Утраченные чувства

Твоя любовь – самая грустная радость. Это крест на плечах. И я должен его донести. Я не умею летать, но если ты будешь падать – Я прыгну тебя спасти. Жизнь, – очень сложная и непонятная нам. Она задаёт вопросы на которых не существует ответов. Многие выбирают смерть потому что так проще. Она простая и такая прекрасная. Людям свойственно избегать то, чего они не понимают. Но Сайтама был на другой стороне. Там, – в царстве покинувших тело душ. И смерть ничем не отличается от жизни. Она такая же сложная и беспощадная. Обрывая наши земные страдания, переносит в другую вселенную. В новый мир - с другими людьми. Ничуть не лучше этого. Солнце медленно уползает за горизонт. Облака алеют посреди синевы вечернего неба. Сегодняшний вечер никак не хочет выдавать то, что завтра будет ураган, всем своим видом показывая, – волноваться не о чем. Япония прекрасна в золотых мазках заката, в её краях хочется умирать молодым. Она купается в свете, словно светится изнутри, словно в ней никогда не существовало зла. Снег бликами отражает золотое сияние. Контрастирует с ним, таким тёплым, своей холодной, даже болезненной, белизной. Он тает под напором тепла, превращается в капли и скатывается с крыш. Япония живёт, дышит, а когда воздух кончается, начинает впитывать его через окна. Она видела всё: как люди разрывают землю руками, чтобы докопаться до памяти прошлых жизней. Как по улицам её городов плывут трупы после кровавых дождей. Она видела смуту, видела войны и продолжает смотреть. Она видела тысячи счастливых людей, мириады улыбок и миллиарды светящихся душ. Видела праведников, видела грешников, но теперь она с особой жадностью наблюдает, не вмешиваясь, за жизнью самого проклятого на земле человека. За самым сильным великомучеником. За его жизненной дорогой, на которую не стесняясь швыряли камни, по которой он, спотыкаясь, шёл. Она смотрит злорадно и с жалостью, как его ученик продолжает пытаться пробиться к нему, как пытается обелить его имя. Имя человека, который лишился даже чувств. Который всегда побеждает с одного удара, который победил даже смерть. Но лишь единожды, ведь второго раза не будет. Он однажды состарится и всё равно примкнёт к ней. Он тоже станет её рабом, как и все остальные. Тоже будет побеждён. В этой стране слишком много бредового. Она жадная до таких зрелищ. Неверный диагноз поставлен – смерть. Она любит на них смотреть, как закрутилась на шее петля и ни шагу шагнуть нельзя, – только стоять. Пока под ногами горит земля, пока обугленные листья колятся ступням. Никто не объяснил людям в этой бездарной стране, что даже светлые подвиги, это только ступени, чтоб вернуться назад – к кровавой весне. Никто не мог ожидать, что восстановление будет таким тяжёлым. Но в то же время, – все прекрасно об этом знали. Для Сайтамы жизнь начинается сначала. Но если температура достигла нуля, – это не значит, что она не вернётся к минусу. Путь героя подобен пути ниндзя, старый узкий мост посреди джунглей, опасный и жутко скрипучий. И если у тебя хватит сил ( одной только смелости не всегда достаточно ), то ты пройдёшь этот мост быстро и грациозно, совершив акробатический пируэт в конце. Однако не все прогнившие доски способны выдержать твой вес, даже если ты уже практически дошёл до конца. Одна запинка, один неверный шаг, малейшее проявление слабости – и ты уже летишь с моста в бездонную пропасть. И Сайтама летел. Уже очень давно. Но теперь его снова поставили перед этим мостом, давая выбор, предоставляя очередную полосу препятствий. Он не уверен, что хочет этого снова. Что действительно хочет на ту сторону. Он больше ни в чём не уверен. Облака медленно плывут по кровавому небу, тянутся комочками манной каши. Но они не всегда были там. У всего живого и неживого существует свой срок. Не дата смерти, а нечто другое. Иногда вместо людей по улицам бродят пустые бездушные оболочки. И Сайтама бродил вместе с ними. Он довольно долгое время терзался в сомнениях. " Человек ли я вообще? " Он утратил себя: свою веру, все чувства и ощущения. Он ничем не отличается от этих пустых кукол. Но так легко было этого не замечать. Не замечать, что ты пуст, что ты беспомощен перед самим собой. Один несчастный случай может всё перечеркнуть в один миг. В любой момент твой « срок годности » может истечь. Он всегда был таким. Всегда. Действовал, так как хотелось, потому что все ограничения были сняты, а если ты пуст – то и совести нет. Но за иррациональным поступком зачастую стоит череда вполне себе логичных причин. Из-за того, что окружающие не видят односложного объяснения, им проще считать человека чудаком. Или сделать его козлом отпущения. Даже если ты ничего не чувствуешь, если ты уже мёртв, – это не значит, что терпение не может кончиться. И вот, когда он наконец открывает глаза после шестимесячного пребывания в персональном аду, на ресницах дрожит осознание безысходности. Он безумно рад, что Генос ждал его, что он больше не один в этом мире, но... Земля изменилась за полгода его беспробудного сна. На самом деле она осталась прежней, просто теперь мужчина видит её насквозь. Прогнившую до неузнаваемости. Он не знает кого ненавидит больше. Этот мир, такой бесполезный и пустой, людей – мелочных и тривиальных; или себя, – преступно невосприимчивого к их жестокости, но в то же время такого слабого. Он полз на локтях столько лет, прямо за грани, чтоб обжечься о ошибочный свет. Наверное это его рефлекс – превращать себя в поле боя. Слишком много в голове мыслей кроется. Тело не движется. Выход из такого рода комы – большой прорыв для человека. Но в то же время... процесс восстановления может занять годы и быть чрезвычайно болезненным. Приходится заново учить своё тело элементарным вещам. Но больше всего на свете героя пугает то, как последствия комы отразились на его мозге. Он чувствует лёгкую вибрацию поднимающейся из ниоткуда злобы. Абсолютно на всё вокруг. Но пламя можно затушить пока оно ещё не разгорелось, что он и делает... *** Генос не может держать себя в руках. Поэтому отчаянно бросается на учителя с объятиями. Он проснулся, – и это самое лучшее для киборга Рождество. Он с ужасом слушает его голос, такой тяжёлый и ужасно скрипучий; похожий на шелест листьев, на дуновение осеннего ветра. Учитель всё слышал, но парню наплевать, ведь машинномаслянные слёзы никак не хотят останавливаться, пачкая белоснежную спину самого дорогого ему человека. Скатываясь по плечам и лопаткам, останавливаясь только клетчаткой на простыне, мгновенно впитываясь в её белоснежную гладь, превращаясь в пятно черноты. Черноты, которая заполнила его полностью, как вода однажды заполняет ручей, превращая его в бурную реку, несущуюся прямо а океан. Внутри него бушевала буря, где-то возникало уведомление о перегрузке органических элементов, так и не долетая до цели. Его сервоприводы на локтевых аналогах бережно сгибают руки, но держат тело на весу, позволяя прижаться совсем немного. Не хотелось бы навредить учителю в первый же день. Генос замирает, когда холодные дрожащие пальцы едва хватаются за его рубашку в ответ. Он прекрасно знает последствия комы. Было очевидно, что мышцы в теле учителя атрофировались и теперь он не может двигаться. Но гораздо легче, пока об этом не думаешь. Пока не видишь, как учитель лежит на столе сломанной, но всё ещё живой куклой. Как он с огромным трудом сидит опираясь на стену. Это больно... *** Сайтаму бесит, что он оказался таким беспомощным. Его бесит смотреть, как Генос бережно покрывает его кожу согревающей мазью и, осторожно надавливая, массирует застарелые мышцы. Он не может смотреть на себя такого, жмурясь до белых точек перед глазами, ведь это одна из немногих вещей которую он может делать сам. Ему не только противно от самого себя. Мужчина чувствует колючую боль от каждого, даже самого нежного и осторожного прикосновения этой машины. Очень сложно держать лицо, но приходится, ведь Генос не заслужил такого отношения к себе, особенно после того, через что ему пришлось пройти. Хотя киборг не жалуется, пусть даже и видит озлобленный взгляд учителя. В его искусственных глазах невозможно уловить никакого отражения эмоций, но у героя они живые, настоящие, поэтому хорошо демонстрируют всё, что тот чувствует. Пусть ему и тяжело видеть, как Сайтама отчаянно топит коричневые акрилы в грязи. Особенно если смотреть вблизи. Они оба просто обязаны справиться. Однако, теперь тишина вокруг не кажется такой домашней. Она давит, опираясь на позвоночник, путая свои щупальца в позвонках. Генос больше не решается говорить, рассказав слишком много. Сайтама молчит, ведь его не спрашивают. Да он и не услышал бы вопроса наверное, ведь в ушах постоянно гудит. И это явно не реактор киборга. Такое чувство, будто вода проникает в его ушные раковины, а звёздные лучи – в его душу. – Учитель... - Генос первым нарушает давящее безмолвие и Сайтама переводит на него заинтересованный взгляд. Мужчине ещё слишком тяжело даются слова, поэтому он молча ждёт продолжения. – Я не знаю слышали вы это или нет, но... ваша квартира была разрушена. Брови героя удивлённо ползут вверх. Нет он конечно ожидал, что в его отсутствие монстров прибавится, особенно в городе Z, но не мог поверить, что какое-то чудовище смогло покуситься на его дом. – Простите меня... Я был там, но отвлёкся и не смог сразу распознать приближение опасности, поэтому всё что произошло с вашей квартирой лишь моя вина. Я полностью провалился как ваш ученик, и- Снова. Как бы не изменилось всё вокруг за такой промежуток времени, – его ученик остаётся прежним, продолжая доводить до трясучки своей нескончаемой болтовнёй. В ответ он лишь раздражённо цыкает, заставляя киборга замолчать. Если бы он мог сейчас говорить беспрепятственно, то высказал бы этой жестяной банке всё, но он не может. Сайтаме кажется, что это будет долгая и мучительная пытка. Генос думает, что всё будет хорошо. *** Весна. Для каждого из них она по-своему разная. Если Генос восторгается живучестью природы и пению птиц, то Сайтама молчит, ненавидя её всем сердцем. Хоть время года и доказало о своей непричастности, – оно всё ещё хранит на себе металлический запах крови и ошмётки монстра. Первого в его жизни. Оно всё ещё пахнет болью и тает слезами на глазах. Время течёт словно загрязнённый людьми ручей. Мутная вода в нём спотыкается о различный мусор, то вырываясь вперёд, то задерживаясь, чтоб поднабрать сил для очередного броска. Сайтаме слишком сложно воспринимать время, после мира, в котором его не существовало. Мужчина боится спать. Он каждый раз с огромным трудом выходит из страшной черноты. Худой, больной и мокрый как медуза. Его нутро холодеет от мысли, что тот ад может повториться. Но в то же время он ненавидит начало нового дня. Он ненавидит боль, ставшую ежедневной, ненавидит себя, морально обеднев, но продолжая держаться на плаву. Почему?.. Ему действительно страшно. Генос читает его страх, как открытую книгу. Ведь ему тоже боязно. Он не сможет пережить ещё одну кому учителя, разорвав своё кибернетическое тело собственными руками. Киборгу тяжело, возникает ощущение того, что слабая связь между ним и его сенсеем растворяется в дыме с каждой минутой. Он волнуется за него. Слишком сложно оказывается держать лицо, когда видишь как твой любимый человек учится заново вписываться в этот мир. Как он учится заново держать ложку за обедом, но выходит не очень, ведь ослабевшие руки дрожат и половина содержимого падает обратно в тарелку. Как он в очередной раз оседает грузно на операционный стол, ставший ему родным, потому что усталые ноги не могут нести на себе его вес. Парень старается изо всех сил, замечая, как карие радужки учительских глаз постепенно краснеют от поднимающегося гнева. Сайтама не хочет обижать Геноса. Он не имеет на это ни воли, ни прав. Генос уверен, что выдержит всё. *** – Знаешь, что я видел на той стороне, Генос? Сайтама нарушает тишину спокойного апрельского вечера. Генос, что удивительно, слышит его надрывный и тихий голос из другой комнаты лаборатории, сразу же оказываясь в дверном проёме. Он думает, что в его глазах не видно эмоций, но мужчина видит, как они, подсвечиваемые ядром, полыхают солнечной желтизной заинтересованности. Он практически не разговаривает, поэтому киборг впитывает каждое слово, вылетающее из чужих уст. Парень садится на стул рядом с учителем и тот слегка прогибается от его веса жалобно, скрипнув ножками по стерильному полу. – Если вам тяжело, то можете ничего мне- – Нет. То есть... Я хочу тебе рассказать.... Я видел... свою жизнь. Все видения начались с моего детства, мне словно показывали, как я до такого докатился... Мне было шесть. В тот день ничего не намекало на ужас, что мне пришлось пережить. Мой отец обычно задерживался на работе, но в тот раз пришёл рано и, сразу же, устроил с матерью скандал. Я ненавидел это. Она не заслуживала такого отношения к себе. А потом... Его тело стало деформироваться у меня на глазах, пока он окончательно не потерял человеческий облик. Он стал монстром, – дико злым, с бешеными глазами и сердцем наружу. Они убили друг друга- – Хватит... – Мать проломила ему голову, а мой отец, точнее – монстр, раздробил её грудную клетку насквозь- – Хватит! Прошу вас.... остановитесь... Термо масло под силиконом лица начинает кипеть от переизбытка чувств. Нет, он конечно знал, что не все семьи такие дружные как его, но... Такого он ожидать точно не мог. – Эй, ты что, плачешь? О боже, чувак... Мужчина встаёт со своего места слишком медленно. Нужно скорее принести салфеток, но это тело, которое больше ему не принадлежит, не хочет слушаться. Мужчина не хотел доводить киборга до слёз. Когда он уже почти касается своих костылей чужая рука хватает его за запястье. Сайтама смотрит на лицо Геноса, которое с чёрными жирными разводами на щеках и не может оторвать от него глаз. Он такой человечный сейчас, такой живой. Он смотрит в ответ так тепло, эти чёрные склеры становятся гуще, под давлением печали и понимания. Зло постепенно уходит, отдавая бразды правления внутреннему спокойствию. Парень смотрит в ответ, всё также держа его руку в своей, не замечая, что сдавливает её слишком сильно, пока мужчина не вскрикивает. На бледной коже остаются позеленевшие следы металлических пальцев. – Ох! Простите... я- – Не нужно. С максимальной скоростью и силой, на которую герой сейчас способен, он выдёргивает руку из хватки, тут же поднося к лицу. Его... Не раздумывая ни секунды Сайтама замахивается и бьёт Геноса по лицу. Абсолютный кулак неминуемой смерти проходится по искусственной коже не принося ей никакого вреда. Костяшки начинает саднить от столкновения с металлической обшивкой под ней и пачкая её едва проступившими каплями густой крови. Его проклятье исчезло... Сила, которая забрала у него всё исчезла. Вот так, секундная стрелка часов смахнула скупую слезу, торопясь. Но ничего не изменилось. Его бесчувственность всё ещё при нём. Время не отмоталось назад, а родители не воскресли. Он всё ещё помнит их, на жизнь дольше, чем остальных, но они всё ещё там, – на той стороне. А он еле стоит на ногах здесь, полностью обречённый и раздавленный. Разбавленный гнева горючей смесью и каплей потерявшегося рассудка. Он всё ещё стоит здесь, но это не долго, ведь падает на колени, хватаясь рукой за стол в последний момент. Зачем ему всё это было тогда? Почему, куда бы ни шёл, трагедия случалась одна за другой, тихонько стучась головой об ладонь? Эта сила – всё, что у него оставалось, а что теперь? Он безэмоциональный слабак посреди дикого мира, посреди свалившего ему на голову неба. Теперь он – абсолютно обычный человек, такой же, как семь миллиардов других, как рыба, выпущенная в море. Нет никаких причин лгать самому себе, серьёзно, это слишком серьёзно. Конец. Это... – Зачем... – губы шевелятся сипло и трудно, горечь отчётливой аурой видна даже Геносу, даже профессору, который застыл в дверях. Он не может поверить... ведь раньше это всё было не зря, он жил хватаясь за смысловые печати, но теперь они потеряли свою драгоценность. У него никогда ничего не было. Но... его квартира разрушена, силы исчезли, а душевное состояние так и не пришло в норму. Сейчас, перед глазами, именно тот момент из юности, когда он стоял на крыше, избиваемый всеми ветрами мира, в холодной стране, в ужасной зиме, на большой высоте, по колено на дне и мечтал лишь о смерти. Теперь же, когда даже она не является спасением, что ему делать?... – Зачем!!! – Он кричит во всё горло, оно сухое, ведь вся влага выходит сейчас через слёзы. Рука отпускает стол и находит опору под собой. Сайтама стоит на коленях пока бесстыжая старуха, ухмыляясь той самой улыбкой, вырезает его крылья. Без анестезии, ржавым ножом по живой плоти, по слабому мясу. Он кричит во всё горло, пока не закончится воздух, пока не вдохнёт снова, пока не продолжит по новой. Япония слышит его крики, она давится весенним туманом, вечерним обманом. Герой прислоняется головой к холодному полу, пытаясь охладить свои мысли. Не помогает, лишь добивает осознанием абсолютной безысходности. Генос, не веря, трогает пятно чужой крови на своём лице. _ Учитель... - сдержанный шёпот, - всё, что он может себе позволить. Застыв без движения, на поражение. Пластины сводит от напряжения, которому нет выхода, масло больше не льётся из глаз, ядро нагревается, отсчитывая проценты до самоуничтожения. Пока на 99% Сайтама не встаёт, хватаясь за костыли и не уходит неслышной фигурой куда-то в мрак. И киборг хочет бежать за ним, но доктор Стенч останавливает его, говоря, что так для него будет лучше, что ему нужно прийти в себя. А мужчина уходит всё дальше, через лес, не имея цели, не видя ничего, только желая поскорее уйти куда-то в холодную апрельскую ночь, чтоб замёрзнуть дотла, чтоб не вернуться назад. Он никогда не принадлежал к числу тех, кто терпеливо собирает обломки, склеивает их, а потом говорит себе, что починенная вещь ничуть не хуже новой. Что разбито, то разбито. И уж куда лучше вспоминать о том, как это выглядело, когда было целым, чем склеить, а потом до конца дней лицезреть трещины. Но он не может вспомнить, когда его жизнь была таковой, когда от неё не отваливались осколки, когда она была целой, под самым прицелом, как на иголках... Ноги сами приводят к развалинам дома. Эта ночь... стала слишком похожей на кому. Сайтама не хочет доживать до утра. Он не хочет больше... Не хочет... Нет, нет, нет выхода... *** Генос всерьёз начинает беспокоиться, когда учитель не возвращается утром. И днём. И вечером тоже. Он не выдерживает и выходит его искать, прямо ночью, морозом по коже, так осторожен, безмерно тревожен, ведь ужасный конец невозможен. Или?... Нет. Он не верит. Он бродит по городу Z невидимой тенью, неслышимой поступью, слитый воедино со звёздами. На небесах нет ни облачка, лунный диск ещё совсем тонкий, чтоб светить ярко, чтобы быть ночным солнцем. Небо усеяно мелкими лампами, которые не работают на электричестве. За счастье приходится платить, парень думал, что его цена слишком высока. Но его учитель заплатил куда больше, если киборг заплатил за него семьёй и телом, то мужчина отдал абсолютно всё, что у него было. Вот только они оба ничего не получили взамен. Они оба не изменились. Любая цивилизация имеет свои слабые места. Всегда есть нечто, от чего мы зависим. Пока это не становится нашим спасением... или проклятьем. Его тело накормлено сталью и порохом. Его душа вырвана с корнем, горло зашито, глаза закрыты... Он полгода звал туман вместо бури, часто не спал, ненавидя сон до безумия. Он терпел, пока надежда вытекала через его глаза с каждой прожитой неделей, пока рёбра от горя болели, пока пытался себя понять. Сложно отказаться от того, что уже стало родным, от того, что требует каждая микросхема твоего тела. Однажды он прочитал в книге, что всегда можно изменить точку на запятую. Но точку вернуть уже будет нельзя. Слёзы снова скользят. Ночь прекрасна, когда вы счастливы, утешительна – когда вы находитесь в горе. Но она всё равно не спасает. Тут нечего скрывать от самого себя, он любит этого невероятного мужчину, это ясно. Это камень на его шее, и он идёт с ним на дно, но он любит этот камень и жить без него не может. Всё ещё существуют два варианта развития событий: первый, когда всё же удастся всплыть вместе с камнем, второй – захлебнуться. Генос не против, – ни того ни другого. Учитель слишком стал важен ему, он стал его миром, он — солнечная батарея на его калькуляторе. Он винт на его подводной лодке. Только из-за него он ещё держится на плаву. Только им забита его голова. Сайтама бродит в самой заброшенной части, спасаясь от поочерёдной напасти, клыкастой пасти, что хочет всю жизнь над ним власти. Он еле ходит, спотыкаясь о расщелины на асфальте, застревая костылями в земле, не обращая внимания на чудищ, которые смотрят на него тысячей голодных глаз, среди них есть и люди, но луна только на одной из фаз. Они все жадные, мерзкие, вплоть до самого утра. Ноги сами приводят его не задумываясь назад. – Учитель! Сайтама лениво, скорее даже тяжело, оборачивается и поднимает свои пустые глаза на киборга, бегущего к нему. – Наконец-то я вас нашёл, вы не представляете, как испугали меня, вы не- – Да заткнись ты! Он не кричит даже. Он рычит, стоя на обломках своего дома, как монстр, что его разрушил. Он похож на дикого зверя, парень смотрит не веря, у невидимой двери. – Заткнись! Ты не понимаешь меня! Ты!!! Бесчувственный кусок железа! Надоедливая груда металла! Я не хочу тебя видеть! Проваливай!!! – одно лишь слово сильнее пуль, и, назад уже не свернуть. Пулю не поймать рукой, разве что собой. Не вернуться домой. По дороге, между пролётов – боль. Металл по металлу, этого не много, – ни мало. От конца, но не к началу. Всё пропало... – Н-но... – Я сказал проваливай! И Генос уходит, пряча слёзы от ветра. От всего света. Его фигура молчаливо удаляется, шатаясь, как хрупкая ваза, на неустойчивой тумбочке, в шаткой квартире. Он душит в себе обиду, но Сайтаме не видно. Когда киборг уходит далеко, он всё осознаёт. Он потерял последнее что у него оставалось. Он потерял Геноса. Иногда наши жизни ломаются сами. А иногда мы сжигаем их дотла собственными руками. Получаем ожоги, больно, под кожей... – Стой... Стой! Генос! Но его больше не слышно. Его боль теперь только его. Высокий тополь посреди равнины. Он не вернётся если просто позвать. Нужно за ним, и не просто, – нужно бежать. – Прости меня... я не хотел... Он бьёт кулаками землю, борется с железной удавкой на шее. Хочется захлебнуться на самого себя. Утопиться в отчаянья руках. Как он мог так поступить? – Я чудовище... Чёрт!!! Вот так легко, всё оказалось сломать. Последний осколок был смят, только колёса несущегося на него поезда стучат. Больно бьёт по глазам, но ничего отменить нельзя. Он виноват. Это всё он. Генос срывается на бег. Не важно куда. Главное, – не назад. Сайтама бьёт кулаком землю, превращая свою руку в кровавое месиво, пытаясь заглушить душевную боль физической. Генос знает, что они ещё встретятся. И не один раз, но не имеет понятия, как себя вести. Сайтама не может остановиться, пока не ломает несколько пальцев. Ему их не жаль. Он это заслужил. Он падает в лужу собственной крови, как восемь месяцев назад. Тогда киборг бежал к нему. А теперь – от него. Он действительно монстр. Он — копия своего отца. Он никогда не заслуживал кого-то вроде своей матери или Геноса. Его сила – разрушать жизни всех дорогих ему людей. Мужчина теряет сознание от болевого шока. На его глазах всё ещё дышит жидкий азот. Он не умер, а всё ещё живёт. " Прости меня мама, я не знаю, как сделать людей счастливыми." Генос бежит, под шум утреннего рассвета, под ногами плескается где-то боль. Она теперь рядом, с собой. Солнце выползает из-за горизонта, присматриваясь к двум фигурам, чьё молчание, оказалось бы лучшим исходом. Но они говорили слишком много, слишком глупо. Оно освещает своими лучами их души, обжигая раны. Оно дымится от предвкушения своей победы. Проклятая звезда сделала для них всё, чтоб сломать. Чтобы разрушить их жизни, втоптать в песок, утопить в ледяной воде, чтоб быть за ними везде. Чтобы стать новым днём, где они не вдвоём. Чтоб светить... Чтоб гореть... Чтоб сломить и убить... Чтоб никогда им вместе не быть...