1.
Маливор сомкнулся над ней, словно вязкая темная бездна — Хоуп знала, что это будет страшно, но знала так же и то, что страх останется с ней ненадолго. Следом придет забвение — она просто исчезнет, растворится и станет безмолвной и безымянной частью создания, запечатанного ею же в самом себе.
То, что небытие низвергнет ее буквально в следующее же мгновение — впрочем, кто сказал, что за это мгновение в реальности не успела пройти целая вечность? — посреди влажных мхов незнакомого ей леса, она и представить не могла. Но именно так и случилось: вот она шагает в Маливор, увлекая за собой опасного безумца Райана Кларка, а вот она уже откашливает забившуюся в нос и рот черную жижу, скорчившись на коленях в лесу, выпачканная тем, что должно было быть отцом Лэндона.
Омерзение смешалось с паникой — у Хоуп какое-то время никак не выходило вздохнуть, но все наладилось: она откашлялась, задышала и огляделась, параллельно пытаясь хоть немного очиститься от грязи. Этот Маливор оказался тот еще липучка!
Чужой лес казался на удивление тихим — ни тебе птичьих голосов, ни хруста ветки под ногой случайного зверя, ни даже запаха, доносимого ветром. Все вокруг будто затаилось, и Хоуп обрела стойкую уверенность, что рядом кто-то есть. Кто-то наблюдал за нею, и этот соглядатай был достаточно опасен, чтобы все вокруг настороженно замерло, не желая привлекать его внимания.
Хоуп обладала гораздо более острыми чувствами, чем любой человек, но даже ее острый слух и не менее острое зрение не дали ей подсказок — она ощутила себя слепой и глухой, уязвимой перед кем-то, кто нес в себе скрытую угрозу.
Дело было вовсе не в ее паранойе — Хоуп поняла это в тот самый миг, когда давящая пелена тишины накрыла ее с удвоенной силой, и от молниеносного броска чужака ее спасла лишь хорошая реакция: Майклсон успела отшвырнуть врага заклинанием и впечатать его в ствол ближайшего дерева.
На нее напал мальчишка — на вид он был едва ли не младше нее самой, очень бледный, с удивительно переливающейся кожей: верхушки деревьев смыкались довольно плотно, но вездесущий солнечный свет проникал всюду, загадочно мерцая на коже нападавшего. Казалось, будто лицо и руки мальчишки присыпала бриллиантовая крошка — зрелище было занимательное.
Тот, кто напал на нее, был закутан в плотный старомодный плащ, и когда он ударился о дерево, то капюшон слетел с головы — благодря этому Хоуп и разглядела юное, застывшее лицо, похожее на лик мраморной статуи. Но куда больше ее поразили глаза — с ярко-алой радужкой, страшные глаза, глаза хищника, убийцы.
— Кто ты и почему напал на меня? — Хоуп приблизилась, голос ее немного дрожал, но не звучал слабо. На вытянутой руке она держала заклинание, которое не позволяло мальчишке двинуться.
Мальчишка не произнес ни слова, лишь пристально смотрел на нее, словно желая подчинить своей воле с помощью жуткого взгляда. Впрочем, Хоуп не так просто было испугать или заставить подчиняться жуткими взглядами.
— Где я? — задала она еще один вопрос. — Это не Мистик-Фоллз, так ведь, и не окрестности?
Мальчишка усмехнулся, совсем неуловимо, это была скорее даже тень усмешки, но и так сошло за ответ.
— Похоже, даже и не близко, — сделала вывод девушка. — Послушай, кто бы ты ни был, я не враг тебе. Мне нужна помощь, и если ты скажешь, как выбраться отсюда и найти телефон, то это будет очень кстати… Ты меня понимаешь вообще?
Мальчишка медленно кивнул, и Хоуп, ободренная этим, решила идти на мировую:
— Я сейчас отпущу тебя, но только давай договоримся: ты не нападаешь на меня больше. Попробуешь сделать это снова, и заклинание будет уже другим. Поверь мне, я на многое способна.
— Идет, — спустя несколько секунд согласился мальчишка, и Хоуп, помедлив еще немного, отпустила его.
Тот, кто напал на нее, был вампиром, сомнений не было — он в мгновение ока подобрался и закружил вокруг Хоуп, словно хищник, примеряющийся к добыче. Хоуп позволила ему это, потому что видела: он жадно тянет носом воздух, силясь понять, что же она такое, но нападать пока не собирается.
Наконец, его безумная пляска закончилась — мальчишка остановился слишком близко от нее, едва ли не нос к носу, и стал задавать вопросы:
— Что ты такое?
— Мое имя Хоуп Майклсон, — ответила девушка.
— Я спросил не об этом, — заметил мальчишка.
— Я трибрид, — пояснила она. — Ведьма, вампир и оборотень в одном лице. У меня сложное семейное дерево, — прибавила Хоуп, отметив, что на лице ее нового знакомца отразилось удивление.
— Ведьма? — переспросил он. — Я никогда прежде не встречал ведьм, и никто не рассказывал мне о них.
— Это странно, — усмехнулась Хоуп. — Потому что я знаю десятки ведьм… Как тебя зовут, вампир?
— Мое имя Алек, — с чувством собственного достоинства произнес мальчишка, величественно одернув свой плащ. — Я из клана Вольтури, из личной свиты тех, кто правит.
— Тех, кто правит? — повторила Хоуп, пытаясь уложить в голове кусочки пазла. — Ох, да где я вообще нахожусь?
— Этот лес граничит с городом, который называется Форкс, — любезно ответил Алек. — Я здесь по делу, а тебя по ошибке принял за того, кто мог бы послужить мне обедом… Но было бы ужасающей глупостью причинить вред кому-то, кто является трибридом.
Слово «трибрид» Алек произнес как нечто чужеродное и даже пугающее, и Хоуп нервно улыбнулась:
— Согласна, я бы тоже не оценила, если бы стала твоим обедом… Так ты выведешь меня отсюда? В этом лесу происходит нечто странное, здесь все словно покрыто пеленой тишины, и я…
— О, прошу прощения, это все мои способности, — усмехнулся Алек, а через миг Хоуп вновь стала слышать и обонять, будто бы по мановению волшебной палочки мир вновь ожил.
— Ты вампир с необычными способностями? — Хоуп была удивлена, прежде она о таком не слышала.
— Я знаю многих, кто подобен мне, — уклончиво отозвался Алек. — Вампиры, которые одарены сверх меры — это единственные знакомые мне ведьмы и колдуны.
— Я как будто в другой вселенной оказалась, — вздохнула Хоуп. — Это странно, правда. Мне просто нужно попасть домой, нужно выбраться отсюда.
***
Алек помог ей выйти из леса и найти телефон: он стоял за ее плечом, пока Хоуп пыталась дозвониться сначала до Аларика и школы Сальваторе, затем до тети Фрейи и Кола, но все было тщетно. Номеров, которые она набирала, попросту не существовало.
Следующим шагом было интернет-кафе и судорожный поиск в сети хоть каких-то следов своей прошлой жизни, но результат был неутешительным — она не находила ни людей. ни мест, ни даже города под названием Мистик-Фоллз.
Другая вселенная больше не казалась шуткой — она стала реальностью.
— Значит, я застряла здесь, — такова была истина ее новой реальности, и Хоуп понятия не имела, что ей с этим делать. — Застряла в твоем странном мире. Но я хочу домой!
— Послушай, я могу помочь тебе, — Алек положил ей руку на плечо, и рука его оказалась удивительно тяжелой. — Пойдем вместе со мной. Мой клан возглавляют древние и мудрые вампиры, у одного из них точно найдутся ответы на твои вопросы.
Хоуп размышляла над этим предложением недолго — если существует хоть крошечный шанс отыскать путь домой, то она должна его использовать, вот и все.
— Чем я должна буду отплатить тебе за помощь? — только и спросила она.
Алые глаза Алека блеснули из-под надвинутого на лицо капюшона:
— Цену ты обговоришь с Аро, когда встретишься с ним.
***
Алек Вольтури был уверен, что Аро оценит по достоинству его подарок — девушка по имени Хоуп Майклсон была настоящим сокровищем, уникальным экземпляром. Аро, страстный коллекционер талантов, осыпал бы милостями и подарками каждого, кто нашел бы для него такой редкий бриллиант. Алек, чье положение в клане всегда было спорным, не желал упускать свой шанс продвинуться по карьерной лестнице. Утереть нос Джейн или Деметрию — что ж, это как раз то, что ему нужно, чтобы наконец утвердить свои позиции. Он устал быть мальчиком, которого отправляют выполнять грязную работу — он желал быть тем, кто сам выбирает, кого отправить на очередное задание.
Счастливый билет выпал ему случайно, он всего лишь предложил — а Хоуп Майклсон тут же согласилась. Что ж, было бы сложнее, если бы пришлось принуждать ее — она была способна постоять за себя. Быть может, она была даже сильнее самого Алека — он не был в этом уверен и не жаждал проверять.
Их путешествие в Италию не должно было отнять много времени — Алек уже примерно спланировал все.
Все, кроме того, что к тому моменту, когда он привезет Хоуп Майклсон в Вольтерру, ему уже не захочется отдавать ее Аро.
***
Она была живая — в ее жилах текла горячая кровь, ее щеки то бледнели, то покрывались румянцем, она улыбалась то грустно, то почти мечтательно, когда рассказывала ему о своем доме, о своих друзьях и семье. Ее эмоции так живо отражались на ее лице, что Алек в какое-то мгновение со всей внезапной ясностью осознал, что ждет ее в Вольтерре — Аро вцепится в нее, как одержимый, и будет тянуть из нее жизнь капля за каплей, пока не превратит ее в такого же окаменевшего монстра с алыми радужками и серой пленкой на глазах, как и все они. Вольтури были мертвы так долго и их короли так упорно внушали им. что жизнь не имеет никакой ценности, что они в это наконец свято и уверовали.
Но то была ложь — Хоуп Майклсон была живая, и она страдала и радовалась, была смелой и страшилась, рисковала и упивалась победами, она способна была любить и ненавидеть, она знала дружбу и испытывала благодарность, а Вольтури не знали ничего, кроме голода, пожирающего их изнутри. Голод и приказы Аро — вот ради чего существовали они.
Алек вел Хоуп Майклсон как овечку на заклание, но у ворот Вольтерры он понял, что не может сделать этого — привыкший считать себя чудовищем и не знавший иного отношения, он не мог предать ту, которая ему доверилась и вела себя с ним так, будто он не древнее зло, не карающая рука, а просто ее сверстник, протянувший ей руку помощи.
Алек не мог отдать ее Аро, и не желал больше возвращаться под его крыло сам — он то ли сошел с ума, то ли просто эти странные трибриды обладают особой магией и способны зачаровывать окружающих простой улыбкой.
— Мы не пойдем в Вольтерру, Хоуп, — уводя ее прочь, говорил Алек. — Я не могу отвести тебя туда, потому что ты попадешь в ловушку и можешь остаться там навсегда, как узница.
— И почему же ты передумал? — кажется, Хоуп не особенно удивилась, услышав о том, что он вел ее в западню, и даже не рассердилась.
— Потому что во мне внезапно проснулся мятежный дух. Наверное, от того, что ты здорово приложила меня об то дерево, — Алек улыбнулся по-настоящему, так, как не улыбался уже очень давно. Это было непривычно и вызывало смущение, но ему нравилось то, что эмоции возвращались к нему.
— Но кто же тогда поможет мне вернуться домой, если не твой Аро? — задала Хоуп резонный вопрос.
— Кажется, нам стоит вернуться в Форкс, чтобы задать вопросы кому-то, кто не попытается посадить тебя на цепь.
— Какой же странный у тебя мир, Алек! Как хорошо, что я быстро приспосабливаюсь…
2.
Джейн шла по их следу — никаких явных доказательств тому не было, но Алек просто знал это. Знал так же четко, как и то, что Хоуп Майклсон с ее горячим бьющимся сердцем, живой никогда не сдастся его сестре. А его сестра была не из тех, кто так просто отпускает предателей — хрупкая, тоненькая Джейн Вольтури в умелых манипуляторских руках Аро, словно бумажная балерина на ниточке, вертелась всегда в нужную ее господину сторону. Аро, одержимый коллекционированием особенных вампиров, наверняка уже знал о том, почему Алек покинул Вольтерру, едва достигнув ворот, и кого он укрывает.
Впрочем, кто еще кого укрывал — способности Алека были уникальны и невероятно полезны для двух беглецов, но то, что умела делать Хоуп, было еще невероятнее. И если способности Алека работали лишь тогда, когда он был на них сосредоточен, то заклинания Хоуп не ослабевали, когда она отвлекалась или спала. Таким образом, это именно она была той, кто накинул на них настоящий «плащ-невидимку».
А вот со своим собственным плащом, увы, Алеку пришлось распрощаться — Хоуп с довольно обидным (и когда только успела подобраться так близко к мертвому сердцу, что ее слова задевают за живое?) фырканьем заметила, что его старомодная одежда любые заклинания сведет на нет — люди все равно будут замечать его и будут болтать, рано или поздно кто-то из Вольтури сложит один плюс один, и пусть пока они слепы и глухи, но логические цепочки строить магия им не помешает.
Что ж, Каллены раздобыли для него джинсы и удобную мешковатую штуку, которую Хоуп назвала «офигенным худи» — правда, вещи эти дьявольски разили псиной, ведь у Калленов в доме подростков не водилось, так что они одолжили наряд у своих заклятых приятелей квилетов. Хоуп, кстати, непозволительно долго болтала с этим полуголым Джейкобом, что принес одежду, и улыбалась в ответ на его нахальную белозубую улыбку просто беспрестанно — Алеку это не понравилось, но высказывать позже свое возмущение он не стал. Все-таки, Хоуп не принадлежала ему — и порой его это поражало до глубины души, ведь он осознавал, что предал Аро и свою привилегированную жизнь ради той, кто была ему…
Кем? Другом?..
Алек не знал, как зовется то, что витало в воздухе между ним и Хоуп — но когда она брала его за руку или прижималась лбом к его плечу, когда засыпала в рассекающем ночь автобусе, везущем их к очередным друзьям Карлайла Каллена, когда глядела на него искрящимися глазами или когда подшучивала над ним, а затем терпеливо разъясняла эти свои шутки — ему было так хорошо, так удивительно уютно и светло, так радостно.
В его прежней жизни не было места покою и умиротворению — во владениях Вольтури царили железная дисциплина, жестокость и мрак, беспросветное отчаяние казалось тогда чем-то правильным и уместным, теперь же даже мысли о прошлом были Алеку невыносимы.
Вот бы мог он показать этот дивный мир, на который раскрыла ему глаза Хоуп, своей сестре!
Но маленькое жестокое личико Джейн всплывало в его памяти, и впору было вздрогнуть от холодных мурашек по позвоночнику — ее дивным миром были жестокость и смерть, поклонение Аро и абсолютная беспощадность. Алек знал, что когда Джейн найдет его, она набросится на него с яростью фурии и заставит страдать так, как не страдал еще никто и никогда — за то, что он предал Аро и Вольтури, за то, что он предал ее. Да, будь способен Алек вздрогнуть, от таких мыслей он непременно дрожал бы, как испуганный щенок.
Но он дрожать не способен был, да и не было на это времени — они с Хоуп колесили из штата в штат, следуя указаниям Карлайла Каллена, находили его старых друзей и просили их помощи, но снова и снова вампиры с самыми необыкновенными способностями сокрушенно разводили руками, и беглецы следовали дальше, и дальше, и дальше…
— Я голоден, как сам дьявол, — пожаловался Алек. Они с Хоуп брели по прохладному хвойному лесу, пробираясь по горному склону к хижине, в которой они предполагали найти женщину по имени Ингрид и которая могла дать Хоуп надежду на возвращение домой.
— Поймай кого-нибудь, и дело с концом, — беспечно отозвалась Хоуп, она была не из тех, кто без жалости убивает животных, но вопрос пропитания даже не обсуждался.
Алек, благодаря напору все той же Хоуп, перестал питаться кровью людей — пока они были у Калленов, те любезно помогли Алеку освоить свою «особую» диету из горных львов и волооких ланей, и Алек безропотно влился в тему, но в последнее время он ощущал себя слабее, чем обычно — кровь животных не давала ему той силы, которую он привык использовать.
— Я стал слабее, — Алек предполагал, что Хоуп может не очень понравится этот разговор: она искренне любила людей, и Алек благодаря ей даже стал смотреть на них несколько под другим углом. Уже не просто еда, но пока и не что-то намного большее — все же, его мировоззрение складывалось не за месяцы, а за долгие годы. То, как переменился Вольтури рядом с Хоуп, и без того было чудом.
— Мы и так неплохо справляемся, — повела плечом Хоуп, но в напряженном молчании Алека быстро уловила недосказанность, потому и остановилась, чтобы взглянуть юноше в лицо: — Эй, в чем проблема? Просто скажи это, ты же знаешь, я не из тех, кто осуждает. Если твои потребности выше моральной стороны, то мы можем найти компромисс и…
— Если моя сестра придет за нами, то мне лучше быть способным дать ей отпор, — эта мысль терзала Алека всю последнюю неделю их с Хоуп путешествий, вот он и высказал ее вслух, и стало даже как-то легче. — Она идет, Хоуп. Я чувствую это. Не могу объяснить тебе, это просто… Мы с ней связаны особенными узами.
— Она попытается убить тебя? — губы Хоуп горестно поджались. Она понимала, что значит раскол в семье, слишком хорошо понимала.
— Да, — просто подтвердил Алек. — Но за себя мне не страшно. Я хочу быть способным защитить тебя от Джейн.
— О, Алек… Ты… — Хоуп всегда знала, что сказать, Алек так привык к этому, что ее замешательство сбило с толку и его. Он взял ее руки в своих — потому что она порой делала так, касалась его в моменты, когда хотела утешения. И это работало, правда — прикосновения обладали особой сближающей магией, и Алеку это нравилось.
— Я предал ради тебя все, во что верил, все, чем я жил, Хоуп, — проговорил Вольтури тихо, склоняясь ближе к стоявшей напротив девушке, осторожно стискивая ее пальцы в своих руках. — Потому что узнав тебя, я понял, что вся моя жизнь была фальшивкой, кошмаром наяву, в который я верил, потому что не знал ничего другого. Теперь знаю, Хоуп. Ты меня изменила, и я сделаю все, чтобы помочь тебе. Защищать тебя от Джейн — самое малое, что я должен сделать.
— Алек… — Хоуп сморгнула слезы. Отчего она плакала? Алеку неудержимо захотелось обнять ее, и он поддался порыву — просто притянул ее к себе за руки, заключил в объятия, и тепло ее тела согрело и его самого.
— Мы никогда не обсуждали это, но… Если я смогу выбраться, Алек… Ты пойдешь со мной? — Хоуп запрокинула лицо, чтобы взглянуть Алеку в лицо, а он застыл, пораженный.
Неужели Хоуп в самом деле этого хочет? Неужели правда зовет его с собой? Неужели он значит для нее так же много, как и она для него?
— Да, — ответил юноша. — Да, Хоуп, конечно, да!..
В то самое мгновение, когда Хоуп подалась вперед и почти коснулась его губ своими, рядом раздался женский голос, который и заставил их отпрянуть друг от друга:
— Ох, голубки, давайте отложим романтику до лучших времен. Кто вы и что делаете в моих владениях?
Аккомпанементом последней фразе прозвучало угрожающее рычание — женщина в старомодном плаще, которые так нравились Алеку, держала на поводке двух огромных волков, скалящих пасти на чужаков.
Алек перехватил пальцы Хоуп и сжал, а затем сделал шаг, закрыв ее собою:
— Нас прислал Карлайл Каллен. Ты — Ингрид, Разрывающая время?..
3.
Та, которую звали Ингрид, Разрывающая время, смягчилась, услышав имя Карлайла Каллена.
Хоуп уже в который раз испытала восхищение — Каллен был особенным вампиром, имеющим верных друзей по всему миру, и эти друзья были преданны ему до последней капли крови. В случае с Ингрид это было буквально: позже, когда она пригласила Алека и Хоуп в свою хижину, женщина рассказала, что Карлайл когда-то спас ей жизнь, вырвав ее из холодных объятий вампира, стремящегося поглотить ее силу.
— Ведьмы в нашем мире не живут долго, — говорила женщина, которая без своего плаща, скрывающего лицо, казалась очень молодой и совсем не грозной. Может, дело было еще и в том, что теперь по бокам от нее не стояли волки, готовые броситься в атаку и убить любого, кто пожелает навредить их хозяйке. — А те, кто еще жив, прячутся подальше от людей, как я. Люди быстро разносят слухи о чужих удивительных способностях, и неизменно приходят охотники за магией. Такие, как те, от кого бежишь ты, мальчик.
Проницательный взгляд Ингрид замер на Алеке, и бывший Вольтури опустил свой золотой взгляд. Да, теперь он стыдился своего прошлого и совсем иначе смотрел на те вещи, которые делал по просьбе Аро.
— Меня охраняют мои друзья оборотни, — продолжала Ингрид. — Потому что моя магия защитить меня не может. Все, что я умею, это разрывать ткань времени и выводить совсем иной узор… Для некоторых вампирских кланов это весьма желанная способность, для меня самой — скорее отягчающее обстоятельство в и без того непростой жизни. Я не использовала свой дар уже очень давно, но вы ведь здесь как раз ради этого, верно?
Хоуп согласно кивнула, даже не зная, с чего начать свой рассказ, а затем решила, что стоит начать с самого начала.
Она рассказала Ингрид о своих родителях, о своем рождении и о том, как потеряла семью, рассказала она и о школе Сальваторе, и о Маливоре, и о том, как попыталась уничтожить это существо, жертвуя собой. Затем рассказала о том, как очнулась в незнакомом лесу и встретила Алека, как он принял ее сторону и в итоге отрекся от всего, чем жил, чтобы помочь ей. Она говорила о доброте и участии Калленов, о том, как хочет вернуться домой, и как любые попытки найти пути в свой мир заканчивались крахом.
Ингрид слушала внимательно, время от времени задавая вопросы, кивая и порой понимающе усмехаясь: Хоуп показалось, что ее история затронула ведьму.
— Вы сможете помочь нам? — вот что спросил Алек, когда рассказ Хоуп подошел к концу.
— Вам? — проницательно уточнила Ингрид, внимательно глядя на вампира. — Ты, Алек Вольтури, выбрал свой путь, и хочешь уйти вместе с Хоуп?
— Я больше не Вольтури, — просто, искренне ответил Алек ведьме. — Здесь мне больше нет места. Моя сестра найдет меня и убьет, если я останусь.
— Но ты не боишься смерти, — проговорила Ингрид, и это был не вопрос.
— Я боюсь, что если Хоуп уйдет, то я больше никогда ее не увижу, — ответил Алек, но смотрел при этом он именно на Хоуп, и сердце девушки затрепетало от охвативших ее чувств. Они с Алеком уже были кем-то гораздо большим, чем просто друзья, и он признавал это открыто. Как бы ей хотелось сейчас обнять его крепко-крепко, и поцеловать наконец!
Но это было не время и не место, так что Хоуп благоразумно совладала со своими порывами и устремила вопросительный взгляд на удовлетворенно улыбающуюся Ингрид.
— Я думаю, что я способна на это, — сказала ведьма. — Когда-то я уже делала это, открывала дверь в иные миры. Когда-то я делала это достаточно часто…
— Вам знаком и мой мир, правда? — догадалась Хоуп, взволнованно стиснув ладони.
— В нем я носила фамилию Бошам, — улыбка ведьмы казалась чуточку мечтательной, что делало ее еще моложе. — Пожалуй, там я была счастливее всего.
— Тогда почему же вы ушли сюда, где вас преследуют? — Алек задал не самый тактичный вопрос, но Ингрид ответила без обиняков:
— Потому что там меня преследовали тоже, юный Вольтури. Ах, прости, — заметив нахмурившиеся брови Алека, ведьма исправилась: — Ты ведь больше не Вольтури. Алек.
— Значит, я смогу вернуться. Мы сможем! — окрыленная, Хоуп обменялась многозначительным взглядом с Алеком. — Что для этого нужно? Я могу помочь вам, Ингрид?
— Что ж, с твоей помощью все в самом деле будет проще, — согласилась Ингрид. — Мне только нужно добыть некоторые ингредиенты для зелья, это не займет много времени. Останьтесь на ночь, я вернусь к рассвету, и тогда мы приступим к делу.
Конечно, ни Хоуп, ни Алеку не хотелось ждать до утра, но как часто в жизни удается получать желаемое немедленно?
Ингрид оставила их в хижине, а сама ушла, накинув свой старомодный плащ, и едва дверь за нею закрылась, как в округе протяжно завыли волки.
***
Первым, что они сделали, когда ушла Ингрид, это бросились друг к другу в объятия.
Поцелуй вампира был прохладным и удивительно нежным, таким упоительным и таким желанным! Хоуп каждой клеточкой своего тела ощущала счастье, все ее прошлые романтические переживания разом померкли в тот самый миг, когда холодные объятия Алека разделили с ней ее тепло и жар юной крови — так бывает, когда тебе семнадцать.
Когда-то Хоуп была влюблена в Лэндона, когда-то она не задумываясь шагнула в черные воды Маливора, чтобы сохранить Лэндону жизнь — и все вышло так, как она и хотела. Лэндон жив, здоров и не помнит ее, словно в его жизни никогда и не случалось девочки по имени Хоуп Майклсон. Стирая себя из жизни Лэндона, она отпустила его — а теперь и она сама не держалась за него.
Она обрела Алека, а Алек обрел ее, и это было правильно.
Никакого чувства вины, никаких сожалений — они создадут свое будущее собственными руками, и никак иначе.
***
Хоуп мирно спала на большой медвежьей шкуре, расстеленной перед теплым очагом.
Алеку сон был чужд, так что он просто прислушивался к мерному дыханию спящей девушки, впитывал в себя уютные звуки дома и шорох леса вокруг, размышлял о прошлом, мечтал о будущем.
Будущее больше не казалось далеким и призрачным — Алек знал, что все получится, что они с Хоуп смогут уйти туда, где все для нее будет знакомо и понятно, где она имеет свое место. Он не беспокоился о том, как примет его новый, чужой мир — Хоуп ведь будет рядом, она поможет ему не наделать ошибок, она не оставит его, потому что…
Потому что они влюблены друг в друга — осознание этого простого факта поднимало в Алеке настоящую бурю невыразимых чувств. Он был счастлив, в самом деле счастлив, он наконец был не просто солдатом, не просто игрушкой в чьих-то умелых руках — он был личностью, и его ждала жизнь, полная событий, которые для него были в новинку…
Присутствие Джейн он распознал безошибочно — по монстрам, поднявшим голову внутри его сознания, по жутким кровавым образам, которыми она бросила в брата, словно острыми копьями.
Она пришла — что ж, глупо было надеяться вот так просто ускользнуть, наивно было верить в то, что она даст ему уйти, не спросив с него сполна.
Все, что сейчас мог сделать Алек, так это спасти Хоуп — ей нельзя было ввязываться в эту битву, Джейн бы вцепилась в нее, как дьяволица. Так что Алек выпустил на волю свой дар и бережно укутал Хоуп тишиной, создав для нее кокон, который не позволит ей проснуться.
А сам же он вышел в ночь, чтобы лицом к лицу встретиться с Джейн — своим личным ангелом и своим извечным демоном.
***
— В самом деле, брат? — алые глаза недобро сверкали из-под надвинутого на лицо капюшона. Джейн стояла перед ним: хрупкая с виду, но твердая, словно кусок мрамора, и такая же бледная. Гневные нотки в ее звенящем, юном голоске, звучали опасно. — Мы были вместе почти пятьсот лет, а теперь ты хочешь бросить меня, даже не попрощавшись?
— Джейн, — только и произнес Алек, приближаясь к ней. Он раскрыл руки перед собою, показывая, что не намерен ни нападать, ни защищаться, но этот жест, кажется, лишь сильнее разозлили его сестру:
— Надеешься на сочувствие? Ты, видно, совсем размяк с этой человеческой девчонкой. Язык жестокости и боли — единственный, на котором я говорю.
— Я слишком хорошо знаю тебя, чтобы надеяться на сочувствие, Джейн. Как и на быструю смерть.
— Я не хочу убивать тебя, глупец! — Джейн резким движением откинула капюшон с лица, и Алек увидел, что рот ее исказился в уродливой гримасе презрения: — Не будь жалким, я пришла забрать тебя домой. Аро дарует тебе прощение, если ты вернешься и преподнесешь ему девчонку в качестве извинений.
— Аро может катится прямо в тот ад, который замерзает без него уже не одну тысячу лет! — Алек вдруг понял, что и сам кипит от раздирающего его гнева, и не нашел ни одной причины, чтобы скрывать это от Джейн. — Я устал быть его марионеткой, Джейн! Он спас нас не из добрых побуждений, он все это время просто держал нас на цепи и в нужное время спускал на своих врагов, как собак. Только ты все еще находишь это правильным, а я больше не хочу быть домашним любимцем у алчного безумца.
— Значит, вот как ты говоришь теперь, Алек? — холодные, пустые глаза Джейн глядели на Алека, словно две черных дыры, окаймленных зловещим алым цветом. Цветом крови, цветом боли, цветом мучительной смерти. — Значит, теперь ты ставишь себя выше меня, выше Аро, выше Вольтури и всего того, за что мы боремся?
— А за что мы боремся, Джейн? — яростно выкрикнул Алек. — За власть, которая никогда нам принадлежать не будет? Чего мы достигли за почти пять сотен лет? Статуса личной охраны Аро?
— Ты ослеплен чувствами к девчонке, — с отвращением произнесла Джейн, но перед тем молчала целых несколько мгновений, словно слова Алека все же достигли цели и задели в ее душе какие-то болезненные струны, заставив ее задуматься. — Ты любишь ее, Алек. Любишь! — в голосе Джейн послышались ревность и страшная обида. — Ты обещал любить лишь меня, братец! Ты и я, вдвоем против вечности, помнишь?
— Моя вечность здесь окончена, Джейн, — покачал головой Алек, и голос его прозвучал сухо и бесстрастно, как в прежние времена. — Так или иначе, но на этом все. И если попытаешься убить меня, то дерзай.
— Думаешь, я не сделаю этого? — испытующе сверля его взглядом, Джейн сделала шаг вперед, сокращая расстояние между ними. — Думаешь, я вернусь к Аро проигравшей? Знаешь, что меня ждет, если я не оправдаю его ожиданий?
— Его любимчиком станет Деметрий, или Феликс, или кто угодно еще, — отозвался Алек. — А ты потеряешь все свои фальшивые привилегии, которые существуют лишь в твоей голове. Аро умеет создавать иллюзии куда лучше, чем ты и я, Джейн. Мне жаль, что ты никогда этого не поймешь.
Лицо Джейн застыло, словно мраморная маска — прекрасная и ужасная одновременно, а затем она разомкнула губы и произнесла одно лишь слово:
— Боль.
Джейн обрушила на него удар такой страшной силы, что Алек упал перед нею на колени.
Агония поглотила его, заставила кричать и корчиться, а Джейн стояла и смотрела на него сверху вниз, она улыбалась так безмятежно, словно получала удовольствие от происходящего.
И так оно и было.
Алек понимал, что она сотрет его сознание в порошок, а затем растерзает его на части без малейшего сожаления, а затем примется за Хоуп.
Страх за нее, за девочку, научившую его снова жить, оказался сильнее, чем силы Джейн.
А когда она поняла это, слишком беспечная и самоуверенная, то было уже поздно — Алек совершил титаническое усилие над собой, выбросил свои силы в защиту и бросился на Джейн.
Достаточно меткий прыжок, правильный захват — и оторванная голова его сестры покатилась прочь по земле.
Алек не остановился ни на секунду — он как одержимый рвал тело Джейн на части, оглашая лес скрежещущими звуками, с которыми разрывалась плоть вампира, — до тех самых пор, пока не бросил то, что осталось от Джейн в костер и не сжег дотла.
***
Когда на рассвете вернулась Ингрид, она не сказала Алеку ни слова, не задала ни одного вопроса, хотя совершенно точно заметила и следы борьбы перед хижиной, и следы костра поблизости.
Возможно, она и без того знала все — кто знает, сколько оборотней рыскали вокруг, оберегая ее.
Возможно, она просто не хотела знать — учитывая то, что все обошлось благополучно.
Ведьма Бошам и Хоуп занялись приготовлением особого зелья, а затем потянулись долгие часы, заполненные монотонными и напевными словами заклинаний, и все, что мог сделать Алек, это просто ждать и бесконечно прокручивать в голове недавние события.
Сожалел ли он о том, что ему пришлось убить Джейн?
Что ж, он ведь был ее близнецом, так что частичка Джейн все еще жила в нем — например, ее холодная уверенность в том, что сожалеть о правильных поступках нельзя. И как она всегда сама решала для себя, что будет правильным, так поступил теперь и Алек.
Никаких сожалений.
***
— Новый Орлеан к вашим услугам, — сообщила Ингрид Бошам, приглашающе простирая руку к идущему рябью зеркальному порталу, образовавшемуся прямо в воздухе перед ними, словно плавающая над землей дверь. — Удачи, Хоуп, и больше не теряйся во времени. А ты, Алек, веди себя прилично и не разочаруй меня. Злодеев в этом мире и без того полно.
— Не уверен, что стану предметом для гордости, но постараюсь изо всех сил, — пообещал ведьме Алек. — Спасибо, Ингрид.
— Мы можем чем-то отплатить вам за вашу помощь? — спросила Хоуп.
— Пожалуй, да, — улыбнулась Ингрид. — Найдите мою сестру, Фрейю, и скажите ей, что я в порядке. Она будет рада знать это.
— Мы непременно отыщем ее, — пообещала Хоуп, а затем они с Алеком, взявшись за руки, шагнули в портал и потеряли чувство времени и места на долгое мгновение, чтобы затем появиться прямиком во внутреннем дворике дома Майклсонов в Новом Орлеане.
Хоуп едва успела опомниться, как Алек довольно бесцеремонно схватил ее и спрятал к себе за спину, словно пытался укрыть от опасности.
И в следующее мгновение она поняла, что так оно и было — потому что услышала бархатистый, насмешливый голос с тягучим акцентом:
— Обожаю, когда день начинается с незваных гостей. Парочка убийств бодрит лучше любого кофе.
Это был голос ее отца — живого, самого настоящего Никлауса Майклсона, негласного короля Нового Орлеана.
4.
— Я твоя дочь.
Никлаус Майклсон глядел в лицо растерянной и взволнованной Хоуп несколько мгновений, которые показались ей вечностью, а затем рассмеялся, картинно откинув голову назад.
Этот смех звучал для Хоуп очень обидно, ее юное сердечко так долго тосковало по отцу, что его пренебрежение причиняло девушке почти физическую боль.
Видеть отца прямо перед собой, живого и невредимого, реального, а не призрачного, и не иметь возможности обнять его — это было ужасно.
Алек, который из угрюмого монстра в старомодном плаще, превратился в настоящего рыцаря в сверкающих доспехах, способного не только на подвиги ради любимой, но и на эмпатию, сочувственно сжал пальцы Хоуп в своей ладони. Хотел бы он как-то изменить ситуацию, но пока не получалось — отец Хоуп не верил им и не желал ничего слышать.
— Дайте ей шанс рассказать вам все, — Алек был безрассуден достаточно, чтобы оборвать смех первородного.
— Это уже мне решать, мальчик, — высокомерно осадил его Никлаус. — Я не любитель незваных гостей, особенно тех, которые стремятся рассказывать мне байки.
— Папа, прошу тебя, — Хоуп понимала, что действует неправильно, что ее слова могут лишь сильнее разозлить Клауса, но ничего не могла с собой поделать: в ее голосе звучали слезы, хотелось повторять заветное слово снова и снова, как молитву. — Я не лгу тебе, я могу рассказать тебе то, что никто чужой не смог бы узнать никогда в жизни!
— О, не сомневаюсь, что ты можешь, — недобро усмехнулся гибрид. — Но едва ли мне это будет интересно.
— Что здесь происходит? Никлаус? — внезапно раздался еще один до боли знакомый Хоуп голос, и на лестнице, ведущей из дома во внутренний дворик, появился ее дядя Элайджа.
Хоуп именно таким его и помнила: в идеально сидящем по фигуре костюме, с безупречно лежащими волосами, со спокойным лицом и очень внимательным взглядом карих глаз.
Элайджа Майклсон излучал уверенность и силу, благоразумие и благородство — вот каким он был.
— Брат! — хлопнул в ладоши Никлаус, явно решивший продолжить забавляться со своими юными гостями. — Ты как раз вовремя, у нас здесь еще один ребенок, который претендует на нашу фамилию. Более того, этот ребенок снова мой. Я начинаю переживать за себя. Ты не замечал за мной провалов в памяти?
— Никлаус, этот поток злого сарказма никак не проясняет ситуацию, — сдержанно отозвался Элайджа, его пристальный взгляд уже был обращен к Хоуп и закрывающему ее собой Алеку. — Я предпочел бы услышать версию твоих юных гостей.
— Я — Хоуп Майклсон, — дрогнувшим голосом произнесла Хоуп. — Дочь Никлауса и Хейли Маршалл, которую в Новом Орлеане знают как Андрэа Лабониэр, утерянную королеву Стаи Полумесяца.
— Какой восхитительный бред, — вставил Никлаус свое веское слово, но Элайджа остановил его коротким взмахом руки:
— Нет, Никлаус, оставь это.
— Только потому, что Хейли Маршалл утверждает, что ждет от меня ребенка? — уточнил Клаус. — То, что девчонка называет это имя, может быть легко объяснимо тем, что сама Хейли ее сюда и отправила.
— Когда тетя Бекка рассказывала мне о твоей паранойе, я не думала, что она говорила всерьез, — на этот раз в голосе Хоуп уже сквозило раздражение, поведение ее отца было не самым приятным, а Хоуп была одной из Майклсонов, чье терпение сложно было назвать железным. — Я пришла из будущего, и никто не подсылал меня. Я спасла чертов мир от чудовища по имени Маливор, пожертвовав собой, но вместо того, чтобы умереть, оказалась в какой-то параллельной реальности. Там я встретила Алека, и он помог мне отыскать дорогу домой, но что-то пошло не так и мы с ним оказались в прошлом.
— Занятно, — произнес Элайджа таким тоном, что невозможно было понять, верит он в эту историю, или нет. — Значит… Ты — дочь Андрэа Лабониэр и Никлауса?
— Мое имя Хоуп Майклсон, — вскинув подбородок, отрекомендовалась Хоуп. — И я ужасно зла на то, что вместо того, чтобы обнять вас обоих, мне приходится доказывать свою личность.
— Хоуп, может, ты покажешь им что-нибудь? — внезапно осенило Алека. — Твои силы, они ведь уникальны, ты сама говорила.
— Ох, Алек, — Хоуп коротко улыбнулась юноше, благодарная за эту подсказку. — Да, ты прав. Я — трибрид. Ведьма, вампир и оборотень. Жажда крови все еще чужда мне, ведь для того, чтобы стать вампиром, я должна умере…
— Вот сейчас и проверим, — с этими словами Никлаус Майклсон одним быстрым движением сломал Хоуп шею, оказавшись у нее за спиной.
Он действовал так стремительно, что ни Алек, ни Элайджа не успели остановить его.
— Вечно ты куда-то торопишься, — вздохнул Элайджа, глядя, как бережно прижимает к себе обмякшее тело Хоуп юноша по имени Алек. — За тысячу лет ты мог бы научиться терпению, Никлаус. Найди Ребекку и Кола, а я пока навещу Андрэа Лабониэр.
***
— Он что, убил меня?!. — возмущенный крик Хоуп заставил Алека невольно улыбнуться. В это самое мгновение, очнувшись и переродившись, получив свою третью сущность в актив, Хоуп была ужасно похожа на своего отца.
— Да, — пришлось подтвердить ему. — Но, справедливости ради, ты ведь не умерла по-настоящему.
— Но это было дьявольски неприятно, — поутихнув, проворчала Хоуп. Алек заключил ее в объятия, чтобы успокоить окончательно:
— Все будет хорошо, Хоуп. Твой дядя Элайджа, кажется, верит нам, так что вскоре у нас будет шанс окончательно прояснить ситуацию и решить, как быть дальше.
— Элайджа всегда был самым надежным человеком в этой семье, — пробормотала Хоуп Алеку в шею. — На него определенно можно положиться, а мой отец… Господи, знал бы ты, как я тосковала по нему все эти годы, а он взял и свернул мне шею!
— Это ведь не совсем он, Хоуп. Ну, не тот еще, каким ты его знала.
— Да, но… Мне все равно дико обидно. Знаю, это глупо, и все же я не могу…
— Это нормально, наверное, — утешил ее Алек, склоняясь, чтобы найти ее губы своими. — Быть в смешанных чувствах в такой ситуации.
— К счастью, я здесь не одна, у меня есть ты…
Во время их нежного поцелуя раздался насмешливый голос Никлауса, бесшумно вошедшего в комнату:
— Если ты в самом деле моя дочь, то твой бойфренд вполне может лишиться головы за такие вольности. Я принес тебе бокал теплой крови, дочурка.
— Никогда бы не подумала, что ты будешь настолько меня раздражать, пап, — вздохнула Хоуп, высвобождаясь из объятий Алека и принимая из рук отца бокал с рубиновой жидкостью. — Спасибо, ты так любезен… Иногда.
— По уровню ехидства ты совершенно точно могла бы быть моей родственницей, — хмыкнул Никлаус. — Выпей, а затем мы ждем вас во внутреннем дворе. И мы жаждем шоу, детишки.
— Шоу? — переспросил Алек, тогда как Хоуп волновало иное:
— Мы? Все остальные тоже здесь? И мама?
— Мама прячется от меня среди ведьмовского отродья, — ответил Никлаус, выделив слово «мама» так, что оно прозвучало как ругательство. — Элайдже не удалось привести ее сюда, она даже разговаривать с ним не пожелала. Но Ребекка и Кол здесь, и они жаждут с тобой познакомиться.
— Это мои дядя и тетя, — пояснила для Алека Хоуп.
Она в несколько глотков осушила бокал, а затем на несколько мгновений закрыла глаза, привыкая к новым ощущениям, осознавая все свои новые возможности.
— Вам стоит быть с ней помягче, — услышала она, как говорит Алек Клаусу, когда первой вышла из комнаты. — Она так тосковала по отцу.
— Если ты сейчас скажешь что-нибудь грустненькое типа «вы мертвы в будущем», я снова буду смеяться, мальчик.
— Но это так и есть, между прочим.
— Какое же это клише, а.
Хоуп вынуждена была молчаливо признать, что ее отец в чем-то прав. Но разве она была виновата в том, что стала заложницей клише?..
***
— А она хорошенькая! — дядюшка Кол выглядел куда более хулиганистым, чем привыкла видеть его Хоуп. К тому же, руки его были по локоть в крови, а в одной из ладоней он сжимал свежевырванное из чьей-то груди сердце. — Если окажется лгуньей, можно мне с ней поиграть?
— Конечно.
— Только через мой труп.
Никлаус и Алек ответили Колу одновременно, и Хоуп одарила одного возмущенным взглядом, а второго — исполненным любви.
Все-таки, ее отец в эпоху до отцовства был тем еще засранцем.
К слову об эпохах — Кол, кажется, переживал ту, что до Давины Клэр. Юная ведьмочка превратила неуправляемого и опасного Кола в приятного парня, который вырывал сердца только в случае крайней необходимости, а уж никак не развлечения ради.
— Значит, ты утверждаешь, что ты дочь Ника? — а этот голос, тягучий, со стервозными нотками, принадлежал Ребекке Майклсон. Она неторопливо вошла во внутренний дворик, где уже собрались не только члены семьи, но и вампиры, которые прежде служили Марселю Жерару, а теперь примкнули к Майклсонам, принимая их власть, и встала рядом с Колом, заинтересованно изучая Хоуп и равнодушно скользнув взглядом по ее спутнику.
— К слову, я склонен верить ее утверждениям, — вкрадчиво сообщил Элайджа. — С нами ведь происходили и более странные вещи, не правда ли?
— Намекаешь на мое воскрешение? — уточнил Кол задиристо. — Конечно, страннее некуда. Я же вечная заноза в ваших аристократических задницах, без меня вам было бы спокойнее.
— Ну хватит, Кол, не заводись, — примирительно шлепнула брата по окровавленной руке Ребекка. — Мы здесь не для того, чтобы нападать друг на друга.
— И то верно, — усмехнулся Никлаус, щелкнул пальцами в своей театральной манере, и в следующее мгновение подчиненные Майклсонам вампиры бросились на Алека и Хоуп.
Что ж, те, кто хотел увидеть шоу, несомненно, получили его — Алек дрался с холодной уверенностью в собственной победе, ведь он не мог проиграть, когда дрался за Хоуп. Хоуп же полностью отдалась инстинктам своей волчьей натуры, в какой-то момент переключилась на вампирскую часть себя, а затем сделала и то, чего ждали зрители: она обратилась к своей магии.
— Довольно! — наконец, все это безумие было прервано громким голосом Элайджи Майклсона. — Кажется, мы видели достаточно, чтобы убедиться в том, что Хоуп в самом деле является трибридом.
— Если кто-нибудь ждет, что я раскрою объятия для дочурки, то я хочу вас разочаровать, — проговорил Никлаус. — Я все еще не испытываю отцовских порывов. Кто хочет бурбону?
— Я, — поддержал его Кол. — Бекка, ты с нами?
— Как обычно, — повела плечом Ребекка, и в конечном счете между мертвых тел остались лишь Хоуп, Алек и Элайджа.
— Прости, что заставил тебя убивать, — сдержанно произнес Элайджа, окидывая взглядом поле битвы. — Но подавляющая часть нашей семьи любит подобные сценки, даже когда в них нет особой необходимости.
— Ты веришь нам? — только и спросила Хоуп. Вместо ответа Элайджа заключил ее в объятия, и тогда девушка позволила себе расплакаться, ощутив внезапно всю тяжесть того груза скорби, который был на ее плечах слишком долго…
***
— Значит, мы пока застряли здесь? — Алек пока не мог для себя понять, хорошо это или плохо. Он беспокоился о Хоуп, ее эмоции зашкаливали, она была угнетена холодностью отца, хотя и пыталась держаться изо всех сил и не показывать этого.
— Дядя Элайджа отыщет для нас ведьму, которая поможет нам вернуться в правильное время, — ответила Хоуп.
Они с Алеком только что уединились в отведенной им комнате — Никлаус не преминул отпустить дюжину колких шуточек о бойфренде-смертнике и распущенной дочурке, — и наконец могли обсудить план своих дальнейших действий.
— Уверена, что нам стоит оставаться здесь, в этом доме?
— Они моя семья, — слабо улыбнулась Хоуп. — И хотя меня они считают чужой, я… Не хочу упускать эту возможность узнать их вот такими. Другими. Может, даже совсем мне не нравящимися…
— Эй, я рядом и я готов поставить на место любого, кто причиняет тебе обиды, — напомнил Алек, привлекая девушку к себе.
— За это я и люблю тебя, — ласково отозвалась Хоуп. — Ты мой герой, Алек.
— Я люблю тебя гораздо сильнее, Хоуп, — бывший Вольтури поцеловал ее в висок, и это был такой простой и уютный жест, что им обоим стало гораздо спокойнее. В объятиях друг друга все казалось лучше и оптимистичнее.
Они уже пережили достаточно передряг, чтобы опустить руки сейчас — все должно было наконец получиться, нужно было только подождать…
