* * *
Когда Питер перешагнул порог небольшой палаты Центрального госпиталя, Лиз уставилась на него, как на качественную галлюцинацию: недоверие и изумление горело в её взгляде до тех пор, пока он не уселся рядом с видом деревенского простачка. Он смог пробиться через запреты на посещения благодаря небольшой программной корректировке в графиках особо строгих медсестер — хотя, конечно, мог влезть через окно. Но совершать налёт на госпиталь показалось несколько неправильным, да и травмировать Лиз своим внезапным появлением точно не входило в его планы. — Привет. — Я думала, ты мне приснился. Ты действительно… Шёпот повис в воздухе и скоро рассеялся — Лиз не собиралась продолжать. Опустив взгляд на свои руки, она явно ждала от Питера хоть каких-то объяснений. — Как ты себя чувствуешь? — спросил Питер. — Всё стало чужим, — призналась Лиз. — Совсем недавно я была обычной школьницей, а сегодня я дочь психопата. Девчонка, которую Человек-паук отговорил от суицида. Глаза Лиз заблестели любопытством. Судя по лёгкой рассеянности, ей давали седативные препараты — Питер учёл это и решил повременить с серьёзными темами. — Ты всё ещё обычная школьница, — заметил он. — Подумаешь, показали в новостях. Она рассмеялась. — Питер, зачем ты всё это время притворялся дурачком? Было почти обидно, да. Не то чтобы Питер считал подростковую версию себя шибко умной, вовсе нет, но «притворялся дурачком»? Ауч! — Это маскировка, — он пожал плечами. — Ты никому не расскажешь? И хотя ответ на самом деле Питеру не требовался, ему нравилось незатейливо цеплять такую важную тайну — оказывается, ему не хватало человека, который знал правду и ничего, ничегошеньки от него не требовал. — Нет, — сказала Лиз, убирая прядь волос за ухо. — Я вроде как тебе жизнью обязана… да и кто мне поверит? Питер хихикнул. И правда. «Пенис Паркер — тот тип на паутине», — всё ещё звучит как безумие. Именно благодаря этому однажды Фьюри удалось погасить волнения, которые вызвало разоблачение Мистерио — они оперировали тем, что все сведения ошибочны. В ход пошёл поддельный Человек-паук, благо, у Фьюри в друзьях были даже инопланетяне. — Когда я стояла там, мне казалось, выхода нет, а сейчас… поверить не могу, что хотела спрыгнуть. Питер аккуратно накрыл ладонь Лиз своей, выждав вежливую паузу, если она захочет отстраниться. — Важнее всего найти причину жить дальше. Свою причину. Ну знаешь, не «Я сделаю это ради них». А что-то, чем ты сама будешь дорожить. — Говоришь так, словно проходил через подобное. Лиз была внимательна — это Питера когда-то в ней и зацепило. Что поделать, он был ужасно падок на прозорливых людей. — Не так, как ты. Я Человек-паук и, ну знаешь, от меня непросто избавиться. Он говорил весело, но после недолгого колебания Лиз накрыла его руку своей, словно ему тоже не помешала бы поддержка. — Ты отчаялся? — Я кое-кого потерял. И не мог смириться. Доходило до крайностей, но легче не становилось. — Что же тебя удержало? — Наверное, вера в то, что однажды моё существование спасёт кого-то другого. — Но… какой в этом смысл? — Не знаю. Мы хрупки. Жизнь мимолётна. Пустое место заполняется очень быстро. Всё, что остаётся — связи. Мне хотелось чувствовать хотя бы их. — Ты поэтому… делаешь то, что делаешь? — Я просто не могу оставаться в стороне. Но знаешь, что забавнее всего? Ни одну из причин нельзя назвать достойной, потому что всегда остаётся шанс, что твоё доброе дело приведёт к катастрофе. Чёрт знает что. Она хмыкнула, как обычно хмыкала, если её опережали с ответом во время соревнования. — Разве ты не должен был сказать что-то вроде «свою реальность мы создаём сами» и «ты творец своей судьбы»? — И соврать? Внезапно чуть подрагивающие, обветренные уголки губ Лиз дёрнулись наверх. Бледное лицо тронул едва заметный румянец. — Ты должен врать, чтобы меня воодушевить! Вы, супергерои, вроде как воодушевлять пытаетесь, нет? — Скажу тебе по секрету… — Он наклонился к ней, беспомощно улыбаясь. — Я откровенно хреновый супергерой. Питер смотрел в глубокие, взрослые глаза и думал о том, что убил, возможно, самого важного человека в жизни Лиз — уровень его лицемерия давно вышел за рамки, раз теперь он мог улыбаться ей как ни в чём не бывало. Когда-нибудь он должен рассказать правду. Когда-нибудь, когда она будет готова. Но трусливая часть Питера выбрала бы буквально что угодно вместо откровения. Так ли важна… правда? — Я восхищаюсь тобой, — сказала Лиз. — Ты совсем не боишься высоты? — Высоты не боится только Железный человек. При упоминании Тони Лиз нахмурилась. — Прости, — поспешно выдохнул Питер. — Нет, нет… я… не могу ненавидеть его, ведь… это всё равно что ненавидеть полицейского, который защищал простых людей. Мой отец знал, на что шёл. И раз он был в той экипировке, он сражался всерьёз. — Да, — сказал Питер. — Ты сможешь простить… его? Их? Какое-то время Лиз молчала, глядя на их по-детски сцеплённые руки. В этом не было никакого подтекста — просто им обоим хотелось телесного контакта, в подтверждение доверительности разговора, не больше. — Однажды смогу. Но точно не сейчас. Питер успокаивающе сжал чуть подрагивающие пальцы.* * *
Он не имел права ревновать. Питер понимал это лучше, чем кто-либо другой. Он знал своё место. Если бы он верил в бога, то ежедневно молился бы о счастье любимого человека. Питер искренне, всем сердцем хотел видеть беззаботный блеск в глазах Тони. Знать, что его жизнь вошла в привычную колею, что он не нервничает понапрасну, не винит себя за каждый супергеройский промах и может рассчитывать на поддержку любимой женщины. Питер не имел права ревновать, поэтому гасить зубастых демонов, с шипением зарождающихся в сердце, приходилось всеми правдами, неправдами и попавшимися под руку делами. И заставлять себя смотреть, не отводя взгляда. Он верил в то, что принятие и осознание, сродни горькой пилюле, лекарству, пойдёт только на пользу. Личное счастье не имело значения. А если брать во внимание те разы, когда Питер, попробовав его обрести, лишался всего, то и опыт подсказывал: не надо. Запретная зона. Но сколько бы раз он ни прокручивал в голове эти Замечательные Золотые Слова, изнуряющая внутренняя битва не прекращалась ни на мгновение. Питер думал об этом на первой тренировке после долгого перерыва: спасая Тони, он обрекал себя на пытку. Пока он существовал, сердце Питера принадлежало ему. Впрочем, когда он не существовал — тоже, пусть и несколько по-другому. В мире с ним было намного больше света и радости, чем без него, но знаменатель оставался неизменным, фатальным, безжалостно-ироничным: Тони недостижим ни в каком виде. Любить его было всё равно, что любить Солнце. Не дотронуться, не догнать. Только любоваться и смиренно терпеть жар, который оно щедро разливает вокруг, появляясь из-за горизонта. Питер не знал, надолго ли хватит выдержки, физического терпения — как много ожогов он сможет вынести, прежде чем спрячется в тень? Хуже всего, что его персональная Звезда тоже не собиралась прятаться за тучами. — Мог бы зайти поздороваться, — сказал Тони. Питер стоял на стене в одних тренировочных штанах. Агрегат Пятницы держал его на прицеле, отрабатывая захват заложника, и да, он действительно мог зайти поздороваться, ведь они с Тони не виделись больше недели. Однако сцена прощания с Поттс, свидетелем которой он поневоле стал, несколько охладила пыл, и желание излить едкую злобу на себя, мир и ни в чём не повинные звёзды оказалось сильнее. Именно поэтому он не потрудился нацепить футболку, именно поэтому пробежал мимо мастерской, как добропорядочный налогоплательщик мимо наркокартеля, и именно поэтому теперь чувствовал себя самым неблагодарным и безнравственным существом в радиусе нескольких миль. — Не хотел отвлекать, — почти честно ответил Питер. Тони, в противовес ему, был при полном параде: в потрясающем костюме холодного оттенка металлик и со всеми сопутствующими ювелирными извращениями вроде драгоценных запонок, зажима на галстук, суперочков и тяжёлых часов. Очевидно, он вернулся либо с какой-то важной встречи, либо со свиданки. Свойственная Тони лёгкая небрежность, которую он предпочитал в повседневности, отсутствовала полностью. Этот контраст будто наживую разделял их миры: паренька из Квинса и миллиардера, школьника и известного на весь земной шар влиятельного человека. Но, что важнее, простого мутанта и гения с парком суперкостюмов в трёхэтажном гараже. Из вредности Питеру захотелось перейти на уважительное обращение и сделать дистанцию ещё более весомой, чтобы было чем придавить глупую, глупую, глупую тягу и неуместные желания. — Подождёшь полчаса? — внезапно спросил Тони. — Я тоже не прочь размяться. Как повелось, один вопрос уничтожил все масштабные вычисления Питера — Звезда опять шла на контакт, и это не укладывалось ни в аллегории, ни в метафоры, ни в рамки сознания, отрицающего их близость. И Питер чувствовал именно то, что должен был чувствовать, если бы Солнце внезапно свалилось с орбиты и прилетело ему в голову на манер футбольного мяча. Он горел заживо. — Мы с вами из разных боевых категорий, сэр, — сказал он, реагируя на выстрел поджидавшей момента Пятницы. — Не думаю, что это хорошая идея. — Я не собираюсь махаться с тобой по-честному, как Наташа, но тренировки с живым врагом определённо веселее возни с Пятницей. Не в обиду, детка. Питер спустился вниз, поглядывая на голограмму преступника у стены. Ему оставалось благодарить вселенную за то, что Тони не снимал очки — они воспринимались какой-никакой преградой, пока он щеголял тут полуголым, как хренов Брюс Ли. — Если хочешь, подожду. Но имей в виду, жалеть тебя я не стану. Это звучало ужасно — как самый настоящий вызов. Тони усмехнулся. — Тебе и не придётся. Он ушёл, оставив Питера взбудораженным и всклокоченным, и в затылок ему прилетел снаряд, и Пятница запустила ликующий звук победы. — Знаешь что, это не считается! — буркнул Питер, направившись к рюкзаку за футболкой. Когда Тони явился, он успел немного остыть и даже ощутить лёгкий отголосок вины. Он должен контролировать себя и не поддаваться на провокации, сколько можно, в конце-то концов? — Я виделся с твоим Доктором, — заявил Тони. Он разминал запястье, так что Питер быстро прекратил ершиться, засмотревшись на небрежные движения. Тони был в спортивной форме, всё самое интересное скрывалось под длинным рукавом. — Я тоже, — сказал он, поднимаясь. — Я часто обсуждаю с ним сложившуюся ситуацию. Боюсь, теперь я не смогу разгрести всё это в одиночку. Питер понял, что такого было в сказанной фразе уже после того, как произнёс последнее слово. Тони раздражённо прищурился, будто ему нанесли личное оскорбление, не меньше. — В одиночку, да? — Я имею в виду… — Питер растерялся. — Мы с ним… он понимает, что случилось, поэтому… конечно же, все важны! Но Стивен лучше всех разбирается в магии Времени, в том, что… — Дерись в полную силу, — прошипел Тони, вскидывая руку. Питер моргнул, уткнувшись буквально в репульсор — он был настолько близко, что возрастающий импульс ощущался кожей. Для подобного выстрела Тони выдержал гигантскую паузу — тридцать секунд или даже больше, чтобы Питер в любом случае среагировал. Лишь увернувшись от прямого попадания, Питер понял, что Тони собрался тестировать на нём новую версию брони из наноботов. За последние недели он довёл технологию до ума и даже успел усовершенствовать. Все метания и злость растворились в ребячливом восторге: Питер и представить себе не мог, что такое может случиться. И очень скоро оказалось, что все его высокопарные речи о разнице в их способностях — просто ерунда. Силу Питеру давали мышцы и мутировавший разум, Тони — невероятные устройства. Все преимущества быстрой реакции и чутья новый костюм сводил на нет с оскорбительной лёгкостью. На записях Питер видел Тони в деле не раз. Более того, он наблюдал это вживую, но совсем не понимал сути хорошо отлаженной системы, пока не оказался на месте противника. Невероятно мощная механика и острый ум, стоящий за пультом управления, — это был ураган, сдержать который без потерь мог кто-то вроде Тора или Таноса. То есть воины с завидным опытом, способные задавить физической мощью. Питер мог ощутить свои изъяны на первых этапах сражения, пока Тони проверял его, искал допустимый предел давления. Спасала только пресловутая чуйка, которой было всё равно, серьёзный бой или тренировочный — какие-то жалкие миллисекунды, позволяющие Питеру быть с Тони кое-как, еле-еле наравне. Питер испытал на себе несколько версий щитов, орудий, пушку, и это при том, что его не пытались прибить — давали фору, даже помогали иногда. Это был роскошный удар по самолюбию и напоминание, что в бою с Таносом не будет так просто, как с Пятницей или с захудалым воришкой. Питер всё ещё был по всем параметрам юнцом, не ему тягаться с космическими богами. Пока он отбивался, в голову лезли мысли и повеселее: он бы не удивился, если бы узнал, что Тони не с этой планеты. Что он тоже божество или сброшенный в Мидгард бастард Одина, например. Но лучшая шутка была в том, что он проиграл. С треском. Тони прижал его к полу и какое-то время триумфально наблюдал сверху, через холодные прорези, словно на пойманного под стаканчик микроскопического паука. Потом с него сполз шлем, открыв взгляду чуть вспотевшее, самодовольное лицо. Питер, ещё брыкающийся из вредности, покорно расслабился под давлением жёсткой руки. Тони-победитель был прекрасен, как и любой другой Тони. Тёмные глаза горели спокойной уверенностью, лёгким озорством и чем-то нечитаемо-глубинным, с чем Питер никогда не хотел иметь дел. Это нечто оставляло его наедине с правдой и гипнотизировало с самого детства. С того времени, когда он натыкался на интервью Тони для каких-нибудь каналов и всматривался в экран, не понимая, что конкретно так сильно захватывает дух, стоит ему посмотреть в кадр. Воля? Сила? Уверенность? Тони нельзя назвать всесильным или властным. Нельзя прилепить ярлык — слова отказывались складываться, чтобы описать то, что делало его Таким. Мифически несгибаемым. Встретишь и подумаешь: показалось. И никто не поверит… Пока не столкнётся сам. — Кажется, я зря переживал, — немного восстановив дыхание, сказал Тони. Питер дышал настолько тяжело, что едва смог его расслышать. — Так ли тебе нужен костюм? Это был странный комплимент, учитывая их позицию и полную капитуляцию Питера, но сам подтекст хлестнул по нервам не мягче кнута: «Ты проиграл, но достойно сражался. Для себя». — Ты о чём? — состроил дурака Питер, борясь с нестерпимым наваждением и желанием обхитрить, обыграть, обставить Тони хоть где-то. — О нашем недавнем разговоре. Ну, помнишь, после того, как ты снял девчонку с госпиталя. Прозвучало неправильно — шутливая интонация замешалась на чём-то ядовитом, и получилось как-то чересчур для колкости. Питер недоумённо нахмурился, практически молясь, чтобы увязающее в перепалке время вернулось к прежней скорости. Прошло не больше минуты, а ему казалось, что он лежит так вечность — под непримиримо грубым давлением и взглядом, от которого желудок скручивало в жгут. — Тони, — выдохнул Питер. — Я чем-то тебя разозлил? — Нет. Давление ослабло. Выпрямившись, Тони в пару движений избавился от слоя нано-костюма. Где-то под спортивной формой скрывался генератор — Питер хотел бы его увидеть, но ещё сильнее он хотел понять, что, мать твою, происходит прямо сейчас. — Я победил, с чего бы мне злиться? Звучало логично — не придерёшься. Но чёртовы губы актриски и отстранённый вид мало сочетались со сказанным. — Это из-за моих слов?.. — осторожно ковырнул Питер. — Я не обесцениваю твою помощь. Без тебя я бы не справился, и это не нуждается в подтверждении или озвучивании. — Ты пытаешься меня успокоить? С чего ты взял, что мне это нужно? По всем признакам здесь могло быть место для насмешки. Но выскочил… упрёк? Питер оторопел. Настолько, что смог лишь несколько раз беспомощно открыть рот в попытках сказать хоть что-то. — Не из-за них, — немного успокоившись, сказал Тони. — Прости, ты ни при чём. Сегодня кое-кто хорошенько потрепал мне нервы. Надеялся отвлечься и, как видишь, загрузил ещё и тебя. — Охренительный костюм, — ляпнул Питер в попытке перевести разговор в менее напряжённое русло. — Всегда мечтал это сказать. Кажется, пронесло. Тони хмыкнул и потёр лоб, явно сам несколько раздосадованный вспышкой раздражения. — Ладно, давай приведём себя в порядок и поработаем. У меня есть идея насчёт твоей аннигиляционной пушки. — Отлично, давай. Вскочив на ноги, Питер впервые за все прошедшие месяцы почувствовал себя в своём теле. Словно драка с Тони разбила ограничения, выставленные заводом-изготовителем — мышцы горели и рефлексы будто звенели после запредельной нагрузки. Возможно, он наконец-то достиг близкого к необходимому уровня. Теперь можно было взяться за дела посложнее. — Что? — почувствовав его замешательство, спросил Тони. — Не знаю. Понравилось с тобой сражаться. В ответ на это Тони страдальчески закатил глаза. Через полчаса они снова наворачивали круги вокруг добра Читаури. Однако, теперь над головой Питера парил прототип — версия пушки, которая могла бы навредить Таносу. Он ещё не знал, насколько мощной она должна быть и сколько потребуется времени на то, чтобы довести её до ума, но уже испытывал подобие внутреннего спокойствия, уверенности, что всё обязательно получится. — Впечатляет, — максимально сдержанно дал оценку Питер. — Миниатюрная звезда смерти. — Чьей смерти? — иронично спросил Тони. Питер глянул на него с подозрением и почти детской обидой. — Больше я никогда не буду пить с тобой, даже не надейся. — Не советую зарекаться. Мой опыт и наблюдения подсказывают, что бывших алкоголиков не бывает. — Ха-ха, очень смешно, — Питер прищурился, разглядывая Тони так, будто они до сих пор находились в тренировочном зале. — И шутка невесёлая, и ситуация, — Тони махнул рукой, и прототип распался на части. Над каждой деталью появилась выноска с наименованием. — Меня всегда забавляли люди, считающие, что, если они не произносят информацию вслух, значит, она остаётся секретом. — Забавляли?.. Тони бросил на него снисходительный взгляд, а затем повёл пальцами, изменяя голограмму. — Есть некто, — тоном сказочника начал он, — некто вроде Локи, но уровнем покруче. Он охотится за Камнями Бесконечности и планирует с их помощью сделать что-то, очевидно, крайне неприятное для жителей Земли. В твоём прошлом мы столкнулись с этим врагом, и он отделал нас, как щенков, и случилось что-то, что привело к моей героической жертве. Так? Питер потерянно смотрел на обретающий форму размытый образ предполагаемого врага. Легкомысленное настроение испарилось бесследно. — Как… — Кнопка, — просто сказал Тони. — Теперь я знаю, почему ты спрашивал. У меня есть теория, что моя смерть напрямую связана с Камнями. Полагаю, раз они поодиночке такие проблемные, то вместе способны на чудовищные по масштабности вещи. Трудно ли сложить два плюс два? Нет. Мне неизвестна только дата нападения. Впрочем, судя по тому, как старательно ты тренируешься, времени у нас не так уж много. Тони стоял напротив выписанных Пятницей тезисов, сложив руки на груди, и казался очень близким, досягаемым. Совсем не тем Тони, что ассоциировался у Питера с непостижимым могуществом космоса, звёздами и планетами. И только такой, понятный, родной Тони мог довести его до ручки в три предложения. — Почему ты говоришь об этом настолько легко? — А почему бы и нет? — Он пожал плечами. — Достаточно того, что ты говоришь об этом так, словно это конец света. — Знаешь, что хуже всего? — Питер порывисто шагнул ближе. — Ты вообще о себе не думал! — Вау, — Тони отвёл взгляд. — Обычно мне говорят ровно противоположное. Питер схватил его за грудки. Тони стерпел — только покосился на подрагивающие от напряжения руки. — Не думал, и что дальше? — спросил он. — Я уже говорил, любой человек имеет право распоряжаться своей жизнью и смертью. — Не любой. Не ты, — прошипел Питер, устало опуская голову. Его вело от злости и бессилия — он уже знал, что совершенно ничего не может поделать с этими кошмарными мыслями, с тем безразличием, которое пробивалось в интонации Тони. — Не ты… Он очнулся, когда почувствовал, что вжимается в его грудную клетку лбом, всё ещё цепляясь за толстовку. — Я понял нечто важное, — глухо сказал Тони. Питер вбирал его голос кожей. — Тебе просто не хватило времени на принятие. И ты ничего толком не знал — особенно плохого. Я могу рассказать… — Не надо. — Как много людей я убил собственными руками без суда и следствия. — Не… — Но прежде я продавал смерть каждому, кто предложит достойную цену. Я разбил тысячи сердец, изуродовал сотни судеб, считая себя центром вселенной. Не делай меня им, Питер. Нет ничего хорошего в том, чтобы мир бесконечно вертелся вокруг. Кое-как ослабив хватку, Питер сделал несколько неимоверно тяжёлых шагов назад. Они оба молчали, потому что не было подходящих слов, и воздух, пронизанный яростью и горечью, будто дрожал. Одно неловкое движение могло спровоцировать новый шторм. — Я покажу, — сказал Тони. Голограмма врага исчезла, но на её месте стали появляться имена. Красные и синие парящие надписи, сотни имён, медленно выстроились в список. В два списка. — Что это? — Синим показаны люди, которых спасли Мстители. Статистика за последние годы. — А красным? — на самом деле спрашивать было не нужно. Питер уже знал ответ. Он знал, но не мог молчать, ощущая, как из глубин сознания поднимается новая волна гнева, несравнимого с тем, что он испытал минуту назад. — Красным — погибшие. Включая преступников. Включая тех, кто пострадал от вспышек ярости Халка, разрушений, несчастных случаев во время миссий. Все. Последними появились цифры. Питер сжал челюсти. Ещё никогда он не был так сильно зол на Тони — он впервые хотел броситься на него с кулаками, но уважение удерживало его на месте с бескомпромиссностью межатомного притяжения. — Нравится? — холодно поинтересовался Тони. — Голая статистика. Одни факты. — Для тебя они просто цифры? — Не совсем. Но я не могу это игнорировать. Как видишь, значения не воодушевляющие. Хочешь, покажу, сколько людей пострадало после вечеринки с Альтроном? На этот раз Питер прыгнул к нему на паучьих рефлексах — Тони не успел даже отшатнуться. Зато с удивлением справился быстро. — Что, Питер? — прошипел он, никак не показывая, что испытывает дискомфорт от такой возмутительной близости. — Что ты вообще знаешь о нас? Обо мне? — О, ты не представляешь, — в тон отозвался Питер. Руки чесались — все силы уходили на борьбу с яростью, но на то, чтобы смягчать тон и взгляд, не хватало. — Дело не в этом. Дело в том, что ты считаешь, будто раскусил меня. — Правда отрезвляет, — Тони безэмоционально дёрнул уголком губ. — А если умру я? Меня ты тоже занесёшь в список? — это Питер практически прошептал в упрямо сжатые губы, но вовремя одёрнул себя. Он начинал привыкать. Каждый подобный спор вёл к проблеме жизни и смерти, и всё, что было у них обоих из стоящей валюты, когда дело касалось спасённых людей — мертвецы за плечами. — Не знаю, — после долгой паузы сказал Тони. — Я просто жду, когда синяя цифра будет иметь смысл. И тогда в голове Питера щёлкнуло. Взгляд Тони изменился — он тоже ощутил, что разнос пошёл не по плану. — Вот почему, — прошелестел Питер. — Вот почему. Я понял. Дело не в простом пути и не в кнопке… Он умолк, глядя на Тони. Если от душевной боли мог случиться шок, это был он: всё внутри Питера застыло, сжалось, омертвело. Он испытывал подобное и раньше, но именно сегодня совершенно не справлялся с последствиями. — Такой способ покрыть долг, получается, — сказал он. — Питер… — Ты считаешь себя виноватым? — спросил Питер, кивая на мерцающие красные цифры. Тони скрыл их взмахом руки. — Ты? И никто больше? — Да. — Нет, — Питер помотал головой. — Нет. Я никогда тебя не винил. Никто не стал бы. — Ты просто… оправдываешь. Это иллюзия, — когда Тони отвернулся, Питер вдруг поймал блик в глазах — влажный блеск слёз. Его передёрнуло, но холодная корка, затянувшая душу, только окрепла. — Нет, — с нажимом повторил Питер. — Ты не слышал? Есть тысяча причин, почему ты не мог повлиять на результат, ясно? Люди умирают каждый чёртов день, Тони! — И иногда они умирают, потому что мы возомни… Питер повернул его голову к себе, не дав договорить. И сразу отдёрнул руку от щеки, словно обжёгшись. Тони слегка качнулся вперёд. Рефлекторно, неосознанно. Питер не хотел думать, что стоит за этим движением. Он вообще ни о чём не хотел думать, чувствуя, как близко к ним обоим подобралась трясина отчаяния. — Спасая мир, ты спасаешь всех. Поэтому твоя цифра неправильная. Мне казалось, ты гений и должен разбираться в правилах вычислений. Тони посмотрел куда-то наверх, и на его ресницах мерцали непролившиеся слёзы. — Ты должен удалить всё это, — шепнул Питер. — Нет, — отрезал Тони, отстраняясь. — Это ты должен понять, почему так сильно злишься и в чём разница между нами. Подумай хорошенько. А потом мы поговорим ещё раз. Не в силах смотреть на его удаляющуюся спину, Питер закрыл глаза. Когда он смог снова их открыть, имена исчезли. Цифры исчезли. И Тони тоже. Питер остался — снова наедине с опустошающими мыслями. Лучше бы он никогда этого не видел. И вообще ничего не знал. Потому что он понятия не имел, как спасти человека, который ведёт счёт и в любой момент готов выбросить карты на стол. Что бы Питер ни делал. Что бы он ни сказал. Это всё ещё… …ставка. А значит, не ему решать, когда должна закончиться игра.