На волне Ледибаг

Кагами бродит по комнате призраком, то передвигая кубки, то рассматривая фотографии, то замирая возле окна и любуясь видом Парижа. Огромные окна на высоте двадцати метров позволяют чувствовать себя королём если не мира, то города точно. Если бы только не отбрасывали на закате тени клеточных прутьев, тем самым напоминая: ты — не король. Ты — пленник. Ты — вечный заключённый этих стен. Кагами этого не видит. Не чувствует. Ну, ещё бы, не она же здесь заточена. Адриан лениво перебирает клавиши, мысленно умоляя её уйти да поскорее. Он хочет трансформироваться. Ему физически нужно спровоцировать хоть у кого вспышку гнева и увидеть ещё раз этот алый костюм в чёрную точку. Пусть он и следил за ней всего лишь час назад. Кажется, он становится зависимым от этой девушки. Можно вывести из себя Кагами, кстати. Адриан прячет улыбку — интересно, что он увидит в голове якобы своей девушки? Интересно… Холодные руки обжигают кожу на плечах, заставляя вздрогнуть. Приняв это за одобрение, ладони скользят под вырез футболки и спускаются на грудь парня. — Ты так улыбался, — шепчет Кагами ему на ухо. — Думал о чем-то приятном? Адриан откидывается назад, облокачиваясь на девушку и позволяя её рукам спуститься ещё ниже, к животу, и пробежаться по кубикам его пресса. И закрывает глаза, пытаясь представить, что именно эти руки несколько часов назад закидывали йо-йо на крышу здания, именно эта девушка сводит его с ума. Они ведь похожи, если подумать. У Кагами такие же тёмные, отливающие на свету синевой волосы, алые губы, до безумия светлая кожа и… Карие глаза, что впиваются в него цепким взглядом, словно пытаясь что-то считать в нем. А у Ледибаг глаза голубые. Как небо. И глядя в них, чувствуешь себя живым. Ведь даже не видя его вживую, она смотрела прямо на него сквозь всех этих акуманизированных. А может он просто выдумывает себе все эти сказки, цепляясь за её маску, создавая совершенный образ, лишь бы не погибнуть в этом болоте. — Ты вообще тут? — Кагами утыкается носом ему в шею, тем самым привлекая внимание парня. — Я соскучилась по тебе. Адриан подавляет желание нахмуриться и качает головой. — Прости. Многое навалилось тут. После нескольких лет молчания отец впервые объявил о смерти матери, — он не врёт. Но тщательно обдумывает каждое слово. — Всё это… — Сложно, да, — кивает Кагами, холодные пальцы цепляются за пряжку ремня. — Но ты же Агрест. Ты сильный. Ты справишься. — Да, конечно, — кивает Адриан и выпрямляется, накрывая руки девушки своими. — Но пока мне нужно время. Просто время, Кагами. — Да, прости, — она тут же оставляет его в покое, отходя на несколько шагов. За это он любит Цуруги особенно — та уважает личное пространство. И даёт хотя бы иллюзию выбора. И пусть она не выходит из комнаты, он может дышать воздухом, не приправленным острым запахом её духов. И это заставляет его осознать ещё кое-что: он не имеет понятия, чем пахнет Ледибаг. — Мама хочет, чтобы я отправилась на соревнования в Киото, — замечает тем временем Кагами, располагаясь на его кровати. — Говорит, я должна заявить о себе и показать всем своё мастерство. Смешно, правда? Хотя только пару дней назад упрекала меня, что я совсем расслабилась и потеряла хватку. Я все больше её не понимаю. Адриан закрывает клавиши пианино и облокачивается локтями о крышку. Внимательно изучает темноволосую девушку, мысленно дорисовывая на ней маску. И ему нравится эта картинка. Но понимание, что перед ним не та девушка, портит все наслаждение. — Ты слушаешь новости? — продолжает говорить Кагами, не догадываясь, что он с головой погрузился в размышления. — Об этих ненормальных… не знаю, как даже назвать их правильно. Супергероях и суперзлодеях, представляешь? Словно в комиксах. Адриан кивает на автопилоте. — Не представляю как эта девчонка вообще осмелилась на подобное, как её… Ледибаг, кажется? — Кагами смеётся, вспоминая репортаж о девушке в обтягивающем костюме, а Адриан чутко прислушивается, услышав её имя. — Неужели у неё нет никакой скромности в таком виде да прыгать по крышам? — Не знал, что тебя интересует подобное, — хмыкает Адриан. Он сам на людях не появляется, и о нем практически никому ничего не известно, кроме Ледибаг. Так что переживать о том, что на него падёт какая тень подозрения, глупо. Но ему интересно услышать чужое мнение об этом. — Кто сказал, что она интересует меня? — Кагами резко поднимается с кровати. — А вот тебя, смотрю, интересует не на шутку. Ты не слушал меня, пока я не заговорила о ней. Адриан даже не пытается скорчить виноватое выражение лица — смысла врать нет. — И что меня выдало? — а вот узнать, где он прокололся, хотелось бы. На всякий случай. Чтобы не допустить того же с отцом. — Йо-йо определённой расцветки на столе, — сплёвывает она и чуть ли не бегом сбегает из его комнаты. *** Один год, девять месяцев, тринадцать дней. Ровно столько она успешно избегала его. И вот пожалуйста. Даже не через ровную дату он стоит перед ней, как ни в чем не бывало. Стоит, лениво потягиваясь и разминая плечо, видимо затёкшее из-за висевшего на нем чехла с гитарой. Рисуется. Теперь она знает это. — И как тебя угораздило зайти сюда? — недоумевает он, оглядываясь. — Тебе же просто по проспекту надо было идти до конца, а там дом Радио явно ни с чем не перепутаешь. Нет же, забрела во дворы. Маринетт молчит, сжимая побледневшими пальцами телефон. И умоляет о том, чтобы это было реальным совпадением, что вот-вот к ним подойдёт кто-то и скажет, что он от Альи, пришёл проводить Маринетт. Но они стоят уже вечность, а вокруг так никого и не видно. Лука аккуратно снимает чехол с плеча и ставит его на землю, широко улыбаясь. — Эй, ну ты чего? — он не сводит с неё взгляда. — Ты не рада видеть меня? Неужели даже не соскучилась? Я, например, соскучился. С Джул ты оборвала общение, приглашения Нино на наши концерты отклоняла. Я начинаю думать, что ты меня избегаешь. Да, Нино действительно то и дело приглашал Маринетт, как подругу своей девушки, на разные концерты. Но бдительная девушка каждый раз тщательно штудировала список выступающих групп и, находя то самое до боли ненавистное название, отклоняла его. А даже если под давлением Альи и приходила, то буквально в первые же пять минут терялась в толпе и трусливо сбегала домой. Она меняла маршруты, выходя из дома, петляла, постоянно опаздывала, теряясь на улицах Парижа. Зато точно не допускала и шанса даже на случайную встречу. До сих пор. — Даже не опровергнешь мои слова? — он улыбается так тепло и солнечно, что где-то глубоко просыпается отголосок совести. Но она тут же давит его каблуком. — Значит, правда. «Как проницательно, — хмурится Маринетт. — Конечно, избегаю. Но ты такого высокого мнения о себе, что не можешь в подобное даже поверить.» Ей хочется сбежать. Плевать уже на прослушивание. Плевать на тот консилиум. Можно она трансформируется и просто сбежит? Даже владелец другого камня сейчас кажется ей менее страшным, чем Лука. Можно, она сбежит? — Ладно, вижу, ты совсем сейчас не в настроении говорить, — примирительно улыбается Лука и возвращает гитару на плечо. — Повторяешь мысленно речь для прослушивания? Не переживай. Это FIP. Они любят таких, как мы. И ты определённо им подойдёшь. Слышишь? Я в тебя верю. Он не сводит с неё взгляда, гипнотизируя, словно змея кролика, и приближается. Маринетт хочется завизжать и броситься прочь, пока он целует её в лоб и приобнимает. — Идём, там нечего бояться. Никто тебя не съест, — смеётся он добродушно, а она чувствует, что вот-вот умрёт от страха. Его пальцы цепко держат её за талию, заставляя идти рядом с ним. Вырваться из его хватки она не может физически. Тело рядом с ним просто не слушается разума. — Так как у тебя дела? — Лука словно не замечает её оцепенения. — Я слышал, поступила в Марангони? Ты молодец. Сегодня сложно исполнять мечты в реальность. Он что-то ещё говорит, но Маринетт не слушает его, судорожно соображая. Лука гитарист. Их группа в тесном контакте с Нино. А значит, если она пройдёт на радио, то будет пересекаться с ним постоянно. Дрожь пробегает по всему телу. Нет, нет, нет! Она не должна пройти это собеседование.