Чёрная дыра

       Свадебные клятвы. Почему этот набор слов так важен всем людям?        Джуд старается говорить сдержанно, чтобы чётче звучало. Улыбается вполне искренне, но не от того, что очень счастлива. Она чувствует покой, а улыбка Уилла, такого большого, но ранимого, плюшевого медвежонка, действует на неё умиротворяюще.        Джуд обещает быть верной и преданной женой, заботиться о Уилле в невзгодах, поддерживать в радостях, делить с ним каждое мгновение жизни, слушать и слышать его, и любить, потому что он замечательный, добрый, мягкий и очень заботливый человек. Когда вчера она эту клятву писала (какая она всё-таки неорганизованная, вечно откладывает всё на последний момент!), то очень хотела, чтобы вышло как можно правдивее. И решила: в этой клятве она, перво-наперво, поблагодарит Уилла за эти месяцы, которые он провёл, заботясь о ней. Потому что, даже поврежденная амнезией, она была уверена: никто никогда не делал этого лучше.        Уилл держит её за руки, нежно гладит вспотевшие от волнения ладони, и улыбается — искренне, счастливо, будто ребёнок. Он открыт ей, чувствам, которые (она не перестаёт надеяться) однажды возникнут в её сердце, и всему новому, прекрасному, что (она надеется тоже) принесет им их семейная жизнь. Уилл улыбается — и внутри, на душе, в сердце, сразу же становится тепло.        Она сейчас как маленький ребёнок, о котором нужно заботиться. И он с этим отлично справляется.        Гарри, конечно же, тоже здесь. Стоит по правую сторону от них, свидетель. Подаёт кольца. Джуд чувствует, как он напрягся, когда подавал кольцо для неё. Он отрешен и так сосредоточен, будто собирается подорвать землю, вынашивает агрессивные планы. Джуд не может его за это упрекнуть. Она пытается убедить себя, что так правильно, что она с Уиллом. Что она сделала правильный выбор. Но знает, что это — всего лишь ложь.        «Кощ, прости меня. Я опять всё испортил».        Кольцо уже на её пальце. Уилл, кажется, абсолютно счастлив. Сегодня утром он сказал, что будет с удовольствием пересматривать эти чудесные воспоминания о дне, в котором они стали двумя половинками одного целого. Он может быть таким романтичным, что это вгоняет Джуд в ступор.        Кольцо обычное, круглое, тонкое, неплохо смотрится на её хрупком пальце. Она бы, может, и хотела чего-то другого, но у неё не было времени и сил подумать над этим. Платье, которое она надела, самое обычное, кремового цвета, вовсе не свадебное. Просто красивое платье на вечер. И цветок белой розы в волосах вместо фаты.        Уилл тоже в светлых бриджах и летней рубашке навыпуск. Они немного хиппи в этом образе, а, впрочем, такими они и есть. Семья хиппи.        Это звучит в её голове как-то странно. Джуд делает над собой усилие, чтобы не задрожать. Они теперь семья. Это случилось. Это больше не игры её разума и не проделки обезумевшей памяти. Это правда.        «Объявляю вас мужем и женой».        Ну вот. Случилось. Но как такое возможно? Она не может быть чьей-то женой. Не Уилла точно.        Но Уилл так счастлив, и на ресницах его, кажется, даже выступили слёзы. Он тянется за поцелуем, нежно касается её губ своими, вовлекает в поцелуй. Он нежный, аккуратный, не спешит. Касается её мягко и нежно проводит пальцами по волосам. А потом, совсем аккуратно, быстро целует в шею.        Джуд не может не улыбнуться. Чувства придут. Она вспомнит о них. Возродит из пепла, если будет нужно. Уилл заслуживает того, чтобы его любили. Он сам и есть любовь и забота в лучшем их проявлении.        Она обнимает его. Потому что хочет поздравить. Пообещать, что всё будет хорошо, и что, пусть она почти ничего не вспомнила из их истории, она рада, что полюбила его однажды. И что он выбрал именно её.        А ещё она обнимает его, чтобы посмотреть на Гарри, и чтобы взгляд этот был менее заметен для сторонних глаз. И, как только это стало возможно, Джуд аккуратно переводит на него взгляд. Гарри стоит, держа руки за спиной, прямой, натянутый, словно струна, напряженный. У него словно бы армейская выправка. Джуд начинает казаться, будто он тигр, затаившийся перед прыжком. Что, если сейчас, он прыгнет и вцепится ей в глотку?        Бред. Паранойя. Игры воспалённого сознания.        Джуд закрывает глаза, чтобы больше не видеть его лица, трясет головой, стараясь отогнать дурные мысли, и закрывает глаза. Уилл хорошо пахнет — чаем и кедром. У него интересный запах духов. Он напоминает дом.        Которого у тебя, Доктор, никогда не было.        Они принимают поздравления, Донна желает счастья, а что говорит Гарри, Джуд не слышит. Она слушает только его монотонный голос и смотрит на его губы, пока не начинают болеть глаза.        Она хочет его поцеловать. Плевать, что теперь, с этой минуты, она жена Уилла, что сейчас — их свадебная церемония, что она, в принципе, не может думать ни о чём подобном, что Гарри сказал, что уезжает. Плевать на всё. Она хочет его поцеловать.        Чёрт, Кощ, ну хватит меня щекотать. Не то укушу за нос!        Джуд набирает в лёгкие много-много воздуха, бросается вперёд, чтобы не передумать, и крепко-крепко обнимает. Гарри оторопел. Она чувствует, как он замер в её объятьях. Он словно натянутая струна сейчас. Расслабляется только через минуту, когда объятья остыли, и Джуд возвращается на своё место рядом с Уиллом.        Клацанье фото-аппарата ей не нравится. Странный и неприятный звук. Джуд напоминает себе, что они должны иметь свадебные фото. У всех должны быть свадебные фото. Тем более, когда никаких свидетельств их с Уиллом любви не осталось — всё сгорело во время пожара в его старом доме. Пусть эти фотографии будут новым началом. Пусть начало будет счастливым, свидетельством чего-то хорошего и тёплого.        Она улыбается, ощущает тепло, когда он держит её за руку. Такой большой Уилл. Такой мягкий. Милый плюшевый медвежонок.        Он снова аккуратно целует её в волосы, берёт под руку и уводит.        — Куда мы идём? — вздрогнув, будто ото сна очнувшись, спрашивает Джуд. Они должны были поехать в ресторан сразу после церемонии.        У них забронирован столик, несколько дней назад Уилл показывал ей приглашения.        — Это и есть мой сюрприз, — улыбается Уилл, — помнишь, я обещал тебе сюрприз? У нас будет фото-сессия у океана.        О! Как здорово! Джуд нравится океан и плеск воды. Он производит потрясающее действие — тепла, умиротворения. Звуки волн, что бьются друг о друга, целуясь, нравятся ей больше самой прекрасной музыки.        — Спасибо, Уилл — Джуд с благодарностью целует его и ласково треплет его взлохмаченные от ветра волосы.        — Желаю хороших фотографий. И ярких впечатлений.        Гарри. Оба сердца ёкают и болезненно стонут. Джуд переводит на него взгляд, смотрит с восторгом, но и не без тихого «Прости» в глазах. Она знает, что ни в чём не виновата. Они с Гарри не были любовниками, он не делал ей предложения, они были кем-то, вроде друзей с привилегиями.        Она не делала ничего дурного, он сам говорил, что будет рад, если она выйдет за Уилла, что этот брак принесет им обоим счастье? Тогда почему её гложет такое огромное, мерзкое, сосущее под ложечкой, угнетающее чувство вины?        «Прости меня, Кощ. Я опять всё испортил».        — Ты не пойдёшь в ресторан? — спрашивает Уилл, а ей, Джуд, словно язык отрезали, и булькает она пустым воздухом в глотке.        — Нет, у меня дела. Прошу прощения.        Уилл кивает. Может быть, он чувствует облегчение, что Гарри не будет рядом? Может, ему так легче, лучше, комфортнее?        — Всего доброго — Гарри смотрит на Джуд, но мимолётно, почти сразу отводя взгляд.        Джуд опять чувствует, как этот ребёнок, шебутной, наивный, ранимый — Тета — скрутился внутри неё в клубок и тихо плачет, поскуливая: Кощ, не уходи!               Джуд кажется, что она сама вот-вот скулить начнёт, как обиженный несчастный щенок. Ей хочется плакать, шептать, увидятся ли они снова, молчать, обнимая его крепче, покрывать поцелуями его лицо, глаза, крепко целовать в губы, не отрываясь ни на секунду, пока они не станут задыхаться, слиться с ним воедино, стать его неотъемлемой частью. Но она ничего подобного себе позволить не может. Ни сейчас, ни когда-либо ещё, в будущем. И она, чёрт возьми, ненавидит себя за это.        — И тебе — кивает Уилл, улыбаясь с явным облегчением: пешка убила ферзя.        — Пока, Гарри — тихо шепчет она одними губами, закрывает глаза, жмурится, чтобы не заплакать. И давит внутри себя болезненный стон, наблюдая, как он медленно отдаляется, как уходит от неё шаг за шагом. Навсегда (?).        Фотосессия проходит как в бреду. Ужин в ресторане тоже. Донна без остановки трещит, счастливая, весёлая, будто бы это её свадьба. Шон лишь изредка отвечает, когда успевает вставить хоть слово в её пылкую тираду. Уилл почти не выпускает её руку под столом.        Но Джуд ничего не чувствует, почти ничего. Звуки музыки погасли. Даже вкус еды потускнел, хотя ужин явно рассчитан на неё — много персиков и сладостей, которые она любит.        Она ничего не чувствует, пока они едут в машине домой. К счастью, Уилл почти не говорит, просто гладит её руку и иногда проводит по спине. И когда он, как полагается по придуманному кем-то из людей обычаю, переносит её через порог на руках, тоже ничего не чувствует.        Когда она, уличив момент, пока Уилл купается в душе, насыпает в его бокал с вином снотворное, Джуд лаже не чувствует угрызений совести. Она знает, что он её не тронет. Но знает и то, что вообще не должна ночевать здесь. Она должна быть не с ним. Сегодня — и всегда.        Уилл возвращается. Приходит в спальню, аккуратно садится на кровать. Шутливо проводит носом по её запястью. Джуд, сидящая на своей половине в белой ночной рубашке из атласа, тихо улыбается.        — Замечательный был день, милая.        — Да — кивает она. — Очень.        — Спасибо тебе за него.        — И тебе. Особенно за фотосессию у океана. Хотя меня раздражает звук фотоаппарата, но в этот раз я ничего такого особо не почувствовала. Океан, наверное, перебивал.        Уилл ложится на живот поперёк кровати. Он часто лежит так, придя с ночной смены. Иногда даже засыпает вот так.        — Почему мне кажется, что ты грустишь, Джуд?        Она легко поводит плечом.        — Это светлая грусть. Сегодня был трогательный день. Я пока не знаю, как ещё на подобные реагировать.        — Уверенна, что всё хорошо?        — Да — она улыбается снова, но краешком губ.        Уилл смешно вытягивает губы для поцелуя, а потом затягивает в поцелуй её. Джуд не противится: всё равно он не получит ничего больше.        — Знаешь, — взяв её за руку (почему он так боится её отпустить?), говорит он, — я устал. Не думал, что этот день ещё и утомительным может быть.        — Приятный стресс — тоже стресс. Доктор Харрис говорит так.        — Наверное, он прав.        Джуд тянется к бокалам, берет сначала его, затем свой. Они касаются стеклом. Уилл сияюще улыбается:        — За нас!        — За нас!        Он пьет огромными неуклюжими глотками. Джуд старается не смотреть, отворачивается в окно. Вот-вот наступит ночь, ещё и дождь стал накрапывать. Плевать. Ничего не должно помешать ей сегодня.        Уилл быстро опадает, как огромное дерево на ветру. Ворочается. Ёрзает на постели. Громко, ухнув, вздыхает. Зевает, не особо прикрывая рот рукой.        — Я что-то совсем не в форме — с извиняющейся улыбкой, наконец, признаёт он, — прости. Нужно отдохнуть.        — Давай спать, Уилл — согласно кивает Джуд и ложится рядом.        Это ловушка. Кажется, в той, другой жизни, когда память ещё не изменяла ей, она отлично умела их расставлять. Джуд почти не отводит от Уилла взгляд, ждёт, когда он окончательно провалится в сон, и выскользает из постели, едва он захрапел.        Она даже не потрудилась одеться, просто накинула пальто поверх рубашки, благо, длинное. Прихватив сумочку с телефоном и ключами, она замыкает дверь, выходит на улицу, и вызывает такси.        Машина прибыла через пятнадцать минут. Джуд садится на заднее сиденье, называет адрес и прячет вздох в лёгких. Не сейчас. Не в этот раз. Она не умеет молиться. Не уверена, что знала раньше какие-нибудь молитвы. Просто пылко умоляет Вселенную, высший разум, кого-то, сидящего на грозовых облаках и создавшего молнии, чтобы не опоздать. Чтобы Гарри был дома. Чтобы не уехал.        Она счастливо смеется, когда они прибыли. Платит за такси. Хлопает дверью и бежит к воротам. Они, конечно, заперты, но ничего. Джуд начинает барабанить в них кулаками и ладонями. Волнуется. Голос её дрожит, она срывается на фальшивый фальцет.        — Гарри, это я! Открой! Пусти меня, Гарри!        В соседних окнах зажигается свет. Недовольная бабка с бигудями на голове, высунувшись в окно, орёт, чтобы она проваливала отсюда, мерзкая шлюха, и не мешала людям спать. Собаки подняли лай.        Джуд всё равно. Плевать она хотела на всё на свете. Ей нужно увидеть Гарри. Ей нужно быть с ним.        Он выходит к ней, тут же впуская внутрь, и обратно замкнув ворота. Ни о чём не спрашивает, пока они не вошли в дом, а потом, пока она пытается отдышаться, мотает головой, не в силах поверить:        — Что ты здесь делаешь, Джуд? Сегодня точно не та ночь, когда ты можешь врываться ко мне.        — Нет, — Джуд упрямо качает головой, — именно та, Гарри.        Она быстро расстегивает пуговицы пальто, бросается ему на шею, потому что боится, что он передумает и прогонит её, прижимается к нему всем телом, и страстно шепчет в губы:        — Стань моим, Гарри. Я ничего не хочу больше, чем быть с тобой.        Он изумлён, смотрит на неё широко открытыми глазами, не в силах поверить в реальность происходящего, почти не дышит.        — Ты сумасшедшая — покачав головой, говорит он.        — И ты такой же, я знаю.        Он гладит пальцами её лицо. А затем, притянув к себе ближе, целует.        Опомниться ей удаётся только когда они заканчивают эту ночь долгим стоном. Восстановить дыхание — чуть позже, когда оба сердца в груди перестали бунтовать, требуя вырваться на свободу. Они лежат на смятых горячих простынях, переплетая пальцы, и только что они были одним сплошным клубком. Он всё ещё тяжело дышит, а она жмурится, чтобы разглядеть плывущие контуры спальни.        — Я буду считать, Гарри, — улыбаясь немного по-детски, говорит она, — что ты — мой первый мужчина. С Уиллом я не спала, других не помню. И не хочу вспоминать.        Он спокойно слушает её и кивает:        — Ладно. Мне нравится.        Джуд снова аккуратно целует его в ответ. Потом рассматривает спальню. На стене висит что-то вроде холста. Сейчас у этого есть другое название, но Джуд не помнит, какое именно. Ладно. В данную минуту это вовсе не важно. Присмотревшись, она видит планеты и маленькие точки рядом.        — Что это? — спрашивает она с нескрываемым интересом.        — Карта Вселенной.        — Ты сам рисовал?        — Да. Я иногда балуюсь рисованием.        Джуд склоняет голову набок. Медленно водит глазами, стараясь разглядеть каждую деталь получше. Его Вселенная огромна и разнообразна. Здесь много планет, больших и маленьких. Какая-то оранжевая сверху, а под ней — Земля.        — Красиво, — улыбнувшись, говорит Джуд, — ты, оказывается, выдумщик.        — Ещё какой — кивает он, и, не без самодовольства, улыбается.        Она гладит его по волосам, на которых время уже нарисовало первую проседь. Внутри просыпается беспокойство.        — Ты ведь меня не бросишь? — спрашивает она, преданно заглядывая ему в глаза.        — Не брошу. Не беспокойся.        — Когда мы разговаривали в последний раз, мне показалось, что ты прощаешься — она хочет ему верить, но боится. Что, если он хочет её обмануть? Джуд заискивающе смотрит ему в глаза, пытаясь найти ответы.        — Я собирался уезжать.        — А сейчас? — в голосе теперь неподдельная тревога. — Не собираешься?        Он улыбается и ласково треплет её по волосам.        — Куда я от тебя денусь, космическое чудо?        Джуд закрывает глаза, повторяя про себя несколько раз: космическое чудо, космическое чудо, космическое чудо. Ей нравится, что он её так назвал.        — Я устала — признаётся она, прижимаясь к нему покрепче.        — Отдыхай. Утром я разбужу тебя и отвезу домой. Как ты, кстати, сбежала от Уилла?        — Подсыпала ему в вино снотворное.        По его лицу ползёт улыбка:        — Коварная дамочка! Надеюсь, снотворного немного. Не то умрет ещё парень.        — Я не могла иначе — спокойно отвечает Джуд. — Я хотела быть с тобой.        Он целует её в висок, наматывает на пальцы локон и накрывает одеялом, чтобы не замёрзла.        — Тета, давай спать. Завтра экзамен.        — Ну его, этот экзамен! Я думал, мы ещё поболтаем, Кощ!        — Ну уж нет. Я к себе. Спи.        Гарри выключает ночник. Джуд проваливается в сон.