Тебе, должно быть, было невыносимо больно… Мой милый Фредди… Я ненавижу его.       Фредди старался не обращать внимания, продолжая распускать руки, пока Джим не остановил его:       — Нет, Фред, не сейчас. Я не могу так.       Солист протяжно выдохнул и отстранился.       — Джим, это было довольно давно. После этого у нас уже был с тобой секс. Всё в порядке, правда. Всё зажило.       — Я не могу не из-за этого. Во мне сидит навязчивое желание подраться, но не потрахаться. Извини. Давай просто полежим вместе.       — Ну вот, мы превратились в пожилых супругов, — сказал Фред и рассмеялся, прикрывая рот рукой. Джим перехватил его руку, сплетая их пальцы, и сказал:       — Смейся вот так.       Это рассмешило Фредди ещё больше, и он не стал себя сдерживать, давая Джиму возможность любоваться его очаровательной улыбкой и ямочками, то возникающими, то исчезающими на заплаканном лице.       Провалявшись целый день в кровати, любовники вышли из спальни только под вечер. В то время Джим был особенно чутким. Когда они сели на диван, Джим развернулся так, чтобы они оказались ногами друг к другу. Он взял ступни Фредди в свои руки и стал делать ему массаж ног. Фред, в свою очередь, хохотал, словно сумасшедший. Его чувства смешались: было одновременно и неловко, и приятно, и щекотно. Он не мог остановиться. Джо, несколько раз заглядывавший в гостиную, загадочно смотрел на Джима и искренне улыбался. В тот вечер он подавал им чай и немецкие сладости, которые он купил днём, по пути в коттедж. Настроение Хаттона улучшилось, когда он заметил одобрительные подмигивания итальянца. Он мысленно благодарил этого человека. Джо действительно нравился ему.       На следующее утро Меркьюри потащил Джима и Джо в студию, в которой проходила запись нового альбома «Queen», у которого было довольно загадочное и необычное название «It’s a Kind of Magic». Их немецкая студия «Musicland» находилась на окраине Мюнхена. Им пришлось совершить длительное путешествие, прежде чем они зашли в просторное подвальное помещение, где уже всё кипело: Брайан и Роджер снова что-то громко обсуждали, а вокруг них носились помощники; Джон крутил педали велотренажёра по всей видимости для того, чтобы сосредоточиться на работе; а продюсер группы, которого позже представили Джиму как Рейнгольда Мака, вёл светскую беседу со звукооператором и, о боги, с Полом Прентером. В тот день настроение Джима поднялось ещё сильнее, потому что он узнал, что вся группа, кроме Фреда, недолюбливает Пола. Этот человек постоянно лез не в свои дела и вставлял неприятные, колкие реплики, на что очень резко реагировал Роджер. Фредди, в свою очередь, либо упорно не замечал этого, либо слишком рьяно защищал своего менеджера.       Однако никакие колкости и нелепые вмешательства Пола не смогли испортить общей атмосферы происходящего. Джим второй раз за всё время их отношений наблюдал за своим мужчиной, погружённым в работу, и это не могло не разливаться приятной истомой по его сердцу, заставляя мурашки бегать, а гордость — ликовать. «Это мой мужчина!», — говорил себе Джим.       Когда Фредди попадал на сцену, или в студию, или садился за музыкальный инструмент, он становился одержимым. У него появлялось куча идей, каждую из которых ему хотелось воплотить. Он мгновенно превращался в очень ответственного, целеустремлённого человека, пытающегося контролировать всё и вся. Он менялся до неузнаваемости. С ним оставался только его звонкий смех, острый ум и чувство юмора. В студии он постоянно курил «Silk Cut» и, неизменно, время от времени, поднимал себе настроение и энергию, делая глоток «Столичной».       Меркьюри был прирождённым лидером, без него группа не достигла бы таких высот, кто бы что ни говорил об этом. Движение и контроль над всем и вся были источниками его жизненной силы. Он постоянно перемещался: то пел из-за стекла, изредка поглядывая на Джима, то помогал настраивать звук у пульта в аппаратной.       В то время группа придумывала текст к своему треку «One Vision». Этот сингл должен был стать грандиозным, ведь группа спустя долгое время собралась, наконец, вместе, чтобы записать его. На создание песни их вдохновил собственный успех на «Live Aid», а Брайан предложил приписать её всем четырём музыкантам, независимо от того, кто больше придумает строчек и куплетов. Позже Фредди рассказал Джиму, что он давно не испытывал ощущения такого единения со своей группой: они работали все вместе, корпели и думали над каждым новым словом. В самые напряжённые минуты или часы работы, музыканты придумали свой способ развлечения: они меняли лирические строки на смешные пародии, что позже вылилось в забавные клипы, эдакие неофициальные версии сингла. В обед или же поздно ночью они все вместе вываливались из студии, находили придорожное кафе с фаст-фудом и заказывали там обычную, скромную, но невероятно вкусную еду. «Как в старые-добрые времена», — любил приговаривать Роджер.       У Фредди, как позже выяснил для себя Джим, была одна привычка заядлого трудоголика. Он частенько любил оставаться в студии, когда все уже давно расходились, и самостоятельно работать над записями. Иногда он перехватывал кого-то из своей группы и вынуждал оставаться чуть ли не до самого утра. Если на эту роль попадался Роджер, то всё — пиши пропало: студия лопалась от накала страстей.       Однако в ту ночь с ним остался Джим, что, впрочем, вызвало страсти не меньше (как бы не больше). Фредди, как обычно, сидел за записями, окружённый дымом от сигарет и стопками исписанных бумаг. Он исподлобья поглядывал то на время, то на засыпающего Джима, хотя на второго, всё же, чаще. И как раз в те моменты, когда Хаттону почти удавалось задремать, Фредди кашлял или громко стучал по пульту звукозаписи и монтажа. Джим вздрагивал и в недоумении смотрел на мужчину.       — Ты спать пришёл или работать?       — Я здесь, вообще-то, не работаю, Фред, — смеялся ему в ответ ирландец, — я здесь из чисто альтруистических побуждений.       — Вот как? — хитро улыбнулся Фредди, отложил свои бумаги и в одно мгновение оказался рядом с Джимом, прижимаясь к нему почти вплотную и прикасаясь пальцами к застёжке на ремне его брюк. — В таком случае, из чисто альтруистических побуждений, позволь мне тебе отсосать.       Хаттон рассмеялся и попытался отказаться, отстраняясь от его рук, но было слишком поздно. Фредди сначала присел, а затем встал перед ним на колени и легонько укусил за орган через ткань брюк. Все намерения отказаться от этого предложения мгновенно исчезли из головы Джима. Он смотрел на эту завораживающую картину и не мог насмотреться, как Фредди на коленях расстёгивал ремень, спускал брюки ниже, а из-под нижнего белья прям перед его лицом выскакивал мужской орган. Ирландца доводило до безумия то, что делал его соблазнительный любовник. Фредди умел вытворять такие потрясающие вещи и заглатывать его член так глубоко, как смог бы далеко не каждый человек. Джиму так никогда и не удалось узнать, в чём был его секрет: в старательности или же в лишнем ряде зубов. Факт оставался фактом: каждое новое движение вызывало дрожь во всём его теле. У него действительно получалось замечательно, он всегда плотно сжимал губы и двигался ритмично, отвлекаясь только на то, чтобы вдохнуть воздух или облизать его пенис языком. В итоге, не проходило и пяти минут, как Джиму уже хотелось спустить в такой желанный и сладкий рот. Но в тот день Фредди сменил тактику. В самый последний момент он выпустил член Джима и перехватил его рукой, надрачивая.       — Что ты делаешь? Я же… сейчас кончу, — с трудом произнёс Джим, пытаясь вернуть его рот на место.       — Кончай, не стесняйся, — прошептал Фредди, пошло глядя на него снизу вверх. Ещё секунда и Джим, не выдержав, брызнул прямо на его красивые щёки, скулы, губы, усы и даже глаза… Певец поморгал и рассмеялся:       — Ну вот, теперь я — настоящая шлюха!       Ирландец залюбовался тем, как он стал облизывать губы, проглатывая капельки спермы. Но затем белая жидкость всё равно начала стекать с его подбородка, поэтому Джим поспешил в туалетную комнату, откуда достал салфетки и подал их Фредди.       — Хочешь попробовать? — продолжал смеяться Фредди.       — Ну уж нет, спасибо, — тоже засмеялся Джим, помогая ему вытираться.       После небольшого развлечения, которое они смогли друг другу позволить, солист снова занялся своей работой, и это привело к тому, что утром следующего дня Брайан, Роджер и Джон застали двух голубков спящими на диване в объятиях друг друга.