Утраченные чувства

Холодное утро встречает его болью в груди. Его душа выжата бокалом вина; Он не знает, сколько страниц впереди, Он не знает, что будет сидеть... Допоздна... Холодное утро болью войдёт на порог, Нагло ворвётся сквозь пыль и туман, Шагом пройдёт где тот занемог, Кто сердце его до скрипа сводил с ума... Ночь.. Тьма растворяется в воздухе, исчезает, меняется на холодный, постепенно нагревающийся дневной свет. Это ещё не утро, но ночь уже отступает, сдаёт позиции, холодные звёзды гаснут на фоне пылающего жаром солнца. Но оно тоже со временем остывает, оно тоже бывает студёным. И, в основном, это не зависит от природы или космической пыли. Это зависит от нас самих. Только мы решаем, что теплее. Луна или солнце. А может быть и такое, что невозможно согреться. Что днём и ночью, круглую вечность мы чувствуем эти заморозки, да так сильно, что озноб пробирается в самое нутро и трясёт, трясёт, трясёт... Словно наступила вечная зима, и этот мороз больше никогда не отпустит. Но люди удивительные существа по своей натуре, они адаптируются и принимают этот холод как часть себя. Они сами становятся этим холодом.. Пальцы на руке коротко дёргает, в намёке на пробуждение. Генос поднимает тяжёлые веки, смутно помня, когда последний раз так трудно, по-человечески просыпался. Те пару часов, что он спал не принесли ни капли бодрости. Переворачиваясь на другой бок он тянется холодной рукой в сторону, чтобы толкнуть спящего учителя, тот наверняка сидел допоздна за приставкой Кинга. Но когда рука натыкается на пустоту в его голове всё проясняется, туман окончательно рассеивается и, вместе с ночью, растворяется принося вместо себя колкое чувство в области груди. Там, где должно быть сердце. Рассеивается и надежда на то, что это всё просто дурацкий сон. Генос резко садится и мычит в прижатые к лицу ладони. Лучше бы это всё было диким ужасом у него в голове, но реальность жестока. Она бьёт по нему, бьёт до потери сознания, до бездонных синяков на душе, в глупой надежде его сломать. Генос убирает руки от лица, он всё ещё не знает что ему делать. Поэтому для начала решает прибрать в квартире, чтоб хоть как-то отвлечься. Вставая с чужого футона, он замечает разводы, оставленные на подушке учителя. Кисть машинально тянется к глазу, чтоб потрогать его. Вот оно что, как он мог не заметить... доктор сделал для него подобие слезоточивых каналов, чтоб Генос мог хоть как-то выплеснуть свои эмоции и не сойти с ума. Но он чувствует что сходит. Определённо, ведь ни один нормальный человек не смог бы всё это пережить. Но киборг уже давно не относил себя к разряду "нормальных". В нём уже давно никто не видел человека, даже он сам. Мимолётно смотря в зеркало или любую другую отражающую поверхность он видел машину, оружие, созданное для разрушения. Его фанаты видели в нём лишь милое личико. Другие герои – соперника. Только один человек, только один герой видел в нём такого же человека, как миллионы других, обычного подростка, измученного судьбой. Но что стало с этим героем? Генос старался не думать об этом. Но мысли всё равно, подобно стрелкам часов, делали круг и возвращались обратно. В тот день, где небо кричало вместе с ним, когда он обнимал полумёртвое тело Сайтамы. Перед глазами нагло вставали картинки, меняясь слайдами и местами, прокручиваясь вперёд и отматываясь к началу, документальным фильмом. И это худший фильм в его жизни. Глаза снова начинают слезиться, но подсоленная вода с примесью машинного масла не достигает своей цели, ловко вытираемая кончиками искусственных пальцев. Генос забыл, как быть человеком: обычным, жизнерадостным, девятнадцатилетним парнем. Им уже много лет двигала жажда мести, но теперь, когда мстить больше некому, а возвращаться некуда, он чувствует себя выжженой пустыней, на которой ничего не растёт. Он чувствует, как стоит босиком в горящей роще, чувствует, как лесной пожар пожирает его, пытается сжечь дотла и развеять по ветру, как несколько лет назад. И у него получается. Остатки человечности обращаются в пепел, унося с собой на тот свет сострадание, сожаление и все остальные чувства. Он адаптируется, принимает это. Он просто решает смириться. И это самое страшное, что ещё могло с ним случиться. Принятие было единственным верным решением в его ситуации. Только в нём он видел выход, видел спасение. Точно также, как видел его в белом плаще, красных перчатках и карих глазах. Как когда-то увидел его в потолке лаборатории. Иногда, от невозможности справиться с горем, громом звенящим у нас в голове, мы строим стены. Но эти стены не запечатывают только злобу и боль внутри, они хоронят в толще бетона абсолютно всё человеческое, что когда-либо было в нас. Эти стены укрывают нас от других людей, от всех без исключения. Из-за них помощь можно и не дождаться. Из-за этих бессмысленных кирпичей чувства накапливаются и разъедают нас прямиком из самых глубин. Они не исчезают, а гниют и постоянно болят, незаметной занозой под кожей. Так болят, что перестаёшь замечать, что перестаёшь чувствовать. Так мы становимся куклами. Мы становимся трупами, что не знают, что больше не ищут тепла. Таким стал Генос. Только так он смог залатать трещины по всей броне. Только этот хитиновый кокон принятия не даст ему рассыпаться в крошево. По крайней мере, он так думал. Работа закончилась слишком быстро. Вся квартира была идеально убрана, а вещи сложены. Поэтому киборг уже несколько часов бездумно пялился в экран ноутбука, ничего не видя перед собой. Пока в уголке не высвечивается ярлычок нового сообщения от профессора Кусено. Почему он просто не позвонил? Генос берёт телефон, чтоб проверить его, но тот включен и стоит на звучном режиме, а по центру дисплея висит уведомление о двадцати трёх пропущенных вызовах от доктора. Киборг проверяет внутреннюю почту, встроенную в его тело,- там столько же. Как он мог не услышать звонок телефона? В этот момент мобильник снова раздаётся трелью стандартной мелодии. Но Генос решает не брать трубку и нажимает на кнопку сброса вызова. Исход очевиден, доктор не звонил бы так усердно, если бы случилось что-то хорошее. Так что это может означать только один исход: Сайтама — умер. Вот так просто. Генос произносит это вслух, еле шевеля губами, почти полушёпотом, отбивая от стен глухое и тяжёлое: "учитель мёртв". Это не звучит больно, он не начинает рыдать, его реактор не начинает греться, керамические зубы не сводит судорогой от того, что их с силой сжимают, потому что это не звучит никак. Потому что Геносу всё равно. Потому что он смирился, он ожидал, что всё будет именно так. Просто не знал когда. Киборг удаляет сообщение так и не прочитав. Он ведь и не должен расстраиваться, ведь Сайтама ему никто, он обычный прохожий, что однажды спас ему жизнь. Он такой же, как остальные герои. И это наглая ложь, в которую он заставляет себя поверить. Он уже давно врёт себе, настолько мастерски, что перестал отличать правду от собственной лжи. Но теперь это не имеет значения, он больше ничего не чувствует. Он пуст, выпит до дна, выжат досуха, он – игрушечная кукольная оболочка с больным человеческим мозгом. Он смирился. Он принял. Он сдался. Теперь, когда Генос снова остался ни с чем, когда он практически стал тем, кого так стремился уничтожить, он перестраивается, меняется, адаптируется к новым условиям. Он – гниющий комок сожаления и боли. Сплошной синяк из рвущейся исподволь надежды. Один в океане обиды, предназначенного для многих, теперь абсолютно другой, но такой же как прежде. Ведь раньше он жил один. Он кочевал с места на место. Но тогда у него была цель, чёткая и ослепительно горькая на кончике языка. Теперь, когда её нет, нужно найти новую. Он всё ещё герой, нужно продолжать сражаться с монстрами, спасать людей. Он не будет пытаться забыть, он будет пытаться не думать. Это хуже, чем все болезни, от которых бросает в дрожь, его ядро в глубоких порезах и трещинах, его аналоги суставов по локоть в чужой крови, но он просто не думает, не думает, нет, нет, нет... Иногда так случается, что герои, которые яростно рвутся вперёд, больше остальных жаждут вернуться назад. И Генос хотел бы вернуться. Он бы хотел вернуться не на четыре дня назад, когда влетел в их квартиру готовый к долгожданному бою. Он бы хотел вернуться на много лет, чтоб увести своих родителей подальше от будущего места кровавой расправы. Тогда он не познакомился бы с доктором Стенчем, не стал бы киборгом и не втянул бы во всё это учителя. Но мы не боги, невозможно отмотать время назад как ни старайся. Он знал это, продолжая леденеть, покрываться коркой инея. Будь он в человеческом теле, – уже замёрз бы насмерть. Больше, с этого дня, с этого утра, когда изморозь покрыла его целиком, он не думал и не вспоминал. День пролетел, оставляя после себя лёгкую дрожь под пальцами. Ночью он так и не спал, сидя за столом перед экраном ноутбука. Пару раз приходилось выходить, чтоб успокоить бушующих под окнами тварей и уберечь квартиру в целости и сохранности. На рассвете Генос убрал вещи Сайтамы на дальнюю полку шкафа. Он ничего не выбрасывал, просто спрятал подальше, как люди прячут старые, ненужные вещи. Они ведь больше не пригодятся. Где-то, на периферии сознания, что-то колет его в несуществующее сердце. Но киборг не обращает внимания на такую мелочь. Это всего лишь трещина в его ментальной стене. Ничего страшного. Ближе к двенадцати часам дня Ассоциация Героев вызывает Геноса в город C. Уровень опасности драконий, но тварь боится огня, поэтому он идеально подходит. Прибыв на место, киборг лицезреет некое подобие морского царя, только в разы слабее. Хотя по скорости оно почти не уступает Сонику. Мысль о том, что в этот раз и во все следующие разы его никто не спасёт, что теперь он сам за себя, заставляет его быть осторожнее. Генос просчитывает наперёд ходы монстра, быстро определяет его слабые и слепые зоны, отходит на достаточное расстояние и бьёт почти во всю мощь. Можно было бы и послабее, ведь не все гражданские были эвакуированы с этой улицы. Но ближайшие здания не пострадали, разве что обуглились слегка. Киборг разобрался одним ударом. И что-то снова колет его в груди. Так проходят часы, дни, недели... Время скоротечно, время не лечит, оно лишь заглушает боль, засыпает горящий костёр песком, оставляя углями тлеть, всё ещё источая жар. Но кто сказал, что пожар не разгорится снова? Кто сказал, что пламя не станет сильнее, не расплавит бетон и стекло, не пробьёт себе путь наружу, ведь препятствия делают нас. Без них огонь просто горел бы отведённое ему время, также, как из тела уходит непонятная жизнь. Проходит месяц, Генос продолжает упорно гасить жар, плавящий его стены и заклеивать трещины пластырями. Проходит второй, и, его жизнь стала пустой настолько, насколько это было возможно. Он не чувствует ничего, просто, машинально, скорее инстинктивно продолжает ходить в магазин, готовить еду, прибирать - не в своей - квартире, уничтожать чудовищ и спасать людей. Ещё совсем недавно он обещал себе, что всегда будет помнить, но теперь... он ведь просто не думает, так? К нему заходил Соник, на самом деле, – ни к нему, к Сайтаме. Но сражаться не стал, даже говорить. Просто молча посмотрел в пустые золотые, окружённые чёрным белком глаза и ушёл. Только попросил позвать, когда Сайтама вернётся. – Но он не... - Генос не договаривает. В этом нет смысла. Если быть честным, он вообще не помнит, когда в последний раз что-либо договаривал. А здесь и так всё ясно. Через неделю после этого случая киборг отнёс все приставки и игры, которые учитель одалживал, Кингу. Когда Генос вошёл на порог, его спросили куда подевался Сайтама. Но он снова ничего не сказал, просто развернулся и ушёл прочь. Кинг недоумевающе на него посмотрел, а лицо Бесправного Ездока, который зашёл навестить друга, вытянулось в гримасе ужаса. Он понял, о чём Генос так многозначительно промолчал. Ещё приходила Фубуки. Она тоже всё поняла, даже едва успев зайти на порог. Она никогда не была глупа и изо всех сил старалась сдерживать свои эмоции и казаться холодной и отстранённой. Но, зная жестокую правду слёзы хлынули из её глаз. Генос подтвердил её догадки молчанием. Киборг искренне надеялся, что безмолвие погасит наконец остатки проклятого огня, остудит пепел и похоронит его глубоко под кожей металла. Прошло три месяца, как Генос снова остался один. Но теперь он был абсолютно один. Он оборвал все связи с друзьями, с профессором, со всем миром. Нет, он продолжал сражаться с монстрами и всё остальное, просто... Он – киборг - одиночка. А делал он это ведь не специально. Просто, как бы он ни старался, всё напоминало ему Сайтаму. Даже он сам. Эта ложь становилась невыносимой. Единственным выходом было не думать, а забыть. Забыть навсегда. Но он не мог, поэтому, где-то глубоко, возле треснувших стен, продолжал страдать. Он не мог забыть учителя, даже если бы получил сотрясение мозга, даже если бы забыл своё имя и ту катастрофу. Его тело сделано из металла и псевдоорганики, но это не значит, что он перестал быть человеком. Он способен чувствовать сострадание, гнев, приязнь и все, присущие другим людям чувства, поэтому, даже запечатывая их он не может забыть того, кого так... что? Генос не знает. Он чувствует к Сайтаме привязанность, безграничное уважение и что-то ещё. Что-то, что на фоне общей бесчувственной пустоты всё равно преследует его каждый день, как бы он это не прятал. Насколько бы разочарование не охватывало его, а боль не сдавливала в руках реактор, – он не может забыть. И не думать, тоже не может. Но все барьеры раскололись, а зудящие чувства хлынули на него смертельным цунами, когда в бою он сильно отвлёкся и потерял обе руки, так что не мог доползти до своей нижней половины, оставаясь лежать безвольной грудой металла. Оптические сенсоры, также как и тактильные были полностью повреждены, поэтому он заметил что его несут лишь по лёгкой встряске оставшихся внутренних элементов. Положение тела в пространстве было не определить, но Генос искренне надеялся, что его подобрал очередной сумасшедший учёный, чтоб разобрать на запчасти и изучить. Он больше не против. Он даже хотел этого. Он слишком устал. Когда его тело грубо сгрузили на стол, он практически был уверен в своих догадках. Хоть твердь под остатками спины и не ощущалась, была смутно знакомой. Где-то далеко, отдающий эхом, звучал чей-то голос. Он звучал пока ничего не видящие глаза не закрылись веками... Когда Генос проснулся внутренние часы показывали без пятнадцати шесть. В это время утреннее солнце только начинает лизать стены, засвечивая всё вокруг золотым светом. Но открыв глаза киборг увидел лишь темноту, до боли знакомую, свисающую с потолка жидким маревом. Ему не нужно было сканировать помещение, определять местоположение или количество существ находящихся здесь. Ведь он в лаборатории профессора Кусено. Повернув голову он видит самого доктора, стоящего возле операционного стола, на котором лежит Сайтама, и записывает в тетрадь показания приборов, к которым тот подключён, выводимые на мониторах. Учитель, он что, не?... Генос садится и тут же слышит торопливые шаги, направляющиеся к нему, а в следующую секунду он, по порыву ветра, чувствует застывшую руку возле своего лица. Инстинктивно зажмуриваясь он подаётся назад, съёживается, хоть и не почувствовал бы боли от пощёчины. Пусть удара и не произошло, он буквально ощущает фантомное жжение от шлепка по щеке, он чувствует подступающий к горлу тугой ком. Он не был готов к трём вещам в своей жизни. И третьей были слёзы профессора. Мужчина всегда держал себя достойно, он был истинным примером для подражания. А теперь Генос шокировано распахивает глаза, когда на его кисть, что он прижимал к плоскости под собой, падает капля солёной влаги. Он резко вскидывает голову, чтоб посмотреть на доктора Стенча, чтоб убедиться, что это не всплеск его больной фантазии. Но профессор убирает руку, вытирая ей слёзы с лица. Киборг хочет встать, извиниться, сказать, что не хотел этого, но быстро стушёвывается под строгим взглядом мокрых, усталых глаз. Через минуту, когда доктор возвращается к своему занятию, он решается подать голос, хоть мысли и никак не хотят собираться во что-то связное. – Я... - начинает он боязливо, аналог голосовых связок выдаёт помехи, звук выходит изломанным, но его прерывают строгим, полным боли "молчи". Голос доктора Кусено режет металл, но Генос не обращает на это никакого внимания, продолжая: – Простите... я... мне, очень жаль... – Генос, – среди тишины помещения, нарушаемой только монотонным писком приборов и шёпотом киборга, его имя звучит слишком резко, до неприличного громко. - Ты не имеешь на это права. – Профессор... – Молчи, Генос. Ты не имеешь права на извинения, не теперь. Ты хоть понимаешь вообще за что извиняешься? – Доктор поворачивается к нему, припечатываясь взглядом к чужому лицу. Киборг опускает голову, пряча глаза за чёлкой. Он хочет сказать, хоть что-нибудь, но слова не идут, ни в какую не выдавливаясь из глотки. – Ты бросил нас. Ты бросил его, Генос. Ты просто взял и исчез, вот так просто, словно он ничего для тебя не значит, свалив его на меня, а я ведь звонил тебе, много раз, но ты не брал трубку, поэтому я перестал звонить... В тот день, когда я оборвал тебе телефон, Сайтаме стало хуже. Ладно я... Ты был нужен ему, Генос. Он умирал у меня на руках, ты понимаешь? – ответом ему был тихий всхлип, – ты понимаешь, что я не справлялся сам? Я так надеялся на тебя, я никогда тебя ни о чём не просил, но в тот день мне нужна была твоя помощь, ему - он указывает пальцем на Сайтаму - нужна была твоя помощь. Ты понимаешь, каких усилий мне стоило вытащить его с того света? Ты ужасно поступил с ним, и извиняться тоже должен не передо мной. Он пожертвовал жизнью ради тебя, Генос, и как ты ему отплатил? Ты выбросил его, как ненужный мусор, забыл о нём, как забывают о старых вещах. Ты взял и похоронил его для себя. Так просто. Но он ещё не умер! Ты слышишь, что ты сделал!? Ты похоронил заживо того, кто отдал всё, ради твоего спасения!! Я разочаровался в тебе, мальчик мой. Может, действительно, не нужно было тебя спасать... Слова профессора ядом растворяют его стены внутри. Он понимает, как отвратительно поступил... – Помнишь, я однажды говорил тебе, что именно помогает людям выйти из комы? Не препараты и процедуры, а присутствие близких. Они слышат, идут на их голос и просыпаются. Я не верил в это, но за три месяца твоего отсутствия, с каждым днём, Сайтаме становилось хуже. Сейчас его состояние стабилизировалось. Те два дня, что я собирал тебя по частям его состояние не ухудшилось ни на долю процента. Я прощу тебя, только если ты тоже спасёшь его так, как он спас тебя. – Я... да. – А теперь сядь рядом с ним и не смей его больше бросать. И Генос садится. За три месяца Сайтама изменился, - он похудел, лицо осунулось и скулы теперь остро выделялись на фоне общей бледности под кислородной маской; рельеф мышц чётко проступал под тонкостью кожи; гипса и повязок больше не было, раны зажили, оставляя после себя памятные следы - маленькая, почти незаметная полоска над глазом, чуть поморщенная кожа на плечах и кривая синяя борозда на груди. Как это уже было несколько месяцев назад киборг утыкается лицом в сложенные руки возле бедра мужчины. Он поможет ему найти дверь, что вернёт его сюда, поэтому начинает говорить: о том, что делал все эти месяцы без него, о том, как заходил к его друзьям, о том, какие глупые порой задания давала ему ассоциация героев, о том, как сильно он на самом деле скучает, как пытался перебороть себя и забыть, но не смог, и говорит, говорит, говорит... Холодное утро по полу, под кожей брони Проползёт по венам, по мышцам, в голову. Зазвенит больничной кушеткой. Скрип. Но тот не проснётся, болеющий холодом. Не откроет глаза, не шепнёт, Что отныне всё будет здорово. Он лежит неподвижно часы напролёт. Этим утром действительно... холодно....