Рецидив

      Питеру снились лилии.       Хрупкие и одновременно дерзкие лотосы, посмевшие одним своим появлением разбить меланхолию маленького грязного пруда.       Если бы кто-то спросил, Питер не смог бы объяснить, что в них было такого особенного. Его очаровывало всё: и красота, и бледный отголосок приятной ностальгии, и контрасты. Прекрасней всего было то, что они находили себе место посреди холода и зелёного мрака.       Они символизировали… надежду.       Он мог бы разглядывать их всю оставшуюся жизнь, но кто-то снова и снова звал его. Настойчиво и требовательно. Питер не мог не откликнуться.       Бросив лотосы там, где им было лучше всего, он пошёл на голос. Кувшинка выскользнула из ладоней. Тепло губ оставило на лбу фантомный отпечаток. Приятный дневной свет заиграл красным маревом под веками, а потом и обрисовал уютную палату медблока.       Тони ждал его по эту сторону миров.       Несколько чудесных мгновений они провели в молчании.       — Привет, — наконец, прошептал Питер.       — Привет, — отозвался Тони.       — Всё закончилось?       — Очень надеюсь. Мы победили, Питер.       Питер хотел бы обнять его, но, скорее всего, сейчас ему не дадут даже шевельнуться.       — Долго я тут прохлаждался?       — Около пяти дней, — явно сдерживая эмоции, ответил Тони. — Как самочувствие? Пятница следила за твоим физическим состоянием, но вопрос не про тело.       Всё было в порядке. Пожалуй, даже слишком в порядке. Какое-то время Питер наслаждался внутренней невесомостью и ощущением, что может свернуть горы движением пальца. Пока что не самым уверенным движением, но зато осмысленным.       — Лучше не бывает. Неужели это загробный мир?       Тони взял руку Питера в свою и мягко прижал к губам.       — Нет уж, даже не надейся.       А потом Питер начал вспоминать.       — Что вы там устроили? Что… вообще, нахрен, случилось?       Ещё немного подержав руку возле лица, Тони аккуратно опустил её на одеяло. Свет играл в его глазах, делая их совсем тёплыми и прозрачными.       — Полагаю, нужно начать с самого начала.       — Это примерно когда?..       — Когда Танос полюбил Смерть. — Тони зачем-то разгладил складку на тонком одеяле. — Мы с тобой были очень близки к правде. Он хотел привлечь её внимание. Только вот с логикой у Таноса проблемы, раз он решил, что лучший способ порадовать женщину — это свалить на неё гору работы. Видишь ли, если она отвечает за угасание всего живого во Вселенных, не факт, что ей это сильно нравится. Общение с объектом любви через убийство… всё, что пришло ему в голову. Он начинал понемногу. Враги. Маленькие народы. Планеты. Мелочные восстания. Такие… цветы на дом. Но этого оказалось мало. Тогда он решил организовать подарок побогаче.       — Почему половина?       — Потому что пока во Вселенных есть жизнь, есть и смерть, даже он был способен это понять. Кроме того, от такого запроса Камни могли убить его на месте, а он планировал хотя бы увидеть результат. Проблема в том, что космический курьер доставил подарок не по адресу.       — То есть?       — Дело в природе Камней Бесконечности. Они не созданы, чтобы уничтожать, они — орудие регулировки. Танос не знал, что путь души умершего человека не так уж прост. Прежде чем воссоединиться с космосом, она должна пройти несколько стадий разложения на частицы. Совсем как тело. И Смерть отвечает за отрезок от точки умирания до возврата в забвение. Этап… за этапом. Представь, что происходит, если единоразово исчезает сразу половина? Миллиарды душ. Это не имеет ничего общего с естественными процессами, а потому после того, как тела распались в пыль, погибшие переместились в Камень.       — Танос отправился на родную планету…       — Там он ждал. Ждал, когда его ненаглядная хоть как-то отреагирует. Он поднялся так высоко, сделал так много. И ничего?       — Поэтому он решил разрушить Камни? Догадался? — В порыве детективной страсти Питер едва не подскочил на койке, но Тони заставил его лечь обратно.       — Скорее всего, — кивнул он. — Второй щелчок и привёл к катастрофе. Обилие освобождённых душ. Хаотичное движение сил. Произошло нарушение вселенского баланса. Чтобы ты понимал, насколько его шаг был нелепым — Смерть являет собой существо, призванное поддерживать баланс. Только представь — нежеланный ухажёр пытался навалить на тебя лишней работы, а потом уничтожил весь твой дом. Сжёг его. Дотла.       — Не знаю, кого из них мне больше жаль.       Тони развёл руки в стороны.       — Ну, как бы там ни было, он своего добился. Привлёк внимание. Сердце Вселенной появилось именно в этот момент. Знаешь почему? Потому что оно тоже призвано сохранять баланс, правда, на ином уровне. Оно как состояние аффекта, последний волосок, гарантия того, что всё не канет в пустоту. Проблема в том, что ни Смерть, ни Сердце сами по себе не способны просто вернуть как было. Для этого необходимо решение. Вмешательство чьей-то… Воли. Как бы парадоксально ни звучало, Смерть никого не убивает. Она лишь Жнец. А Сердце Вселенной — не Ремонтник Вселенной, оно может лишь трансформировать материю для восстановления устойчивого состояния мира.       Питер напряжённо выдохнул.       — Куда делись души после второго щелчка?       — Они попали в измерение Смерти. Временно. Пока всё шаталось, как на лодке в шторм, и попытки хоть где-то навести порядок должны были занять долгие годы.       — Но вы рванули за Камнями.       — Но мы рванули за Камнями. Устроили весь этот балаган, даже не зная, что надежды уже нет. Это сработало. Мы смогли вернуть души.       — И ты щёлкнул перчаткой, — нехотя добавил Питер.       — Да, — Тони покивал, неспешно обводя взглядом палату. — Я сделал возможными квантовые путешествия, поэтому Смерть пришла за мной. Показалась лично. Это моя любимая шутка: Танос так ничерта и не добился, а я её заинтересовал.       — Даже не знаю, ревность тут не к месту, да?       Тони солнечно заулыбался.       — Мы с ней уже говорили, но я этого не помнил. Вообще ничего из того, что было за гранью. Я был в Камне Души и мог остаться там навечно, но она вызволила меня. Можешь себе представить — Смерть выписывает супергеройские премии за хорошую работу? Бр-р-р.       — Только вот?..       — Камни. Камни пришлось вернуть обратно, ей был нужен кто-то, кого удастся довести до Сердца Вселенной, чтобы он помог создать их аналог.       Питер побледнел.       — Карл Мордо?..       — Ну, знаешь, он сунул нос в её дела, когда начал изучать некромагию.       — Тогда, выходит… пытаясь его остановить в первой петле, я и Стивен пошли против воли самой Смерти? Ты это хочешь сказать?       Слегка сморщившись, Тони зашипел, как будто обжёгся обо что-то.       — Около того.       — Да ладно…       — Ты пошёл против её воли, спутал планы, но ты сделал выбор. Питер, ты помнишь двери?       — Там, на корабле?       — Да. Перед Сердцем. Они открываются только тому, кто хочет что-то исправить. В том месте мы поймали Таноса. Он не знал о таких мелочах. А стоило бы почитать инструкции.       — Но…       — Тогда, в первой петле, они открылись именно тебе. — Он снова взял Питера за руку. — Вселенная решила, что ты затеял нечто интересное. Согласилась попробовать.       — Я вывернул её наизнанку.       — И это сработало.       — Постой, но разве Сердце не должно было исчезнуть после?       — Да, всё верно, — кивнул Тони. — Оно появилось снова по другой причине.       С полминуты он просто сидел, поглаживая ладонь Питера и собираясь с мыслями.       — Итак, мы навернули круг, да? — он грустно хохотнул. — Во второй петле всё пошло наперекосяк, начиная с Камня Души. Заполучив его, Танос заглянул в свою собственную душу. Стивен сказал, что это очень непростой процесс, опасный и непредсказуемый, тем не менее, он увидел свою смерть. То есть итог своих действий. Он понял, что ему нужно сделать нечто другое, и отправился собирать Камни снова, уже зная… что есть способ по-настоящему обернуть время вспять. Оставалось только узнать — какой. Щелчок уже не был вариантом.       — Сражение случилось немного раньше?       Тони кивнул.       — Прости. Я не мог тебе рассказать.       — Почему?       — Я объясню. Позже. Ладно?       — Х… хорошо.       — Из-за того, что сражение случилось раньше, мы оказались не готовы. Мы даже не знали, что происходит. Он прогонял через Камень всех, одного за другим. Никого не убивая. Выискивая то, что ему было нужно. И в результате… он нашёл, что искал. Тебя.       Натянутая улыбка сползла с лица Тони.       — Теперь он хотел найти Сердце. Помнишь, я говорил, что прошло три года? Так долго, да? Танос отыскал корабль Целестиала намного раньше нас, но Сердца там не было. Тогда ему пришлось выяснять, почему оно появляется, и снова искать способ разрушить баланс. И после всех усилий провал — двери не открылись. Здесь мы его и настигли. Стивен рискнул собой, чтобы повредить его душу и исключить повторение истории. Бой был лёгким, но мы сражались не столько за победу... сколько за информацию.       — Вы не выяснили, чего он хотел?       — Как я уже говорил, тот, кто использует Сердце, меняется. Безвозвратно. Кому-то нужна сила, а кому-то — сама трансформация и возможность оказаться на одном уровне с явлениями вроде Смерти.       — Значит, после битвы с ним, ты должен был что-то предпринять? Использовать Сердце.       — Да. Но меня мало что волновало, Питер. Вселенная? О, только не снова. Я хотел исправить всего одну ошибку.       — Тони…       — Нет, нет… дослушай. Ты поймёшь.       Он потёр лицо и сморгнул сонливость.       — Этого хватило, чтобы дверь открылась. Я не знаю почему. Но, что важнее, нам явилась Смерть. У нас было что предложить друг другу.       — Сделка? — Питер почувствовал, как по его затылку побежали мурашки. — Ты заключил сделку со Смертью?       — Да. Я должен был найти способ отдать ей Камни, если оберну время вспять.       — А она?..       — А она пообещала восстановить целостность твоей души.       — Что?       — Твоя душа была повреждена. Когда она извлекла её из Камня…       Тони моргнул. Глаза увлажнились.       — Я видел её. — Прежде чем продолжить, он с трудом проглотил ком в горле. — Я должен был забрать с собой твою душу и специально для этого создал капсулу. И прямо там… я держал её в руке. Вот так.       Он показал чуть сжатую ладонь.       — Она была тёплая.       Питер рассматривал Тони в немом изумлении.       — Прости. Мне пришлось так много врать, потому что она была повреждена. Её разрушение началось ещё в первой петле. Мордо атаковал тебя самым опасным заклинанием, но тогда даже Стрэндж не знал, что именно он сделал…       Прикрыв глаза, Питер окунулся в воспоминания. Теперь он так легко мог перебирать их — не мешала ни тяжесть в голове, ни головокружение.       Вот он приземляется на металлический выступ, мимолётно удивляясь тому, что межатомное притяжение работает иначе и держаться на вертикальной поверхности сложнее, чем на Земле. Пальцы скользят.       Под светом странных голубых огней всё кажется монохромно-синим. Мордо взлетает, отталкиваясь от пола, и в прыжке выкручивает ладонь. Паучье чутьё глушит ощущение близости магии. Оранжевая лента обжигает глаза, она задевает Питера поверхностно, словно хлещет, но он не чувствует… ничего. Никакой боли.       Стивен приходит на выручку…       — Тогда? — прошептал Питер. — Тогда он ударил не по телу, он задел… душу? Постой… постой-ка.       Тони спокойно ждал, давая обдумать воспоминание.       — Когда я оказался в своём теле, что-то было не так. В бою с Тумсом, я впервые… потом я потерял сознание, и Стивен что-то сделал, да?       — Да. Ему неоднократно приходилось восстанавливать связь между твоим разумом и душой. Например, когда ты спал. Или приходил к нему чаи погонять. Это замедляло процесс. Давало нам немного времени.       Тони прикрыл глаза, втянув воздух носом.       — Смерть доверилась мне, — голос больше не падал в хрип. — Правда, воспоминания о встречах стираются, пока она сама о них не напомнит. После возвращения я знал, что должен тебя спасти. И что для этого мне нужны Камни. Мы придумали, как извлечь их из Перчатки. Наверное, Смерть вытащила Морган… чтобы нам помочь, потому что Камень Пространства очень сильно усложнил бы нам жизнь.       — Значит, мои провалы… это было с самого начала.       — К сожалению, никто толком ничего не знает о природе таких травм. Стивен знал наверняка только то, что такая душа долго не протянет и может рассеяться в один момент.       — Откуда?       — Так исчезла Древняя. И, видимо, Танос тоже. Когда Тор отсёк ему голову, он уже не мог сражаться.       Питер уставился на свои руки, вспоминая некоторые моменты битвы. Мысли кипели. Казалось, задай он ещё один вопрос — мозг взорвётся к чертям.       — Я должен был оградить тебя от опасных воспоминаний и одновременно запустить в работу пси-интегратор. Скажу честно, ничего сложнее мне делать не приходилось. Это как пытаться вытащить пулю без анестезии — то ли прикончишь, то ли повезёт.       — Если то, что я сейчас услышал — правда, то моя жизнь… это и впрямь всё, что тебя волновало?       Тони отвернулся.       Питер скользнул взглядом по его профилю, упрямому лицу, линиям длинных ресниц. Ну вот что он мог сказать? Разозлиться? Упрекнуть? Разве хоть кто-то вправе обесценивать весь этот путь, эти жертвы? Ничего ведь не изменится.       — Именно, — с вызовом сказал Тони, выпрямляясь и выставляя ментальный щит, будто они на пресс-конференции и Питер вдруг представился акулой жёлтой прессы. — Ты. От начала и до конца. Только ты.       Питер закрыл лицо руками за секунду до того, как слёзы брызнули из глаз. Он заливался так отчаянно и бессильно всего пару раз за всю жизнь. Даже бережные объятия не смогли остановить поток, пробивший самую крепкую из плотин.       Журналист впал в истерику, вместо того, чтобы укусить побольнее — Тони этого, кажется, не предусмотрел.       — Я ведь уже говорил тебе это.       — Это что тебе, мыльная опера… — придушенно проныл Питер.       — Ага. Почти как у Таноса со Смертью. Но, стоит сказать, мне повезло больше.       Тони поцеловал его в висок.       — Да?..       — Ну, ты хотя бы не игнорщик.

* * *

      Если хоть в какой-то из бесконечных Вселенных могла случиться мировая пирушка, то это была она. Толпа и не планировала рассасываться. Музыка гудела так, что тряслись даже первые этажи — никакой эстетики и утончённых рож. Все активные средства фонда Мстителей, должно быть, ушли на алкоголь и закуски.       Питер позволил себе выпить пару бокалов сверх нормы, просто потому, что эй, ну когда ещё подобное случится?       Он даже надел рубашку!       — Меня тошнит от того, как ярко ты светишься, — ехидный комментарий Морган заставил его оторваться от катающегося со смеху Тора. Питер не горел желанием учавствовать в междусобойчиках, зато наблюдение приносило ему уйму созерцательного удовольствия.       — Выпей таблетку, — беззлобно отмахнулся он.       Морган выглядела потрясно. Короткое платье бойкого оттенка хаки прекрасно гармонировало с внешностью. Волосы были уложены лёгкими волнами, придавая ей милый и взбалмошный вид, на шее висел симпатичный деликатный кулон. Не иначе, как поработала Наташа — Питер мог поставить на это все костюмы Тони.       — Я хотел сказать… — начал он, но Морган остановила его жестом.       — Не надо. Ты уже благодарил, а я не люблю быть добренькой.       — Откуда ты узнала, что не так с моей памятью?       — Папа рассказал, — она слегка скривилась. — Мы уже попадали в не самую хорошую ситуацию в тот раз, когда встретились. Ему пришлось.       — Честно говоря, я считал, что ты терпеть меня не можешь.       — Это правда, ты меня бесишь, — она усмехнулась. — Но… ты вроде как тоже меня спасал пару раз.       Питер удивлённо моргнул. Почему-то он до сих пор плохо помнил, в каких обстоятельствах. Этот участок памяти не восстановился до конца.       — Слушай, Паркер… — ощутимо снизив градус наглости, Морган подошла ближе. — Как ты справлялся с тем, что люди тебя не помнили? Не помнили, что вы прожили целую жизнь?       — Я думал об этом, как о временном недопонимании, — пожал плечами Питер. — Отношения можно выстроить заново. Например, не наворотить тех же ошибок.       — А если дело касается мамы?       Морган покрутила стакан с безалкогольным пуншем.       — Что делать… — задумчиво продолжила она. — Если тебя не помнит твоя мама?       Какое-то время Питер размышлял, подбирая подходящие слова. Это было сложно. Очень. Но Морган ждала — и, наверное, впервые собиралась выслушать.       — Но ведь ты её помнишь. Если бы я мог выбрать — жить в одно время с родителями, которые меня не помнят, или как сейчас, я бы предпочёл первое.       — Ого, это что, обесценивание?       — Всегда есть те, кому хуже. Но если серьёзно, может быть, стоит показать ей с помощью М.О.Р.Г.? Даже если у вас не будет того времени, появится новое.       Морган вдруг поджала губы и глянула на него с осторожной надеждой.       — Думаешь?       — Однажды она любила тебя сильнее, чем кого бы то ни было. Эти чувства с ней навсегда, они лишь спят где-то в душе. И вернутся, как только ты окажешься рядом, можешь мне поверить.       Морган кивнула.       — Папа прав, ты безнадёжный оптимист.       — Эй!       — Но спасибо.       Когда она впервые улыбнулась ему искренне, Питер потерял дар речи.       — Ух ты! — Наташа одним своим появлением усугубила немоту — вообще-то, он не был готов фехтовать сразу с двумя язвами. — Питер, ты отлично выглядишь. Тебе надо почаще ходить в рубашках!       — Спасибо, — просипел он. — Ты тоже… невероятна.       Он уже видел её издалека. Сегодня она блистала, как актриса на красной дорожке.       — «Невероятна», — передразнила Морган. — Тебе сколько, восемьдесят? Она классная! Крутая. Секси! Ну?       — Я говорю то, что вижу. И в это бывает сложно поверить, — выкрутился Питер.       Наташа приобняла его, будто для милого позиционного фото.       — Соглашусь. Смотрю я на этот балаган и не могу поверить: пару-тройку лет назад нас было всего шесть. А теперь тут целая армия…       Как по заказу кто-то вскинул стакан и прокричал что-то неразборчиво-воодушевляющее. Питер не смог увидеть, кто именно, но рука была загорелой.       — Эй, это нечестно. Я там заключаю дипломатические сделки с нашими Вакандскими коллегами, а вы тут плетёте заговор…       Тони появился откуда-то из дальней части зала. Питер на секунду задержал дыхание, вперившись в классический чёрный костюм, подчёркивающий все достоинства его фигуры и, конечно же, сидящий по линеечке.       — А вот что-то из области «невероятно». Типа, вау, он надел на вечеринку костюм для похорон. Невероятно, — сказала Морган на недосягаемых для Питера уровнях сарказма.       Наташа рассмеялась. Тони был невозмутим. Или очень хорошо притворялся.       — Юная леди, я надеюсь, в вашем бокале не вино и не коктейль с текилой?       — А если и да, что, посадишь меня под домашний арест?       Она дёрнула бровью, Тони прищурился, и Питер был готов взорваться от восхищения.       — Расслабься, друг, это обычный пунш, — с улыбкой уверила Наташа.       — Ага, этому можно напиться. — Морган кивнула на Питера. — А мне нельзя, только потому что биологический возраст соответствует возрасту моей души! Что за несправедливость.       Наташа не давала ей спуска:       — Неплохая риторика, но на самом деле он переживает, что ты куда-нибудь случайно телепортируешься.       Морган фыркнула.       — Я уже давно не перемещаюсь бесконтрольно, так что…       — Тем не менее, — Тони качнул головой. — Не заставляй меня быть придурком.       — Ты и так справляешься…       — Так, стоп! — Питер примирительно вскинул руки. — Эй, ну хватит вам. Мы вроде как празднуем победу, может, на денёк зароем топор войны?       И Морган, и Тони посмотрели на него с одинаковой порцией скепсиса.       — Зачем нужны родители, если с ними нельзя спорить? — первой, само собой, сориентировалась Морган.       — Спорить и ругаться — не одно и то же.       — Он же не обиделся! Ты не обиделся?       — Я не обиделся, — уверил Тони. — Ну, может, самую чуточку.       Наташа прыснула.       — Господи, им же это нравится. Питер, может, лучше пойдём танцевать, пока эти душнилы не лишили нас остатков кислорода?       — Нет уж, я собирался спасти Питера из ваших когтей… — Он наклонил голову к Морган. — И лапок. Он идёт со мной.       Морган закатила глаза так эпично, что наверняка смогла заглянуть в собственную черепную коробку.       — Да забирай, боже. Кому он нужен.       Грубо отсалютовав пуншем, она развернулась на невысоких каблучках.       — Надеюсь, больше не увидимся!       И отчалила, держась, как герцогиня на балу. Теряться в толпе у неё получалось так же хорошо, как бесить их всех одновременно.       — Какая жалость, что я умер так рано, — высказался Тони, принципиально не провожая дочь взглядом. — Вернулся бы назад, только чтобы посадить её под домашний арест.       — Как приятно, что теперь ты можешь посмотреть на себя со стороны, — ехидно посмеиваясь, Наташа в знак поддержки похлопала его по плечу. — Старк — это диагноз.       — На самом деле я ей горжусь.       — В качестве протеста?       — В качестве ответа любимой Вселенной. Нашему миру явно не хватало дьявола в юбке.       Наташа кивнула.       — Ладно, возвращаю твоё сокровище в целости и сохранности. Надеюсь, у вас-то нет причин ругаться?       Обернувшись через плечо, она подмигнула Питеру и, ещё разок погладив Тони по плечу, двинулась в сторону балкона.       — Люблю женщин, — припечатал Тони.       Питер хихикнул.       — Морган провоцирует тебя.       — Есть такое.       — Она хочет, чтобы ты вёл себя как отец. Мило.       — Теперь ты на её стороне?       — Нет уж, я Швейцария, у меня нейтралитет.       Тони покачал головой и решил переключиться, видимо, чтобы не разгонять раздражение ещё сильнее:       — Почему ты опять торчишь где-то в углу?       — Всегда так было, сколько себя помню. — Питер оглянулся, пытаясь оценить скрытность своего убежища. — Не люблю быть в центре внимания на таких вот тусовках… Если все смотрят, сложно сбежать в патрулирование.       Облокотившись на стену рядом, Тони запрокинул голову. Теперь стало заметно: у него было какое-то странное настроение. Питер полагал, что видел уже большую часть его эмоционального спектра, но всё чаще убеждался, что у данного конкретного спектра пределов просто нет.       Если бы кто-то попросил описать состояние одним словом, Питер сказал бы — завершённость. Будто самое важное сделано и все печали остались позади.       Она была настолько заметна, что даже внушала беспокойство. Особенно когда во взгляде мелькала странная отрешённая грусть.       — Знаешь, сегодня я тоже не прочь сбежать, — признался Тони.       — Мне казалось, у тебя не возникало проблем с тем, чтобы находиться в центре внимания…       — Люди меняются. Кто знает, может, теперь я хочу совсем другого?       — Чего же?       Тони повернулся к нему.       — Подольше побыть с тобой.       Скоро, миновав пролёты широких лестниц, они спустились к парковке и вышли на кольцевую дорожку вокруг Базы. Питер шёл, постоянно осматриваясь и стараясь впитать каждую каплю атмосферы — сегодня она была сказочной, и даже свет в огромных окнах горел по-особенному ярко, торжествующе.       — Ты не собираешься поступать в университет? — спросил Тони, когда они свернули к небольшой аллее возле квинджета. — У тебя ведь наверняка есть планы?       — Не думал об этом, — честно признался Питер. — И не скажу, что учёба сделала меня счастливее в другой жизни. Пока я вообще не знаю… чего хочу. Снова фотографировать? Геройствовать? Бороться за сохранение озонового слоя?       — Теперь твой новый враг — мусорное пятно?       — Почему мы до сих пор с ним не расправились?       — Потому что это вопрос ответственности человечества, и оно появится снова, если до людей не дойдёт, что с этим делать. Такие вещи не решить одним выстрелом.       — Ванда могла бы выловить его за полчаса.       — Предложи ей.       Уголки губ Тони подрагивали, из-за чего улыбка выглядела фальшиво.       — Эй? — Питер положил руку на его грудь, приостановив. — Ну что такое?       Тони слегка приспустил идеальный треугольник галстука.       — Если бы я был прежним человеком, сегодня я устроил бы романтический ужин, потом насладился бы ночью и, может, задал бы с десяток важных вопросов, чтобы не…       Питер, наконец, понял, что его тревожило. Тони вёл себя так, словно собирался попрощаться.       — Тони, ты пьян?       — Нет. Ни капли. Я вроде как тяну время? Ладно. Всё равно его всегда будет недостаточно.       — О чём ты?       — Осталась последняя тайна, Питер, — сказав это, он отбросил необходимость сохранять искусственно приподнятое настроение. — Ты ведь не забыл?       — Хорошо, тайна последняя, но почему ты ведёшь себя так…       Разглядывая Тони, Питер почувствовал, как немеют конечности. Даже глядя в лицо Смерти, он не испытывал настолько неприятного ощущения — беспокойство превращалось в натуральную панику.       — Я начинаю думать… что мне лучше вообще не знать, — добавил он, не дождавшись ответа.       Ветер гулял в кронах деревьев, разнося приятный шелест и стрёкот насекомых. Тени сгустились, готовясь передать бразды правления ночи, мир вокруг дышал жизнью, дополняя праздник и ликование за стёклами гигантских окон.       Наверное, именно поэтому бесцветный тяжёлый взгляд казался таким неправильным.       — Я бы не смог так с тобой поступить, — с горечью признался Тони. — Мне нужно рассказать, а тебе — увидеть. Потому что правда всегда важнее, да?       Спрятав руки в карманы, он свернул обратно, и Питер, с трудом переставляя ноги, двинулся за ним.       Странно, но в интеграционной стояла тишина, несмотря на отголоски музыки, доносящиеся из каждого уголка Базы.       — Ты ведь отдал Камень.       Тони как ни в чём не бывало протянул один датчик Питеру.       — Я записал воспоминание заранее.       Когда Питер потянулся за датчиком, Тони шагнул к нему и коснулся губ — поверхностно, нежно. Почти отчаянно.       — Это что, прощальный поцелуй?       Питер очень надеялся услышать колкость или хотя бы отрицание — но получил лишь короткое, провожающее движение ладони.       — Сядь.       — Ты меня пугаешь.       Поправив пиджак, Тони разместился напротив. Судя по слегка осоловелому взгляду, у него кружилась голова.       — Зачем всё это? Почему не М.О.Р.Г? — не выдержал Питер.       — Ретрограмму можно отредактировать, а воспоминание — нет. Мне важно, чтобы ты вспомнил.       В растерянности Питер подержал пси-датчик в ладони, а затем приложил к виску. Ощущение концентрации было прежним. Отсутствовало только чувство сопричастности.       Но для просмотра записи единство и не требовалось.       — Костюм потрясающий!       Он подставляет руки, чтобы успеть поймать Питера, сиганувшего прямо с платформы. Долгое, нежное прикосновение. Осторожное, поверхностное дыхание под горлом.       Сейчас или никогда.       Жгучая искра сомнения почти ослепляет — думать тяжело, двигаться тоже. Сердце бьётся слишком громко.       — Всё в порядке?       — Конечно.       Положить ладонь, чтобы не получилось вырваться сразу. Прижаться щекой — на секунду. Так хорошо. Не должно быть…       — Тони?       Сейчас.       Питер вздрогнул.       Память всколыхнулась, как вода от всплеска камня.       Дальше он видел картину сразу с двух сторон, совсем как во время первой демонстрации и эмоционального резонанса.       Неожиданная боль в шее и нежно придерживающие руки. Запоздалый всполох паучьего чутья, раздавленный тяжестью неверия.       Нет.       Нет.       Не может быть.       Не может…       — Прости меня.       Холодный твёрдый рельеф наношприца в пальцах.       Тело ослабевает мгновенно. Питер ещё пробует схватиться хоть за что-нибудь, безнадёжно и отчаянно, как утопающий. Мышцы и нервы его уже не слушаются, но рассудок кристально чист, и в нём вертится только одно, яростное, упрямое «нет».       — Нет, — хрипит он, осознавая, что Тони укладывает его на диван. — Нет, ты… ты… не мог…       Печальный, виноватый взгляд хуже пули. Так больно.       Совсем как когда-то — из-за бомбы Гарри. И из-за холодно сжатых губ Эдди, наблюдающего за вереницей подъезжающих полицейских машин.       — Я не могу тебя потерять. Не могу.       — Ты… ты не спасаешь меня! Если… ты погибнешь, я…       — Всё будет хорошо. Я обещаю. Мы справимся и со всем разберёмся, а ты просто побудешь здесь.       — Ты не можешь предать меня! Пожалуйста… пожалуйста!       Тони баюкает его, почти как ребёнка. Гладит волосы. Следит, чтобы вещество подействовало. Он похож на человека, который решил за раз сжечь всё, что делало его счастливым.       — Нет… — сонно выдыхает Питер. Его мир расплывается и кажется таким ненастоящим. Кроме, разве что, острой душевной боли.       — Ничего. Не бойся, всё нормально… так будет правильно. Прости, — последнее что он слышит, прежде чем отключиться.       — …увидимся после победы.       Питер молчал. Он молчал — голова отказывалась анализировать и воспринимать хоть что-то. Тело — двигаться, реагировать. Он хотел бы поставить всё на паузу, но время продолжало идти.       Секунда. Десять. Тридцать.       Минута.       Движение напротив привлекло внимание. Вспыхнул голоэкран. На нём появилась молекулярная решётка вещества. Вспомнить её было легко, потому что Питер видел подобное лишь один раз за всю жизнь и запомнил навсегда.       — Наркоз. Синтезирован из крови уникального организма. Я собрал достаточно, когда ты лежал в медблоке после сражения с Тумсом.       Питер напряжённо вглядывался в изображение. Плотное, удушливое молчание сковало многотонными цепями. Сделав глубокий вдох, Тони начал говорить, и в его голосе звучала даже не боль, нет. Чистое страдание:       — Ретрограмма — это не копия памяти. В неё можно внести изменения. Помочь пережить травмирующий опыт. Себе. Или кому-то ещё.       Питеру пришлось собрать в кулак все силы, чтобы перевести взгляд и столкнуться с его глазами.       — Ты переделал ретрограмму? Я умер по-другому?       — Нет, изменения касались некоторых фраз и незначительных деталей. Ты погиб от руки Таноса. Ты прострелил его насквозь, после чего он выдрал твою душу из тела, чтобы найти Сердце. Ты был там, и я тоже. Только вот причина той злости — не он. А я.       — Ты.       — Я помешал тебе выйти на поле боя вместе со всеми. Мы не поругались, Питер. Я сделал тебе укол исподтишка.       — …исподтишка.       Тони расслабленно выдохнул. Питер и представить не мог, как это его тяготило, раз сейчас он казался действительно счастливым.       — Я ведь говорил, что мне больше некого винить совсем не для красивых слов. Ты был зол. Конечно, ты был зол.       Теперь Питер понимал, какой торнадо бушевал в его душе, когда он бросился на Таноса. Он даже мог оправдать этот бессмысленный шаг. В тот день ему нечего было терять.       Вот откуда то животное отчаяние и странное выражение. Возможно, он вообще едва держался на ногах после такой дозы — он уже имел дело с аналогичным составом в другой жизни. Всё потому, что его кровь уникальна и воздействие на неё некоторых веществ тоже, а регенерация только ускоряет их влияние.       Но никто не мог просто так взять и сделать ему укол! Кроме человека, который знал порог чувствительности…       — Я просчитался. Побоялся вколоть большую дозу, поэтому ты очнулся слишком рано.       На самом деле как Питер ни убеждал себя, что привык к предательствам, боль всегда одинаково сильная. Когда он подпустил осознание ближе, было так, будто острый крюк медленно проколол грудную клетку и утянул его на самое тёмное и тихое дно, куда никогда не попадал свет солнца.       — Ты вколол мне снотворное, чтобы я проспал бой, ради которого замкнул петлю.       — Да.       — И просчитался с дозой, из-за чего я очухался и спутал твои планы.       — Так и есть.       Они смотрели друг на друга, словно увидели впервые. В Питере что-то расслаивалось. Спасённая душа — ветхая ткань — расходилась на нитки и лоскуты.       — Как я попал на поле боя?       — Ты взял один из моих костюмов.       Тони отвечал так спокойно, точно знал заранее всё, что Питер может спросить. Или сказать. Или не раз проходил через этот допрос в собственной голове.       — Так это не я оставил тебя там одного, — тихо сказал Питер, не веря в то, что собирается произнести вслух. — Это ты меня бросил. Ты бросил меня.       Несмотря на то, через что они прошли, эмоции закипели в нём, как в бурлящем котле. Эмоции… которые он однажды не успел пережить.       Наверное, поэтому Тони выбрал именно такой способ рассказать правду.       — Ты знаешь, почему я не мог сказать раньше, — на той же ноте продолжил Тони, и в каждом слове звучали отрепетированные, неоднократно повторённые доводы. — Может быть, именно это сильнее всего ударило по твоей душе, кто знает?       Он сложил руки перед собой, как на деловых переговорах. Питер проследил за безобразно искусственным, почти кукольным движением. Прикрыв глаза, он умолк, пытаясь насладиться тем, что все карты, наконец, вскрыты.       И ни нашёл в себе ни капли радости.       Так ли важна правда? Что ж, теперь он знал ответ — неведение и впрямь может быть спасением.       — Я был прав, лучше мне было этого не знать.       — Мне хватило лжи, Питер.       — Выходит, вот в чём всё дело. Ты предал меня. Вот поэтому…       «Это было настолько тяжело».       Тони покивал, как робот.       Внезапно фраза Стива про то, что Тони рассказал не всё, обрела смысл. Сам Питер не смог досмотреть то кризисное воспоминание до конца, а Стив смог, и он понял. Или не столько понял, сколько почувствовал степень вины. Может быть, все они прониклись по-настоящему. Наташа, Стив, Клинт, Тор, все…       Питер вскочил на ноги. Клокочущая ярость требовала выхода и усиливалась с каждым вдохом. Внутри него разгорался пожар.       Пожар, подпитываемый обидой однажды раненой души. Теперь он даже мог сопоставить осколки, на которые не хотел обращать внимания.       Чтобы не сгореть на месте, ему пришлось начать метаться по мастерской, как загнанное животное в клетке.       «Разве я мог так на тебя разозлиться?»       «Тебя не должно быть здесь…»       К тому моменту, как кружение прекратилось, он возненавидел себя за то, что не мог дать прошлому раствориться, остаться за пределом их новой реальности. Если бы он обратился к Стрэнджу и попросил стереть этот день, что бы подумал Тони?       Что он трус?       — Я хочу сразиться с тобой, — отрезал Питер. — По-настоящему.       Буря во взгляде Тони давным-давно угасла. Остался лишь искрящийся пепел. Принятие, смирение.       Завершённость.       Художник поставил на картине подпись, композитор вычертил последнюю ноту. Больше ничто не могло нарушить ход мысли или повлиять на результат, а скорбь была всего лишь вложенной в произведение эмоцией.       Основным мотивом, может быть…       Питер как никогда в жизни хотел, чтобы его не послушали. Тони должен был рассмеяться. Закричать или вывалить на него сотню предостережений, объяснить, что это бессмысленно, невозможно.       — Хорошо, — сказал он.       Тони, который не намеревался с ним спорить, оказался самым жутким. Он настолько отличался от остальных «версий», что одно присутствие заставляло кровь в жилах леденеть. Смешно ли, даже сама Смерть не вызывала таких эмоций.       На этот раз холодная бездна легла не между ними, нет. Она поджидала рядом. Медленно окружала, оставляя только маленький жалкий остров, с которого теперь кто-то должен был упасть. Питер знал: ещё один шаг, и он действительно провалится в эту ненастоящую пустоту. А если и так, то зачем тянуть?       — Сейчас.       Тони приклеил на лицо улыбку из коробки «разбить в случае кризиса». Встал и, стянув с плеч пиджак, бросил его на спинку стула. Ничто из его реакций не было знакомым. Слишком пустое.       Слишком мёртвое.       — Как скажешь.       Лучше бы это снова был героический рецидив.