Чёрная дыра

       Мастер. 1 год, 1 неделя, 2 дня, 22 часа до…        Ну, вот и всё.        Вся их жизнь, с каждой секундой, с каждым мигом — падение в бездну. Куда более стремительное, чем могло бы показаться. Сегодня они рухнули в бездну окончательно. Грохнулись, сломав конечности.        Точнее, нет. Доктор, как всегда, отделался лёгким испугом, повредив руку. Мастер сломал себе шею.        Злой, потерянный, съедаемый тихой яростью, он шёл по улицам дождливого города, очень желая, больше всего на свете, слиться с толпой. Не получалось. На него косились все — спешащие по домам мамы, толкающие вперёд себя коляску, дети, бегущие по домам после внешкольных занятий, и даже собаки и коты, лениво восседающие на асфальте. Наверное, потому что он был слишком злой. А, быть может, слишком отчаявшийся. Он и сам не знал, какое чувство доминировало в нём сильнее.        В кои-то веки он пришёл к Доктору из чистого любопытства. Посмотреть на своё будущее. Поглядеть, как в этот раз изменился странный старик. Увидеть своё будущее. Понять, к чему они пришли после больной, драматичной, почти что трагичной последней встречи. Возможно, даже поговорить спустя несколько лет разлуки.        Но говорить ему было не с кем. Он не увидел Доктора, только старика, почему-то называющегося его именем, с попранными принципами, разодранной на куски душой, разочарованного во всём на свете, ненавидящего всё вокруг, с высокомерием, которому позавидовал бы всякий. Старик исполнил свою давнюю мечту — превратил его в послушного раба. В покорную марионетку. Мисси, встречи с которой он так ждал, когда частицы паззла сложились, не была Мастером. Она была сломанной игрушкой, искалеченным инвалидом, слабой пародией блистательного уничтожителя планет, каким он, Мастер, когда-то был. Доктор дёргал его, Мастера, за ниточки всегда, но он всегда сопротивлялся. Мисси просила, чтобы её дёргали за ниточки ещё сильнее — взглядом, губами, жестами, каждым вздохом. Мисси потеряла себя. Доктор поставил её вровень со своими спутниками — безликими обезьянками на потеху.        Это было больно. Куда больнее, чем бесконечный роман со смертью, который Мастер закрутил ещё будучи почти мальчишкой. Она его не спрашивала. Просто пришла, и изнасиловала. Поддавшийся насилию однажды, больше не может ему сопротивляться. Это было больнее даже сотни барабанов в голове, впивающихся в мозг. Лучше бы его и дальше убивали барабаны — они делали это медленно и деликатно. Не то, что Доктор. Мастер знал, что убьет себя, когда, взяв Мисси за руку, хромал с ней куда угодно, лишь бы от Доктора подальше. Правда, окончательно в это поверить мешала проклятая надежда — видимо, она и вправду умирает последней. И рушится стремительно быстро.        Когда он, поверженный, разбитый, летел в своей синей будке, хохоча своему жалкому будущему в лицо, это был последний бастион. Единственный способ защититься. Ему не было смешно или даже горько. У него было пусто на душе и очень холодно внутри. Но, вернувшись в свой временной отрезок, который теперь казался единственным уютным пристанищем, Мастер с изумлением обнаружил, что его регенерация остановилась. Понадобилось всего два дня, чтобы залечить рану, смертельную, зудящую как почти затянувшийся синяк.        Он не знал, как такое возможно, и не хотел разбираться. Не было сил, и нужно было время для воплощения решения, которое принял в ту же минуту, когда понял, что, вопреки всем законам, он всё ещё живой. Ему нужно было убить Доктора, и убивать он решил медленно и изощрённо. Так проще. Слаще. Будет время смаковать вином победы по глоткам.        Но это, решил он, будет потом. Позже. Сейчас он лишь возвращался в прошлое, во временную линию несносного Доктора, туда, где его оставил, чтобы, наконец, сказать ему всё, чтобы заявить о самом важном. Высказать наболевшее. Проорать в самодовольную рожу, что больше он, Доктор, не посмеет так с ним, давним другом, самым главным врагом, так обращаться. И изо всех сил врезать ему по косматой башке. Так, чтобы, завертевшись, она оторвалась и покатилась по грязному асфальту.        Он шёл злой, разъяренный, пряча сжатые в карман кулаки. Которые чесались и требовали драки. Мастер поклялся даже, что, если поймает ещё хоть один косой взгляд, непременно поколотит его владельца.        Он пробивался сквозь толпу, не обращая внимания ни на что, толкая нерасторопных растяп локтями и наступая людишкам на ноги. Слышал возмущения, угрозы, визгливый крик. Оборачивался. Долго смотрел в глаза. И, конечно, любимые щеночки Доктора тут же становились его рабами. Как предсказуемо. Как пресно.        — Жди, Доктор. Совсем скоро ты станешь моим рабом. И больше тебе не вырваться. Теперь я не отпущу. Никогда.        Он шёл по следу, сканируя отверткой каждый дюйм. Отвёртка визгливо пищала. Доктор был рядом.        А потом случилось то, от чего он буквально впал в ступор.        Он увидел новое лицо старого друга, несносного врага.        Доктор превратился в блондиночку.        Сперва Мастер глазам своим не поверил. Сощурился. Похлопал ресницами, когда понял, что глаза обдуло на ветру. Стукнул себя под дых, чтобы доказать, что это правда, а не игры его помешанного воображения.        Доктор стал милой курносой блондинкой.        Она шла, пошатываясь, довольно неуклюже маневрируя среди людей, иногда пиная камешком ботинок землю. Она явно куда-то торопилась. Взгляд был сосредоточенный, смотрел прямо перед собой, сверлил асфальт.        Мастер выступил вперёд, преграждая ей путь. Так, чтобы у неё не было шансов не столкнуться.        — Что-нибудь потеряла, Доктор? — скалясь в улыбке, спросил он.        Она подняла голову. Пристально взглянула на него. В её взгляде узнавание смешалось с вопросом, что происходит. Похоже, пострегенерационный сидром ещё не прошёл, и она не вполне отдавала себе отчёт в том, что ищет, куда идёт и вообще кто она такая.        Отлично. Всё складывалось как нельзя лучше. Он может выиграть эту партию вчистую.        — Простите, — милозвучным, мягким голосом, с акцентом, который он пока не мог разобрать, сказала она, — я потеряла свой космический корабль. А ещё ищу своё имя. Оно у меня буквально вот здесь вертится, — Доктор высунула кончик языка и указала на него мизинцем, — но вспомнить не могу.        Мастер подступился ближе. Шаг. Ещё шаг. Два шага.        Простофиля доверчивая. Она вечно несёт то, что покажется кому угодно абсолютной чушью. Кому угодно, кроме него. Что ж, если бы он не узнал её по одежде, она бы сама отлично проболталась.        Мастер подошел вплотную и взял её за руку.        — О, моя милая, дорогая подруга, — он улыбнулся, на этот раз со всем уставшим очарованием, на какое был способен, — я знаю, как тебя зовут.        Они зашли за угол. Ночь в полной мере вступала в свои права. Люди зашторили окна своих лачужек, смотрели телевизор, занимались сексом или просто спали, громко храпя. Никому не будет дела до странной парочки, шушукающейся в подворотне.        Мастер внимательно огляделся по сторонам. Даже копов и камер здесь нет. Идеально. Похоже, большая игра складывается абсолютно в его пользу. Наконец-то.        Она смотрела на него доверительным взглядом. Феномен узнавания сработал? Или же она в этой ипостаси была абсолютно наивна, доверяя подозрительным незнакомцам? Или поглупела внезапно? А, может быть, всё вместе, всего по чуть-чуть?        Они стояли лицом к лицу друг к другу. Мастер протянул руку, мгновенно схватил её за шею, сильно сдавив пальцами, и прижал к стене. Кажется, она больно ударилась — звук был глухим.        — Что вы…? — выпучив глаза, вскричала она. — Что вы делаете?        — Милая, — он нежно облизал её ухо, а затем укусил, — конечно же, я знаю твоё имя. Вот только…. Я тебе его не скажу.        Она лишь успела открыть рот, пытаясь глотнуть хоть немного воздуха. Лазерная отвёртка, его самая верная подруга, впилась ей в висок, открывая зияющую рану, и стала выкачивать воспоминания — шаг за шагом. По секунде. По грамму.        Вскоре Доктор обмякла и сползла в его руки, дрожащая, покрывшаяся испариной. И снова блестящая победа. В сухую. Не зря он так долго свою отвёртку усовершенствовал. Конечно же, он не собирался швыряться её воспоминаниями об землю. Вовсе нет. Они выползали дымом из её головы, и вползали в часы, в которые он крепко вцепился пальцами. Он вернет ей память. В момент, когда полностью разрушит её личность. Разрушит её.        Доктор шумно выдохнула и закрыла глаза. Она дышала так тихо, что пришлось прислушиваться. Опала на его руках. Была целиком и полностью в его расположении. Под его контролем.        — О, нет, Доктор, — кусая губы, покачал головой он, — всё слишком легко. А я не играю в лёгкую.        Пришлось основательно потрудиться, чтобы кое-как привести её в чувства. Щеки её раскраснелись от его ударов. Они выходили такими хлёсткими, что даже заныло в ушах. Зато терапия сработала. Доктор открыла глаза.        Она смотрела на него с нескрываемым доверием, как ребёнок, что впервые увидел мир. Мастер приглядывался в поисках узнавания. Ничего не указывало на то, что Доктор узнаёт себя.        — Тебя зовут Джуд. Джуд… (как там звали эту смазливую блондиночку, с которой у Доктора не так давно была «любовь»?) Тайлер. Поняла?        Она кивнула. Взгляд оставался всё тем же, наполненным доверия, тёплым, детским. Забавным.        — Ладно, Джуд Тайлер, — он хищно оскалился и облизал губы кончиком языка, — повтори, что я сказал.        — Меня зовут Джуд Тайлер — повиновалась она.        — Отлично. А теперь, — Мастер огляделся, — ты должна выйти на дорогу и стать посредине. Поняла?        — Зачем? — тихо пискнула она.        — Чтобы стать ангелом дороги, конечно же. Повтори.        — Я должна стать ангелом дороги — снова подчинилась она.        — Хорошо.        Он сперва погладил, а потом подтолкнул её в спину.        — Иди.        Она бросила на него ещё один, сомневающийся взгляд. Он снова сказал ей идти. Даже сейчас, совершенно ослабевшая, напрочь лишённая личности, она очень плохо поддавалась гипнозу. Времени у него было мало. Возможно, несколько минут. Он затаился в своей норе, точно крот, и стал ждать.        Звук тормозов. Крики. Ругань. Чей-то плач.        — Мисс! Мисс, что с вами? Всё хорошо?        — О Господи, она не дышит. Джоуи, оставь её, поехали. Это какая-то чокнутая пьяная самоубийца!        Только теперь Мастер заметил наблюдающего чуть поодаль мальчишку. Он был худенький, неряшливый, наверняка из тех, что растут на улице, и сильно щурился.        — Я видел, что вы сделали — сверкая гнилыми зубами, пискнул он.        Недолго думая, Мастер вонзил в его грудь отвёртку и не убирал до тех пор, пока мальчишка не рухнул замертво у его ног.        Переступив через тело и не переставая удивляться, как легко играется этот спонтанный, в общем, спектакль, он натянул на лицо маску трагичного влюбленного и выбежал на крики. Они не стихали, только усиливались.        — Джуди! — подбежав к ней, обездвиженной, бледной, он рухнул на колени, и стал её трясти. — Джуди, ты слышишь меня?        — Вы знаете эту женщину, сэр? — спросил подошедший коп.        — Да, это Джуд Тайлер, моя подруга. Она жива?        Девушка с грязными волосами, очевидно, не очень трезвая, потрогала её пульс.        — Да. Дышит, но слабо.        — Слава Богу! — облегченно выдохнул он. — Пожалуйста, вызовите «Скорую»!        — Уже в пути, сэр — ответил коп, — вам нужно ответить на несколько вопросов.        — Да, — спешно кивнул он, — да, конечно. Я отвечу. Но, если можно, в машине «Скорой», пожалуйста.        — Ладно. Назовите ваше имя.        О, чёрт. Об этом он не подумал. Что ж, придётся вспомнить прекрасное прошлое. Мастер облизал губы:        — Гарольд Саксон.        — Можете предъявить документы, подтверждающие вашу личность, сэр?        Мастер ткнул копу психоделическую бумагу. Несколько секунд тот внимательно глядел на нее, потом кивнул.        В карете «Скорой помощи» он автоматически отвечал на вопросы. Придумал красивую историю, в которой правдой было только то, что они давние друзья. Заметил, что она не самоубийца, всего лишь шла в магазин, и, видимо, ей стало плохо. Уверял, что не замечал за ней никаких склонностей к самоубийству, и они не ссорились за несколько минут до происшествия. Кивнул, мол, вне сомнений, стоит ждать, пока она очнется, и сможет подтвердить его слова. Сказал, что согласен на подписку о невыезде, в случае, если она будет необходима, и вежливо поблагодарил за обещание предоставить ему адвоката.        Он отвечал на все вопросы спокойно и кратко. Но они не волновали его ни на грамм. Единственное, что сейчас имело значение — большой, плотный как громила, медбрат, которого другого называли Уиллом.        Кажется, Мастер уже придумал место этой пешки в его шахматной партии.       «Держись, Доктор, — подумал про себя он, — я начинаю играть по-крупному».