Немой

После нескольких дней отдыха, Ягер уже не плакал при виде Ивушкина, который появлялся довольно часто. Он уже мог разговаривать с ним, все же иногда издеваясь над ним: говорил бегло, проглатывал окончания, и всячески мешал Николаю понимать его. Тот тихо ругался на русском себе под нос,пытаясь расшифровать язвительные ответы немца, записывал их на бумагу, чтобы потом прочитать в более спокойном темпе. А Ягер только ухмылялся, когда видел грозного капитана таким. Таким прежним Колей. Их отношения изменились. Незаметно для обоих мужчин, они перестали обзывать друг друга. Клаус не смотрел волком, а Ивушкин - свысока, да и в речи исчезли воспоминания о прошлом. Больше Коля не звал немца "фрицем", даже позволял себе приносить больному чай или кофе, так как одной водой и сухой кашей сыт не будешь. А Ягер иногда благодарил "друга", без злобы смотря на него. Яремчук помалкивал, решив не нарушать недолгой идиллии. Со стороны это выглядело странно: два злейших врага обменивались шутками, пусть и не всегда понимали друг друга, проводили время вместе, да и в целом не пытались убить оппонента. Врач был в замешательстве, особенно вспоминая случай с плачем обгоревшего друга. Обычно тот был спокоен, но тогда была минута его слабости, а Ивушкин не оставил его, пусть и сам растерялся. Коля уже почти договорился о перевозке немца. Хотя бы в тюрьму ближе к столице. Там обстановка была получше: куча двойных агентов, шпионов, и прочих личностей. Они все поймут Ягера, по крайней мере, так думал сам капитан. Теперь же нужно было немного подождать. Шум в тюрьме стих, никто уже не думал о враге, который все ещё пребывал в лазарете. Наконец момент X настал: начальство тюрьмы подписало нужные документы, и Клаус наконец мог покинуть это злополучное место. К тому же, Ивушкин похлопотал, чтобы в другой тюрьме никто не знал о происхождении Ягера и его участии в войне. Времена были далеко не мирные, но Коля сделал все возможное, чтобы ещё больше не навредить новоиспечённому другу. Ожоги на его теле почти зажили, пусть их и было много. На руках остались багровые следы, которые выделялись на бледной от природы коже. И когда мужчина сел в бронированную машину, его тело было как белое пятно на фоне машины. Капитан сел на переднее сидение рядом с водителем, так что он не мог видеть, как немец лег на сидение и прикрыл глаза, рукой касаясь той стены, к которой сейчас прислонился Ивушкин. Ягер привязался к нему, понимал, что это неправильно и запретно. Даже сейчас он думал о нём, о его голубых глазах и улыбке, о его форме, лице, и прочих мелочах, которые он замечал каждый раз, когда видел Колю. Немцу предстояли долгие годы в тюрьме, если его не отпустят досрочно, но мысли о будущих встречах с танкистом заставляли его слегка улыбаться, наивно веря в хорошее будущее. Ему нужна была эта вера, нужен был человек, которому он будет нужен. И теперь в нём теплилась надежда, что этот самый человек его не бросит.