Чудеса в решете

Почти двадцать лет этот дом стоит неподвижно на Западной Адам-стрит. Его называют рухлядью ровно до прошлого года, а потом городское управление решает, что это здание срочно нужно реставрировать. И месяцы Гэвин проводит то в дешёвых отелях, то у Тины в гостиной. Зато сегодня он заходит в свой новёхонький дом (хотя внутри он всё так же завален хламом) с гордостью, прикрывает дверь и вздрагивает от кашля за спиной. Ничего удивительного в том, что среди нераспакованных коробок, в его любимом кресле, восседает Ричард. — Откуда у тебя этот адрес? — Гэвин так и возмущается всем своим видом, который собеседником игнорируется напрочь. Он не знает, может быть, это когда-нибудь и прекратится. Начавшееся внезапно безумие может подойти к концу в любой момент. — Я знаю многое о тебе, — Ричард складывает руки на своих коленях. Для недавно сбежавшего с больничной палаты, выглядит он очень хорошо. Даже слишком хорошо, потому что общее впечатление складывается в слово «привлекательно». — Может быть, тебя интересует то, что я здесь делаю? — Может. — Тогда, спроси меня. Гэвин говорит: нет — и идёт мимо гостиной прямиком на кухню, в своих пыльных ботинках. Наливает себе воду из-под крана и выпивает залпом, чтобы наполнить желудок. Его уже начинает сводить от чувства голода или лёгкого страха. Потому что рядом с этим человеком Риду становится порой чертовски страшно за себя. Вопрос, конечно же, напрашивается сам собой: не сошёл ли он с ума, раз не звонит сейчас в участок и не говорит, что Банковский маньяк у него в гостиной. Очевидно, что доля сумасшествия распространилась по его организму — по каньонам стабильности прошло целое русло сомнений. Очевидно, что всё это — часть чего-то большого. Быть может, менее большого, чем стоит ожидать. Впрочем — — Что ты здесь делаешь? Гэвин возвращается в гостиную так же быстро, как покидает её минутой назад. Размышления не приводят его к однозначному ответу, и он задаёт важный вопрос, сжимая руки на спинке небольшого дивана. — Я ждал тебя, — Ричард улыбается. Да, вот так просто — он улыбается и расслабленной фигурой восседает в кресле. — Рад, что ты так быстро добрался до собственного дома. — Ждал для чего? — Поначалу хотел предложить тебе сотрудничество, но как увидел снова, то вспомнил нечто более важное. Взгляд красноречивее слов. Пересекая Рассел-стрит сегодня, Гэвин себе обещал, что не будет снова впутываться, что вскоре оставит всё позади, но теперь, стоя неподалёку от Найнса, он понимает: снова себе солгал. — Чего ты хочешь? — Для начала я хочу тебя поцеловать, — руки Ричарда опускаются на подлокотники кресла. Кожаная обшивка нагревается, и если сейчас коснуться кресла, то оно будет ощущаться так, будто касаешься живого человека. — Я вижу, что ты напряжён и хочу тебя расслабить, — продолжает Найнс, а глаза его блестят, — начать с поцелуя, а после губами спуститься к твоей шее, груди. Я найду все твои самые чувствительные места и доведу тебя до оргазма руками. Найнс поднимается с кресла и пока преодолевает то короткое расстояние, что разделяет их, снимает с себя пиджак. Он будто с пару секунд медлит, давая Риду шанс уйти, давая ему решить: готов ли он к этим желаниям. Готов ли он к ним так же, как Найнс. — А затем, — руки Ричарда невесомо обводят контур широких плеч. Он пока касается только словами взбудораженное сознание. Без тепла, без нежности. Он действует выверено, по проторенному пути. — Затем я руками раздвину твои ноги. Опущусь на колени, — его рука невесомо обводит всё тело, будто рисует пальцами в воздухе его фигуру. Напряжённую, живую. — Я проведу языком по твоему бедру. Обведу самым кончиком твою головку, проникну в щель, раздразню, и только потом, когда ты будешь готов меня умолять, я вберу твой член по основание. Гэвин сглатывает, а в мыслях его ладонь уже ложится на чужой затылок. А Ричард тихо обещает: на этот раз я тебе просто отсосу. — Тебе понятно? Рид чувствует горячее дыхание на своём лице, и в самые губы он выдыхает ответ: — Да. Тогда-то всё и начинается. Увядшие цветы в вазе падают со столика на пол и вода растекается по полу лужей затхлой воды. В гостиной — отвратительно. Это — самый худший вариант. Диван от крепкой хватки и под тяжестью тела сдвигается в сторону и задевает журнальный столик. Гэвину приходится стоять, пока Ричард медленно, заглядывая ему в глаза, расстёгивает рубашку. Он не снимает её полностью, только руки запускает под ткань, ощущая то долгожданное тепло, которое представлял не одну ночь подряд. — Это всё не заставит меня тебе поверить, — предупреждает Рид, и его тяжёлое дыхание становится для Найнса значимее слов. Его пальцы кружат вокруг сосков, и он меньше всего желает сейчас говорить о серьёзном. Доверие — шаги по беспочвенной земле. Они же стоят на жёстком граните, пока остаются в четырёх стенах. За стенами — нет ничего. Никакого мира, никакой команды из них двоих. Вырисовывается до боли смешная проблема: Найнсу жизненно необходим партнёр. — Посмотри же на меня, — Ричард такой яркий в этот момент, его лицо кажется лицом доброго самаритянина. И весь он — сплошное добро и свет. — В мои планы не входит тебе вредить. Я хочу о тебе заботиться. — Я бы сказал точно так же, если бы хотел подмазаться. — Ох, Гэвин… Когда я буду тебя трахать потом, ты будешь только раздвигать ноги, и ни о каком доверии даже не заикнёшься. Ты ведь мне сейчас достаточно доверяешь, чтобы позволить это? Широким мазком языка Ричард проводит по своей ладони, пока она не становится влажной, а после, он весьма резко запускает её за пояс расстёгнутых штанов и плотного нижнего белья. — Вот так, — говорит Найнс. Вот так говорит чокнутый маньяк из банка, прежде чем выстрелить кассирше в голову. Вот так говорит арестованный преступник за толстым стеклом в камере. Вот так говорит тот человек, у которого нарушен какой-то отдел мозга, отвечающий за эмпатию. — Вот так, — Найнс смотрит ему в глаза, а сам ловко рукой массирует его член. В своей яростной жажде обладать, Ричард не останавливается ни перед чем. И сейчас он прямое доказательство дьявольского обольщения, ложного подхода, и он делает Гэвину, чёрт возьми, хорошо, потому что однажды пообещал, что доведёт его до оргазма, что позаботится о нём. Пока они добираются до дивана, путаясь в своей одежде, Рид совсем сбивает своё дыхание. Поцелуи чередуются с ласковыми касаниями. И Гэвин примерно знает, что скажет ему Ричард после. Потому что скажет он только одну вещь: хочешь ввязаться ещё? И Гэвин последует за ним, потому что он — детектив, и он обязан во всём разобраться. Но это ещё не всё, потому как добиться цели любыми способами не входит в его понятие правильного. А для Найнса нет никаких преград. Ведь он говорит: я доведу тебя до оргазма руками. И он касается всего его тела, изучает, пока не добивается своего. А потом языком он только слизывает сперму. Влажно ведёт от чувствительного места за мошонкой до самой головки, — и отстраняется. Идёт в душ, а когда выходит из него полностью обнажённым, говорит: — Я бы с радостью продолжил наши исследования, но сейчас у меня важные дела. — И ты уверен, что я так просто тебя отпущу? Ричард улыбается искренне. По крайней мере, Гэвину так кажется. — Да. Ведь у меня твой пистолет. Рид взглядом пытается найти свою одежду. Пытается найти пустую кобуру. А Найнс подходит ближе. Садится на кровать. И в его руке — вот, где нужно было искать, — лежит искомый пистолет. — Будет немного больно, — говорит Ричард. И Гэвин думает: это конец. Теперь его пристрелят, как бешеного пса. И это будет немного больно, потому что больнее всего будет осознание того, как сильно он проебался. — Рич... Найнс одной рукой скользит по его лицу. Обманчиво нежно он обводит его губы. А второй рукой, сжимающей пистолет, он бьёт его по лицу. Прямо рукояткой. И чего удивляться? Рид совсем не удивлён. Даже не опечален. Все эмоции его встретят потом, с пробуждением. А пока — только сон.