Чёрная дыра

       — И можно мне ещё вот эту книгу? — она жадно хватает пальцами корешок, изумрудного цвета, книга заинтересовала её только поэтому, — что это такое?        Она хватается за корешок, ярко-зелёного цвета, из-за которого книгой и заинтересовалась, осторожно достаёт её с полки. Только теперь смотрит на название, пристально, щурясь, всматривается, ищет знакомые буквы. «Волшебник страны Оз». Ладно. Такой книги она ещё не читала.        У неё в руках продолжение серии сказок шведской писательницы Астрид Лингрен, три больших книги о героях, которые, почти все, ей очень нравятся. В машине её ждёт Уилл, наверное, он поставил пакет с книгами из библиотеки для взрослых на заднее сиденье, как всегда. Там восемь книжек, и она понятия не имеет, с какой начинать. Наверное, придётся считалочки проводить, чтобы определиться.        Так много книг! Кому-то другому хватило бы их на месяц. Другому — может быть, но только не ей. Джуд будет читать днём и вечером, глотать книги по ночам, пока не спит (а у неё почти всё время бессонница), и утром, прежде чем позавтракать. Джуд будет уделять чтению так много времени, что станут болеть глаза.        Мисс Кноуп, милая женщина, добродушно улыбается. Она, может быть, считает её странной, несмотря на то, что Уилл всё объяснил. Возможно, списывает её жажду познать элементарное, то, что известно любому ребёнку, не аварией и последующей амнезией, а каким-нибудь другим заболеванием, вроде умственной отсталости. Джуд предполагает, что хоть раз, но мисс Кноуп задумывалась об этом. А, может, она действительно симпатизирует ей. Для женщины, у которой не сложилось с семьей, милый взрослый ребёнок, какой сейчас стала Джуд, наверное, очень интересен.        — Конечно можно, Джуди, — говорит мисс Кноуп, — вы — наш лучший читатель. Знаете, ни один ребёнок не читает так много. Вы хоть спать не забывайте, пожалуйста.        — Я сплю, мисс Кноуп, спасибо — кивает Джуд, хотя это лишь отчасти правда: она иногда дремлет в кресле, набросив пуховый платок на плечи, или на диване, свернувшись клубочком. В своей постели, испытывая огромную неловкость перед Уиллом, она спит очень редко. А иногда и вовсе кажется, что она не нуждается во сне.        Приветливая библиотекарь возвращает улыбку и вносит данные книг в её электронную карту.        — Приятного вам чтения. «Приключения Шерлока Холмса» вам должны понравится, Джуд.        — Думаете?        — О да, — уверено кивает мисс Кноуп, — это самый гениальный выдуманный ум Англии. А, может, и всего мира. Кстати, вы знаете, что сама Её величество королева Виктория просила Конан-Дойля продолжать писать истории о великом сыщике? Вот как народ любил Шерлока.        — Забавно — улыбается Джуд, изумленная такой популярностью. — Должно быть, этот Шерлок — весьма интересный тип. С него, пожалуй, и начну. Благодарю вас.        — До скорой встречи.        Джуд оборачивается у двери, чтобы помахать мисс Кноуп. Та машет ей в ответ.        К Уиллу она бежит почти счастливая, с радостной улыбкой на лице. Он ждёт её, постукивает пальцами по рулю, неспешно разглядывает проходящих по улице людей. В библиотеку заходит какая-то женщина с дочкой и Джуд, хоть они и не знакомы, улыбается. Малышка с мамой улыбаются в ответ.        — Ну что? — спрашивает Уилл, когда она буквально запрыгивает на сиденье рядом. — Выбрала книги?        — Угу, — кивает Джуд, — вот, смотри.        Он неторопливо рассматривает каждую книгу, по очереди. Листает страницы, щурится, чтобы присмотреться получше к иллюстрациям, и даже нюхает запах бумаги и кофе, которым они пропитаны.        — Хороший выбор, милая, — с улыбкой говорит он, наконец, и кладёт книги рядом с другим пакетом, как она и предполагала, стоящем на заднем сиденье, — я очень любил «Шерлока Холмса» в юности. Однажды даже оделся им на утренник. Только меня почти никто не узнал. Все спрашивали, кто я сегодня.        Джуд улыбается. Она с трудом представляет Уилла, большого, высокого, ребёнком, хоть он и показывал ей фотографию. Он гладит её по руке теплыми пальцами. Джуд не очень приятно, она не любит, когда он к ней прикасается. Но сейчас она терпит, напоминая себе, что так правильно, и что она должна всего лишь потерпеть пару минут.        — Надеюсь, милая, ты не хочешь съездить в парк, чтобы набрать книг ещё и в домиках? Это хорошая идея, книги останутся у нас дома, но у тебя их пятнадцать, прочти сперва эти.        Джуд ёрзает. Ей не нравится, что он отговаривает.        — Я думала, мы туда поедем.        — Пятнадцать книг, Джуд — мягко напоминает он.        — Мне этого вряд ли даже на месяц хватит, — пытается мягко возразить она, — а у тебя постоянно работа. До парка ехать пару минут всего, и мы можем пообедать в кафе, где заказывали молочные коктейли в прошлом месяце, помнишь?        Конечно, он помнит. Но всё равно мотает головой. Он с ней опять не согласен.        — Нет, Джуд. Прости, но нет. Хватит книг. Прочти эти сперва. Растягивай чтение, в конце концов. А то так все книги в мире перечитаешь, и что дальше? Станешь писать свои?        — Отличная идея, кстати, — с энтузиазмом произносит она, — ты знаешь, что покойный дедушка Донны писал сказки? Может, и мне попробовать?        — И о чём писать будешь? — на его лице медленно проступает улыбка.        Она задумалась. Пожимает плечами. Тепло улыбается.        — О том, как, когда жаришь яичницу, не спалить целый квартал?        Он смеётся, запрокинув голову на сиденье. Джуд тоже улыбается, но ей почему-то неловко. Она хочет оказаться как можно дольше от него. Уилл чужой ей. Проходит время, дни то медленно тянутся, то летят, будто безумные, а она всё ещё ничего не может о нём вспомнить. И по-прежнему, совершенно ничего к нему не чувствует. Один только холод внутри, и съедающее всё до крупиц равнодушие.        Когда он берёт её за руку, Джуд снова чувствует неловкость. С трудом сдерживает себя, чтобы не освободиться. Чтобы перестать крутиться, а вести себя как можно более естественно.        — Ну, — улыбается Уилл, и глаза его лучатся, — сейчас-то ты делаешь яичницу гораздо лучше, Джуди. Ты молодец.        — Ага, — не без гордости кивает она, — сейчас я сжигаю только сковородку. Я молодец. Я огромный молодец. Чемпионка.        Он тихо смеётся, заводит авто, сосредоточено смотрит вперёд. Они едут домой.        Джуд домой не хочется. Там неуютно и холодно. Ей говорят, что это пройдет. Доктор Харрис, психоаналитик, утверждает, что она привыкнет, нужно время. Доктор Уилс, невролог, говорит, что это временно, нужно только ещё немного подождать. Джуд им почти уже не верит. Прошло несколько месяцев с тех пор, как Уилл привёз её сюда, разбитую, слабую, прыгающую на одной ноге, таскающую после аварии вторую. Он привёз и сказал ей: «Добро пожаловать домой, милая Джуди!». Но она до сих пор ничего к этому дому не чувствует. Не хозяйка она там. И не хочет быть хозяйкой.        «Это не твой дом, Доктор. Ты знаешь, что не твой. Ты знаешь, что твой дом — вся Вселенная. Ты знаешь, что у тебя нет дома»        О, нет. Опять этот старик насилует её голову. Он, видно, никогда не заткнется.        Джуд вздыхает и сердито сопит. Одна из причин, почему она так одержима чтением, глотает книги запоем — то, что несносный Доктор затыкается, пока она читает. И, хоть Джуд буквально слышит его дыхание, он сопит и внимательно читает вместе с ней.        Уилл ведёт, внимательный и аккуратный, а Джуд устало глядит в окно, но ничего перед собой не видит. Она снова где-то далеко, её сознание отключается, убегает от неё.        Наверное, она бы уснула сейчас, но они уже приехали. Джуд выходит из авто, жадно затягивается воздухом, чувствуя, как он курсирует по лёгким, и аккуратно, крадучись, входит внутрь. Уилл раскладывает её книги на столе, а потом приходит в коридор, помогая ей снять верхнюю одежду.        — Ты голоден? — спрашивает она, едва они оказались в кухне.        — Да, есть немного.        — Я могу отварить клёцки. Или поджарить тосты.        — Можно и то, и другое, милая, — улыбнувшись, отвечает Уилл, — но я сам. Отдохни лучше. Ты немного сонная.        О, нет. Ей нужно чем-то себя занять. Это — её единственная возможность подумать о происходящем. Попробовать разобраться в бардаке, что творится в её жизни.        — Я сама, Уилл. Я хочу попробовать сама.        — Ты уверена? — он взволнован.        — Да, — кивает Джуд, — духовкой я пользоваться умею. К тому же, если что, поможешь. Если мне всё ещё понадобится помощь. Надеюсь, что нет.        — Хорошо.        Они по очереди моют руки. Уилл садится за своё привычное место, во главе стола, а Джуд начинает почти бегать по кухне, метушится, и повторять про себя алгоритм действий: достать клёцки из холодильника, достать кастрюлю, налить воды, посолить воду, бросить туда немного клёцек, включить печку, поставить кастрюлю на огонь, взять хлебцы, включить тостер, бросить хлебцы в тостер, закрыть машинку, ждать. Как ужасно теперь работает её память. Обо всём нужно себе напоминать. И только напоминания о том, что они с Уиллом с самого детства вместе и любят друг друга, ни черта не срабатывают.        У неё, кажется, всё получается. Она всё делает правильно. Во всяком случае, Уилл ни слова не говорит, только следит за ней, провожая взглядом. Она знает этот взгляд. Она видела его, когда Гарри смотрит на неё. Она замечала его на себе, когда Уилл смотрел на неё во время чтения.        В конце концов, Уилл — её муж. Нужно закрыть глаза, представить себя в объятьях Гарри, и считать минуты, пока он будет делать то, что ему нужно. Дольше пятнадцати минут всё равно не продержится, она точно знает.        — Молодец, — улыбается он, даже с какой-то гордостью, когда она подаёт к столу горячие пельмени, от которых ещё парит, — видишь, у тебя всё получилось. Всё прекрасно, милая. Твоя память отлично восстанавливается.        — Ага, — кивает Джуд, натянуто улыбнувшись, и ставит чайник, — я рада.        И лжёт. Она не рада, что память возвращается, и с каждым днём становится понятно, что она не любит Уилла, и, возможно, совсем не знает его. Зато любит Гарри, и, кажется, это взаимно, но он не позволяет им быть вместе, чёрт знает, почему. Что за игры он, в конце концов, ведёт?        Уилл буквально набрасывается на еду, ест с такой жадностью, как будто голодал целую вечность. Наверное, он так же набросится и на неё совсем скоро. Джуд вздыхает. Напомнив себе, что это необходимо, накалывает клёцку на вилку и начинает жевать. Кажется, вкусно, хотя она не уверена. Мыслями она сейчас так далеко отсюда, что не в силах почувствовать вкус. Есть, по крайней мере, можно. И то ладно.        Он решил помыть посуду, почему-то не стал пользоваться посудомойкой. Ну и ладно. Джуд глядит в окно, где накрапывает мелкий дождь и рисует каплями по окну, и думает о том, что должна всё Уиллу рассказать. Она должна во всём признаться. Хватит лжи.        «Ты постоянно лжешь. Великий лжец».        Снова этот Доктор. Джуд устало вздыхает, мысленно послав его к чёрту и приказав не возвращаться к ней как можно дольше. Ещё лучше — никогда, но на это она едва ли может надеяться. Пока Уилл возится с посудой и моет пол, Джуд пьет чай. Очень приятное тепло разливается по телу с каждым глотком, и помогает успокоить нервы. Она признается. Скажет. Хватит лгать.        Уилл оказывается рядом. Опускается на пол, обнимает её колени. Улыбается. Тянется к губам. Аккуратно целует. Сосредоточено дышит.        Началось.        «Где же ты, мой друг? Ты мне так нужен! Тета опять не справился. Тета снова всё запорол. Тета опять всё испортил!».        Уилл подхватывает её на руки и аккуратно несёт в спальню. Кладёт на постель, ещё хранящую запах тела с утра. Раздевается. Джуд не хочет его обидеть сильнее, чем сделает это чуть позже. Она глядит на него, как он снимает рубашку, потом брюки, и, когда он садится на постель, чтобы снять трусы, тоже начинает избавляться от одежды.        Уилл мягок, нежен, не напирает. Аккуратно целует её в волосы, в висок, покрывает поцелуями её лицо. А потом неспешно, неторопливо водит пальцами по её телу.        Джуд ни о чём не думает, пока он ласкает её, пока наносит смазку, потому что она, конечно, совсем не возбудилась, пока осторожно неглубоко входит в неё и замирает, давая привыкнуть. Джуд не привыкнет, ей плевать, она далеко. Она думает о Гарри, о том, как любит его, до одури, на грани помешательства, о том, что нужно сказать Уиллу правду, и что сделает это сегодня, потому что времени тянуть больше нет.        Как она и предполагала, Уилл продержался минут десять, может, чуть больше. С тихим стоном, он опадает в её руках, снимает презерватив и удобнее ложится рядом. Джуд в последнюю минуту перед тем, как он кончил, вспоминает, что не может обидеть его ещё сильнее, чем собирается, и тихонько стонет. Может быть, он поверит даже, что она тоже кончила.        Он смотрит на неё, разглядывает её, гладит по щекам, по лицу.        — Ты замечательная, Джуди, — он аккуратно накручивает на палец прядь её волос, — и ты так много вспомнила. А ещё стала гораздо спокойнее. Лекарства, наверное, действуют. Ты сейчас более умиротворённая. И улыбаешься чаще. Видишь? Всё получается. Скоро память окончательно к тебе вернётся, милая. Я в это верю. Я знаю, что так…        — Я тебе изменяю, Уилл, — холодно отрезает она, отодвигаясь, — с Гарри.        Она думала, что это будет сложно. Что ей станет грустно, плохо, неудобно. Что она будет чувствовать себя законченной дрянью. Что будет корить и винить себя.        Но нет. Она ничего не чувствует. Совсем ничего.        Она ничего не чувствует, когда он в отчаянье спрашивает, как же так, почему. Ничего не чувствует, когда признаётся ему, что изменяла до свадьбы, и даже во вторую ночь после, когда Гарри забрал её на пляж и они занимались там сексом как одержимые, пока сердца из груди выпрыгивать не начали от напряжения. Ничего не чувствует, когда он шарахается от неё, будто она прокаженная, мигом натягивает трусы, когда лупит кулаком в стену и в дверь и, кажется, больно бьет костяшки пальцев о дверной косяк, потому грязно ругается. Ничего не чувствует, когда он носится по дому, словно загнанный в клетку зверь, и рыдает как девчонка, и когда улетает в ванную, стуча там, кажется, по зеркалу кулаком.        И лишь когда он влетает в спальню снова, с телефоном в руках, в который отчаянно вопит: «Чёртов ублюдок!», Джуд ощущает страх. Он, конечно же, позвонил Гарри, а значит, ей придётся спасать себя.        Гарри примчался через двадцать минут. Он влетает в дом, едва не вырвав дверь с петель и хватает её в охапку, голую, натягивающую трусы. А потом цепкой рукой вонзается в горло:        — Как ты посмела? Как ты могла сказать ему, чёртова идиотка, если я приказал тебе этого не делать?        — Гарри, — испуганно пискнув и, не мигая, уставившись на него, шепчет Джуд, — я…        — Ты ослушалась меня, Джуд, — сжав зубы до хруста, отчеканивает он, — нарушила наш договор. И я должен буду тебя за это наказать.        Подскочивший сзади Уилл замахивается кулаком, но ударить не может — глаза его полны слёз, он буквально взвывает от боли, и руки дрожат.        — Но сперва, — продолжает зло чеканить каждое слово Гарри, — я разберусь с этим ничтожеством.