Неудобно спать на потолке

— Почему это я что-то сделал? Мне показалось, что это вы что-то сделали! — Люциус капризничал справедливо. — У вас кровь носом пошла, у меня, посмотрите, весь ужин на полу… — Велика беда… Зачем вы полезли? Мало ли какими охранными чарами я себя окружаю в такой компании! — полыхала Гермиона, размазывая кровь под носом тыльной стороной кисти. — Лучше бы вы принимали Сон без сновидений! — парировал Малфой. — От кого это вы так отбивались? — Да уж не от вас! Вы только в детей Авадами кидаться можете! Чувствовала она себя при этом престранно. Как будто это были не ее воспоминания, вполне реальные и четкие, а чьи-то пересказанные байки. И вся гротескность ситуации напрягала: Люциус Малфой, лишенный магии, в ее спальне, а она битых десять минут не может прикрыть ноги одеялом - не пляж ведь. А впечатление такое, как от очередного приключения, то есть в меру волнительное и чуточку радостное. Но она отмахнулась, как человек рациональный, и продолжила выяснять отношения до победного конца. — О чем вы? Это голословное оскорбление! — немного испугался Малфой. — Я о том моменте, когда Гарри показал вам, чей носок вы отдали Добби… — Я плохо помню, чтобы ручаться, но целился я в домовика. Вам не понять. Домовые эльфы — собственность хозяина. Принять смерть от рук хозяина, когда они становятся немощны и бесполезны, — особая честь для них. А Добби сошел с ума… — Я плохо понимаю домовых эльфов, — созналась Гермиона с грустью, — поэтому пыталась дать им чуточку свободы. Но мы пререкаемся без дела. Что бы сейчас ни произошло, а убраться надо. Она достала из-под подушки волшебную палочку, взмахнула и произнесла четко и привычно: «Тергео». И ровным счетом ничего не произошло. — Тергео — Тергео — Тергео!  — твердила она, распаляясь. Гермиона свесилась с кровати и почти тыкала кончиком палочки в бяку у ног Малфоя. — Попробуйте что-нибудь попроще. Акцио — например… — Я владею Протеевыми чарами, — зашипела она в ответ, сдувая прядь волос с носа. Гермиона молча прицелилась, пытаясь воспроизвести невербальное Акцио. Кричать заклинания, которые не работают, было унизительно. Да и перед кем… — Не сомневаюсь в этом. Сын чуть плешь мне не проел вашими успехами. Как будто я могу запретить кому-либо быть умным. Я мог лишь повлиять на общественное мнение и то не особо стремился к этому. — Скажите, — она села, скрестив ноги по-турецки, — что, по-вашему, произошло? Вы ведь неглупый человек - выводы сделать наверняка успели. — Благодарю за комплимент! Будь по-вашему… Но я не ручаюсь, что вам понравится мой вывод. Похоже, я страдаю проклятием царя Мидаса. Только раньше оно, как и положено, превращало все, к чему я прикасаюсь, в золото, а теперь - отнимает магию. Гермиона несколько секунд рассматривала человека перед собой. Малфой выглядел все еще осунувшимся, хотя недолгий сон все же пошел ему на пользу. И прическа эта его открывала совсем не старое лицо. Она догадывалась, что до суда его содержали под стражей в Азкабане. И как бы хорошо ни кормили и держали в относительном спокойствии (как покойника в гробу), атмосфера в волшебных застенках была такова, что кусок в горло не лез. Вес господин Малфой прилично сбросил. Собственная одежда висела на нем, как мешок. Гермиона всегда представляла его более полнокровным, пусть и не румяным. Но этот новый Люциус, худой, как гончая, разговорчивый не в меру, да еще и шутящий через слово, мог бы казаться самим собой, но многолетней давности. Гермиона смутно представляла, каким бы он мог быть лет в тридцать. Метаморфоза с его омоложением немного напугала девушку. Даже немного сильнее, чем внезапная потеря магии. Возможно, какой-нибудь восстановительный курс в Мунго или одно отменяющее заклятие в Отделе тайн - и все встанет на свои места. А Люциус Малфой — тот еще банный лист. Пристанет и окажешься должен ему по гроб жизни неизвестно что… — Нет! Ну нет! Только не это! — запричитала она вновь. Люциус проследил направление ее взгляда и понял, что она посмотрела на часы. Вот они были настоящими властителями тел и душ. Дьявольская машина! Часы показывали шесть с четвертью. — Проклятие! Нет никакого смысла ложиться. Через два часа на работу. У вас никогда не было чувства, что работа ваша бессмысленна, что вы бы с удовольствием укатили изучать жизнь крачек куда-нибудь в Норвегию, а еще лучше - на Мыс Доброй Надежды?.. Хотя откуда вам знать! Она откинулась на подушки, сведя колени и мечтательно глядя в потолок. Представляя себе, наверное, очередной отпуск вдали от надоевшей работы. — Нет, знаете ли… Мне как раз нравился мой образ жизни. А если вы думаете, что я прокисал в праздности, то глубоко ошибаетесь. Малфои вам не рантье. Деньги делают деньги только тогда, когда человек управляет их движением. А это значит - постоянно держать руку на пульсе экономики. — Вы встали? — внезапно сменила она тему. — Надо приготовить завтрак. Пошарьте в холодильнике, пока я включу накопительный бак. Надо нагреть воду и искупаться. Не думаю, что вы чувствуете себя чистым. — Не особо… Но я не хочу есть! — Люциус прислушался к молчаливому животу. — Не хотите есть сейчас? Где же вы найдете еду потом? Сколько вам дали подъемных? — она била точно в цель, болезненно и наверняка. — У меня есть деньги! — вспылил Малфой. — Но я не могу до них добраться… Нужна палочка. — Здорово! — ответила Гемиона, будто не слушая сказанное. — Да и я позабыла, что за вами надо подчищать. Как всегда, нагадил - и в кусты! — Что вы себе позволяете?! — глаза застило кровавой пеленой злости. Не даром накануне так хотелось свернуть ей шею. Но тогда он отдавал себе отчет, что девчонка всколыхнула не к месту влечение низшего порядка. Он не хотел бы использовать ее, как отхожее место. Надо было отдать долг ее смелости и бескорыстию, а беспардонные оскорбления следовало пресекать, раз родители не научили. И Люциус, не церемонясь, за волосы стянул молчаливо сопротивляющуюся изо всех сил девчонку с кровати. Он перехватил ее за голову, сжимая с силой и подтянул к самому лицу, заставляя встать на цыпочки. — Скажите, ну же… Так, как только вы умеете, со всем презрением, — шипела она, как злая гусыня. — Зачем вы меня спровоцировали? — Малфой чуть ослабил хватку. — Я уверен, что вы можете вести себя, как леди! Вам не чуждо благородство и чувство справедливости развито. Так зачем же портить хорошее впечатление? — Не знаю, — она болезненно зажмурилась. — По привычке. Простите. — Дайте тряпку, только не заставляйте стирать ее после уборки. Ругаться мы можем вечно, а лужа сама себя не уберет, — он слышал сам себя словно со стороны, так это было непривычно - не то что делать, даже говорить вслух. Гермиона накинула в ванной халат, посмотрела в зеркало, с особым пристрастием разглядела поры на носу, попыталась содрать с губы назойливую корочку и накусала ее в итоге до ранки. Собственные действия вызвали приступ гнева. Сердиться надо было начинать со вчерашнего дня. Но героиня войны слишком четко понимала, что делает. Во-первых: ей было скучно. Выступление на орнитологическую тему не даром возникло из недр сознания. Она, после нескольких месяцев усилий найти хоть каплю радости в работе, во взрослой жизни в целом, разочаровалась, как старуха, переосмысливающая жизнь. Был бы рядом Рон… Но что-то пошло не так. Оказывается, чувства, возникшие на почве постоянного стресса, тают, как снег под апрельским солнцем, как только забрезжит перспектива покоя и в тоже время будоражащего разнообразия. Они слишком долго запирали себя в узком мирке трех друзей, связанных великим делом. А теперь их ждали свобода и целый мир. Во-вторых: затея с родителями потерпела полный крах. Гермиона услышала неутешительный вердикт от специалистов, посетивших чету Грейнджер в Австралии — заклинание, примененное в том эмоциональном состоянии, абсолютно необратимо. Первое время работа помогала держаться на плаву. Гермиона завела жесткий распорядок дня. Попробовала вновь, через силу, питаться регулярно. Первым вернулось самообладание, вторым — чувство голода. Третьим шагом к возрождению из руин послужило желание новых впечатлений. Но она пока не придумала, как его воплотить. Немного развеяла тоску покупка квартиры, на которую ушли деньги от продажи родительского дома и выписанная сгоряча Министерством премия за особые заслуги перед магическим сообществом. А оказавшись финансово на абсолютном нуле, она вынуждена была привязаться к работе, которую дали. И тому радоваться, что не в цветочной лавке торгует. Гермиона вернулась в спальню и нашла «героя» в весьма затруднительном положении. Он присел на корточки и со страдальческим выражением лица примерялся к отвратительному делу. Однако столь несвойственную инициативу следовало поощрить. — Как же вы с флобер-червями расправлялись? — буркнула она с высоты роста. Гермиона сноровисто убралась и пригласила гостя на кухню. Там благодарный Малфой расстарался, нарезая ветчину для завтрака. А намазать тосты маслом оказалось не такой уж великой наукой. — Так расскажите, почему я нашла вас на выходе в маггловский Лондон? Судя по вашей сговорчивости, никуда вы не шли, — она не собиралась церемониться, удовлетворяя любопытство. Но болезненная гримаса беспомощности, словно его заковали в сплошной гипс по шею, пошатнула ее решимость. Гермиона с удивлением подумала, что пока ее совершенно не страшит потеря магии. В конце концов, канцелярская работа не требовала размахивания палочкой, которая у нее, к слову, сохранилась. — Эта вечная гриффиндорская привычка — выворачивать душу на изнанку. Зачем вам? — в его тоне не было враждебности, только усталость. — Потому что я хочу вам помочь, но не знаю как. Единственное, что я смогу для вас сделать, так это купить билет на поезд, который максимально приблизит вас к дому. Я не знаю, что ждет вас там. И не могу предложить выхода из положения. Начнете выращивать в саду репу, а в курятнике - кур, вместо павлинов. — Дело в том, что обстоятельства последних дней привели нас в тупик, заставляя действовать непривычным образом. Я развелся… И все обязательства Нарциссы передо мной оказались на уровне простых человеческих, не скрепленных более никакими узами. Ей надо немного времени, чтобы перестать поучать меня за все неверные шаги, приведшие туда, где теперь мы. Урожденные Блеки обладают невероятно мстительным характером, — закончил он ровно. Но буря эмоций и напряжение, так и рвущееся из-за плотной маски безразличия, говорили сами за себя. Лишь многолетняя привычка и характерное воспитание не позволили ему стучать по столу кулаками и плеваться в нужный момент, перемежая речь бранью. — Знаете, — она подбирала слова, — вам удивительно идет гнев. Он, разумеется, не импонирует мне - мне попросту страшно. Но тогда я вижу в вас жизнь, а не маску! — Когда вы перестанете оскорблять меня, я перестану гневаться, — завел он заезженную пластинку. — А мое настоящее лицо, как ни странно, поможет сложить обо мне иное впечатление. — В таком случае я предлагаю вам остаться в моем доме до моего возвращения. А вечером мы, не глядя на истинное лицо, прогуляемся к вокзалу и купим билеты. Вы забудете сотрудничество с бывшим врагом, как страшный сон. Начнете строить свою жизнь заново. Это совсем не сложно. Магглы управляются со всем на свете без магии. Возможно, путешествия ваши станут длиннее. Каким образом вы начнете зарабатывать деньги, я тоже не знаю. Но у меня к вам… — она захлебнулась воздухом, да и словами заодно, — ничего нет! Ни сочувствия, ни сожаления, ни интереса… Я не хочу видеть, в кого вы превратитесь. — Приятного дня… Губы Малфоя, на которых она сосредоточилась во время разговора, не давали ей покоя. Они нервно дрогнули, существуя будто отдельно от бесстрастного лица, и зазмеились в дьявольской улыбке. Как можно было сочетать в простом сложении губ, движении мимических мышц, натренированных похлеще, чем у иного спортсмена вестибулярный аппарат, столько презрения, превосходства, ярости, злобы и одновременно такой мужественный вызов… Этот мужчина нюхом чуял бушующие гормоны и знал, как усмирить их одним взглядом. Молодого, ершащегося самца он осадил бы. А женщину, пробующую так неумело и неуместно свои силы, обольщающую не лаской, а прямым вызовом, он одарил ответным. Выбрасывая немое предложение, словно козырного туза. Гермиона понимала, что он издевается над ней. И его пожелание «приятного дня» может обернуться перспективой мук адовых! Она хотела крикнуть, чтобы немедленно убирался и катился ко всем чертям в пекло. Но наживка вошла в самую глотку, закогтилась прочно, не давая сглотнуть. Что?.. Что она должна была сейчас сделать?! Гермиона трепетала, впервые принимая подобный вызов от взрослого мужчины. — Какой реакции вы от меня ждете? — собственный язык казался похожим на желе. — От вас я закономерно ждал наводящего вопроса. Вы слишком недавно и чересчур усердно учились в школе. А ведь спрашиваю здесь все еще я. Вы от меня что-то хотите? Вам что-то надо от меня! Иначе вы бы поступали диаметрально противоположным образом. Назначьте свою цену за участие в моей судьбе. Это совсем не сложно. Все продается и покупается… Видите, в маггловском мире мне будет совсем не сложно… — Я не знаю! — она крикнула, не вполне уверенная, что заглушающие чары еще работают. — В ситуации опасности я сработала привычно. А потом мне захотелось… Развеяться… Авантюры, пощекотать нервы… — она уставилась на пол. — Все не навоюешься… Стоял он всего в шаге, отпуская внутренние вожжи мучительно медленно. Ему понравилась обнажившаяся в момент надлома картинка. Подобный якорь, а тем более прирученный, являлся залогом успеха в новом бытии. Раз старые вдруг оторвались все до единого. Малфой наклонился, проводя кончиками пальцев по мочке ее уха и прошептал: — Не надо бояться! Не надо бояться себя… Давай вместе найдем ответ на эти странные вопросы. Он еще чуть переместился и коснулся своей щекой ее нежной щеки, слыша неконтролируемый судорожный вздох. Девчонка развернулась на маленьких каблучках офисных туфелек и пулей вылетела, прогромыхав напоследок ключами в двери. Но он не почувствовал себя в очередной раз в тюрьме. По венам, впервые со вчерашнего дня, разливалось чувство защищенности. Он занял-таки свою диспозицию в штурме этой пока еще неприступной крепости! Лорд Малфой улыбнулся совсем иначе - как Чеширский кот. И поверьте, не многие были удостоены чести видеть эту улыбку…