Рецидив

      Питер правда верил, что это поможет.       Физика, химия и прочие естественные науки, за изучение которых он когда-либо брался, утверждали, что напряжение рано или поздно преобразуется в другой вид энергии. Массы и объёмы движутся, статика щёлкает, молнии раскалывают небо, металл ломается, земля трескается, лавины сходят. Исход любого накопления — природная реализация.       Далее наступает фаза опустошения. Прежде чем цикл повторится, должно пройти время, ведь заряд или усталость надо копить заново. Верно? Верно. Только вот...       Они столкнулись плечами. Кожа чиркнула о кожу, ничего нового, необычного или запредельно эротичного, но Питер замер с полотенцем в руке, а спина Тони одеревенела. Взгляды схлестнулись в зеркале.       Следовало, наверное, пошутить, что даже в такой огромной ванной им не разойтись. Или заговорить о чём-то отстранённом. Или что угодно ещё.       Но гораздо проще было сделать шаг. Коснуться, вцепиться, перебить чужое дыхание. Питер не мог поверить, что когда-то сопротивлялся этому. Как они вообще держались так долго? Какие могут быть причины, если одного поцелуя достаточно, чтобы всё началось по новой?       Разница была лишь в том, что Питера не трясло, словно его минуту назад вытащили из сугроба, а Тони не давал поблажек ни своим, ни чужим тараканам. Секс должен был стать молнией, трещиной, выплеском, но оказался… каплей в пересохшем горле — даже язык не смочить. И уж тем более не напиться.       Пока Питер размышлял о бренном, Тони поднял его над полом, усадил на край раковины и стал покрывать поцелуями всё, до чего мог добраться. Питера развеселила злая обречённость, не пойми откуда появившаяся в его прикосновениях. Мол, я пытался быть нормальным человеком. Пытался! А ты опять всё испортил.       В какой-то момент он накрыл его губы пальцами и обвёл по краю, будто проверяя, выдержат ли они ещё один круг.       — Моё проклятье…       — Это мои слова.       Питер быстро учился. В том числе эротическим единоборствам. Правда, раньше он и представить не мог, что по собственному желанию будет вести себя настолько развратно. Рядом с Тони разумная часть его мозга отключалась, а чувственная, нереализованная, азартно выпрыгивала на свет.       Другая рука Тони нашла себе не менее увлекательное занятие — медленно исследовала внутреннюю сторону его бедра. Теперь, когда мрак ничего не скрывал, проснулось созерцательное любопытство. Питер хмелел под изучающим, ощупывающим взглядом, проникающим глубже рентгена.       Обычно он стыдился своих реакций, но Тони без слов убеждал его, что видит самое возбуждающее зрелище на свете. Блоки спадали и...       Ни черта им не полегчало. Чтобы хоть немного насытиться, придётся провести в спальне несколько лет, притом безвылазно — что не осуществимо, а значит, не поможет.       — Я уже говорил, что буду гореть в Аду? — поинтересовался Тони, отступая на шаг. Приобняв Питера за бёдра, он стащил его с раковины и опрокинул на себя, как большую мягкую игрушку.       — Скажи ещё раз, я не против...       — Нет, хуже, — прошелестел Тони. — Что может быть хуже, чем попасть в Ад?       — Остановиться сейчас, — выдохнул Питер, обнимая его сильнее.       Они вернулись в спальню. Точнее, Тони вернул Питера в спальню и бросил так, что его подкинуло на пружинах. Навис сверху, будто завоеватель над картой вражеских лагерей — решительный, серьёзный, готовый часами изучать последствия своих бесчинств и планировать набеги.       Питер не высох после душа и по всем законам физики должен был чувствовать прохладу, но боги точных наук сегодня оставили его, потому что кожа горела, словно её натёрли перцем.       — Знаешь, я никогда не искал смысл в… этом, — пробормотал Питер, решив, что докопался до важного вывода. — Наверное, без тебя его и впрямь не было…       Тони тяжело выдохнул и спустился по его груди, вниз. И хотя стратегия нападения не оставляла сомнений по поводу цели, Питер всё равно сжался, когда Тони откровенно поддел головку его члена языком.       К его чести, мстить он не стал, вместо этого позволяя испытать весь спектр удовольствия. Медленно, размеренно и ювелирно подводя его к краю, давая двигаться и свободно руководить. Правда, стоило Питеру увлечься, остановил его и прижался губами к изгибу бедра.       Тихий шёпот обжёг разгорячённую кожу:       — Потерпи ещё немного.       Выпрямившись, он прижался к колену Питера щекой. Влажные ресницы отбросили тени на скулы. Свет мягко обрисовал черты, лёг крупными, тяжёлыми мазками. Питер мог бы бесконечно рассматривать формы и контуры лица Тони, будто прописанные шрамами в его памяти.       Всё это и впрямь напоминало какой-то цикл. Замкнутый круг, чистилище на двоих.       «Немного»? Да хоть вечность.       Питер никак не мог понять, откуда в нём взялось столько желания, тепла и эмоций — он не стремился к физической близости, не искал её и мог годами существовать, ни с кем не сближаясь. Его сексуальная жизнь была такой же нестабильной и суматошной, как супергеройская. Можно подумать, что и в ней он потерпел неудачу.       Один элемент заставил работать весь механизм — по какому из правил вселенной?       Во второй раз Тони был нежен. Обескураживающе нежен и методичен. Он не подавлял Питера, но и не позволял ему рефлексировать, отгоняя противоречивые отголоски волнения. Давал свободу и одновременно отнимал её, оставляя право только на ощущения, реакции и искренность.       Невидимые путы спадали, растворяясь в густой тишине.       Внутренние грозы вопреки правилам и логике бушевали по-новой, вспышки удовольствия ослепляли. Но Питер снова и снова шёл за светом, и… ему становилось легче.       Любовь — как лекарство. Кто-то однажды и впрямь сказал это вслух. Назови нож в спину лекарством. Назови лекарством яд под кожей, у которого даже есть имя.       Тони обхватил голову Питера чуть ниже линии волос и приподнял, заставляя вернуться в реальность. Кажется, он хотел что-то сказать, но вместо этого снова поцеловал. Измученно подкинув бёдра, Питер прижался к его щеке.       Им не поможет.       Законы природы не работают в чистилище.       Но пока существовали вещи, достойные повторения безо всяких на то причин, Питер мог считать себя живым.

* * *

      Само собой, Тони оказался прав.       Не то чтобы Питер хотел, чтобы он ошибся, нет. Привык признавать поражения. Но одно дело — проиграть в споре с ним, и совсем другое — признать, что проиграл самому себе.       Он натягивал рукава пониже. Цеплял на руку фенечку из ниток. Изображал слепоту и нагружал мозг ненужными сведениями, абстрагируясь от собственного тела.       Не помогало. Когда Питер умывался, брал вилку за обедом, доставал ручку, отвечал на сообщение или застёгивал веб-шутер, в глаза бросалась тёмная полоса на запястье. Чёртово клеймо, супертехнологичный суицидальный жучок.       Каждый раз невидимый кошачий коготь цеплял нервы, как нитки свитера. Что-то натягивалось и вспыхивало болью, а затем вокруг сердца растекалось непривычное, обжигающее тепло. Это напоминало восстановление после переохлаждения: даже неприятнее, чем замёрзнуть насмерть.       Клетки оживали и ныли, и их пьяная масса слипалась в неравномерные живые комки.       Да и Тони не делал процесс проще, напоминая о себе ежеминутно.       Лучший результат на       экзаменах, значит?       Признайся, ты списывал.

      Так вот какого ты       мнения обо мне?

      Ты своровал все       мои наработки.

      Ты сам подсунул мне       свои наработки, Тони.

      Но если бы мог, ты бы их       своровал.       Иногда Питер пялился в экран своего потрёпанного смартфона и не мог поверить в то, что видит. Безумие, сюр чистой воды. Клинический сон.       А потом приходило новое сообщение, и неуверенность сменялась счастьем.       На выпускной пойдёшь с той       самой Элизабет? Мне начинать       ревновать?

      Ты и не заканчивал.       Вообще-то мы       идём как друзья.       Я ей нужен.       Планирую свалить,       как только пунш       станет алкогольным       стараниями футболистов.

      Я лечу в самолёте, и       рядом сидит       очаровательная       блондинка из Экосс       Мото Воркс.

      Собираешься сказать ей,       что спишь с       Человеком-пауком?

      Между нами только       секс?       Я так и знал.

      А что между нами?

      Слишком       дохрена километров...

      Ну и чем ты там занимаешься       со своей блондинкой?

      Контрактом на поставки       экологических двигателей.       Она очень миленькая.

      Я учиню скандал.

      Ты что-то имеешь       против экологии?       А может, мир давно сошёл с ума?..       Ты избил школьника?       Серьёзно, Питер?

      Нед важнее репутации.       Шутки шутками,       но я никому не позволю       доводить его до слёз.

      Тебе тридцать, неужели       нельзя было решить вопрос       как-то деликатнее?

      Как там дела у Стива?       Его деликатные синяки уже       должны были зажить.

      Гнусный гетеропод.

      Человеческая железка.

      Только появись на Базе.

      Не смогу. Я арестован. Мэй       при исполнении.

      Надолго?

      На неделю как минимум.

      Отлично. Мне это на руку.       Апокалипсис сам себя       не устроит.

      Ещё слово, и я сбегу.       Угадай, кому       придётся оправдываться.

      Ладно-ладно, так и быть,       неделю я могу подождать...       Они переписывались постоянно.       Руки не отсохли, фенечки и рукава ничего не могли скрыть, а Тони заполнял голову и жизнь, легко проникая в каждый слой существования.       Питер оттаивал. Постепенно, миллиметр за миллиметром. Доверие и чувства вытесняли осторожность, беспокойство сдавало позиции.       Он терпеть не мог оценивать чью-то жизнь. Ненавидел сравнивать и взвешивать, просто не имел права. Но решение Тони заставило его задуматься, что же всё это значит — и всколыхнуло слои, о существовании которых Питер даже не подозревал.       Кем же он был? Питером Паркером, Человеком-пауком. Супергероем, неудачником, неспособным наладить личную жизнь. Тем, кто гораздо чаще совершал ошибки, чем справлялся с обстоятельствами. Человеком, которого полюбил Тони Старк, несмотря на ограничения, разницу в возрасте, статусе, философии, мироустройстве и принципах.       Питер часто слышал «жалкий» в свой адрес. Так говорил Гарри. Веном. Да почти каждый второй враг. В какой-то момент он стал считать это правдой.       Гордиться и впрямь было нечем. У него не было лидерских качеств. Не было сотен миллионов долларов на счету, толковых стремлений, даже внятной мечты. Только желание помочь простым людям.       Что если кому-то вроде Тони придёт в голову назвать их жизни равнозначными? Питер ожидаемо стал разглядывать в упор ту, что всегда казалась пустышкой.       И обнаружил себя. Уставшего человека, загнанного в угол обстоятельствами, но сохранившего надежду. Героя, которому не всё равно.       Парня по ту сторону водной глади, собирающего крошки и считающего их чем-то ценным. Достойного большего?       Да просто — достойного?       Чего задумался?       Питер?

      Я люблю тебя.

      И я тебя.       Сладких снов.

* * *

      — Мне жаль, — сказал Стивен.       Питер улыбнулся.       — Уверен, что ты делал всё возможное.       — Сказать по правде, мои эмоции притупились. Когда ищешь вариант и сотню раз видишь одно и то же событие, со временем оно становится привычным, даже если это чья-то смерть. Осознание приходит позже. Мне кажется, я проигрывал так много раз, что успел смириться.       Стрэндж казался виноватым. Хотя винить его было не за что: в конце концов, никто не мог гарантировать победу даже с учётом количества героев на стороне добра. Обилие переменных, непредсказуемых людей и случайностей, как обычно, сводили все старания на ноль.       — И всё-таки, почему снова Тони?       — Он всё ещё подходит на эту роль лучше остальных, — честно сказал Стивен, но ему явно не хотелось это признавать. — Не всем по плечу такая ноша. Каким бы Тони ни был заносчивым и импульсивным, он невероятно упрям. Я видел его разным, в разные времена. И он ни разу не бросал дело на полпути.       — А Капитан Америка?       — Порой жизнь друга волнует Стива сильнее, чем судьба планеты.       Питер прислонился к стене. Ему всё меньше хотелось лезть в чужую голову, чтобы понять, что и как там устроено. Раз его задача держать весло, а не пытаться управлять лодкой, самое время перестать хотя бы её раскачивать.       — Как считаешь, когда мы допустили ошибку?       — Когда возомнили себя чем-то большим, чем просто кучка людей. Танос не всесилен. Зато он опытный завоеватель. Если ты знаешь, как работает игровая доска и предназначение каждой фигуры, ты всегда будешь опережать того, кто увидел поле впервые.       — Он не мог предугадать случившееся.       — Никто не мог. — Стивен помрачнел.       — Но обманул нас дважды.       — О чём ты?       — Никого он спасать не собирался. Это геноцид. Всё остальное — лапша для союзников. Они верят, что он стремится спасти Вселенную. Только вот при необходимости он их первыми кинет на плаху.       — Ты что-то узнал?       — Вспомнил. Благодаря Тони я вспомнил, что он сказал мне перед смертью.       — Вытянул воспоминания из второй петли? — напрягся Стрэндж. — Плохой знак.       — Почему?       — Это означает, что твоя душа...       Он умолк, нахмурившись, и молчал добрую минуту, подбирая слова.       — Что?       — Представь, что ты сидишь в плену. Пока ты заперт — ты в безопасности. Попытки заглянуть за решётку не создадут проблем, но когда ты роешь подкоп и вылезаешь на волю, ты оказываешься в неохраняемой зоне. Пространство-время — это не пустота, Питер. Она населена разумными созданиями, наполнена структурами, о которых ты ничего не знаешь. В нашем случае дело усложняется ещё и тем, что подкоп роют навстречу, стремясь до тебя добраться.       Питер съёжился.       — Звучит пугающе.       — Да. Поэтому твоя душа должна оставаться на защищаемой территории. Не давай ей лишней свободы.       Внезапная догадка вызвала в теле Питера лёгкую азартную дрожь.       — Вот зачем Тони создал капсулу…       — Опасности пространства — не единственная причина, — сказал Стивен. — Но я думаю, тебе лучше спросить об этом у него самого.       — Почему ты всё время отправляешь меня к нему и ничего не хочешь объяснять?       Спокойные, мудрые глаза скользнули по лицу Питера.       — Я не могу ответить. Но однажды ты поймёшь.       — Почему не можешь?       — То, что знаешь именно ты — вопрос безопасности Вселенной, — намекнул Стивен, впрочем, опять не дав никакой конкретики.       Но Питеру хватило одного тона, чтобы расхотеть спрашивать.       — А вот и мой маленький шпион, — весёлый голос прервал их сложную игру в гляделки.       Питер обернулся.       Ему навстречу бодрым шагом неслась Наташа. За ней с куда меньшим энтузиазмом тянулись остальные «беглецы». За правым плечом — Капитан, с другой стороны Ванда. Замыкал процессию Сокол, как обычно, недружелюбно хмурый.       Все были в гражданском и с нелепыми браслетами-маячками на запястьях. Хватило бы слабенького удара, чтобы вывести их из строя, но всем приходилось делать вид, что всё очень серьёзно и совсем не ради шоу.       — Привет! — выкрикнул Питер. — Рад тебя видеть.       — Взаимно. — Поравнявшись с ним, Наташа закинула руку ему на плечо. — Сгораю от любопытства. Что у вас тут, чёрт возьми, стряслось?       Питер не успел ответить: Стив шагнул к нему.       — Человек-паук?       — Ага. Капитан Америка?       — Он самый.       По серьёзному лицу пробежала тень недовольства. Стив сложил руки на груди, пытаясь выглядеть расслабленно, но накопленное напряжение слишком бросалось в глаза. Волновался, стало быть, ведь это была их первая встреча с Тони после Того Самого дня.       — Где Старк? — прищурился Сокол.       Как по заказу, в другом конце коридора возник Вижен. А следом за ним и Тони. Он был в классическом офисная-небрежность-прикиде и на фоне остальных казался слишком жизнерадостным. Питер не смог отказать себе в удовольствии понаблюдать за тем, как меняются лица Мстителей.       Воинственные настроения, раздражение, лёгкое беспокойство — всё стиралось, сменяясь непониманием. Кажется, они собирались катить на него бочку, но сложно злиться на человека, когда он ведёт себя так, будто искренне рад встрече.       Тони остановился на почтительном расстоянии и мягко кивнул.       — С возвращением!       — Тони, — уронил Стив.       У него явно была заготовлена тирада, состоящая из извинений вперемешку с упрёками, но дружелюбная улыбка сбила всю решимость.       Тони сам подошёл к нему.       — Извините за браслеты. Я пытался объяснить им, насколько идея бестолковая, но это всё равно что спорить со стеной. Или с Паркером. Бесполезняк.       Питер прыснул.       В оглушительной тишине Стив сглотнул, рассматривая Тони с недоверием.       — В чём дело? — спросил он.       — Мне казалось, всё очевидно. Я предлагаю мир.       — Почему? Почему ты приложил столько усилий только сейчас?       — Потому что времени ругаться у нас нет, Стив.       Тони потрепал рукав его лёгкой военной куртки.       — О чём ты? — вклинилась Наташа, первой заметив, что под маской невозмутимости Тони скрывается кое-что пострашнее обиды.       — Очень скоро нам объявят войну, — выпрямившись под тяжёлыми взглядами, сообщил Тони. — И мы проиграли её уже дважды, так что время шуток, кажется, закончилось.       Питер вздрогнул, почувствовав, что по лестнице поднимается ещё один человек.       У него не хватило бы слов, чтобы выразить своё удивление, когда в поле зрения появился Квентин Бек. При полном параде и с нервной ухмылкой на лице.       Да уж. Похоже, шутки и впрямь кончились.       Спустя какое-то время они все сидели в специально оборудованном зале и обменивались недоумевающими взглядами, пока Тони и Бек шаманили над аппаратурой. Питер знал, что Тони собирается транслировать ретрограммы каждому, но лишь когда перед ним появилось изображение, понял, зачем сюда притащили Квентина.       Благодаря его участию они были избавлены от помех, искажений и артефактов.       Они напоминали иллюзии.       Питер старался взять себя в руки. Стадии принятия прошли быстро — в конце концов, всё, что случилось между ним и Квентином, стало результатом его неопытности вкупе с нежеланием брать на себя ношу Железного человека, и тому были причины.       Но эмоции, обида и разочарование, будто окаменевшие где-то на задворках сознания, всё ещё… тяготили. Благо, Бек был приглашён ненадолго — фактически, Тони дал ему возможность побыть звездой перед всеми. Отдал должное. Светлый взгляд Бека, пожимающего его ладонь, отрезвил Питера.       На самом деле не так уж много требовалось, чтобы озлобленность превратилась в преданность.       Когда в помещении совещаний остались только супергерои, Тони, на пару со Стивеном, принялись вводить всех в курс дела.       Большую часть истории Питер знал, так что позволял себе отвлекаться или незаметно наблюдать за остальными. За тем, как взгляд Наташи — умный и тяжёлый, скачет по залу, за тем, как Стив периодически покачивает головой, не в силах поверить, что очередная глупость могла привести к столь катастрофическим последствиям.       Тони старался преподносить голые факты, без эмоционального груза. О первой петле. О второй петле. О том, кто играл ключевую роль. Питер легко мог представить его перед советом директоров таким же — бойким, торопливым, пронзительно-честным. Стало быть, Тони достиг какого-то личного предела ответственности за мир, раз мог рассуждать о глобальных, невероятных вещах так, будто они всего лишь часть квартального финансового отчёта.       Никто не торопился перебивать его. Стивен оперировал своей частью знаний, изредка дополняя выводы Тони. Только здесь Питер смог увидеть, как им комфортно друг с другом — холодная, расчётливая мудрость и порывистая решимость гармонично сочетались и резонировали. Возможно, где-то тут и скрывался ответ на вопрос, почему Стивен раз за разом выбирал Тони.       Они уравновешивали друг друга, и обоим приходилось признавать значимость второй «чаши весов». Из-за похожих идеологий золотая середина выстраивалась сама.       Питер невольно вспомнил споры на корабле. Уже тогда между ними образовалась эта странная связь. За кого ещё стоит отдать Камень Времени, рискуя победой, если не за того, кого считаешь равным?       — Мне надо выпить, — сообщила Наташа после долгой, удручающей паузы.       — Нам всем не помешает, — поддержал Сэм.       — Какова гарантия, что на этот раз всё сработает? — тихо спросил Стив, посмотрев на Питера уже осознанным, задумчивым взглядом. В конце концов он тоже вроде как «путешествовал» во времени, хоть и в будущее.       — Никаких гарантий, друг мой, — ответил Тони, опираясь на своё кресло, в которое он так ни разу и не присел. — Но мы можем, наконец, сделать выводы. Чему нас научил урок, дети? Мы справимся, только если будем по-настоящему слышать друг друга.       Он вдруг посмотрел прямо на Питера.       — Как ты собираешься объединить наши разумы? — вклинилась Ванда. — Ты хоть представляешь, насколько это опасно?       — Я уверен, что это самая опасная часть плана, — сказал Тони, обхватив себя руками. — Но потенциал слишком велик, чтобы просто отбросить идею.       — Я была в голове почти каждого из вас…       Обводя взглядом присутствующих, Ванда остановилась на Вижене. Затем поднялась со своего места и подошла к нему, с трепетом всматриваясь в пустующую выемку на лбу.       — Это всё равно, что снова и снова окунаться в ледяную тьму, — прошептала она. — Никто не выдержит.       — Один шанс понять друг друга, — вздохнул Стив.       — Нет, — отрезала Наташа. — Она права. Ничем хорошим такое не...       Питер встал.       — Эм… я должен кое-что сказать.       К своему огромному удивлению, он моментально завладел вниманием присутствующих. Никто не воспринял его вмешательство враждебно — все они были даже слишком вовлечены и обратились к нему скорее с надеждой.       Как будто здесь мог быть простой путь. Как будто Питер мог его придумать — и избавить их от необходимости искать.       Он прокашлялся.       — Сейчас дело вовсе не в том, что на кону стоит судьба мира, — тщательно взвешивая слова, начал Питер. — Не в ответственности, не в обязанностях героев. Я понимаю, что принимать решения относительно своей жизни каждый должен сам. Должен. Но в нашей реальности и в таких условиях победа невозможна. Если каждый сам за себя, то и с врагом тоже один на один.       Он перевёл дыхание. Его слушали.       — Однажды я посмел решать за целую Вселенную. Если бы у меня был выбор, я бы переложил это на плечи другого человека, с радостью. Но когда дело коснулось тех, кто мне дорог, я… не смог отступиться. В итоге остался с врагом один на один. И проиграл, поставив под удар каждого.       Питер взглянул на Тони. С него впервые сошёл лоск уверенности, глаза мерцали тяжело и печально.       — Если всё это чему меня и научило, так это тому, что в одиночку я не справлюсь. Поэтому даже пытаться не буду, — подытожил Питер. — Либо мы идём все вместе. Либо ждём, когда он нас уничтожит.       — Сейчас мы знаем его слабые места, — подхватил Тони, опять выступая вперёд. — План плюс нервная система и память души. Проблема в том, что мы очень плохо знаем слабые места друг друга. А это намного, намного важнее.       Наташа поднялась.       — Вам не понравится то, что вы увидите.       — Я видел мир, в котором нет Мстителей, — сказал Питер, между делом безумно радуясь тому, что ему больше не нужно притворяться подростком перед ней. — Что может быть хуже?       Она опустила голову. Но больше возражать не стала.       Повернувшись к остальным, Питер не почувствовал ни злобы, ни отторжения.       И с улыбкой занял своё место.