Чёрная дыра

       Дождь лил третьи сутки, сменяя ритм с бурного на монотонный, и невыносимо действовал на нервы, бил по голове молотом. Джуд никогда ещё, даже, когда очнулась после аварии, не чувствовала себя такой больной. Она передвигалась по дому медленно, будто сомнамбула, а ведь нужно было ещё в саду убрать — её хватило на полчаса и маленький участок земли, страдающей от жажды так же, как она.        Войдя в дом, Джуд снимает старую куртку, повесив в шкаф, и, не чувствуя ног, шатаясь, входит в гостиную. Уилл всё ещё сидит в кресле с ноутбуком на коленях, сосредоточено глядя в монитор, и кусая губу. Она чувствовала дикое желание пройти мимо, не заговорив, сделать вид, что не видит его, но с её стороны такое поведение было бы более чем мерзким — он не оценит. К тому же, он ничем его не заслужил.        Подавив вздох, она подходит ближе и аккуратно садится на подлокотник. Потрепав его волосы, спрашивает, стараясь, чтобы это звучало заинтересованно:        — Что читаешь?        — Так, новости на сегодня, — он не смотрит на неё, но ноутбук с колен слегка отодвинул, — задумался.        — Какие-то проблемы?        — Котировки упали.        — Тебя это не очень касается, — она улыбнулась, — я бы советовала не слишком переживать по этому поводу. Выход из Евросоюза обходится очень дорого.        — Касается, Джуд, — он поджал губы, — мы ведь хотели купить дачу. Или больше не хотим?        Она никогда особо этого не хотела, но он пристально смотрит на неё сейчас, и она не может отказать. К тому же, эту цель Джуд находила весьма неплохой — вряд ли можно ругать человека за то, что он стремится к семейному уюту.        — Это было бы замечательно, — с улыбкой говорит она, — но, если не выйдет сейчас, значит, понадобится больше времени. Смотри на это под другим углом, Уилл. Более оптимистично.        Она продолжает улыбаться. Уилл убирает ноутбук на журнальный столик, обхватывает её за талию и усаживает к себе на колени. Он так и обнимает её одной рукой, другой проводя по спине. Джуд не больно, и не неприятно, но и удовольствия она не испытала. Как всегда, когда он рядом.        — Мне нравится, что ты сказала.        — Правда? — это признание её удивило. Она с интересом смотрит на мужа. — Что в моих словах особенного?        — Ты подбадриваешь меня. Это хороший настрой. Точно лучше, чем метаться между тревогой и паникой. Думаю, милая, ты выздоравливаешь.        Она не очень согласна. Поджимает губу, задумавшись. Он, очевидно, чувствуя её напряжение, и сам напрягся тоже. Теперь его взгляд стал взволнованным:        — Что такое, милая? Я сказал что-то не так?        — Нет-нет, — спешит оправдаться Джуд, чтобы он, бедняга, не грыз себя, — я просто уже боюсь надеяться. К тому же, выздоровление идёт так медленно. Сегодня, пока не было дождя, я хотела убрать листья. Меня едва хватило на полчаса и крошечный участок. Если так пойдёт дальше, я их к следующему столетию не уберу. Ужасно.        Он тихо, по-доброму, смеётся, и целует её в висок.        — Милая, ещё месяц назад тебя едва хватало на то, чтобы разогреть еды. А сегодня ты целых полчаса возилась в саду. Видишь, какая ты молодец!        И она улыбается, почувствовав облегчение. Он прав. Она просто слишком сильно жаждет поскорее оправиться. Но так не бывает, пора перестать мечтать и научиться принимать реальность такой, какая она есть.        Уилл коротко целует её запястье.        — Доктор тебя сегодня не доставал?        — И да, и нет. В голове слова путаются. И лица вспомнить на этот раз не могу. Ничего не помню, кроме того, что этот любит кожаные куртки, кажется, у него их две. А ещё сегодня отчего-то жутко хотелось бананов.        — Ещё хочешь? Потому что я всё равно собираюсь в магазин чуть позже.        — Нет, спасибо. Но я могу приготовить салат, если хочешь.        — Не нужно, Джуди. Я сам приготовлю, а ты отдыхай — он продолжает улыбаться, и коротко целует её в плечо. — Что ты сейчас читаешь?        — Монографию о Николе Тесле. Потрясающий был человек.        — Да. Чудак.        — Он опередил своё время. Почти уверенна, что современники считали его фриком. И крутили пальцем у виска, когда делился идеями.        — Тебе кто-нибудь нравится из исторических личностей?        — Что? — она недоуменно смотрит на него.        — Ты говорила, что хочешь составить топ, помнишь? Я просто подумал — уже есть кто-то, кого ты хочешь туда включить? Или пока нет?        Она задумчиво глядит перед собой, прикусив губу.        — Думаю, однозначно Тесла. И Моцарт. А музыка Бетховена, — она судорожно вздыхает, — он великий композитор, но его музыка отчего-то нагоняет на меня тоску. И волнение. Я слышу её — и мне кажется, что скоро случится какая-то катастрофа.        — Вывод прост — на губах Уилла, явно желающего её приободрить, — тебе нужно перестать слушать Бетховена.        Он смеется и быстро, звонко, целует её в нос.        Запустив пальцы в его волосы, Джуд треплет их, а потом аккуратно целует:        — Ты замечательный человек, Уилл.        — Именно потому ты вышла за меня, детка — с шутливой кичливостью отвечает он, сияя. Похоже, он в великолепном настроении. От его тревог не осталось и следа.        — Да — откликается она, улетая далеко из комнаты, из этого мига, и, кажется, с этой планеты.        Почему она за него вышла? Она не знает ответа, и, похоже, никогда не узнает. Конечно, так бывает, что, в результате серьезных психологических травм, больших потрясений, человек теряет вкус к тому, что ему было дорого раньше. Она знает. Ей говорили врачи, в том числе, и доктор Харрис. Но как может стать совсем чужим некогда любимый человек? Она не любит Уилла, теперь в этом нет никаких сомнений. Он нежен с ней, терпелив, заботлив, доверчив и открыт — а в её сердце ни единой струны не отзывается. И, как бы не убеждал её невролог, доктор Лейсон, что это нормально, что такое обновление чувств вполне может случится, после пережитого ею, Джуд твёрдо знает: её чувства к Уиллу никогда не обновятся. Потому что их никогда не было. Они — два чужих друг другу человека, которым словно приказали быть вместе.        Может быть, это кто-то из врачей воздействовал на её психику, и она потому согласилась стать женой Уилла?        Джуд мотает головой, отметая эту мысль. Большего бреда придумать нельзя было. Иногда её хиреющее подсознание городит абсолютную чушь.        — Эй, ты чего? — видимо, почувствовав напряжение, тормошит её Уилл.        — Всё в порядке, — выходить из ступора сложно, Джуд тяжело вздыхает, — просто задумалась о всяком. Завтра, если дождя не будет, схожу в библиотеку — я почти все взятые книги уже прочла.        — О чём хочешь теперь почитать?        — Я бы хотела взять что-нибудь, связанное с физикой.        — О! — он вдруг оживился, обнял её чуть крепче. — Знаешь, у Стивена Хоккинга есть книги для детской аудитории. Кажется, он в них объясняет детям устройство Вселенной. Забыл, как они называются, но я гуглил, можно в истории поиска найти.        Она смеётся.        — Уилл, я не ребёнок, и я не так уж плохо помню физику.        — Прости, — теперь он похож на раскаявшегося котёнка, сверлит её взглядом, — я просто подумал, тебе нужно начинать с малого.        — В любом случае, — приобняв его за плечи, отвечает она, — спасибо за рекомендацию. Думаю, лишней она точно не будет.        — Пожалуйста. О, и кстати. Когда ты убирала, звонила Донна. Она хочет зайти в гости на днях. Я сказал, что послезавтра я на смене.        — Отлично.        Их соседи были самой обычной семейной парой. И, если главу семейства она знала не очень хорошо, все контакты с ним сводились к банальному приветствию, когда виделись, то Донна Джуд сразу пришлась по душе — энергичная, шумная, живая, яркая и весёлая, она стала воплощением жизни. Жизни, которую сама Джуд, теперь уже ясно, потеряла, и которую всё никак не могла ухватить за хвост. К тому же, Донна никогда не приходит с пустыми руками, значит, скоро принесет какой-нибудь из своих супер-вкусных пирогов.        Джуд улыбалась.        — Хорошо, что мы подружились с Донной, правда? С тех пор, как я переехал, чувствовал себя очень одиноким. И тут тайфун по имени Донна.        — Да, — кивнула она, — хотя я дружу с ней больше из практичных целей. Она приносит очень вкусные пироги, и мы экономим деньги на сладком к чаю. Да и мне не приходится ничего придумывать.        Повар из Джуд был никчёмный — каждый раз, стоя у плиты, она рисковала сжечь дом. И, как ни старалась, больших высот в готовке достичь так и не выходило, пока получались только самые простые блюда, вроде запеченного картофеля.        — Ах ты, вредная девчонка! — Уилл шутливо хлопает её по коленке. Они оба смеются.        Впрочем, волна смеха отступает, уступив безнадежной, почти вселенской грусти. Джуд спешит уйти, под предлогом, что хочет отдохнуть, и давит подступающие к горлу злые слёзы.        Она садится на кровать и, быстро записав в дневник воспоминания о докторе в кожаной куртке, что наведались вчера, составляет в идейнике план работы на завтра. А потом устало рушится на кровать.        Что она делает? Что она, чёрт побери, делает?        У неё неплохая жизнь. Ради неё Уилл, симпатяга с лучистыми глазами, готов на всё, на любые жертвы, на любые поступки. Он работает, как проклятый, не спит по ночам, придумывает всё, что только возможно, чтобы помочь ей поскорее прийти в себя. Он всегда рядом, почти не прося ничего взамен, никогда не предъявляя претензий, что она мало ему отдаёт. Так почему тогда она отталкивает его? Если человека любишь за его любовь и ласку, почему ей так сложно принять его? Почему так трудно его полюбить — человека, который заслуживает любви, как никто другой?        Джуд судорожно вздыхает. Встав с кровати, подходит к окну, чтобы смотреть на опостылевший дождь, и чертить кривые дорожки по стеклу пальцами. Она знает ответ.        Всё из-за Гарольда Саксона, чёрт бы его побрал.        И, конечно же, едва она осознаёт это, как тут же слышит звук тормозов. Его машина останавливается прямо у ворот их дома. Он здесь.        Все попытки образумиться, убедить себя в том, что нужно любить милого, прекрасного, чуткого и заботливого Уилла, тут же летят к чёрту, рушатся словно карточный домик. Джуд мечется, натянув другие — облегающие фигуру — джинсы и новый свитер. Джуд расчесывает волосы, поправляет причёску пальцами, бежит к двери, но в последний миг возвращается, вспомнив, что забыла надушиться. Джуд наносит на кожу несколько капель духов, что пахнут лилией — Гарри обожает этот запах, и всегда лижет ей кожу, пока он весь, этот аромат, не отпечатается на его языке. Никто и не говорил, что у него обычные предпочтения в сексе.        Он сидит за столом, закинув ногу за ногу, и слушает бессмысленную болтовню Уилла, который стремится показать собственное гостеприимство. Если бы он знал правду, то схватил бы Саксона за глотку, и, наверняка, вышвырнул бы их обоих из дома. Но он не знает, а, значит, оба продолжают играть роли добрых приятелей. Джуд вздыхает — у неё самая мерзкая роль в этом спектакле жизни. Она играет чужую жизнь.        — Привет, Гарри, — страшно нервничая, говорит она, и улыбается, словно ребёнок, которому вот-вот сообщат о каком-то важном событии, способном изменить всю её жизнь, — рада тебя видеть. Дождь только что стих. Не думала, что ты сегодня заедешь.        — Привет, — встав, он подходит к ней и аккуратно целует в щеку, — я схожу с ума от скуки. Дома так серо, в авто-мастерской дела тоже идут не очень. Все сейчас дома сидят. Чёртовы дожди. Вот, решил вас навестить.        — Это хорошо, — подхватывает Уилл, достав коньяк и разливая кофе по чашкам, — Джуд сегодня спокойнее, чем обычно, и улыбается. И даже много смеётся, да, милая?        Она кивает. Ей это очень, очень не нравится. Уилл хвастается ею, точно щенком, выучившим новую команду. Гарри смотрит на неё изучающе, будто решая, как ему относиться к этой информации. Она чувствует себя пушистым зверьком, из тех, которыми приходят любоваться в зоопарках.        — Замечательно — довольно кивает Гарри, подвинув к себе кофе, и делает аккуратный глоток, — потому что я как раз хотел пригласить вас проехаться в парк.        — Чтобы снова попасть под дождь? — Уилл с улыбкой мотает головой. — Тучи даже не думают уходить, видимо, скоро будет новая порция ливня.        — Ну и что? — Саксон пожимает плечами. — Мы ведь на машине. Воздух чистый, дышать приятно. Не вижу особой проблемы. Попадём под дождь — переждём. Что скажешь, Джуд?        Она, конечно же, скажет «да». И дело вовсе не в том, что не может отказать Гарри или приходит в восторг от каждой его идеи, ведя себя точно как преданная фанатка. Конечно, нет. Просто она измучилась сидеть дома. Ей хочется гулять, слушая дыхание ветра, ощущать запах земли и травы, глядеть в хмурое небо, рассматривая его пейзажи. Ей хочется жить. Хорошее чувство. Оно давно не приходило к ней в гости. Она уже начала забывать, каково оно на вкус.        — Хорошо, — кивает она, — мне нравится.        — Ну вот, — театрально разочаровано вздыхает Уилл, — вечно ты поддерживаешь его безумные идеи, Джуд. Что с вами поделаешь? Пойду собираться, значит.        Он уходит, и становится трудно. После их последнего раза, Джуд всё ещё испытывает страх. Она боится Саксона, и даже приближаться к нему, хоть её и тянет, будто магнитом. Хотя он сотню раз уже извинялся, и сейчас, вроде бы, ведёт себя вполне дружелюбно, Джуд теперь знает, она уверена — это маска. Милый, обаятельный, энергичный мужчина, за улыбкой которого, на самом деле, прячется чудовище. Она полюбила монстра. Она в ловушке.        — Всё в порядке, Джуд? — кажется, искренне волнуясь, спрашивает Гарри.        — Ты знаешь ответ — с апатией произносит она.        Он склоняется ближе через стол, сверля её глазами. Теперь они почти что болотного цвета, а, значит, он встревожен.        — Джуд, я извинился. Много раз.        — Это ничего не меняет. Я боюсь тебя.        — Ты всё ещё хочешь всё рассказать Уиллу?        — Да, но, похоже, если я это опять сделаю, ты меня убьешь. Я права?        Судорожно вздохнув, он подходит к ней и коротко целует в волосы и в висок.        — Придёт время, и он обо всём узнает, Джуд. Обещаю.        — А когда же, наконец, правду узнаю я? — сокрушенно, будто пытаясь найти ответ в глубине собственной души, спрашивает Джуд, и отворачивается в окно — ей сейчас трудно смотреть на Гарри.        Но и по голосу она чувствует, что он мрачен.        — Узнаешь. И правда, дорогая, тебе не понравится.