Утраченные чувства

Кома... Что люди чувствуют в ней? Никто не знает. Зачастую этого не могут сказать даже те, кто переживал её. Если переживал. Она появляется тихо, внезапно и никогда не знаешь, какие последствия она за собой понесёт. От неё нет гарантии. Это сложнейшее расстройство важных функций организма. Это патологическое состояние, при котором отсутствует сознание и пациент лежит с закрытыми глазами, несмотря на различные внешние раздражители. На окрик, боль, – он не открывает глаза. Они закрыты при любой глубине бессознательного состояния. Но это не значит, что пациент ничего не чувствует. Он просто не реагирует. Иногда, кома – это защитная реакция организма, когда мозг не хочет помнить негативную информацию. Когда ему нужно отдохнуть. Мир разделяется, крошится на части. Есть до и после. Есть эта и обратная сторона. Мы всегда на этой стороне. Двигаемся, едим, веселимся, но что по ту сторону?... Генос выдыхает лёгкое облачко пара и повышает температуру в помещении. На улице стало совсем холодно. Если на полу оставить на ночь стакан с водой, – к утру он покрывается лёгкой крошкой изморози. Хорошо хоть учитель в тёплой лаборатории, под светом согревающих ламп. После ухода Сайтамы чудовища в городе Z сильно разбушевались. Угроза исчезла. Поэтому даже зимой они продолжают нападать на немногочисленное население и рушить пустые здания. С одним таким монстром его послала разобраться Ассоциация. Работы было на три минуты, так что он решил заглянуть в квартиру сенсея. И как он жил в таком холоде? Нет, киборг конечно знает, что тело учителя устойчиво ко всему, однако... неужели он совсем ничего не чувствует? И не только физически. Он вспоминает, что после битвы с Морским царём, ремонт затянулся почти на неделю, все внешние и внутренние элементы были повреждены так что требовали срочной замены. По возвращению Генос заметил в пустых глазах учителях что-то не то. Где-то глубоко, на самом дне, тлел уголёк печали, но парень заметил его, словно там полыхал самый страшный и невиданный доселе пожар. – Простите меня, учитель! - Генос тут же упал на колени перед мужчиной. Он думал, что это всё из-за него, ведь он не смог справиться с противником и получил серьёзные повреждения. Он думал, что сенсей расстроился, ведь его ученик самый никудышный на свете. Он – обуза для героя. Какой-то парень, которого он не может понять. Он думал... – Генос, чувак, что ты делаешь? – Простите меня! Прошу вас! Я ужасный ученик! Я... – Генос. Хватит. Киборг посмотрел на мужчину, сидящего на стуле. Он отложил томик манги, который читал до этого и грусть в его карих глазах теперь перекрылась непониманием и раздражением. – Учитель.. я пойму, если вы захотите, чтобы я ушёл, я без мале- – Блин, чувак, серьёзно, что ты такое несёшь? – Я был не способен победить Морского Короля, которого Вы легко уничтожили за один удар своей невероятной силой. Но из-за этого, учителю пришлось разрушить свою репутацию, и теперь публика отказывается признавать Вашу необычайную мощь- – Я сказал хватит. Генос дрогнул от этого голоса, такого строгого и бесчувственно - раздражённого. Он опустил глаза в пол и смирно ждал своего приговора. Пока тишину не разрушил тяжёлый вздох мужчины, сидящего перед ним. – Послушай, быть самым сильным... не так уж и здорово. – Учитель? - парень искренне не понимал, что такое говорит мужчина. Он снова поднял на него взгляд, – его лицо абсолютно ничего не выражало, только незримая печаль затопила провалы пустых, безразличных глаз. Тень из окна, ползком ложащаяся на спину и лицо, делала его выражение ещё более отсутствующим, чем обычно. Реактор в груди Геноса заметно притих, замер, погружая комнату в абсолютную тишину, казалось, что и время замерло, ожидая. И тогда учитель, нарушив эту тишину, заговорил: –Способность за один удар уничтожить любого противника не подходящая мера для силы, Генос. Герои, которые рискуют всем, борются на грани своих возможностей, которые, даже находясь на пороге смерти, все равно поднимаются и защищают людей от опасности - вот те, кого можно назвать по-настоящему сильными. Вот эти парни - настоящие герои. Киборг смотрел на него так, словно ему сейчас подробно объяснили, что земля плоская, держится на трёх китах, а солнце переходит из одного вулкана в другой. Ещё и примеры привели. От этого взгляда Сайтаме стало неуютно и он поёрзал. Его плечи опустились под тяжестью невидимого груза, что давил на него уже многие годы, груза, – который только он смог бы вынести. –Слушай… Я больше ничего не чувствую, понятно? Все что у меня есть - это моя сила. Когда я бью монстров, я не чувствую триумф или гордость, или вообще хоть что-то; для меня это слишком просто, как прихлопнуть жука. Я делаю это особо не раздумывая, ничего не чувствуя - за моими ударами не стоит никаких эмоций. Я больше ничего не чувствую, Генос. Вот цена той “силы”, что ты так сильно хочешь получить. Боль, удовольствие, грусть, радость, страх, азарт - ничего из этого я в полной мере не испытываю… Не испытываю уже довольно давно. Возможно, уже годы; точно и не вспомнить. А может, что и всю жизнь. На Геноса смотрели пустые, безжизненные, немигающие глаза самого сильного на земле героя. Их карий цвет потускнел, лишился теней, словно они были не человеческие, не настоящие, а срисованные со скульптуры или картины. Это были глаза человека, который умер внутри. Генос отмер, чувствуя неприятное скольжение по щекам и лёгкое покалывание вокруг глаз. Надо же... снова... прямо как... Вот только в тот день, его масляные трубки лопнули, не выдерживая лицевого напряжения от зажмурившихся глаз, и машинное масло вытекало, подобно слезам. Очень кстати. Ведь это было так нужно ему. А теперь он плачет по собственной воле. Почему учитель всё это время молчал? Почему не сказал ему? Почему продолжал держать всё в себе столько времени? – Почему, Сайтама - сенсей?.. Зудящую тишину, висящую вуалью, сплетённую с воздухом, можно было ощутить физически. Она давила, душила одним только своим присутствием. От неё не спастись, не сбежать, она никуда не девается. Она постоянно с тобой, ты выдыхаешь её неоднократно, чтобы снова вдохнуть обратно. Она преследует тебя, ложится тебе на плечи. От неё нет средств, нет гарантии. Её не разрушить одним только шёпотом. Не сломать с одного удара. ( Этот невозможный мужчина... он всегда был так силён, и, так, на самом деле, слаб...) Можешь ли ты услышать безмолвие? Генос устал говорить. Но у него нет права на молчание. Сайтама не может произнести ни слова. Только его тяжёлое и неравномерное дыхание вырывается сиплыми, охрипшими звуками откуда-то изнутри. Но киборгу хватает и этого. Пусть этот безмолвный вакуум хоть раздавит их, ему всё равно. Главное, что они будут вместе. Парень оборачивается, чтобы задёрнуть балконные занавески, когда телефон в его кармане раздаётся звонком. Это профессор, неужели снова?.. – Да. – Генос, мальчик мой. Ты срочно нужен в лаборатории. Объяснять сейчас некогда, но я обязательно тебе всё расскажу. Поторопись. Волна взявшегося из ниоткуда волнения вперемешку со страхом захлёстывает его. Что могло произойти? Нет времени. Нужно вернуться. Рука, которой он всё ещё держит ткань шторы, начинает мелко дрожать. Но его не трясёт. В тот же момент пол раскалывается, а парень падает, лишаясь опоры под ногами. Сверху на него скользит бетонная плита потолка, всё вокруг движется, мозг отказывается анализировать ситуацию. С каждым этажом вниз шансы выжить становятся всё меньше, из-за ступора, охватившего его целиком. (Квартира учителя... разрушена?.. Её что... больше нет?...) Генос лежит на спине, в пространстве между обломками здания, между обломками СВОЕГО дома. Одну руку зажало плитой, уменьшая подвижность. Не развернуться, не выбраться. ( Моего дома больше нет...) ERROR, ERROR, ERROR, ERROR, ERROR.... Внутри склеры засвечивается ярко-красная предупреждающая надпись. [Ошибка: нарушена герметизация. Все подсистемы: ошибка. Температура: ???(ошибка) Остаток заряда: 87% Ускорители: ???% Топливо: ???% Масло: ???%] [Органическая функциональность: Критическая Подача кислорода: Ошибка Снабжение организма: Ошибка Оптика: Загрузка… Подвижность: Ошибка] [Внимание, органическая функциональность нарушена, требуется перезапуск] (Мой... дом...) Ядро вспыхивает оранжевым светом, чёрный белок глаз гаснет на фоне яркого сияния красных радужек диафрагмы. Киборг поднимает целую руку вверх, насколько это позволяет пространство и подрывает его практически во всю мощь. Осколки здания фейерверком вздымаются и рассыпаются прямо в полёте. Пыль поднимается, как песчаная буря, – ничего не видно дальше своего носа. Он выворачивается, оставляя руку лежать под завалами. [Внимание: Совершён переход в боевой режим. Классификация: Летальный.] Можешь ли ты разглядеть кромешную тьму? Чувствительная оптика метается в поисках цели. Пока не находит её. Мухообразная тварь, но её тело человеческой конструкции; ноги слишком массивные, с вывернутыми назад коленями; тонкое туловище, с мерзко торчащими рёбрами, некоторые из них, торчат наружу, пробив собой тонкую плевру болезненно зелёной кожи; руки - человеческие, с длинными, острыми когтями на пальцах; непропорционально большая голова, два слепых глаза и один большой, зрячий, посередине; вертикальный зубастый рот, маленькие дыры вместо носа и два, словно усохших, скукоженных крыла на спине. Прямо из позвоночника. [Цель обнаружена: Система полного уничтожения запущена.] – Ты... – он не говорит даже, это рычание висит вокруг него, исходит из самых потаённых кусков души, – разрушил мой дом... поэтому умрёшь. – Киборг выставляет руку вперёд и выпускает в чудовище разряд смертельного пламени, земля под ним трескается и проседает от энергии. Судя по рёву, он попал. Парень не просто зол. Он в ярости. Он плавит рядом с собой снег, хмурится до ряби перед глазами, он больше не слаб, чтоб просто стоять и смотреть на то, как всякие мрази рушат всё, что ему дорого. Он не позволит им творить, что вздумается. Всё тело пронзает ярость. Сминающая органы, ломающая кости. Разом разбивает о нервы усталость. Ты - слепо подчиняешься этой злости. Натягивает на лицо маску гнева, Рождает неконтролируемое желание разрушить . Сваливается, как гром среди ясного неба, Чтоб навек поглотить твою жалкую душу. Он не борется с ней, а подчиняется, даёт завладеть собой. Он уворачивается и бьёт, не просто так, со слепым желанием убить, уничтожить, а с целью принести как можно больше боли, нанести как можно больше ран. Принести страдания. Мир вокруг него перестаёт существовать, он взрывается миллионом огней и брызжущей во все стороны кровью. Он ревёт от жестокости, которой не видел даже на самой кровопролитной войне. Монстр лежит на земле, задыхаясь. Он уже не встанет, Генос в этом уверен. Он медленно приближается к нему, чтобы совершить контрольный удар, чтоб медленно выжигать и плавить его лицо. Чтоб сломать его, как он сломал его дом. «Молодец, Генос, продолжай. Стань тем, кто убил твою семью, стань тем, кого так стремился уничтожить. Дай ярости завладеть собой. Сойди с ума, Генос. Ты помнишь почему вообще выбрал это имя? Потому что ты рождён геноцидом. Соответствуй ему, стань им. Давай же, Сайтама больше не вернётся. Не сдерживайся, я хочу видеть, как ты ломаешься.» Несуществующая временная материя трескается по швам. Рассыпается с прах возле самых ресниц. Противно тикает, заставляя глаз дёргаться. Его мысли сворачивает в тугой узел, предсмертной агонии. В голове звенит настойчивое желание убить, и мерзкий голос Люцифера, улыбающегося самой кровожадной улыбкой из самой тени. «Посмотри. Внимательнее, ну, давай же. Ты эгоист, убийца, ты нисколько не лучше меня. Ты готов причинить страдания всем вокруг, чтоб они поняли твою боль. Ты – монстр.» – М... м-мой... дом... – он произносит это одними губами ничего не видя вокруг себя. Чудовище, лежащее под ним уже умерло, но рука всё ещё занесена для удара. Он слышит его пульс, который уже не бьётся. «Генос... хватит...» Сайтама словно произносит это совсем рядом, словно касается губами самого кончика уха. Нет. Его нет. Никого рядом больше нет и быть не может. Потому что Люцифер - это и есть он сам. Это лишь плод его больного воображения, отравленного долгим пребыванием на грани. Потому что учитель лежит на столе в операционной уже чёртовых полгода и не может произнести ни звука. Потому он не может стоять рядом, он вообще не может стоять, и, уже наверняка умер, пока киборг вымешивал свою ярость. Она давно сидела глубоко внутри него, под самым ядром, она разрасталась, пока в один момент не смогла там уместиться и вывалилась наружу, так бесстыже, как в разлитый бензин падает спичка. Он был зол на весь мир, на это чудище, но в первую очередь на самого себя. Он не смог тогда помочь, и теперь тоже. Он ничтожество, сволочь, которая только и может, что причинять другим боль. Не только своим близким, а всем, без исключений. Он прав – он действительно монстр. Слёзы катятся с его глаз снова и снова, изо дня в день, но он не имеет права на них. Твари не плачут, твари не чувствуют, они существуют, чтоб их убивали такие герои, как Сайтама - сенсей. Телефон снова звонит, сколько он так простоял? – Генос, что-то случилось? – Монстр... - выдавливает из себя полушёпотом, его глаза ещё влажные, а голова нестерпимо болит. – О... Если ты уже разобрался, прошу, поторопись. Ты всё ещё нужен... И он уходит. Теперь ему снова больше некуда возвращаться, и учителю тоже. Значит, это его судьба? Скитаться в поисках цели, не имея семьи и друзей? Значит, учитель так и останется лежать неподвижно до конца своих дней? Он не верит в судьбу, но она продолжает бить его, смотреть, как он корчится от боли. Генос ещё не понял, что дом – это не просто место, это воспоминания. Что даже если он рушится, – навсегда остаётся с тобой. Можешь ли ты собрать все осколки воедино? Он останавливается, понимая, что не сдвинулся с места. Может... не возвращаться? Нет. Он должен помочь мужчине, даже если не в состоянии помочь самому себе. У самого порога его встречает доктор Стенч, ужасаясь внешнему виду своего подопечного. Лицо треснуло возле рта, левая рука была вырвана с корнем, ладонь правой оплавилась от жара собственного огня, всё было в пыли, крови и грязи. – Идём, я позже тобой займусь. По дороге в операционную, профессор рассказывает, что смог связаться с одним своим старым знакомым, который живёт на другом конце страны. Он сказал, что разработал специальный препарат, который увеличивает мозговую активность, людей лежащих в коме, благодаря чему, соответственно, увеличивается и процент шанса на то, что пациент выйдет из этого состояния. Киборга слегка кольнуло в области живота, намекая на поднимающуюся волну радости. – Значит, учитель сможет прийти в себя? – Не совсем. Это во многом зависит и от других факторов. Например, от глубины комы. Но прежде всего человек сам должен пытаться найти из неё выход. А если нет... – Что? – Нам придётся отключить его, Генос. (Что?) — Повторяет он беззвучно у себя в голове. Его начинает трясти, ещё совсем немного, но уже больно. Им придётся убить учителя? Он старается остаться беспристрастным, но на его лице всё слезами по коже писано. – Да... Мне тяжело это говорить, но если это ему не поможет, то не поможет ничто. Прости... Меня не будет две недели, так что я приеду в самое Рождество. Нужно, чтоб ты за ним присмотрел, сейчас подлатаю тебя, и в путь. Вечером они остаются вдвоём, в висящей по бокам тишине. Киборг первый, кто нарушает её разговорами. И снова говорит, говорит, говорит... Люди всегда тянулись к смерти. Она была притягательна и желанна. В литературе, в кино... В любом виде человек находил её привлекательной, такой необузданной, ведь по сути у каждого человека свой срок. Её описания в книгах захватывали дух, правда, всего на секунду, пока одна строчка не сменялась другой. Генос привык к ней, каждый раз проигрывая, когда его тело рвали на клочья, разбирали до запчастей, он не сопротивлялся. В сознании человека, который умирает чуть ли не каждый день, выжжен инстинкт самосохранения. Генос слишком хорошо знает старуху с косой в лицо. Он знает пульсирующую боль в голове, притуплённое чувство абсолютной невозможности вдохнуть воздуха, ведь попросту нечем, и все остальные её симптомы. Но он ни за что, и никогда не хотел бы, чтоб учитель тоже с ней познакомился... Так, за тихой беседой одного говорящего и одного слушателя плывёт само собой время. Цепочкой слов посеребренных, один выводит печаль по искалеченному телу другого. Атмосферно и трепетно, едва касаясь предложениями загрубевших шрамов и сомкнутых в тонкую линию губ. Высаживая гвоздиками, что никогда не вянут, стены напряжённого вакуума. Добираясь самыми кончиками запятых до краёв молчаливого сна, сходя с ума от одиночества, и, больше всего на свете, желая, чтоб карие глаза открылись вновь. Чтоб любоваться ими, – самыми прекрасными из всех. Вы когда-нибудь видели карие глаза на солнце? Это не всегда заметно с самого начала, но потом вы поймёте, что их больше нельзя описать словом "карие". Они становятся лучиками текущего золота, очерчивающими солнечное затмение. В карих глазах нет ничего скучного, даже когда наступают более поздние часы: они сами становятся закатом. И Генос смотрел бы в них вечность. Пока может. Дни перетекают один в другой, темы исчерпывают себя, но никогда не заканчиваются до конца. До самого Рождества. Ещё с самого утра его телефон стал разрываться от приходящих на него поздравлений. В основном это были угрожающие сообщения от Фубуки, сдержанные от Кинга и тёплые от Бесправного Ездока. Улыбаясь, он прочитал их учителю, ведь поздравляли не только его. А потом перевёл взгляд на спокойное лицо мужчины, больше не скрываемое кислородной маской и предупредил, что отлучится. Но совсем ненадолго. Утро выдалось солнечным, снегом, скрипящим под ногами и танцующими снежинками у самого носа. Мороз был не сильный, щёки радостных прохожих заметно алели, был бы Генос в человеческом теле, тоже покраснел бы. Он прекрасно знал, что это не обязательно, но не мог себя перебороть. Поэтому знатно прошёлся по магазинам в поисках всего нужного. Уже возвращаясь, он подумал, что приехавший профессор может не оценить его потуг, но пока их было только двое. Так что он радостно возвращался назад. Только переступив через порог, киборг сразу же направился на маленькую кухню в лаборатории, готовить праздничный ужин из традиционных японских блюд. Это их первый новый год, и Генос хочет сделать его особенным. Закончив с приготовлениями он вернулся в операционную и поставил крохотную нарядную ёлочку на один из приборов, возле Сайтамы. До самого вечера, ничего особенного не происходило, но парень вёл себя так, словно это самый лучший день в его жизни. Он старался создать возле мужчины атмосферу добра и уюта. Хотел показать ему, что он не одинок, что он ему нужен. Но, как это бывает, как только солнце окончательно слилось с горизонтом, его охватила печаль. Нет, он не простил себя за тот раз две недели назад. А ещё ему было стыдно, за своё поведение, и за то, что не смог сберечь квартиру в целости. Поэтому, набравшись смелости, он рассказывает учителю всё, переплетая предложения с извинениями. Время ушло, да, это было, но уже прошло и нет смысла так себя за это винить. Это даже не он снёс здание подчистую, но поддался на провокацию. И теперь расплачивается. Истерика настигает его ровно тогда, когда минутная, секундная и стрелка часа сравниваются в одну целую линию времени. Он снова плачет как беспомощное дитя, хватаясь за простынь так, как за единственную вещь во вселенной, что может его здесь удержать. – Простите меня.... – он тянется рукой к маленькой прикроватной тумбочке и достаёт оттуда свой новогодний подарок, – аккуратно упакованную красную свечу в форме сердца, с красивой росписью. – Я... з-знаю, что.... что это н-не обязательно, но...... С Рождеством Сайтама - сенсей... Слишком больно. Слишком долго он пытался понять, что за чувства скребут у него в груди, почему так болит ядро и невозможно забыть. Но... он понял... Океан, выражающий все эмоции без утайки сейчас бушует волнами. Чувства, одни за другими, выбрасываются на берег. Они растекаются по его броне, затекают в тресчины наспинных пластин. Он слышит шелест ветра в розовых кустах, чувствует пламя, – рдеющее в крови. Он еле держится, чтоб реактор не засветился изнутри всеми цветами солнца. Еле держится, чтоб не перегреться, не взорваться или не перейти в спящий режим. – С Рождеством, – произносит он в сквозь слёзы, задыхается, что не видно разницы в каком ты теле. Человек или киборг, фантомное сердце всё также болит, а лёгкие отказываются дышать, – я хочу чтоб вы простили меня... и... не бросали больше. Я не могу так, учитель... Проснитесь скорее, умоляю... Я... Я.... Я люблю вас Сайтама - сенсей... Боже, я так сильно вас люблю.... Он не смотрит на него, боясь... сам не зная чего. Отчаянье звучит в голосе резко, как игра неумелого скрипача. Киборг опускает голову в ожидании ответа, которого не будет, скорее всего никогда. Но резко вскидывается на шум, когда мутно, из-за скатывающихся слёз, видит застывшего в дверях профессора, который в полном шоке распахнул на него глаза. Его волосы и зимнее пальто припорошило снегом, а от ботинок на земле медленно расползалась талая лужа. Геносу плевать, что старик на это скажет, он надеется, что именно этого учитель не слышал. Кисть Сайтамы, которую он держит в руке, коротко дёргает. Не сильно, но достаточно, чтоб сенсоры киборга это почувствовали. Лицо Стенча приобретает выражение ещё большего шока. Генос боязливо оборачивается, смотрит сперва стыдливо, а потом его брови тоже шокировано взлетают вверх. Герой лежит накрытый одеялом по пояс. Его пальцы слегка дёргаются в Геносовой руке, то ли в попытке взять её крепче, то ли в попытке выбраться из хватки. Пульс на приборах заметно подскочил, - сердцебиение участилось. Дыхание сделалось тяжёлым и глубоким. А из закрытых глаз ползут слёзы. Пара первых солёных капель делает это совсем несмело, пробивая себе дорогу по сухой коже висков, но следующие за ними уже свободно сливаются между собой, образуя ручейки и впитываясь в подушку мокрым пятном. Он плачет. Он ещё не может открыть глаза, но веки уже колеблются вместе с ресницами. Его щёки наливаются румянцем, который идёт пятнами, сродни аллергии на цитрусовые. Рот механически приоткрывается, ведь дышать носом становится крайне трудно. Генос не помнит, когда за последние полгода видел учителя настолько живым. Он жадно всматривается в его лицо, в его хрустальные слёзы, но тот так и не просыпается. Но и не перестаёт выглядеть прекрасно. Пока киборг не понимает... В рождественскую ночь полнолуние Гладит светом своим домов крыши. Расплескалась в груди, до безумия, Горем радостей – он всё слышал...