Утраченные чувства

Тихо... Что-то... Что... То.... Прошла неделя с их первого разговора. И Генос, буквально не может остановиться. Он выкладывает Сайтаме всё, абсолютно всё, даже те вещи, которые не смог бы раньше сказать. Он не считает это монологом, не думает, что говорит только в одну сторону, учитель слышит, совершенно точно, даже если не отвечает ему. С каждым слогом, вылетающим из его уст он понимает, что натворил. Он принимает себя и отпускает последнюю горсть камней, что держал в руке. От его стен ничего не осталось, он сам разрушил их, выворачивая наизнанку чувства, покрываясь дрожью от нахлынувшей тошноты. Его тело не может её испытывать, ему это не нужно, зато нужно той, человеческой части, которая захлёбываясь тонет в поглощающем её стыде. Ему стыдно за свой поступок, он не надеется на прощение учителя, но продолжает говорить, даже если после этого его отправят в отрезвляющий полёт на уличный тротуар из окна маленькой квартирки сенсея. Прошла неделя с их первого разговора. Генос старался по максимуму находиться возле мужчины. Но он всё ещё герой, ему нужно сражаться с монстрами, общественность продолжает считать его таковым, хоть сам парень перестал. Как он смеет называть себя так после того, что сделал с человеком, который многократно спасал его от смерти и подарил ему дом. Губы Геноса трогает лёгкая улыбка, когда он вспоминает тот день: Солнце светило особенно ярко перед самым закатом, за окном пели цикады, учитель подрёмывал в спальне перед телевизором в ожидании ужина, а киборг виртуозно готовил тот самый ужин, быстро перемещаясь по их маленькой кухне, следя за готовностью составных частей блюда и пританцовывая под мелодию, которую никто не слышал, – только сам Генос – у себя в голове. Он не слышал ни пение цикад, ни жужжание телевизора, как не услышал то, что Сайтама появился в проёме, наблюдая затаившимся хищником за ничего не подозревающей жертвой. Когда киборг обернулся, только что вымытая кастрюля выпала у него из рук шумно прокатываясь под ногами, ещё с секунду он стоял открывая и закрывая рот, а после принялся судорожно извиняться. – Расслабься, чувак. Ты же дома. – Дома? - тупо повторил он, всматриваясь в спокойное лицо Сайтамы и пытаясь там что-то найти. – Да, Генос. Ты живёшь здесь уже несколько месяцев, так что... Ты дома. - мужчина сказал это до того легко, словно так было всегда. Одним простым "дома" Генос быт сбит с ног неудержимой радостью, но в то же время взявшимся из ниоткуда стыдом. Это было настолько элементарно, но он не смог дойти до этого сам. Это было так просто, так очевидно, но... – Я же сказал не париться, - с лёгкой полуулыбкой повторил Сайтама, щёлкая его по носу. В этот момент перегретая потоком информации система выстрелила паром из дюз, заставив окна запотеть. Генос отмер, осознавая. Он дома. Эти воспоминания садятся на полу с кроватью рядом. Греют ему руки, не дают остыть. И печаль в глазах Геноса проступает с новой силой отражаясь от искусственных склер. Ему тошно от самого себя, боже, как ему тошно от всего этого. Учитель говорил ему вкладываться в двадцать слов или того меньше, но он не может. Он - человек, люди, вне зависимости от обстоятельств или переполняющей смелости не всегда решаются говорить на больные темы с дорогими людьми. Но мужчина не смотрит на него, его лицо спокойно и не выражает абсолютно ничего на рассказы Геноса. Будь то описание битвы с монстрами или приготовление ужина, поход в магазин или предательство, градом льющиеся извинения или тихий шёпот грусти. Легче, когда не смотрят, поэтому он говорит, говорит, говорит... Генос рассказывает, как проводил все те месяцы без него. Как пытался вновь стать тем, кем был до знакомства с ним, но признаётся, что это невозможно. Он стал слишком чувствительным, слишком человечным, он изменился и уже не сможет вернуться назад. Поезд ушёл, а билет был только в одну сторону. Но киборг пропустил свою станцию и ни о чём не жалеет. Только почему-то при взгляде на бледное лицо учителя ему становится горько во рту и он сглатывает, делая абсолютно бесполезное действие для своего тела, оставшееся, скорее инстинктом. Он создаёт вокруг них вакуум из тихого шёпота, подходит к нему на цыпочках и беззвучно вглядывается в бездну воспоминаний окончательно принимая себя. Он говорит всё, что думает, всё что не должен был, его голос ломается, хрустит идёт помехами и стирается до основания, но он продолжает, несёт за собой слова грузовым локомотивом, где звуки вместо пассажиров. Где вместо рельс дорожки из искусственных слёз, льющихся по силиконовым щекам, а шпалами служат вытирающие их дрожащие пальцы. Где боль, разделяемая на двоих, служит бесконечным продолжением пути, что уходит далеко за горизонт, унося с собой надежду тихим треском углей в кочегарне и выводимым наружу паром. Где Генос держится за самый край и его пытаются сбить бесстыжие порывы ветра. Но он не отпустит спасительные перила, не закроет все окна в вагонах абзацей, пока не доедет до конца, пока не увидит дверь, пока не поможет её открыть. Даже если учитель не сможет, даже если не будет ключа, он просто взорвёт её. Делов-то. Генос рассказывает Сайтаме, что днём ходил полить кактус и прибрать в квартире. Он дико извинялся, за то, что посмел переложить все вещи на другие места, но постарался вернуть всё в первоначальный вид. Парень мнётся несколько минут, скрипящих шестерёнками часов доктора Кусено на стене и, всё же: – Учитель... Сегодня я вернул все ваши вещи на первоначальные места их расположения, но там была неизвестная, и не занесённая в мою базу данных шкатулка, которую я, по своей неуклюжести, посмел уронить - задерживает дыхание и отводит глаза - Учитель... почему вы не использовали тех денег, что я платил за аренду?.. Он переводит взгляд, всматриваясь в глаза, но под закрытыми веками их не видно. Киборг тоже закрывает свои, наконец, выдыхая. Он каждый месяц в определённые день и время, а теперь... Когда его глаза опустились на место падения той шкатулки все системы секундно закоротило, а оптические сенсоры пришлось перенастраивать, чтоб поверить. – Я... я не понимаю, учитель. Почему? Объясните мне... Но ответа не следует, лишь тишина прокатывается раскатом грома по их вакууму оглушая. Он ничего не понимает, он так запутался. [Что-то тащит его вперёд, что-то манит его на пути, Он сворачивает, но не туда, а его всё продолжают вести....] Генос не хочет больше сражаться, он устал от постоянно ломающих его дух и тело чудовищ. Ему в голову приходит идея, но профессор Стенч соглашается реализовать её лишь частично. Этим вечером он снова ложится на операционный стол. Перед переходом в спящий режим он поворачивает голову в сторону учителя. Он так хочет взять его за руку, хочет прошептать, что всё будет хорошо, но прикрывает глаза. Он надеется, что его апгрейд не удивит Сайтаму, и тот, в своей обычной манере, со спокойным лицом скажет что всё в порядке. Он надеется, что после трёх дней операции он не один откроет глаза... Во мраке тёмном, средь полей Он видел в конце пути свет. Разбегаясь летел, мимо сотен людей; Прям до края, но края нет... Генос снова видит тот сон, состоящий из его памяти, где сгорает дотла его дом, где умирают его родные, а он, будучи пятнадцатилетним мальчиком, пытается вылезти из-под завалов горящего дерева, где его взгляд опускается на собственные руки с вывернутыми костями, сломанными и оторванными пальцами, на месте которых рваные дыры, где кожа слазит с него живьём, боль накатывает с новой силой, а небо разрывает на части пронзительный крик. Он не знает почему у него всё так сильно болит, он не знает что произошло, только сипло дышит сквозь боль, сбиваясь, потому что лёгкие жжёт дымом и гарью, его осыпает пеплом а в голове мешает думать какофония звуков. Глаза отказываются фокусироваться до конца. ( Мама... папа... где вы?... что... почему всё так.... ма...ма....) Он пытается вытащить себя себя из-под обломков обугленными руками, ног не чувствуется, но старается. Медленно, так.... медленно... Потом его находит доктор Кусено, обещает спасти и сохранить части тела по максимуму. Но не может. Поэтому, по пробуждению, он видит лишь темноту, на которой до боли резко высвечиваются различные надписи и числа о состоянии его тела. [Инициирован запуск системы. Загрузка...] [Все подсистемы функциональны. Температура: 38*С (оптимальная) Остаток заряда: 100% Ускорители: 100% Топливо: 100% Масло: 100%] [Органическая функциональность: Оптимальная Подача кислорода: Оптимальная Снабжение организма: Оптимальное Оптика: Загрузка… Подвижность: Ошибка, инициируется перезапуск...] Когда его глаза всё же фокусируются на среде, он замечает лишь потолок в переплетении проводов, такой же серый как его жизнь следующие несколько лет. Он слышит голос профессора, который спрашивает его имя. – Генос, - говорит он не своим голосом, механическим и безжизненно пустым, эхом пульсирующим в висках, отражающимся от стен... Генос..... Генос... – Генос, мальчик мой, ты в порядке? - лицо доктора совсем близко, так что он может в поразительном HD качестве рассмотреть усталые, взволнованные глаза, от которых россыпью идут полоски мелких морщин. Парень отвечает тихое "да" и встаёт впадая в оцепенение. Его ноги практически, как у человека с изредка проскакивающими серыми полосками металла, руки остались такими же, но профессор тут же заверяет, что перенастроил его сенсорную систему восприятия внешних раздражителей так, как обычно их воспринимают обычные люди. Он проводит металлической подушечкой указательного по силикону лица, и чувствует тепло своего пальца, так же, как мягкость силиконовых волокон имитации кожи, может не так резко, когда он был человеком, но ощутимо. Киборг встаёт и подходит к старому зеркалу, стоящему у самых дверей. Его лицо осталось прежним, светящиеся изнутри глаза всё также горели солнцем, посреди тёмной ночи белков, волосы были той же длины, но все механизмы шеи были спрятаны под бежевой имитацией человеческой кожи, как и вся грудь, бока и часть спины. Благодаря этому парень выглядел человечным, более живым, настоящим. Он облегчённо вздыхает и отворачивается. – Учитель не приходил в себя? – Нет, - выдерживая небольшую паузу отвечает ему доктор Кусено, – не приходил. Киборг переводит обеспокоенный взгляд на мужчину, который продолжает также неподвижно лежать. Который не может даже дышать собственными силами, поэтому подключён к аппарату искусственной вентиляции лёгких, который ржавыми гвоздями выводит узоры по его телу, который не даёт ему покоя уже три проклятых месяца. Конечно, Генос едва улыбается, натянуто и фальшиво, одевшись и садясь рядом, кома четвёртой стадии это не шутка. Зрачки Сайтамы не реагируют на свет, полностью отсутствует атония мышц, температура тела падает, как и давление. Самое страшное, что продолговатый мозг перестаёт функционировать из-за чего дыхание прекращается. Стенч говорил, что так глубоко впадает в кому довольно маленький процент людей, и ещё меньше из неё выбираются. Исход обычно летальный. Хоть степень уже близится к третьей мозг пострадал очень сильно, и неизвестно, сможет ли мужчина восстановиться потом... Старик говорил ему, что люди переходят в такое состояние чаще всего при травме головы. Однако организм Сайтамы это сделал в ответ на боль, которой не испытывал ранее. "Я не представляю насколько сильной она должна была быть, чтоб результат был таким, но она однозначно была сильнее, чем у тебя, когда ты сгорал заживо" – сказал ему неделю назад профессор, всё ещё обиженный и разозлённый. [Он ищет отсюда выход, чёртову кучу дней, Он слышит тихую песню и молча идёт за ней...] Впервые за эту неделю предложений Генос берёт своей рукой чужую, ужасаясь, насколько эта рука, что с лёгкостью справлялась с любой угрозой на своём пути, лёгкая и холодная. Словно потерявшая форму за столько дней бездействия и немого сна. Он сжимает её крепче, чувствуя каждую венку едва пульсирующую под кожей, каждый сустав и расслабленые сухожилия, папиллярные узоры и угловатую кромку, слоящихся, отросших ногтей. Нужно будет их подстричь. Он вспоминает как мужчина мучался в попытках это сделать, ведь не каждые ножницы их выдерживали. Но сейчас они легко поддаются, будто стали самыми обычными, на самых обычных руках. Руках человека, который стал ему всем. Киборг снова начинает говорить, он вспоминает какую-то песню, что пела ему мать и переплетая секунды с шёпотом, играя пальцами по проводам напевает её, не помня ни слов, ни голоса, – только мелодию. В дальнем углу, в тени, стоит профессор моргая от шока. Генос никогда прежде не пел, особенно так, – полушёпотом, сбиваясь, скользя голосом по самым краям души. Старик разбавляет эту симфонию тихим скольжением слёз по морщинистой коже, и криком солёных капель, сталкивающихся с кафельной гладью пола. Генос этого не замечает, Кусено тоже. Они солидарны друг с другом. Они разделяют между собой ставшую общей боль. Их общая надежда умирает, расходясь лёгкой рябью по воде, как сброшенная в неё капля крови. Озеру от неё ничего не будет, океан даже не заметит, но жидкость в стакане сольётся с ней, окрашиваясь в слегка розовый цвет. Вдоль Геносова позвоночника тянется слёзной кровью "останься", но никто этого не видит. Его голос больше не звучал, он висел повсюду тяжёлой массой, проникал в голову и становился там как бы картинкой, невзрачной, непонятной, мысли есть, но откуда они... Цена за спасение кажется киборгу слишком высокой. «Знаешь ли ты что такое "кома"? Кома – это уникальное состояние организма. Она появилась давным давно, ещё в древней Греции, в переводе означает "сладкий сон". Но на самом деле это не сон, и тем более не сладкий. Она была, есть и будет, она полна загадок и мистики, слёз родных и монотонного тиканья больничных часов. Из неё не всегда выходят. Последствия бывают необратимы. От неё нет спасенья, нет гарантий, что с тобой это не случится.» Генос закрывает уши, отключает слуховые механизмы, чтобы не слышать шёпот улыбающегося Люцифера. Учитель слышит его рассказы. Только глаза не открывает. Он идёт на его голос. Точно - точно... «Сколько человек может быть в коме, м? Ты знаешь? От нескольких минут до десятилетий. Ему уже не помочь, богу на тебя наплевать, а ангелы лишились крыльев, есть только я. Он умер ещё три месяца назад, когда ты отключился и бросил его умирать. А потом ты предал его, убив ещё раз. И пока тебя не было, сам того не осознавая ты убивал его каждый день снова и снова. Снова и снова... Каждый день... Снова и снова...» – Ты врёшь!! - вскрикивает Генос. Нет никакого Люцифера, стоящего у него за спиной, нет никакого голоса, шепчущего ему эту дрянь. Есть только он, его голос совести. Говорящий, что это всё правда. И продолжающий шептать: " снова и снова"... [Он слышит знакомый шёпот, что тихо зовёт домой, Но он заблудился в пыли и остался совсем немой.] Он плачет горько, он плачет больно, пачкая машинным маслом белоснежную простынь и чужую руку, что прижимает к лицу, такую живую и мёртвую. Он плачет, прижимая свою собственную к груди, стараясь залезть пальцами под кожу, под броню – в силиконовое масло, обходя рёбра и искусственные лёгкие, прямо к ядру, чтоб с силой дёрнуть его, вырвать с корнем, и, наконец, перестать. Но это не поможет, проблема совсем не там, она в голове, в больном человеческом мозгу, который всё что от него осталось. Который и есть Генос. Он не выдерживает. – У... учите..л-ль, прос-стите м-меня. Я...я не...долж-ж-жен был с-спастить...я... не х-хочу жить без...без в-в-вас... уч-читель...С-с-айтам-мааааа... – его голос идёт помехами не способный выдержать столько эмоций. Теперь он снова... он... так же, как тогда, настолько сильно... Теперь он плачет только машинным маслом, запас воды кончился и он стремительно теряет топливо, но не в силах остановиться, словно теперь ему снова пятнадцать, словно он снова в этом аду. Вот только теперь всё происходит иначе, медленно, не взрывается за доли секунды пока ты ничего не понял, а медленно прогнивает изнутри. Так.... медленно... Он снова заходится в рыданиях. Кладёт собственные ладони на простынь, пропитанную маслом и даже не пытается сдерживать голос, прятать свою истерику. «Куда подевалась твоя серьёзность и хладнокровность?» Он отворачивает лицо от лица Сайтамы. Пусть и через закрытые веки, лучше бы учителю не видеть его таким. С влажными, чёрными дорожками льющихся без остановки слёз. Он видит перед глазами, внутри склеры мигающее ярко жёлтым уведомление о недостатке топлива, о том, что системы перегружены. Ему плевать. Срабатывает экстренная функция отключения систем. Он засыпает, опустошённый снаружи и изнутри. Засыпает так и не почувствовав лёгкое, невесомо - осторожное прикосновение дрожащих пальцев к затылку, в самом низу. Так и не увидев, как в закрытых глазах, в самом уголке скапливается маленькая хрустальная капля и скатывается вниз по щеке, высыхая через минуту. [Он слышит сквозь толщу рыданий чужие мольбы, Он злится, что неспособен так скоро туда прибыть.] По пробуждению Генос держится куда лучше прежнего. Он закрыл глаза на мгновение, смирившись, со ставшей уже постоянной, болью в области ядра. Сайтама слышит чужие всхлипы отражающиеся от стен пустоты, здесь нет ничего, только звук льющихся маслянистых слёз. Глаза ничего не видят, кроме белого пространства, которое повсюду, пока хватает зрения. Сколько бы он ни шёл – продолжает стоять на месте. Сайтама не знает, что по ту сторону реальности, киборг держит его едва тёплую руку и вслушивается в дыхание, которое может оборваться в любую минуту, запинаясь, но продолжая говорить. Сайтама не знает, что умирает. Генос – не верит. Пока одним утром кривая полоска на экране, обозначающая биение сердца не становится прямой. Киборг вскидывается и во всё горло кричит профессору, чтоб он пришёл сюда. Так громко, чтоб было слышно в другом конце лаборатории, в другом конце города, чтобы заглушить мерзкий писк прибора. Он панически начинает делать непрямой массаж сердца, доктор, несмотря на возраст, появляется рядом довольно быстро, отталкивает его от мужчины и приказывает выйти за дверь. Он не может не подчиниться строгому взгляду. Под дверью стоять тоже не выходит, приходится выйти "подышать свежим воздухом". Генос не в состоянии стоять спокойно, пока там... учитель... Он ходит вокруг лаборатории, сколько? Не знает. Час, минуту или несколько лет. Но профессор всё же вываливается из-за дверей, что-то лопочет и быстро удаляется внутрь, чтобы не быть сбитым с ног своим подопечным. Пронесло. Всё в порядке. В порядке. Но всё ещё слишком туманно. В глотке, на корне языка вязко, горьковато и жжётся медью. Где-то в городе, его крик всё ещё отскакивает от балконов. Он сидит так, пока перед его лицом не появляются какие-то графики, удерживаемые рукой доктора Кусено. – Что это? – Мозговая деятельность Сайтамы за последнюю неделю. Вчера она резко подскочила. Как пульс и сердцебиение. Ты ничего такого ему не говорил? – Я... нет. Не говорил. На него смотрит недоверчиво, разгадать хочет, но он не врёт. Просто не говорит всех подробностей. Его губы искусаны керамическими зубами, улыбаться ими было бы больно, но так обычно. Учитель слышит его. – Я не сдамся, - говорит он шёпотом. [Он падает на колени, желанием сдаться прибит Ведомый чувством спасения, поднимаясь продолжает идти.] Это ещё не конец, Генос улыбается мысленно сам себе. Он искупит свою вину. Поможет учителю вернуться, он сделает его счастливым, заставит улыбаться. Ведь у него такая красивая улыбка. Он помнит, как после очередной битвы с монстром, Сайтама впал в некое подобие депрессии. Киборг как раз пришёл из сетевого супермаркета и собирался спросить, что приготовить на ужин, но вместо учителя обнаружил лишь лысую макушку, одиноко торчащую из-под футонов и смятых одеял. Не оставляя надежды пробиться к мужчине он продолжал заваливать того вопросами, пока в него не прилетела подушка. Не теряя ни минуты он, со скоростью звука поднял подушку, не замечая горящую в уголке склеры надпись REC, и бросил её в учителя. Тот, поражённый такой наглостью вывернулся из своего кокона, сменил опустошённое лицо кровожадной улыбкой и принялся пускать в ученика тщательно выверенные по силе подушечные снаряды. Эта битва была не на жизнь, а на смерть. Пока в один момент он не перестарался и подушка не "взорвалась" у киборга на лице. Он согнулся пополам, обнимая руками живот и дико смеясь, успокаиваясь и начиная по новой. Его щёки слегка налились румянцем, а в самых уголках проступили слезинки, вызываемые долгим смехом. А потом он широко улыбнулся ему. Его лицо в лучах заката выглядело просто непередаваемо. Эта улыбка была лучшим, что с ним случалось, сейчас и за последние четыре года. Он хотел бы видеть её каждый день. Генос хранит эту запись, как сокровище. И сейчас, смотря на пустое лицо человека, который был мёртв буквально полчаса назад, он понимает... [В пустыне он видит свет, ведущий его к двери. Тихий голос в груди, шепчет не сдаваясь - иди.]