Любовь никогда не перестаёт... (Фантазии на тему...)

Анна осторожно заехала в подземный гараж и нажала кнопку, заглушив мотор. Яков дремал на пассажирском сиденье, и она некоторое время смотрела на него сбоку, не решаясь разбудить. Он, по-видимому, почувствовал ее взгляд и повернулся к ней, щурясь со сна, потом с недоумением покрутил головой, не совсем понимая, где он: - Аня, я... кажется, заснул. А куда это вы меня завезли? - Ну, я же сказала: в хорошее место. Это вообще-то мой дом. - Это вообще-то гараж, насколько я могу судить, - через силу усмехнулся Штольман, вываливаясь из машины и оглядывая просторное, ярко освещенное помещение. Анна привычным движением, нажав на кнопку, опустила ворота, потом заперла автомобиль и, пройдя вглубь гаража, погремев ключами, распахнула дверь в дом: - Идемте, Яков! Или вы боитесь? – озорно блеснула в его сторону глазами. - Ну, боюсь или не боюсь, выхода отсюда для меня другого нет. Заперли на совесть, - криво усмехнулся он и, подойдя к ней, помолчав, хрипло произнес: - Мне кажется или между нами что-то происходит? Анна, смутившись, пожала плечами: - Да, происходит. Я в-вас... хочу... поставить на ноги. - Всё? – он стоял так близко и так пристально смотрел на нее. В животе рождались какие-то воздушные шарики, которые взлетали к самому горлу, и становилось трудно дышать. - Яков, у вас температура. - Да, температура, причем, кажется, не у меня одного. Помолчав, он добавил: - Чужая душа – потемки, Анна... Викторовна. Даже моя. Последние слова вдруг здорово разозлили ее. Да что он навыдумывал себе, да еще и вслух сказал то, в чем она боялась даже мысленно себе признаться. - Яков Платоныч, прежде всего, у вас не душа в потемках, а сознание помутилось. Идемте же, здесь прохладно, я не хочу свалиться рядом с вами от простуды. Эта ее гневная тирада вдруг моментально вернула их в прежнее состояние шутливой непринужденности, и Яков, смущенно почесав нос, прищелкнул каблуками, выразив готовность идти за ней хоть на край света. Спустя час, Яков был напоен сначала куриным бульоном, причем с удивлением заявил, что вкус у этого бульона тот самый, из детства. Потом настала очередь чая с брусникой, от которого Яков совсем осоловел, и Анна молниеносно переместила его на второй этаж и устроила в светлой уютной гостевой комнате на прохладных простынях, дала выпить какое-то лекарство и, поставив на тумбочку стакан воды, тихонько вышла, оставив дверь приоткрытой. Яков все порывался поблагодарить ее за заботы, но погрузился в сон, едва Анна отошла от него. Уже в своей постели Анна долго крутилась с боку на бок, ходила вниз выпить воды, проверить замки, но сон все не шел к ней. Она подходила на цыпочках к двери комнаты Якова, но там было тихо, и она не осмеливалась тревожить больного, рассудив, что если тому что-то понадобится, он уж как-нибудь сообщит ей. Потом, уже далеко за полночь, она все-таки забылась сном. И во сне к ней опять пришел Яков. Только он был не один. Снова она стояла в длинном платье посреди роскошной залы, и снова он шел по направлению к ней, но, обогнув ее, подошел к миниатюрной изящной брюнетке и увлек ту за собой в центр залы, закружив в вихре чувственного вальса. А Анна так и осталась стоять, обомлев. Чем все закончилось, она не успела увидеть, потому что резко, как от удара, проснулась и села в кровати, маясь от неприятного чувства обмана и ревности. Быстро облачившись в длинное платье из мягкого темно-синего трикотажа, в котором так любила ходить дома, она выскользнула из комнаты и заглянула к Якову. Тот все еще спал, но выглядел гораздо лучше, чем вчера вечером. Анна постояла, рассматривая милое лицо, чуть дольше, чем следовало. Потом, пытаясь унять колотящееся сердечко, отправилась вниз: варить кофе для себя, заваривать чай для Штольмана, печь блинчики, - обычные утренние дела выходного дня, когда не надо никуда спешить. Яков все еще спал, хотя день несся на всех парах к полудню. Анна периодически поднималась к нему, заглядывала, но, самое большее, на что решилась – это поставила к его изголовью большую кружку с брусничным морсом. Он не проснулся, только пробормотал что-то во сне и повернулся на другой бок. Лицо его было все еще бледно, а губы запеклись, – видимо, температура никак не желала спадать. Анна покачала головой, но будить его не осмелилась, резонно рассудив, что сон – лучшее лекарство. За это такое длинное утро, прокручивая в голове сумбур мыслей, она машинально навела идеальный порядок на кухне, сварила себе третью чашку кофе, когда у парадной двери звякнул колокольчик. - Анна Викторовна, что это вы пропали куда-то? Я испекла та-акой пирог к чаю, а ты не зашла, - Мария Тимофеевна, облаченная в джинсы и «дачную куртку» как всегда с шумом ввалилась в прихожую. - Тише, бога ради, тише, - Анна притворила дверь из прихожей в дом. - Стопчик-стопчик, я что-то пропустила? – Мария Тимофеевна зависла, разглядывая мужские ботинки, красующиеся возле кушетки. – Ань, это то, что я думаю, или одно из двух? Она подняла глаза на смутившуюся Анну и с недоумением протянула: - Ну, и зачем тебе это всё нужно, красавица моя? - МарьТимофевна, это не то, что вы думаете... - Ну-ну, давай, удиви меня. Скажи, что московский гость случайно забрел за 40 километров от города и случайно разбросал свои роскошные мокасины посреди твоего коридора. - Нет. Я сама его привезла. - Ты его... что? Ань, я, конечно, мечтала, чтобы твоя личная жизнь стала чуть более разнообразной, чем обычно, но это совсем не значит, что надо бросаться под поезд московского ловеласа высшей пробы и строить воздушные замки. - Кто ловелас? - Яков Платоныч твой, кто же еще? Нет, я его, конечно же, понимаю: командировка, отсутствие привычного круга общения, ну и ты у нас – просто суперприз, но, Ань, ёлки-палки, за-чем? Он что, так понравился тебе? – уже тише спросила Мария Тимофеевна, пытливо заглядывая Анне в глаза. - Да, понравился, - с вызовом ответила та. – Но это не имеет отношения... - Ох, как же это я так упустила? Чертов годовой баланс! – в сердцах воскликнула Мария Тимофеевна и присела на кушетку, снизу вверх глядя с укоризной в глазах на понурившуюся Анну. - Ну, что вы такое напридумывали? У человека температура поднялась, я ему предложила помощь, что тут криминального? Мое к нему отношение вообще не имеет значения. - Да ладно? То есть если бы это был не он с температурой, а, к примеру, наш охранник Александр Сергеевич, то это его сорок пятый растоптанный валялся бы сейчас здесь? - Ну, при чем тут охранник? У охранника жена есть, и дом рядом, а Яков Платоныч валялся бы в гостиничном номере и загибался бы. - И пусть бы валялся. Ничего с такими не случается, не волнуйся, всегда выкарабкаются. - Да что он вам сделал-то, что вы так на него..? - Я просто знаю главбуха их СРО и, как только он появился и стал очаровывать дам в нашей конторе, я немедленно все о нем выяснила. Так вот, дорогая моя, у твоего Штольмана репутация человека без обязательств, ну, в... эммм... личностных отношениях. Во-первых, он не женат. - Ну, вот! – горячо воскликнула Анна. - Не спеши! – отрезала Мария Тимофеевна. – Во-вторых, у него какой-то перманентный роман с одной дамочкой из министерства, причем такой бурный, что всю Москву трясло, когда он бушевал вначале, потом они то сходились, то расходились, то какие-то разборки были, так как за ней ухаживал какой-то там высокопоставленный чиновник, или депутат, и он твоего Штольмана кошмарил так, что тот едва удержался на своей должности. Но самое интересное, что эта его дама сердца все еще играет за обе команды. Так что, дорогая моя, - хлопнула себя по коленке Мария Тимофеевна, - кой черт тебя понес на эти галеры? Пока не поздно, соскакивай, я тебя прошу. Иначе твое неискушенное сердечко в большой опасности. Анна слушала, ее опустив голову, потом вздернула подбородок и четко и раздельно произнесла: - Я внимательно вас выслушала, а теперь, Мария Тимофеевна, послушайте меня. Я привыкла верить тому, что вижу, а не тому, что кто говорит. Это первое. Второе. Да, мне нравится этот человек. Очень нравится. Ничего плохого до сей поры он мне не сделал. В отношениях с ним я буду придерживаться того принципа, что все люди – хорошие, а запутаться и ошибиться в жизни может любой. Поэтому, я вам благодарна, Мария Тимофеевна, что вы так обо мне заботитесь, но Штольмана оставьте мне, я сама разберусь. - Да, уж, ты разберешься, - недовольно проворчала та, уже сдаваясь. - И третье. Идемте, я вас напою чаем и накормлю блинами. - Ты еще и блины испекла? Ну, всё. Теперь его отсюда калачом не выманишь, - сокрушенно вздохнула Мария Тимофеевна. – Нет уж, я человек прямолинейный. Впрочем, как и ты. Еще скажу чего-нибудь не того. Так что ухаживай за своим Штольманом без меня, - с этими словами она, махнув рукой, вышла за дверь. Анна покачала головой и потерла лоб: она, конечно, храбрилась перед своей дуэньей, но вся эта информация про ее гостя просто ошеломляла. Эмоции переполняли ее. Она тут же припомнила, что он ей сказал вчера «моя душа – потемки», и в этом ей уже в свете того, что ей рассказала Мария Тимофеевна, виделось подтверждение всего, что она услышала сейчас. Анна сердито тряхнула головой и, резко открыв дверь, едва не сшибла спустившегося с лестницы Якова, тут же смутилась и отступила назад.