War

*       Мертвые приходят внезапно. Как ледяной порыв ветра: вот чистое поле- и вот на нем негде яблоку упасть от некогда живых людей. С крепостной стены- вид открывается чудесный, и Санса вдруг осознает, что от страха выколачивает зубами чечетку. Арья, стоящая рядом, дёргает за рукав, выводя из транса. — Ты должна спуститься в крипту. Санса, словно на автомате, отрицательно мотает головой, делая несколько рваных движений. — Я не могу. Здесь мои люди. Разве я не должна быть с ними? Арья поднимает на нее глаза — и Санса с ужасом видит в них страх. Иногда и герой- может быть трусом. — Ты ничем не поможешь им, если будешь мертва. Голос Арьи тверд как сталь- и все же, Санса улавливает в нем панические нотки. И внезапно для себя, мертвой хваткой вцепляется в ее руку. Как в детстве. — Ты же вернешься, да? Обещай мне, — Санса вжимается в нее, сомкнув руки за ее спиной- оседая, опускаясь, обнимая ее — подстраиваясь под ее рост, — Вы моя единственная семья. У меня больше никого нет. Вы должны вернуться. Вы вернетесь. Ко мне. И мы будем жить все вместе- и ты и я, и Джон, и Бран. Как раньше. И мы будем счастливы все вместе.       Эмоции- захлестнули ее; накрыли с головой и утопили, не давая вздохнуть. Она- вековая плотина, прорванная потоком ледяной воды. И она- человек в бреду. В мягкой улыбке Арьи ей чудится то ли отец, то ли Джон. И Санса ощущает жгучий стыд: она- леди Винтерфелла, на которую смотрят и равняются все женщины, собравшиеся в замке; она распускает нюни у всех на глазах, как обычный ребенок. Выпрямляется она стремительно, почти также, как и осела. И когда теплая рука Арии сжимает ее собственную- это лучше любых утешений — это как сама жизнь.       Во дворе столпилось множество детей и женщин. Больше, чем предполагалось; и больше, чем рассчитывала Санса. Ей хотелось- она испытывала непреодолимое желание — выстроить их всех у стен и оставить стоять. Ведь как сражается солдат, заглянувший в глаза ребенку? Никто сегодня не имел выбора. Потому что если они проиграют, то погибли. Погибли их дети; и эти дети- тоже погибли. Погибли их женщины; и эти женщины-тоже погибли. Никто не имеет выбора сегодня; и никто не может отступить — потому что каждый шаг назад — это шаг к стене, а за стеной все, что имеют эти люди.       От страха, молчаливого и угрюмого, который повис над людьми, над толпой, у нее сводило живот и немели ноги. Пока они с Тирионом помогали детям и женщинам войти внутрь Крипты и расположиться там, ей, занятой делом, удавалось как-то отвлечься. Но потом Тирион исчез и она, убедившись, что все уже внутри и крикнув служанкам натаскать воды — неизвестно сколько продлится битва — выходит наружу.       Там, внизу- ей было нестерпимо душно. Никто не паниковал; но от этого было лишь хуже. Картины того, что она видела с крепостной стены- подступали к ней. Ей все еще казалось, что стоит только начать думать об этом- и паники ей не избежать. Поэтому идя по двору, загребая ногами серый утоптанный снег, она думала о матери. Будь ее леди-мать здесь, она бы так не трусила. Она смогла бы позаботиться обо всех людях здесь, в стенах Винтерфелла, для каждого нашла бы доброе слово. Обязанность- важнее страха — учила она ее. Леди — всегда выполняет свой долг. Но Санса- не она. И ее язык давно присох к нёбу. И слова вместе с ним.       Джона она встречает неожиданно, идя по лестнице одной из башен. Крутые повороты лестницы, уходящей вверх, идеально-гладкая стена и методичный звон шагов. Джон был в доспехах — и она должна была услышать его издалека; но увидела только тогда, когда они оказались напротив друг друга. Немного ранее она уже смирилась, что не успеет поговорить с ним перед битвой. И хотя, бесцельно шатаясь по разным башням и поворотам, она надеялась его встретить — все-таки не рассчитывала на это всерьез.       Санса смотрит ему в лицо — но видит лишь одну бесконечную усталость, лежащую на нем как тень. Недельную щетину и почти черные синяки под глазами; плотно сжатые губы и небрежно заколотые волосы. И она хватает его за руку, и падает в него, и увлекает его за собой. И просит, умоляет его вернуться; так же, как до этого просила вернуться Арью. На нем- старые, но начищенные до блеска доспехи, и луч заходящего солнца, случайно заглянувший в небольшое окно почти под самым потолком, ударяясь об него, слепит ее. И сквозь доспехи; и сквозь меч –она чувствует его, как себя. Она стоит на ступеньку выше, и пытаясь уловить его, почувствовать еще сильнее, пытаясь найти место, не защищенное доспехом, место оголенное — отчаянно утыкается ему в шею. От него пахнет потом; и у нее во рту остается металлический привкус. Она хотела- чтобы это было не так. — Санса… Джон-не находит слов, она знает это. И его взгляд мутен и черн; но секунду спустя –перед нею тот же Джон. А потом- он напрягается и его лицо становится угрюмым. — Ты одна? Почему? Где вся твоя охрана? Санса разочарованно охает, не в силах выдавить обычную и столь дежурную улыбку. Джон- не нашел другого момента поговорить об этом. Она до сих пор не понимала, как дала уговорить себя на эту идею: возможно, просто устала от их споров, а может- ей и правда было некомфортно среди той разношёрстной толпы, что населяла сейчас Винтерфелл. Но обсуждать это здесь? За несколько часов до битвы? Санса смотрит, и чувствует поднимающееся раздражение. — Если это все, что ты хотел мне сказать, то я отдала им приказ присоединиться к остальным солдатам. Будет битва и нам нужны каждые руки, способные держать меч. Ты знаешь это лучше меня. Она собиралась пройти мимо него. Правда. Но он преграждает ей путь. Она видит лишь складку на его лице и то, как он угрюм. — А ты? — А что я? — ей нестерпимо хочется задеть его плечом, толкая, — Мы все будем в Крипте, там достаточно безопасно. А если… — слова застревают на языке словно иголки, и она не в силах найти продолжения, — то они ничем нам не помогут. Джон наконец отходит в сторону, пропуская ее. Прислоняется к стене, стоя в пол оборота, опускает голову. Санса знает эту его позу — это значит, что у них будет ссора. Своя личная битва. — Я не имел ввиду мертвых. Неизвестно, что может произойти во время сражения. Как люди отреагируют, увидев мертвецов. Я видел деморализованные войска, и они хуже противника. — Джон! О Боже! Прекрати! Кому ты здесь не доверяешь? О чем ты вообще говоришь сейчас? Все эти люди здесь сейчас, потому что у них нет выбора! Потому что их семьи здесь, за стенами, и если они проиграют, то всем конец! Все эти Северные Лорды выросли здесь, привели свои семьи за стены Винтерфелла ища защиты. И ты думаешь, что они станут насиловать своих же жен и детей? Или ты боишься одичалых? Так они верны тебе до гроба как собаки. Армия Дейнерис? Братец, это ты их сюда привел. Сам! Делай с ними теперь, что хочешь!       Сансе хотелось хохотать. Порох вспыхнул. Она не выдержала: все напряжение этих безумных дней; вся тихая, удушающая злость на Джона, Драконью Королеву или саму себя; вся безумная пляска страха –стянутая в один тугой комок, все это вспыхнуло в ней за секунду как порох. Ее крик ударился о стены и глухим эхом раскатился по башне. И она, испугавшись этого звона- потухла. И все же, смотря в лицо Джону, она продолжала слышать гулкий звон, еще пару долгих, бесконечных минут. В его взгляде, на секунду, что-то блеснуло, и Санса испуганно, невольно, почти отступила назад. Но уже мгновение спустя, он, словно погасив это, обходил ее стороной. — Ты права. Делай, что хочешь.       Пока он спускался, его шаги гулко разносятся по башне. Санса закусывает губу, чтобы не всхлипнуть, по позорному и глупому. Словно ей пятнадцать, и она повздорила с приглянувшимся ей мальчиком. Она- не хотела, чтобы этот разговор был таким несуразным. Она хотела поддержать его. Рассказать ему, что он стал для нее семьей, но в итоге- дурацкая ссора. И его выражение лица, словно она-глупый ребенок, с которым он вынужден возиться. Это- как будто ей снова пятнадцать; это как будто ее ударили по лицу. Не от этого ли она все время бежала? Она мотает головой: у нее нет времени на это. Ей нужно думать сейчас о другом.       Ее длинное платье мешает ей идти, пока она спускается из башни. **       Благодаря Мелисандре он вообще способен чувствовать. Но сейчас — он чувствует только усталость и злость. Он скрипит зубами, когда слышит то, что говорит Сэм. Пытается осознать, уловить — но в итоге лишь тонет в темной черной жиже. Сэм мягко касается его плеча, пытаясь поддержать. А Джон думает лишь о том, что крипта пуста и черна, и запереть Сэма здесь навечно –навсегда оставить здесь правду, которой он никогда не просил –это отличный выход. Он бессильно трет лоб и меряет шагами крипту. А затем делает это снова и снова, приходя сюда день за днем, всматриваясь в черты уже-своей-матери в неровном свете факела. И он делает это опять, когда приводит сюда Дейнерис. Он просто чувствует себя вынужденным ей рассказать. Ему кажется, что она- заслужила знать правду.       Ее прекрасные глаза смотрят на него с нежностью, и он не может удержаться- зарываясь в волосы пальцами, мягко целует ее. Он может лишь надеяться-что между ними все останется неизменным. И все же, слыша его, уже секунду спустя она отшатывается от него. В ее глазах — ничего, кроме ужаса, а голос хриплый, и глухой- совсем не похож на тот, к которому он привык. — Джон… Он старается не смотреть на нее, старается не вглядываться в прекрасные, искажённые черты ее лица. Он упирается взглядом в статую матери. Уже его. Иногда, в детстве, он пытался представить себе ее образ. Женщины, которая родила его. Но теперь, он совсем потерял его. Отец ничего не рассказывал о своей сестре. Лишь то, что она была прекрасна и своенравна. Возможно, это стоило ей жизни. Все же, краем глаза он видит- что Дейнерис перебирает пальцами свои белоснежные косы. — Значит ты теперь наследник? Она улавливает суть максимально точно, буквально за секунды. Джон пожимает плечами — это мало его волнует. — Это не имеет значения. Она странно мотает головой, горячо и дёргано. — Для тебя- может быть. Но для других… Ты наследник. Она произносит это громко и чётко. Гул, а затем эхо разносятся по крипте, оставаясь, застревая у него в ушах. Они замолкают. Она делает пару шагов, замирая совсем рядом. Ее взгляд растерянно блуждает по крипте. — Это твоя мать? Джон легко отслеживает место, на котором остановился ее взгляд — статуя Лианны. — Да. — Должно быть она была очень красива, если сам принц потерял от нее голову. Джон шумно выдыхает, поворачиваясь к ней, стараясь поймать ее взгляд. — Мне не нужен трон. Никогда не был. Ты знаешь это. Я принес тебе клятву, и ты-моя королева. Я всегда буду тебе верен. Она мягко мотает головой. И Джон видит- она по-прежнему избегает его взгляда. — Ты правда не понимаешь. Дело не в том, хочешь или нет ты быть королем. Признают ли меня другие, если у них будешь ты? Здесь… — она невольно заикается, — все любят тебя больше. — Но я… Дейнерис неловко касается его плеча, останавливая. — Не надо. Я знаю. Но мне… Мне надо подумать. Он слышит ее шаги, легкие, почти невесомые постукивания у себя за спиной, и она оставляет его одного.       Когда Джон выходит из Крипты, солнце на секунду ослепляет его, и он, стоя посреди почти-военного лагеря, на неуловимую секунду, чувствует спокойствие. Но когда он поворачивается, то видит лишь: стремительно приближающийся вечер; замок –больше напоминающей огромный жужжащий улей; и перекошенное лицо одного из дозорных, который бежит прямо к нему. — Господин… они… это — юноша замолкает, стараясь отдышаться и подобрать слова, путается, пытаясь начать свою мысль снова, но Джону и не нужно дожидаться его слов, чтобы понять, что именно тот хочет ему сообщить. Он видит это по его выражению лица, которое бело словно снег. Этому парню, еще почти мальчику, на вид едва исполнилось 14, и Джон искренне желает ему пережить эту битву. Хотя его шансы были невелики– этим он мало отличался от всех остальных. Джон торопливо кивает, показывая, что нет смысла объяснять, он и так понял смысл его слов; и стремительно проходит мимо: если мёртвые уже здесь, то и времени у них почти не осталось.       В следующий раз, когда он взглянет на солнце, направляясь к башне, чтобы сменить свои доспехи на другие- более прочные, оно уже будет клониться к закату. Но мертвым- все равно. Они не знают страха или усталости; одинаково хорошо видят и днем, и ночью. Их невозможно обратить в бегство; с ними невозможно заключить мир. И хотя, он уже лично убедился, что все налажено, на сердце все равно скребут кошки; и он совсем не уверен, что у них получится продержаться хотя бы половину этой ночи.       В пыльной комнате одной из башен, он торопливо меняет доспех, на тот, что был сделан еще тогда, когда он только стал королем Севера. В то время- он гордился им. Но сейчас, профиль волка прямо в центре, на груди — казался ему почти издевкой. И все же, в его крови есть и Север. И все же, он по-прежнему Старк. И он сделает все, что сможет, чтобы защитить свой дом и свою семью. А если будет необходимо –сделает это вновь. Он встречает Сансу внезапно, неожиданно, уже спускаясь вниз по крутым ступенькам башни. Она налетает на него, как и всегда, как шторм, как ураганный ветер; и прежде, чем он осознал –уже заключает его в объятия. И он, застигнутый в врасплох, вдруг понимает, что крепко прижимает ее к себе; неловко, почти до ломоты пальцев, стискивая ее талию. — О, Джон… И он пытаясь подобрать какие-то слова утешения, сформулировать, то, что все будет хорошо и он непременно вернется, а это бесконечная война наконец-то закончится. Но в итоге- лишь прижимает ее к себе крепче и крепче; неспособный облачить свои мысли не в одну из красивых и замысловатых фраз. В конце концов, он всегда был солдатом. И ему остается лишь прижимать ее к себе, надеясь, что тем самым он не делает ей больно. Ее нос, ее дыхание, щекотало ему шею; а пальцы путались в его волосах. И когда они отступили друг от друга на шаг, размыкая объятия; он вдруг понял, каким ярким румянцем залито лицо его уже-не-сестры, и неожиданно рвано выдохнул. — Санса… Ты… одна? А где твоя охрана? Он собирался сказать не это. Но внезапно оглядевшись; Джон осознал, что они совершенно одни. Санса пожимает плечами, отводя взгляд. — Я отослала ее. Джон уверен, что затем она сказал что-то еще: наверняка долго объясняла куда и зачем она их отослала, поясняла мотивы своих поступков. Но ему было все равно. Он чувствовал лишь смертельную усталость. Она так легко согласилась на охрану, что это даже показалось ему подозрительным. И вот, не прошло и недели, как Санса отсылает их прямо накануне битвы. Наверно, им не стоило сейчас ругаться; наверно, он должен был повести себя мягче. Но спичка — была брошена; и как это бывало всегда, пламя разгорелось стремительно, охватывая их обоих. Думать всегда и обо всех: думать о том, как защитить; думать о том, как разрешить очередной конфликт; думать о том, что неизбежно последует дальше. А теперь ему придётся думать еще и о ней. Приставляя охрану, Джон просто надеялся, что ему не придётся беспокоиться хотя бы об этом. Что она в относительной, но безопасности. Одичалых выбрал он лично, и был уверен в них, как в братьях. Он мог бы сделать им выговор за то, что был нарушен его приказ, но это было бесполезно. В такие моменты никто не мог справиться с Сансой — даже он сам. Санса явно хотела сказать ему что-то еще; это чудилось ему в повисшей после крика тишине. Но он лишь поднял руку. — Я больше не король Севера, а ты- леди Винтерфелла. Я не смею тебе приказывать.       Снаружи- дул ледяной ветер, и он плотнее запахнул свой плащ. Для него его когда-то сделала Санса. За тот год, что они прожили вместе, почти все вещи Джона были сделаны ею. Он опустил голову, упираясь взглядом в серый, истоптанный снег: возможно он излишне вспылил? Его путь лежит на крепостную стену, и чтобы сократить расстояние, он огибает пост солдат, несших свой караул. В этой части двора было почти пустынно: все, кто мог уже были в Крипте, а остальные готовились к битве. Именно поэтому он смог заметить юношу. Тот запыхался: его лицо было красным, как обычно бывает от долгого бега; шлема на нем не было и белые, такие не характерные для Севера волосы были растрёпаны. Он видел его сегодня: мальчик принес ему весть о том, что мертвецы уже здесь. К своему собственному удивлению- он окликнул его. — Что ты здесь делаешь? Разве твое место не на стене? Мальчик испуганно замер, боясь поднять взгляд. Джон невольно вздрогнул: в тот год, когда он покинул Винтерфелл, он вряд ли был старше этого юнца. — Если ты продолжишь молчать, то я признаю тебя дезертиром. Джон подошёл ближе- ему не хотелось кричать через пол двора. — Нет… Нет, Сэр!.. Я не дезертир…- его голос был все еще высок, и видимо, от испуга, постоянно срывался. — Тогда что ты тут делаешь? У тебя какой-то приказ, поручение? Мальчик вновь потупился, сгорбив плечи. — Нет сэр, у меня нет никакого поручения. Но я не дезертир, сэр, — он наконец поднял свои глаза на Джона, — я…. Он вновь замялся. Джон начинал терять терпение. — Ну? — У меня…. У меня мама и сестра в крипте. Они прибыли с обозом только сегодня утром, а потом почти сразу, объявили тревогу. Я не успел с ними встретиться. Думал… что может хоть сейчас успею их увидеть. Джон среагировал мгновенно. — Сестра? — Да, Ваша Светлость. — Сколько ей? — Пятнадцать, сэр. — Видимо, ты очень любишь свою семью. Мальчик, впервые за разговор, поднял на него свой взгляд. — Да, конечно. У них никого нет кроме меня. Только я могу их защитить. Джон- морщится. Как от надоедливой зубной боли. И все же, он не может удержаться от противной, липкой параллели. У него ведь тоже есть сестра. Сестры. И у них тоже никого нет. Никого- кроме него и друг друга. — У меня есть для тебя приказ. Его решение отдает блажью. Но подобная блажь- то немногое, что он еще может себе позволить. — Пойдёшь в Крипту, и будешь ее защищать. Всех, кто там находится. Джон готов был пробить ладонью собственный лоб. От чувства, что несет полный бред. Один солдат сможет защитить крипту? От чего? Если армия падет- то этого юношу сметут быстрее, чем в мгновение ока. И все же, на душе стало легче. — Ты все понял? Юноша, удивленный, растерянный, но явный воодушевленный этим внезапным заданием, кивает. — И да, до начала битвы, не попадайся на глаза Леди Винтерфелла. Иди. Снег мягко скрипел под сапогами; а Джон все никак не мог оторвать взгляда от удаляющейся спины юноши, когда, откуда-то из темноты, раздался гогот. — Пожалел мальчишку? Насмешливый голос Тириона, а затем и его осунувшееся лицо, возникают откуда-то сзади, выводя Джона из оцепенения. Он оборачивается. Тирион стоит позади него, хлебая вино из небольшого бурдюка. На нем доспех, и Джон качает головой, увидев это. — Ты тоже собираешься драться? — Разве я женщина или ребенок, чтобы прятаться в крипте? Джон тяжело вздыхает. Ему непонятно желание всех и каждого участвовать в сегодняшней битве. — Честно говоря…. У меня есть просьба. Тирион смотрит с интересом. И пониманием. — Ты и меня хочешь отправить в крипту? И снова прикладывается к вину. — Зачем? Джону тошно от этого вопроса; и не хочется отвечать. И он колеблется, как ребенок, как тот самый белобрысый парень, которого он еще пару минут назад осуждал за это. Тирион протягивает ему флягу, и Джон с благодарностью принимает ее. Только когда алкоголь попадает ему в горло, он наконец чувствует, как замёрз. — Сестра. — Я думал, ты приставил к ней одичалых. — Да, но она приказала им уйти. Тирион хмыкает. — Она всегда была упряма, моя бывшая жена. Джон морщится. — Не подумай, что я сразу отказываюсь… Но что здесь должен сделать я? Она не станет меня слушать. — Мне будет спокойнее, если я буду знать, что кто-то сейчас рядом с ней. Кто-то, в ком я уверен. Тирион смотрит на него с нескрываемым интересом, и Джону все больше не нравится его взгляд. — Спасибо, конечно, за комплимент. Но я думаю ты недооцениваешь Сансу и переоцениваешь старого карлика. Из незакрытого бурдюка капает вино, а Джон слышит приглушенные крики где-то вдали. Еще чуть-чуть и …. Он жадно вдыхает морозный воздух. Алое пятно на снегу- лишь увеличивается. Тирион вскидывает руки вверх, сдаваясь. — Я согласен. Все равно ты не отстанешь, пока я не приму твое предложение. Присмотрю за ней. Он следит за взглядом Джона-и почти силой вталкивает бурдюк в его замершие пальцы. — На, выпей еще. Этот глоток, получается намного больше предыдущего. Вместе с вином приходит и чувство облегчения. — Спасибо. Тирион лишь махает ему в ответ, и Джон видит, как и эта маленькая фигурка, постепенно растворяясь в темноте и снеге, ковыляет в сторону Крипты.       На той части стены, куда он приходит, собралось необычно много людей. Безусловно, это была лучшая площадка для обзора; и когда он наконец поднялся, чтобы присоединиться к остальным: их лица, их взгляды вызвали в нем смутное беспокойство. Прямо напротив них, где-то вдалеке, стояла целая армия. Армия мертвецов, не знающих ни страха, ни холода. А люди, живые, из плоти и крови; люди близкие ему, прямо сейчас взирали на это. И их лица отражали не только страх (кто не испугался бы этого?), но и то благоговение, которое люди склонны испытывать перед тем, что не вписывается в их стандартные рамки. Это было почти восхищение, восхищение, граничившее с ужасом. Своего рода сорт преклонения. Это отдавало мерзостью, и он окликает их. В ответ- кто-то легко тронул его за плечо. Рядом с ним, словно из ниоткуда появилась Арья. На самом деле он знал ответ на свой вопрос. — Почему ты здесь? Это небезопасно. Ледяной порыв ветра задувает один из факелов по правую руку от него, и сразу несколько солдат, кидаются к огню, торопливо пытаясь разжечь его вновь. -Я буду драться, — на ее лицо мелькает подобие улыбки, — не бойся, с нашей последней встречи, я немного улучшила свои навыки. Он нехотя кивает. Это решение было ему не по душе, а в груди что-то сжалось из-за беспокойства за сестру. Но его маленькая сестренка Арья уже давно выросла и могла самостоятельно принимать решения. Джон почувствовал, как ее теплая рука сжимает его собственную. ***       Джейме разминает руку. Тяжесть меча приятно тянет мышцы, и он легко замахивается им. Тренировки не прошли даром. И пускай его левая рука все еще не могла владеть мечом также мастерски как когда-то правая, но даже ей он сможет сражаться. Он со звоном загоняет меч обратно в ножны. В комнату стучат. — Войдите. Бриенна входит в комнату легко и уверенно, как делала, кажется, и тысячу раз до этого. Она полностью готова, и уже облачена в доспех. Джейме не может сдержать легкой улыбки- такой грозной кажется она сейчас. Девушка недовольно косится. — Чему ты так улыбаешься? — Да так. Ничего особенного. Джейме качает головой. Ему не хочется, чтобы Бриенна решила, что на фоне грядущей битвы, он двинулся умом.       Когда они выходят из комнаты — на улице почти ночь. Ветер, ледяной, пробирает до самых костей и ему кажется, что он слышит, как там, за стеной, кто-то протяжно воет. Он встряхивает головой, крепче хватаясь за рукоятку меча. Чтобы это не было- пока это можно пронзить мечом- бояться нечего. Он видел и более страшные вещи. И все их делали не призраки- живые люди. Они молча поднимаются на стену. В свете неровных бликов факелов, прикреплённых к стене, он видит, какое мертвецки бледное у Бриенны лицо. Ветер колышет огонь, почти задувая его, и только кривые тени падают на ступени, почти не освещая их. Все вокруг них бегут куда-то. Где-то раздаются громкие крики, и мимо них, прихрамывая, спешит к противоположной стороне Сир Давос.       Когда они оказываются на стене, на ней уже почти нет посторонних-одни дозорные. Они недружелюбно оглядываются на него, но сказать что-то не решаются. Даже не решаются шептаться. Возможно, из-за присутствия Бриенны. А возможно, им просто не до этого сейчас. Перед лицом мертвых-любой живой почти как друг.       Бриенна поводит плечом, отгоняя невидимые ведения. Она стоит прямая как лезвие, как сталь, почти на голову возвышаясь над ним. Они молчат, и всматриваются вдаль, силясь увидеть хоть что-то; увидеть, заметить врага, чтобы ощутить, понять- это не старая сказка, а реальность- и значит с ней можно биться. Но все, что они видят- это кромешная тьма. Непроглядная настолько, что даже очертания деревьев в каких-то трехстах метрах от них, расплываются и исчезают, словно покрытые дымкой. Их окликают. — Брат! Мгновение, и Тирион уже стоит рядом с ними. Он стоит боком к бойницам, даже не пытаясь всматриваться в даль. Очевидно, что он в любом случае слишком низок для этого. На нем- доспех, и это заставляет Джейми хмуриться; но в его руках бурдюк и он делает глоток за глотком, с видом человека, которому некуда спешить. — Пришли полюбоваться ночным небом? Жаль, что именно сегодня это решил сделать весь Винтерфелл. Для опоздавших свободных мест уже нет. В его словах нет издевки. Эта попытка пошутить, почти странная для текущих обстоятельств. Джейми мог бы даже утверждать, что его брат- самый беззаботный человек в этом замке; но он видит, как под его доспехом стекает липкий пот: Тирион не называл его братом с тех пор, как тому исполнилось семь. Над стеной висит тишина. Руку, которую он положил на стену- холодит камень, но он все равно снимает перчатку. Тирион прав. Ночное небо; морозный воздух; холод камня. Как мало надо человеку, чтобы понять, что он жив. Лицо у Бриенны- как полотно. Она некрасива- никто бы не назвал ее красивой. И все же, он любуется ею. Возможно, в другой жизни, при других обстоятельствах- их жизни сложились бы совсем не так. И когда-нибудь… — Красивое сегодня небо, — и, хотя, она не смотрит ни на кого из них, в ее словах ему чудится эхо его собственных мыслей; на лице Бриенны проскальзывает что-то похожее на улыбку. Он поворачивается к брату. — Ты в доспехе. Будешь сражаться? Тирион качает головой. — Я собирался. Успел даже наточить свой лучший меч и открыть самую старую бутылку вина. Но Джон попросил о небольшом одолжении, и я не смог ему отказать. Поэтому, очевидно, я буду несколько в ином месте. В Крипте. Женщины, дети, леди Винтерфелла и их охранник-карлик-полу муж. Джейми пожимает плечами. — Ты можешь и отказаться, — мысль о том, что его брат будет в относительной безопасности, подальше от поля боя, вызывает у него чувство плохо скрываемого облегчения. Пожалуй, он даже чувствует благодарность к Джону за эту странную идею. — Нет, спасибо, — он указывает рукой в сторону леса, — если сравнивать наши компании на эту ночь, то моя явно будет поприятнее. Опять же, не бывает бывших жен, и возможно мы с Сансей даже вспомним нашу молодость…. — Ох, слышал бы Вас сейчас Джон, — Бриенна поворачивает голову и на ее губах сквозит самая настоящая улыбка.