Рецидив

      Питер ощущал их кожей.       Взгляды. Десятки глаз смотрели прямо на него, давили вниманием, следили. Изучали.       Но он не боялся. Несмотря ни на что, он чувствовал себя уверенным и сильным — как никогда.       — Молодец. Хвалю, — сказал кто-то.       Чей-то крик заглушил высокочастотный писк в ушах. Размытая картинка схлопнулась в точку, а потом замелькала калейдоскопом: бескровной усмешкой, пятном синего неба, неконтролируемым падением. Воздух уплотнился и стал похож на густой клей — ни выдохнуть, ни вдохнуть.       Питер вздрогнул. И открыл глаза.       Несколько секунд он лежал, растерянно пялясь в потолок.       Последний месяц сражения снились ему всё реже. Он несколько отвык от головокружительной смены декораций и мерзкого чувства беспомощности: когда восстановились силы, ушло и постоянное беспокойство, и кошмары. Но… стало быть, какая-то строптивая часть его души опять пыталась напомнить о предстоящих испытаниях.       За окном светилось небо. Над крышами домов парило серое, плотное облако. Протерев глаза, Питер сел и сразу наткнулся взглядом на свою зашифрованную записку, приколотую к вороту толстовки.       «Это действительно случилось».       — Он поцеловал меня, — прошептал Питер.       Воспоминания, вспышками наполнившие голову, в два счёта вытеснили скверные образы из сна. Питер с трагичным стоном свалился обратно на подушку.       Он и представить не мог, что будет чувствовать, если Тони вдруг проявит к нему интерес. Да, порой неосознанно прикидывал… варианты. Но верил — ничего не произойдёт. У Тони была Вирджиния. Предположительно счастливое будущее. Он сам сказал, что хотел бы от партнёра спокойствия, уюта, и именно этого Питер ему желал.       Как так вышло, что пара неосторожных фраз сломала барьер между ними? Всё это время громкие заявления о любви Тони скорее развлекали. И обнимашки, и злой псевдофлирт.       Питер не сказал чего-то нового или необычного. Аналогичную тираду мог выдать любой подросток, выросший в годы расцвета инициативы Мстителей. Он слышал в своих словах эхо сотен историй, тысяч признаний. Банальные вещи. Ничего из сказанного не могло подействовать… так.       Накрыв веки пальцами, Питер хорошенько потёр их и зажмурился.       Пора привыкнуть, что он имеет дело с непредсказуемым лабиринтом. Подбирая выражения, стараясь обойти ловушки, он не смог даже вскарабкаться с его владельцем на одну ступеньку, зато благодаря слепой импровизации умудрился задеть какую-то глубинную сердечную струну.       Теперь, разрази Тор их обоих, он не мог вернуться на Базу, пока внутри бушевал зверь нетерпения, месяцами выжидавший момента. Сбросив оковы, он получил возможность раскрыться в полную мощь: яростно ликовал, рычал и ревел, заглушая своим шумом все мысли.       Питер слышал его в каждом шорохе и шаге, стоя на остановке, волочась к школьному крыльцу. На уроке он допустил пару ошибок у доски, провоцируя реакцию окружающих — и как назло никто ничего не спросил. Даже Нед. Даже Нед избегал тормошить его, словно чувствовал, что под фасадом Питера Паркера весь день мечется животное, жаждущее свободы и действий.       Вся надежда оставалась на паучье альтер эго.       Питер выскочил на улицы, разгорячённый до предела — асфальт едва не закипал под его ногами. Первые полчаса он бездумно летал по петле от перекрёстка к перекрёстку, пытаясь вытопить из тела едкую, бурлящую магму эмоций.       Ветер наполнял лёгкие, небо сгущало краски, набираясь предзакатной яркости. Навернув с десяток бессмысленных кругов, Питер совершил восхождение на Эмпайр-стейт-билдинг, стянул маску и свесил ноги.       Карен надиктовывала в ухо сводку происшествий, перехваченных от патрулей полиции, но большинство инцидентов уже были разрешены силами правопорядка. Небольшая часть отмелась из-за местоположения: как назло, ничего стоящего поблизости не происходило именно тогда, когда это было нужно. И мысли бесконтрольно срывались в колею, которой Питер так старательной избегал.       То, что Тони не спешил нарушать радиомолчание, значило одно — этот раз не пройдёт бесследно. В других обстоятельствах он бы вышел на связь, чтобы как-то сгладить ситуацию, объясниться, вернуть их отношениям нейтральную определённость.       Питер ждал. И чем дольше по ту сторону сохраняли тишину, тем сильнее неистовствовало его подсознание, убеждаясь в своей правоте.       Кто-то вмешался. Тони обсуждал его с кем-то. На этом Питер останавливался в рассуждениях, боясь даже предполагать, что за мозаика сложилась в его гениальной голове.       — Погоня, Парк-авеню, — мягко сообщила Карен.       Натянув маску, Питер шагнул в пропасть.       Чёрная «Субару» неслась по оживлённой улице на полном ходу. За ней хвостом тянулась цепочка: белый «Ниссан» и два полицейских патруля с активными мигалками. Питер какое-то время сопровождал весь кортеж, мониторя обстановку на квартал вперёд. Скоро чёрная машина вошла в резкий дрифт и с пронзительным колёсным визгом нырнула в переулок. Преследователи оказались менее расторопными: тот, что гнался по пятам, едва не снёс светофор. Соскочив с паутины, Питер без труда перехватил несущийся на пешеходов автомобиль. Удар был крепкий, но для него не жёстче тычка Пятницы.       Лишь опустив белый «Ниссан» на асфальт, Питер разглядел водителя.       За стеклом, вцепившись в руль, сидел Эдди Брок. На его лице застыло удивление пополам с восторгом. Скорее всего этот чёртов охотник за сенсациями преследовал очередную «жертву» провокационного интервью. Очевидно, Брок и до слияния с Веномом был неугомонным пронырой, готовым на всё ради скандальной статьи.       Питер вспомнил, что в это время он работал в «Дейли Бьюгл» и не собирался возвращаться в Сан-Франциско.       Холодный пот прошиб его насквозь, впервые за весь день голова по-настоящему переключилась. Питер так и стоял в непонятной позе, уставившись на Брока, пока их не догнали стражи правопорядка. Часть патрульных машин исчезла в переулке. Ещё две припарковались неподалёку, заблокировав движение.       — Ты! — азартно заорал Брок. — Слушай, у меня предложение, как насчёт одного интервью, буквально пять минут твоего времени, я не настаиваю, но!       Толкнув дверь, он выскочил на дорогу и в два прыжка оказался возле Питера. Сунул визитку — Питер, всё ещё несколько обескураженный, взял её рефлекторно.       — Спасибо, окей? Если надо красивую статью, помогу! Я знаю, что ты хороший парень. Но они строчат о тебе такую чушь!       Обветренные губы растянулись в ослепительно наглой улыбке.       Полицейские подтянулись к Броку сзади. Он даже не думал сопротивляться. Пока Эдди зачитывали права, он пялился на Питера, как на свеженький бифштекс с кровью.       — Ты крут, чувак! — напоследок бросил он, игриво побрякивая наручниками и выкручивая голову из-под руки офицера. — Нереально крут!       Питер таращился на него, не в состоянии выдавить ни слова.       Один из полицейских кивнул ему в знак признательности. Зеваки навострили телефоны. Сжав визитку в руке, Питер сорвался с места и рванул куда глаза глядят, без ориентира и цели.       «Я знаю, что ты хороший парень».       Эти слова подействовали как ведро льда за шиворот. Словно по заказу всплыли воспоминания: противоречивая вражда, разбавленная периодами нездорового дружелюбия. Особое одиночество. Ядовитая обида. Яркое тепло.       Их с Броком отношения разительно отличались от любых других — может, поэтому Питер так отчаянно в них нуждался. Тогда он остался один, Эдди тоже был оторван от мира. Они нашли друг в друге неправильное, искажённое утешение. Противостояние обоим подарило силы жить дальше, а последующее примирение — желание искать смысл.       Перед глазами Питера возник его образ, размытый вечерней тенью. Серое лицо, чашка кофе в руке. Усталый взгляд, трёхдневная щетина.       «Ты хороший парень. А я — ужасный человек. Отличный баланс, ты знаешь, Питер».       Питер не считал себя хорошим. Но Эдди дарил ему эквилибр, как вторая часть стрелки компаса. Если в итоге они оказывались по разные стороны баррикад, он всегда смягчал размолвки. И, даже когда они сцепились всерьёз, никто из них не желал другому смерти.       Пожалуй, из всех людей, что пришли в его жизнь после Таноса, именно его Питер хотел бы встретить снова при более удачных обстоятельствах.       Стемнело быстро. На чёрном полотне не было видно ни единой звезды, словно кто-то стёр их широкой ладонью. Ропот города ощущался отдалённым, но лихорадочным, суетливым. Питер бесцельно проторчал с полчаса на подвернувшейся высотке.       И сдался.       Путь оказался долгим и изнуряющим, не столько физически, сколько морально. Однако это было ему необходимо. Именно сейчас. Именно сегодня.       Особняк Озборнов располагался в Стейтен-Айленд. Питер добирался дольше, чем рассчитывал, но уже не мог отступиться. Он настроился было на долгую охоту, но момент оказался удачным: Гарри устроил вечеринку и попался на глаза практически сразу.       Младший Озборн возник за кованой оградой, словно оживший призрак. Юная тень мёртвого будущего, отпечаток правильного мира.       Питер ждал внутреннего перелома. Хоть чего-то существенного. Но контраст поразил его так сильно, что он едва не вышел из тени без маски.       Он не почувствовал… даже тоски.       Подумать только, сколько чувств обрушилось на него, когда он увидел Тони. Живого, прежнего. Тогда Питеру казалось, что он никогда больше не сможет дышать, и сердце щемило так сильно — невыносимо, мучительно.       Гарри был полузабытой, дорогой сувенирной вещицей на пыльной полке. Тони — всем. Фундаментом, крышей. Самим домом. Пропитывающим мир воздухом.       Видя эти масштабы, ощутив их полноценно и без розовых очков, Питер понял очень простую вещь.       Он больше не сможет.       Он больше не сможет ни шагу ступить по Земле, на которой нет одного-единственного человека — это невозможно, нереализуемо, не имеет смысла. Он трижды прошёл через собственную смерть, но пройти через смерть Тони хотя бы ещё раз — выше его сил.       Тем более не после короткой истории пересечения их судеб, изуродованной поступками Питера до неузнаваемости. Никто не станет для него настолько значимым.       Нет нужды переживать, загонять себя в ловушку. Как и необходимости таскать неподъёмное бремя — если свет погаснет снова, он просто не сдвинется с места. Не выдержит. Сломается.       Почему-то дышать от этой мысли стало… легче.       Окинув осознанно-спокойным взглядом дом Гарри и Нормана, Питер отвернулся и помчался прочь.       Демон деятельности, буйствовавший в его груди, затих.       Хотя бы на время.

* * *

      Каким-то чудом он пережил несколько дней. Несколько долгих, туманно-неопределённых, странных дней. До предела взвинченный, он избегал любых возможностей пересечься с Тони и спрятал костюм в убежище, стараясь не вылезать на улицы без острой необходимости.       Питер не знал, ложился ли спать. Мир и события слились в фоновый информационный поток, в котором он ориентировался практически наощупь, выполняя ежедневные дела в режиме автопилота.       Занимать себя становилось всё труднее, ведь самая важная работа стояла на месте, но Питер робел и впадал в ступор, представляя, что его ждёт. Вернее, совершенно не представляя.       Уснувшего было монстра разбудил неожиданный звонок.       Однажды, посреди бела дня на экране старого сотового высветился неизвестный номер.       Сердце тут же пугливо свалилось в живот. Питер с опаской поднёс телефон к уху, словно ожидая, что он вот-вот взорвётся.       — Паучья линия, приём? — позвала Наташа.       — Приём, — фыркнул Питер, расслабляясь. — Ну вот, мне звонит Чёрная вдова, а похвастаться некому.       — Кое-что случилось. — Почувствовав волнение во всегда чуть насмешливом голосе, Питер моментально вернулся в прежнее критически напряжённое состояние. — С Тони что-то не так.       Первая и единственная попытка подавить панику провалилась сразу. Пнув ни в чём не повинную урну, Питер откололся от группки ползущих к остановке школьников и взял курс на пешеходный переход.       — Что с ним?       — Мы немного повздорили. Эм… и я вроде как в отпуск собралась.       Питер выпрямился, краем уха прислушиваясь к фоновому шуму и гулу машин. Наташа находилась не на Базе.       — Капитан вышел на связь?       Трубка хмыкнула на его предположение — значит, так и есть.       — Что с Тони?       — Либо он окончательно свихнулся, либо… очень близок. Пятница отрублена уже несколько дней, и Тони… по правде я никогда его таким не видела. Скажи, я могу доверить это тебе?       — Ну…       Нервно потоптавшись на месте, Питер опять пошёл наперерез толпе, чем заработал несколько неодобрительных взглядов.       — Конечно.       Наташа удручённо замолчала. Питер тоже не стремился разбивать натянутую тишину — он не хотел с ней прощаться.       — На тебя вся надежда.       — Думаешь, справлюсь?       — Кто, если не ты? Как показал наш последний разговор, у меня точно нет шансов.       Выходит, её диверсия была неотвратима, хоть и случилась сильно позже положенного.       — Ты молодец, паучишка, — не дав Питеру возразить, сказала Наташа. — Не рискуй лишний раз, ладно?       — И ты. Береги себя.       Звонок оборвался. Питер сунул телефон в карман и сорвался в сторону убежища.       Уже через полчаса он был на пути к Базе — чтобы добраться самостоятельно, ему пришлось преодолеть внушительное расстояние, лишённое небоскрёбов, которое обычно сильно сокращала беспилотная машина Тони. Хэппи давно отказался участвовать в их междусобойчиках, впрочем, Питеру и самому не очень-то хотелось его напрягать. Сошлись на том, что два раза в неделю его будет забирать «Ауди» под управлением Пятницы.       Сегодня, ожидаемо, машины на месте не было.       Беспокойство росло пропорционально сближению с Базой. Больше всего Питер боялся узнать, что его действия спровоцировали это странное поведение — и он понятия не имел, что будет делать тогда.       Самое время поверить в проклятие. Его прокляли. И теперь он делал несчастными тех, кого хотел оберегать от любых переживаний. Иначе не объяснить, почему всё всегда шло наперекосяк.       База встретила Питера глухой, холодной темнотой. За последние месяцы он ни разу не видел, чтобы свет горел только на одном этаже. Даже двор погрузился в непроглядный мрак. Но хуже то, что без Пятницы Питер понятия не имел, где искать Тони. Здание впервые выглядело не приветливо и величественно, а мрачно и мёртво.       Конечно, он мог начать с мастерской, лаунджа и спальни, но чутьё подсказывало, что Тони не стал бы отсиживаться там, где его легко обнаружить. А если он покинул Базу?       Так и не придумав решения получше, Питер направился к мастерской. Замки, подконтрольные Пятнице, оказались не заперты — это упрощало задачу и необъяснимо пугало до чёртиков.       Первым в глаза бросилось отсутствие материалов Читаури. Остатки того, что было неприменимо для разработки прототипа, Тони держал в специальной зоне. Теперь она пустовала. На месте безопасного мини-склада виднелись тёмные следы. Чувствуя себя недоделанным детективом, Питер присел, чтобы вместе с Карен рассмотреть их поближе.       — Плазменный заряд, — мягко подсказала она.       Верно. След от лазерной установки. Либо от импульсных пушек. Самых мощных в арсенале Тони.       — Что здесь случилось? — выдохнул Питер. — Чёрт… Карен, ты можешь обнаружить людей?       — Прости, Питер, мои функции ограничены в пределах Базы.       Ну конечно.       Облазив мастерскую, Питер вернулся в коридор и прислушался. Ни звука шагов, ни человеческой возни, но это значило лишь то, что Тони нет на этаже. Возле лестницы Питер улавливал электрический гул немногих включенных ламп. База напоминала заброшенный космический корабль.       Как же найти капитана, если комнат так много, что это может занять всю ночь?..       Внезапно по дороге к лаундж-зоне Питер почувствовал, поймал стук — приглушённый, гулкий. Он прошёл вибрацией через перекрытие. Это был шум из помещения с усиленной звукоизоляцией — Питер знал, как звучат такие. Двинувшись вдоль коридора, он резко осознал, что идёт в сторону медблока. Точно. Раненые должны отдыхать в тишине, чтобы их не беспокоили звуки жизнедеятельности других обитателей Базы.       Беззвучно подкравшись ко входу, Питер увидел розоватый след на полу. А затем и того, кого искал.       Тони бродил между шкафами, напичканными медикаментами. На первый взгляд с ним всё было в порядке — никаких травм, однако он точно слонялся тут неспроста.       — Тони?.. — тихо позвал Питер.       Вздрогнув, Тони замер возле распахнутой дверцы. Резко обернувшись, он уставился на Питера. Взгляд не был похож ни на один из знакомых, привычных.       В нём запеклось невыносимое страдание. Настолько глубинное, что не разобрать: то ли физическое, то ли душевное, то ли то и другое вместе.       Кроме того, Тони немного зарос. Аккуратная бородка потеряла острые линии, волосы были растрёпаны и казались немного влажными, поверх толстовки лежало полотенце.       Пауза тянулась и тянулась, пока Тони не прохрипел:       — Зачем ты здесь?       — А не очевидно? — поинтересовался Питер, стягивая маску. — Что случилось?..       — Я немного занят, — размыто объяснился Тони, одним волевым усилием загоняя боль туда, где Питер не смог бы до неё добраться, и возвращаясь к поиску, как ни в чём не бывало. Вернее, с чрезмерной увлечённостью.       Стараясь говорить спокойным, взвешенным тоном, Питер подступил ближе.       — Куда делся прототип и материалы? Я не нашёл их в мастерской.       Тони остановился. Затем медленно оттолкнулся от шкафа, в котором колупался, и так же плавно закрыл дверцу.       — Я уничтожил его, — сказал он. — И технологии Читаури. Утилизировал всё. Подчистую.       Питер опешил. С минуту он стоял, ошеломлённо изучая профиль Тони. Тот сохранял хладнокровное безразличие, всматриваясь в белую гладь медицинского шкафчика.       — И информацию? — уточнил Питер.       — Да. И информацию тоже.       — За… зачем?       Голова пошла кругом. Питер едва успел обрести уверенность и надежду. Он не мог поверить в услышанное и больше не хотел сохранять нейтралитет или делать вид, что между ними ничего не произошло.       Тони повернулся к нему.       — Я не позволю тебе рисковать, — отрезал он. — Поигрались и хватит.       — Ты вообще… да… да с какой стати?! Я думал, мы заодно…       — Мы да. Заодно. Но я создам более подходящее оружие, какое угодно, функциональное, но не… такое.       — А с этим-то что было не так?!       — Питер, остановись.       Сжав зубы, Питер едва сдержал поток ругательств или чего похуже. Он и Тони находились так близко, на расстоянии вытянутой руки — и опять невозможно, безмерно далеко.       — Ты добьёшься только того, что я снова начну тебе лгать. Скрывать. Действовать исподтишка.       — Думаешь, сможешь?       В голосе Тони проскользнула насмешка. Питер собрался было ответить, но его осадил резкий, отрывистый, незнакомый тон:       — Кто ты по сравнению со мной? Всё ещё неопытный мальчишка, не способный даже элементарную проблему решить самостоятельно. И тебе лучше уйти прямо сейчас, если не хочешь услышать чего похуже.       Питер вздрогнул. Внезапно пелена ярости спала с глаз, когда он заметил, что жестокие слова полностью расходятся с видом Тони. Он выглядел как палач, которого вынуждают отрубить голову родному человеку.       — В чём дело? Ты сам на себя не похож.       Болезненное выражение пошло трещинами, но не разбилось.       — Если ты считаешь, что прав, почему защищаешься? — продолжил давить Питер. — Ты в любой момент мог меня выпереть и забыть об этом, почему психанул именно сейчас?       — Кое-что изменилось, ясно?       — Я заметил.       — Прими как данность: я не позволю тебе рисковать. Просто просчитал шансы на успех. Они того не стоили.       — Не ты ли недавно сказал, что каждый имеет право распоряжаться своей жизнью так, как считает нужным?       — И кто-то мне ответил: не ты. Да, Питер. Не ты. Всё. Тема закрыта.       Разозлившись окончательно, Питер схватил руку Тони, в которой он держал, как оказалось, антисептик. Туба выпала из ослабевших пальцев. Тони изумлённо замер.       — Кто и что тебе сказал?..       — Питер.       — Кто. И что. Тебе. Сказал?       — Отпусти.       — Ответишь — отпущу.       Другая рука Тони была свободна, так что он безуспешно попытался высвободиться. В итоге потерял запал на середине, рассеянно коснулся запястья и опрокинулся на шкаф. Сонный, уставший, растрёпанный в хлам, бледный и измученный, он даже при большом желании ничего не мог противопоставить Питеру.       — Думаешь, чья-то проповедь способна изменить моё отношение к тебе?       — Если нет, то… что тогда произошло?.. Там?       Тони замолк.       — Пожалуйста. Ответь.       Спустя невыносимую минуту безмолвной борьбы, Тони обессиленно прижался к его лбу. Он не собирался сдаваться и продолжал упрямиться, одними жестами заявляя — попробуй, допроси. У тебя ничего не выйдет.       Питер толкнул его голову вперёд и поймал иссушенные ссорой губы своими. Щетина мягко кольнула лицо. Тони медленно выдохнул, нехотя, устало поддаваясь напору и принимая поцелуй, но не вкладывая в него ничего, кроме отчаяния.       Как он умудрился загнать себя в такое состояние, почему, из-за чего — Питер не мог больше об этом думать. Да и говорить у них не получалось. Как показала практика, ему открывались другие замки. Притом прямо сейчас.       Оторвавшись от тёплых губ, он мягко скользнул вниз, по линии челюсти, в ворот толстовки, рассеянно ловя дыхание и слегка прикусывая кожу. Его не остановили.       А потом Питер коснулся тела — и моментально пришёл в себя.       — Что… — выдохнул он, торопливо отступая на шаг. — Что это?       Тони взбрыкнул, но поздно — Питер уже подцепил его одежду и разглядел бинты в районе торса, с намечающимся тёмным пятном.       — Ты ранен, — прошептал он.       Тони посмотрел на него, бескомпромиссно транслируя, что спрашивать бесполезно. Но Питер всё равно попытался, титаническим усилием отбросив сумбурные эмоции:       — Ты сражался с кем-то?       — Нет.       — Тогда…       — Модернизация.       Питера второй раз за десять минут бросило в холодный пот — в этом слове он видел только один смысл.       — У тебя… кровь.       — Отпусти меня, Питер.       Ослабив хватку, Питер обеспокоенно уставился на уголок бинтов.       — Нужно остановить кровотечение.       — Угу. Я справлюсь сам, если ты не против, — Тони рассеянно махнул ладонью в сторону шкафчиков.       — Определённо против!       Выходит… сказанное было лишь неловкой попыткой выгнать его побыстрее?       Тони мог допустить мысль, что называть Питера глупым ребёнком — неплохая тактика и какой-никакой способ сохранить дистанцию. Тогда почему позволил поцеловать?       — Ты под обезболивающими? — догадался Питер. — Почему не обратился за помощью?       — Кто-то сказал, что она мне нужна?       — Если ты будешь и дальше вести себя как придурок, я свяжу тебя к чёртовой матери, включу Пятницу и сам всё выясню.       К его огромному удивлению, Тони прислушался, но ироничная ухмылка, тронувшая бледные губы, не сулила ничего хорошего.       — Если ты начнёшь снимать с меня одежду, всё усложнится ещё сильнее, не находишь? — рубанул он, отводя взгляд и невольно вжимаясь в шкаф.       Питер не отступился.       — По-моему, сложнее уже некуда, — глухо ответил он, подхватывая Тони под локоть и вынуждая следовать за ним.       Усадив его на первый попавшийся стул, Питер стянул полотенце и помог снять толстовку. Руки предательски дрожали.       — Ты не отцепишься, да? — ворчал Тони, лениво подставляясь. — Надо было запереться...       На нём осталась футболка. И только теперь до Питера дошло — с чего он вообще взял, что сможет помочь?       — Что, Питер? — уловив замешательство, шепнул Тони. — Страшно?       Питер сглотнул и нахмурился.       — Очень. Потому что ты ранен и я не понимаю, в чём дело. Потому что всё становится только хуже. Я делаю только хуже.       Тони перестал фальшиво улыбаться. После чего потянулся к лицу Питера и бережно тронул его подбородок. Знакомая невыносимая боль всколыхнулась на дне глаз.       — Извини. Иногда я бываю к тебе… несправедлив.       Слегка отодвинувшись, он задрал футболку, давая доступ к бинтам. Питер опустился на колено, нашёл край повязки и стал неторопливо расклеивать слои. Некоторые из них уже основательно пропитались кровью.       — Не делай такое лицо, — уронил Тони. — Сам полез…       Добыв новый антисептик, Питер смочил место, где бинт прикипел к ране. Повреждений оказалось много: хирургические следы покрывали кожу от ключиц до впадинки солнечного сплетения. По центру располагалась выемка, явно необходимая для генератора или другого устройства, пока закрытая со всех сторон специальным составом. От неё по рёбрам расходились линии.       Один из самых крупных швов кровоточил. Кроме того, повсюду виднелись глубокие гематомы.       — Что ты натворил? — не выдержал Питер, поднимаясь, чтобы отыскать в стеллажах всё необходимое для перевязки и обработки ран. От шока и непонимания его слегка потряхивало.       — Решил реализовать один заброшенный проект.       Вернувшись с набором начинающего хирурга и натянув перчатки, Питер стал бережно стирать кровь и сводить края разошедшейся раны. Только взявшись за дело, он заметил, насколько ровными и машинно-точными выглядели стежки подсохших швов.       — Ты провёл операцию самостоятельно? С помощью роботов? Я так понимаю, без какого-либо врачебного контроля? — С каждым словом голос Питера набирался раздражения, пока не упал в беспомощное рычание. — Тони, ты!       — Не хочешь обсудить наши горизонтальные саммиты? — Тони точно знал, куда бить, чтобы отвлечь его от своих ужасных ран. — Всё это немного неправильно, да?       — Лучше скажи, что правильно, — прошипел Питер. Его пальцы оставались очень осторожными, несмотря на то, что он едва сдерживал крик. — Я думал, ты… ты ведь хотел бы видеть… кого-то… беспроблемного… что изменилось? Что вообще творится в твоей голове?       Питер тараторил, стараясь не отвлекаться от механической возни. Он проводил похожие манипуляции тысячи раз и, попривыкнув к обнажённому телу, действовал без колебаний.       — Если бы я сам понимал, что в ней творится, я бы не совершал ошибок.       — Чёрт, выглядит ужасно. Очень больно?       Питер вскинул голову и тут же пожалел об этом: Тони был слишком близко и абсолютно не готов к новой войне. Бездонные, полные горечи глаза нездорово блестели. На бледном лице проявилась апатия.       — Нет. Обезболивающее отличное. И ты… из тебя медсестричка тоже ничего.       Питер не мог злиться. Совсем.       Тони уничтожил прототип. Помножил на ноль их труды. Сделал с собой что-то невообразимое, бесшабашно, без помощи врача и плана «Б», довёл до ручки Наташу, вывел из строя Пятницу и явно ехал крышей, но Питер не мог злиться. Ему просто хотелось, чтобы эта боль исчезла. К сожалению, само его присутствие провоцировало новые и новые проблемы.       — Меня влечёт к тебе, — признался Тони. — Сложно не заметить.       Он покивал для внушительности и состроил невозмутимое лицо, будто сказал самую очевидную вещь на свете. Солнце греет. Небо синее. Трава зелёная.       Меня влечёт к тебе.       — Я не хочу заводить тебя в эти дебри, но проигрываю, — продолжил Тони ещё более нелепым тоном. — Ты даже не представляешь…       На том признание оборвалось. Питер попытался сосредоточиться только на задаче, но это было не проще, чем налить воду в дырявый мешок.       Покончив с перевязкой, он настроился добиться хоть каких-то ответов. И, стало быть, поэтому оставил ладонь у Тони на боку, когда ткань футболки свободно упала вниз. Прикосновение дарило иллюзию власти — и, самую малость, доверия.       Последовала пауза, такая же странная как весь разговор и встреча в целом.       — А мисс Поттс? — спросил Питер, надеясь, что её имя немного отрезвит и его, и Тони.       — Ушла. Она не из тех, кто станет терпеть делёжку. У неё есть достоинство.       — Ты ведь любишь её. Так?       — Питер, не затрагивай то, о чём мы оба не хотим говорить.       — Я пытаюсь тебя понять.       — Некоторые вещи бесполезно обсуждать, — в голосе Тони промелькнула усталость. — Я могу отпираться и дальше, да только правда в том, что ты перекроил мою жизнь, влез в неё и пустил корни. Вот…       Он указал на руку Питера, которая всё ещё нагло покоилась под футболкой, мол, посмотрите на сей экспонат, скорее всего художник имел в виду «здесь моё место, и теперь никто меня отсюда не выгонит».       — Но ведь ты подпустил, — прохрипел Питер.       Тони нахмурился.       — Каюсь, дурак.       Какое-то время они просто смотрели друг на друга в тишине. Бессильно, тоскливо и мрачно.       — Что мне сделать, чтобы тебе стало легче? — поддавшись настроению, спросил Питер. — Что мне сделать…       Он едва не потерял сознание из-за прикосновения нежных пальцев к волосам. По необъяснимой причине касания были полны тепла и трепетности, которых недоставало словам.       На какой-то жуткой волне восприятия Питер промотал в голове день их первого помешательства. Тогда было так же. Сдержанность. Нерешительность. Деликатность.       Последнее прикосновение без окраски, которое он помнил отчётливо, — похлопывание по плечу в мастерской, — предшествовало его второму дурацкому признанию в любви.       — Не быть опрометчивым, — шепнул Тони. — Ты можешь пообещать мне?       Питер покорно пригнулся под ласкающей ладонью.       — Хорошо. Если хочешь, я обещаю.       Ещё немного растрепав его волосы, Тони оттолкнул Питера от себя и медленно поднялся.       — Врунишка, — сказал он.       И двинулся к выходу.       Питеру ничего не оставалось, кроме как молча последовать за ним.