Любовь никогда не перестаёт... (Фантазии на тему...)

На пересадку в нижегородский самолет они опоздали. Встречный ветер был такой силы, что самолет летел на 40 минут дольше положенного. Улыбчивые феи Аэрофлота без звука перерегистрировали их на следующий рейс, который, правда, был только вечером, и у их троицы образовалась шестичасовая пауза. Шеф сразу открестился от них с Марией Тимофеевной, заявив, что здесь в Шереметьево работает его приятель, и у них будет теплая встреча на троих с коньячком. Дамы переглянулись и, рассмеявшись, отправились на аэроэкспресс: Анна, чтобы погулять по Москве, а Мария Тимофеевна, чтобы навестить пожилую родственницу, с которой созвонилась тут же. Она пригласила Анну с собой, но та отговорилась тем, что мешать родственной встрече да еще и терять такой прекрасный день не хочет. Солнце светило как сумасшедшее, город сиял чистыми улицами и ярко-зеленой листвой, люди были улыбчивыми, наслаждаясь по-настоящему летним днем. Анна не спеша прогуливалась по Александровскому саду, любуясь расцветшими клумбами, потом пристроилась на скамеечке, подставив лицо солнышку и наслаждаясь теплом, весной, свободой. Она даже глаза прикрыла от удовольствия. В этот момент кто-то загородил солнце, и она вздрогнула от неожиданности, услышав такой до боли знакомый голос: - Анна, вы?! Она, открыв глаза, уставилась на Якова, который с ошеломленным видом стоял напротив нее, спиной к свету. - Яков… Из рук ее выпала сумочка, Яков бросился поднимать, и она одновременно с ним склонилась и довольно ощутимо стукнулась головой о его лоб. И это словно было сигналом к возврату легкости и веселья в их отношения, которыми они, эти отношения были окрашены в самом начале их знакомства. Они дружно рассмеялись, и Яков опустился на скамью рядом, беря ее руку в свои и, блестя глазами, спрашивал: - Анна, но откуда вы здесь? Давно? - Два часа как, - смеясь, отвечала Анна. – На самолете прилетела и опоздала на транзитный рейс. - Так пойдемте ко мне в гости! Когда он, этот ваш рейс? - Нет, ну, что вы? Зачем? Рейс у меня…, - отняв у него руку, Анна взглянула на часы, - через четыре часа. Так что мне совсем скоро пора будет ехать обратно в Шереметьево. Он забросал ее вопросами: куда она летит, почему рейс задержался, как ее дела. Анна, улыбаясь, отвечала на все его вопросы, а внутри тряслась как осиновый лист Он заявил, что отвезет ее в аэропорт сам. — В конце концов, я должен отплатить вам за гостеприимство. — Да ничего вы мне не должны, — смутившись, возразила она. — Вы меня просто ошеломили. — Я, знаете…, — он пристально вгляделся в ее глаза, — я так рад видеть вас, Аня. Я скучал. Правда. Анна молчала. Она боялась, что если откроет рот, то не удержится и все ему расскажет, как она скучала по нему, все эти дурацкие пустые бесконечные дни, как ей без него скверно, трудно. Как она рада видеть его, держать его за руку, смотреть в глаза. Поэтому она молчала, и только щеки алели как два фонарика. Яков ждал ее слов, она видела это… и молчала. Оживление Якова пошло на спад, он все еще держал ее за руку, но уже не сиял улыбкой, и Анна неловко убрала руку: — Мне пора. Я… пойду. — Анна… — Нет-нет, все в порядке, мне, правда, проще уехать на экспрессе. Пробки… — Аня… — До свидания, Яков Платоныч. Увидимся… Ну, ...когда-нибудь увидимся, — она уже убегала от него, бросая слова через плечо, а он остался сидеть на скамье, растерянный, недоумевающий. Сбежав по ступенькам в метро, она запрыгнула на эскалатор и прижала холодную ладонь к щеке: сердце все не успокаивалось, и пальцы дрожали. «Чего бежала-то? — спрашивал внутренний голос. — Куда бежала? Когда вы еще так вот встретитесь? Нет, судьба шанс дала, свела вас, и вот — позорное бегство». В вестибюле метро она присела на скамью: ноги не держали. Вдруг резко вскочила и бросилась к выходу, протискиваясь, огибая прохожих, которые, как никогда, казались ей невероятными тихоходами, выбежала на площадь и, бросившись к тому месту, где они пару минут назад расстались, резко затормозила: Яков все еще сидел на той скамейке. Вся его фигура выражала безмерную усталость, и у Анны резко защемило сердце. Она остановилась в двух шагах от него, не решаясь подойти. Он словно бы почувствовал затылком, что она смотрит на него и медленно обернулся через плечо. Тут же вскочил и, стремительно подойдя к ней, исподлобья уставился на нее: — Ну, Анна Викторовна, — он качнул головой, — умеете вы…, — он не договорил. А она опять ужасно смутилась. Вдруг над их головами от души жахнуло, и ливнем обрушились небеса, и оба они в один миг промокли Не говоря больше ни слова, он вцепился в ее руку и потащил за собой. Анна не сопротивлялась. Стремительно они домчались к стоянке машин, он открыл пассажирскую дверь, усадил Анну, потом, обежав машину, нырнул на водительское кресло и, повернувшись к ней, расхохотался: — Вот так попали! Потом, резко став серьезным, откашлялся и вновь взглянул ей в глаза: — Аня, мне надо сказать тебе. Я… В общем, так нельзя. Ты там, я здесь, мы… Надо решать всё. Нельзя так, ты понимаешь? Анна смотрела на него, как он говорит, как двигаются его губы, как он жестикулирует, потому что словами сказать у него получается из рук вон плохо. — Жизнь, как прежде, невозможна. Мы должны быть вместе, — выдохнул, наконец, Яков, справившись со своим непонятно откуда взявшимся косноязычием, и выжидательно замер, не сводя с нее глаз. — Но как же твоя прежняя…? — с болью в голосе спросила Анна. — Да нет никакой прежней! — досадливо поморщился Яков и вновь взял ее за руку. — Есть только… только ты. Всё. Ты ведь прекрасно это понимаешь. Иначе не вернулась бы… — Нет. — Что? — Я не поэтому вернулась, — тихо проговорила Анна, отводя глаза. — Почему же? — Не смогла уйти. Я… очень скучала всё это время, — она вновь подняла на него глаза. — Очень. Я просто заболела тобой. И мне … Она не договорила, как уже была в его объятиях — неловких из-за тесноты машины, но таких страстных, что голову кружило от восхитительных ощущений — тех самых, давних, когда он обнимал ее у окна ее гостиной. Сердце взмыло в самое горло и там лопнуло, залив всю ее душу чистым неподдельным невероятным счастьем.