Неудобно спать на потолке

Люциус через силу встал с огромного, жесткого кресла в судебном зале, сидя на котором ощущал себя провинившимся ребенком. Но у нашкодившего школяра отнимают конфеты и игрушки, его же лишили последних жизненных сил. Мысли путались. Он вышел в коридор и принялся на автомате преодолевать Министерство с помощью лифтов. Казалось, огромное здание с множеством подземных ярусов и надземных этажей вымерло. По дороге с ним поздоровался один джентльмен (совершенно не знакомый). Нарцисса, если и собиралась встречать его, то не публично. Накануне она посетила его в Азкабане. Принесла эту одежду — вместо той ужасной, лоснящейся от пота и грязи. Почистила колдовством и сообщила, что приговор смягчат. Какой-то он непременно будет, но не пожизненный срок в тюрьме и точно не поцелуй дементора. И в этот раз удалось откупиться… Переводить большинство активов на сына и жену было легко и приятно. Оформлять ожидаемый, фиктивный, но бумажно совершенно чистый развод — страшно и волнительно. Им много в чем не отказывали даже в застенках. Мнимые преимущества перед простыми смертными сохранялись. Люциус ставил подпись дрожащими руками, скреплял контракт с помощью казенной палочки, но это была все еще жизнь волшебника. Более того, он не чувствовал себя таким свободным лет с четырнадцати, когда была оглашена магическая помолвка, после которой сам брак был неизбежен. Они сделали все, чтобы остаться в живых… И преуспели! Вот он шел — человек с руками, ногами, немного потрепанный и, кажется, при этом - без головы… В атриуме царила искусственная прохлада. Всегда такая спокойная, надежная, его ледяная фея не порхнула навстречу, комкая в тонких пальцах кружевной платочек. Первый удар заставил пошатнуться и вопросительным знаком приземлиться на скамью для посетителей. Сотни гротескных образов проносились перед внутренним оком. Он ничего не видел и не слышал. Безучастный Люциус, от внимательного предпринимательского глаза которого редко что скрывалось, напоминал выброшенный на берег корабль. Былое величие ощущалось. Ни корма, ни нос не отвалились, все пробоины остались где-то глубоко в днище, но бесполезность посудины была абсолютной. — Господин Малфой, вам плохо? — осведомился секретарь суда, прикасаясь к плечу некогда страшного мага. — Напротив, юноша. Мне, видимо, безумно, небывало хорошо… — Позвольте тогда вручить вам решение суда, протокол и прочие бумаги, свидетельствующие, что вы — человек свободный. Дабы избежать некоторых неувязок. Вам уменьшить? Люциус глянул на важного юнца, как на умалишенного. Не приведи Мерлин, с его молчаливого согласия этот напыщенный болван ест свой хлеб. — И каким образом, позвольте узнать, я их увеличу? — выдохнул он с презрением. — О! Вышло и впрямь неудобно! Прошу меня извинить… — но тут уж мальчишка глянул на потомственного аристократа, как на прокаженного. И все встало на свои места… Люциус Малфой опрометью кинулся вон из Министерства. Первым доказательством полной недееспособности стала невозможность аппарировать. Попрыгав в специально отведенном месте, представив на всякий случай, как на часок заляжет в ванну с хорошей порцией огневиски, он ничего не добился и направился в Гринготтс. Денег у Люциуса при себе не было впервые. Но его деловое чутье сработало вовремя. И в целом он продолжал быть человеком не нищим. В ярко освещенном основном помещении для посетителей с ним раскланялись несколько гоблинов. Старик гоблин, ведущий основные счета дома Малфой, подозрительно сощурился и руки не протянул. Но не потому, что господин Малфой никогда сам не здоровался с недолюдьми за руку. Что-то смутило это чуткое существо. — Здравствуйте, господин Малфой! Рад видеть вас вновь! — Не до сантиментов. Мне надо немного денег. У меня ведь теперь их не так и много. А? — он не понимал, зачем сейчас шутит с гоблином, потому что тот становился все суровее. — Вашу палочку, мистер Малфой… — Что вы сказали? — ему показалось, что он временно оглох или потерял способность адекватно воспринимать слова. — Но вы же уверены в моей личности?! — Люциус предпринял слабую попытку договориться, понимая, что ничего таким образом не добьется. — Таков протокол! Вы же знаете, лорд Малфой, — гоблин подчеркнул его высокое положение в обществе, как залог понимания законов банка. — Вот здесь у меня, — Люциус развернул пачку бумаг, скрепленную лентой, как конверт с младенцем, — написано, что палочку я предъявить не смогу… — В таком случае, обратитесь в Министерство… — Еще бы… — Люциус хотел зашвырнуть канцелярскими кандалами в лицо гоблину, но руки не слушались. Пальцы свело судорогой, бумажки рассыпались по полу. И Малфой принялся собирать их, чувствуя себя не просто униженным. Ему казалось, что он серьезно болен. Спину ломило так, что пришлось встать на колени и ползать по полу. От стыда разболелась голова. Побоявшись, что его хватит припадок, он закончил поскорее с бумагами и кособоким аллюром преодолел расстояние до дверей. На воздухе стало немного лучше. Люциус оглянулся в попытках увидеть хоть одно знакомое лицо. Но его полоса везения закончилась. Иссякла на последнем, самом мощном ударе, обеспечивая жизнь тому, кто был в шаге от смерти. Фортуна махнула крылом на прощанье и пошла искать себе любовника из другой фамилии. Люциус лениво, бесцельно двинулся вперед, не разбирая дороги. Как на зло один из его лучших камзолов достаточно сильно контрастировал с буднично одетой толпой магов, в которой даже сюртук встретить было затруднительно. В полной мере он ощутил насмешку не только судьбы-шутницы, но и обожаемой бывшей жены. Которая действовала из лучших побуждений, а получилось... Что получилось… От него отворачивались, а если и замечали, то шептались и показывали пальцами. Выходить за пределы магического квартала было самоубийством. Люциус прикинул, сколько придется шагать пешком до графства Уилтшир. Выходило так много, что хотелось умереть на месте, не пытаясь попасть домой. Внезапно он вспомнил, что домовики остались почти всем составом. Черт с ним, с этим Добби. Смутно вспомнилось из какого-то незначительного разговора, что эльф умер. Его мало заботило, как и почему умирают эльфы. Парочке эльфов менора исполнилось больше пятисот лет. Поэтому они и казались вечным приложением к комфортной жизни. — Пини, — позвал он шепотом старую домовушку. Но с таким же успехом можно было Мерлина на помощь призывать. В голове не укладывалось. И он никак не мог сделать очевидный вывод, что министерский запрет на колдовство стал чем-то значительно большим. Люциус остановил свои бесполезные блуждания в небольшом скверике на конце Косой аллеи. Благоухание цветущих в конце июня растений превращало воздух в целительный нектар. Выход всегда находился. Из любой ситуации… Надо только немножко подумать. Отвлеченно подумать о том, что можно предпринять без колдовства. Ведь он не перестал видеть сов с конвертами, все эти магические лавочки и курьеров верхом на метлах. Беда в том, что Люциус Малфой не жил без магии, поэтому и ощущал себя немного неживым. Как будто собственное тело налилось свинцовой тяжестью. Сам язык — его отнюдь не смертоносное, но разящее оружие, сковало. Насидевшись в парке до темноты, Малфой сообразил, что идти ему некуда. Что, в принципе, идти куда-то не имеет смысла без денег. А дом продолжал оставаться в такой дали дальней, что кажется доброй сказкой, рассказанной на ночь. Он вышел из парка, прошел через Дырявый котел и оказался на улице. Один на один с враждебной, непонятной средой людей, никогда не владевших способностью колдовать, которых он презирал и не замечал, как грязь под ногами. А грязи этой оказалось довольно много. Им принадлежал весь мир. Он вдруг оценил, получая очередную мощную порцию головокружения, до чего же мал волшебный мирок. Из состояния, близкого к трансу, Малфоя вывел оглушительный скрежет тормозов Ночного рыцаря. Трехэтажный автобус заложил крутой вираж и остановился. Из салона донесся грохот падающих на пол вещей и людей со второго яруса кроватей. А из дверей высунулась прыщавая, носатая персона бессменного кондуктора. — Эй, вы! Это вы тут волшебник в беде? — спросил он, не церемонясь. Люциус отлепился от стены и шагнул навстречу, протягивая руку. — О, дела! Только вас-то мы и ждали! Честь, как она есть… Значится, Уилтшир, Малфой-менор… А что так-то? — кондуктор тянул время намеренно, что-то прикидывая в уме. Вдруг парень изменился в лице, замкнулся, глядя искоса, и принялся отступать в салон, бормоча под нос: «Три семьдесят, три семьдесят…» — Э… Того… Ошиблись мы! Бывай, бедолага! — он вытащил из кармана невзрачную палочку и занес над головой, собираясь произнести какое-то заклинание. И тут мир повернулся с ног на голову. Сказать, что неподалеку материализовалась сияющая доспехами богиня-воительница, значит, соврать. Просто из Дырявого котла вышла молодая волшебница. В руках у нее были свертки с покупками. Волосы собраны в тугой пучок на затылке, а на носу - очки. Он не узнал ее. А девушка тем временем, перехватив свое добро в одну руку, другой угрожающе прикрылась с палочкой наготове. — Езжайте, я сама разберусь с ситуацией. А ты, Стен, не забывай, что сам на испытательном сроке, и ничего еще не доказано! Несколько томительно долгих секунд она рассматривала того, кого точно защитила от Обливиэйта. — Люциус Малфой?! Что вы тут делаете? Что с вами? — воскликнула она скорее удивленно, чем с опаской. — Я? Да, я — Люциус Абраксас Малфой. Я не совсем понимаю, что со мной и, кажется, никак не могу попасть домой. Она нахмурилась. Тоненькая фигурка в строгом деловом костюме. Юбка-карандаш до середины икр прикрывает точеные ножки, а лицо почти детское. Но в то же время какое-то усталое и слишком серьезное. Не скажешь, что красивое. Нос картошкой, ямочки на щеках и веснушки сильно упрощали ведьму… Хотелось отхлестать себя ушами по щекам! Тот еще ловелас… Без денег. Со страшным приговором на руках. С непонятными перспективами вернуться в самое себя. И он еще позволял себе, по дурацкой привычке, оценивать внешность женщины, бескорыстно пришедшей на помощь. Не потому, что перед ней был сам лорд Малфой, а скорее потому, что на ее глазах творилось гаденькое беззаконие. Она почесала в задумчивости нос кончиком палочки, усмехнулась так горько, что привкус появился во рту наблюдателя, и произнесла, поражаясь сама себе: — Следуйте за мной. А то я вижу, ничего путного сегодня не выйдет, а ваш день закончится страшнее, чем вы можете представить… Он приготовился аппарировать, но девушка вдруг пошла пешком. Легкой походкой, маня его губительным болотным огоньком, она продвигалась вперед, повернула несколько раз, а он окончательно потерялся. Теперь не было почти никакой возможности вернуться обратно, вынырнуть из этой губительной топи. Ведь у маггла не спросишь, как пройти в Дырявый котел. Они попросту не видят этого заведения. Люциус успел устать физически. В сочетании с упадком душевных сил и каким-то странным недугом, пригибающим тело к земле, он понимал, что скоро уснет стоя, как боевой конь, которого наконец оставили в покое. А стоило еще разобраться, кто же явился спасительной веревочкой для утопающего. Ведьма открыла ключами дверь, ведущую в маленький двухэтажный особнячок, заперла вновь, не применяя магии, и направилась на второй этаж. На лестничной площадке стояла скамеечка и внушительный фикус. Девушка открыла очередные двери. И оказалась наедине с сомнительным гостем внутри своей маленькой крепости, на втором этаже викторианского особнячка. Помещение казалось крошечным, но достаточно уютным. Чистота царила такая, что хотелось разуться и ощутить прохладу пола босыми ногами. А еще содрать с себя эти тряпки по возможности. Как же мало они сочетались с жизнью вокруг. Внезапно он опротивел сам себе. Хозяйка провела гостя на кухню, усадила за круглый стол, стоящий по середине, и ушла. На окне бурно кустились пряные травы, наполняя помещение ароматом чабреца и шалфея. Кухонные шкафы были выполнены под старину, но в них проступал кричащий новодел, чересчур вычурно для по-настоящему старых кухонь. — Вы голодны? Хотите чай? А, впрочем, как еще коротать этот вечер, раз есть хочу я? — она задалась риторическим вопросом. А он задался другим вопросом: что сегодня с юмором у Судьбы? Такого искрометного пассажа нарочно не придумаешь! Когда девушка появилась на кухне вновь, он прекрасно узнал ее. Копна рыжевато-коричневых, непослушных волос колыхалась вокруг лица. Очки исчезли. В просторной трикотажной кофте и домашних штанах в клеточку он ее, разумеется, раньше не видел. Но этот непринужденный костюм настолько гармонировал с ее личностью. Сомнений не осталось… — Мисс Грейнджер?! Вы выступали на суде! — А вы до сих пор не узнали меня? — она хмыкнула, развернула упаковочную бумагу и достала ветчину, сыр и хлеб. — Как раз на заседании вы выглядели, как сейчас, а при встрече совсем иначе, — протянул он капризно. — Что поделаешь, потом у меня был уморительно нудный день в Министерстве. Я отправилась на работу и до ночи исправляла отчеты всего отдела. Иногда я думаю, что эта вечная домашняя работа над ошибками дана мне в насмешку. — Послушайте, — прервал он бесцеремонно, — я знаю, что вам не совсем, скажем так, приятно. И вы не обязаны любезничать со мной. Поздно, у нас был длинный день, полный забот. Напоите меня чаем и предоставьте ночлег. Развлекать разговорами совершенно не обязательно. А я расплачусь. Я даже придумал как. Вот эти запонки, видите? — он вытянул руки перед собой, будто подставляя под кандалы. — На что-то же должен сгодиться мой неуместный наряд… Я вижу, что они не серебряные, не тот блеск. Это — белое золото. Я гарантирую - вы получите их. Идет? — И снова выгодная сделка? Я не назначала цену. А сколько таких запонок вам стоил выход из-под стражи? Мне хватит разговора. Поддержите непринужденную беседу. Заодно выясним, что пошло не так. Вид у вас был, как у человека, потерявшегося в трех соснах. Девушка умолкла и принялась хозяйничать. Уютное чувство вдруг стеснило давно позабытый орган в груди. Да так, что дышать стало трудно, будто от ворочающегося шершавого камня. В памяти всплыло, как мать в детстве заговорщицки звала его на кухню и собирала такие вот бутерброды собственными руками, а не просила у эльфов холодно: «Сандвичи и кофе в Малую зеленую гостиную…» Люциус с особенным удовольствием, обжигаясь, глотнул только что заваренный крепкий чай хорошего сорта. Отломил кусочек хлеба, раскрошил его, снял ломтик ветчины и съел сам по себе. Хотелось не церемониться, а развести особенное свинство. Чтобы ощутить себя как можно более живым. Она наблюдала с любопытством, не испытывая страха. Она слышала вердикт суда и не думала при этом, что он может задушить ее голыми руками. Сомкнуть пальцы на золотистой тонкой шее, ощущая пульсацию и тепло, и совсем немного сжать, почти ласково, глядя, как потухнут озорные звездочки в глазах. Или, нет, так… Отклонить голову чуть в сторону и резко повернуть, слушая тихий щелчок сломанных позвонков. И в этот момент припасть к ее плотным, влажным губкам, выпивая последние капли жизни. Он потянулся через стол и замер, ощутив тепло ее кожи у самой ладони. Только это была не шея, а щека. Ведьма покраснела. — Это стоило мне очень много кружков из презренного металла, — протянул он вальяжно, отдергивая руку, как от огня. — Если бы я знал, чем это обернется! Лучше бы я умер! Хотя, как знать, теперь я точно мертвее мертвого. Сдается мне, что я не просто не могу пользоваться магией. Я… Доброй ночи, — отрезал он. — Проводите меня туда, где я смогу поспать… Гермиона не возражала. Ее не мало взволновали и хищный блеск глаз гостя, и его странный жест. И все это, если не удивляться самому стечению обстоятельств. Она оставила Люциуса в гостиной на диване. Отправилась за комплектом постельного белья, а вернувшись, нашла его спящего одетым, лицом к спинке, прикрывшего руками голову, как бы ожидающего удара. Из всех приготовлений к ночи он успел лишь заплести тугую косичку, открывая седьмой шейный позвонок, торчащий из твердого ворота, украшенного кружевами. Она подумала накинуть плед, но не стала, оставив стопку белья рядом на стуле. Люциус проснулся ночью от жажды и естественных потребностей организма, от которых при любом плачевном состоянии не отмахнешься. Следовало найти туалет. Но его привлекли звуки из соседней комнаты. Бросив взгляд на крахмаленные простыни, он двинулся на звуки в полной темноте, по дороге натыкаясь на мебель. В комнате было темно. Она разметалась по кровати. Отбросила одеяло. В свете уличного фонаря серебрились стройные ноги, изломанные в странной, кукольной позе. Треугольник простых трикотажных трусиков прикрывал ее надежно, как щит, препятствуя игре воображения. Она спала в футболке с рукавами. Оценить все прелести девушки не представлялось возможным, но лицо ее как раз показалось пикантным, с изюминкой, совсем не типу штампованной красоты Ведьмополитена. — Не надо! Нет! — она застонала. Личико исказила гримаса боли. Прервать плохой сон было в его силах. Люциус примерился, к чему бы прикоснуться безнаказанно, и взял хозяйку за руку, чуть сильнее сжимая тонкую кисть. Она и не подумала просыпаться. Однако, произошло нечто страшное и странное. Ее выгнуло, как в эпилептическом припадке, а Люциус почувствовал такую боль в руке, метнувшуюся к груди и по шее - в голову, что череп готов был лопнуть. Его стошнило под ноги, а сознание ушло. Но вернулось с такой скоростью, что рухнуть он не успел. Из носа ни в чем не виноватой волшебницы стекали две жирные струйки крови. Она открыла глаза, полные непонимания и боли, и крикнула: — Что ты сделал со мной, негодяй?!