***
Между тем и Люциус не сидел на месте… Почувствовав усталость и тяжесть, которая теперь преследовала его неотступно, он прилег на пару часов с закрытыми глазами. Но сны снились такие, что бодрствовать выходило предпочтительней. Прежде всего он совершил обход квартирки, полюбовался видом из окна на одинаковые домики исторической части Лондона, на разведенную в горшках и кашпо развеселую зелень и немногочисленные деревья, немедленно испытав ностальгию по тому могучему столетнему лесу, что встречал его по утрам, когда он подходил к окну лениво потянуться и ощутить каждую мышцу. С любопытством он прошелся по кухне. Огонь зажигать не рискнул, но нашел ножи, столовые приборы и посуду. Ревизия холодильника показала, что юная волшебница живет одиноко. Тяжеловесных блюд, способных удовлетворить голод здорового мужчины, не было. И вообще, ела ли она дома? Набор ограничивался продуктами для сандвичей. На блюдечке сиротами лежали половина яблока и пять увядших клубник — остаток от попытки побаловать себя. В ванной не было ничего непонятного. Кнопок кранов и рычагов не больше, чем дома. Покрутив их, он настроил горячую воду через душевую лейку и с удовольствием вымылся, ощущая наконец какое-то подобие свежести. А шампунь с яркой яблочной отдушкой и вовсе поднял настроение. Обернувшись бессовестно девичьим розовым полотенцем, он со смехом представил себе, как хозяйка застает его в таком виде… Только что она могла с ним сделать? Посмеялись бы вместе… Это буквально пару дней назад быть ему превращенным в какую-нибудь тварь. Удивительным образом равное положение волшебников, лишенных магии, сказывалось скорее положительно. Раньше они не удержались бы помериться магическими силами. Мелкая, на удивление, проявила снисходительность, выдержав все оскорбления в тот судьбоносный вечер. Сегодня, правда, общение сложилось не лучшим образом. Но он, в свою очередь, не смог причинить ей настоящую физическую боль. Надежда на скорый компромисс так и витала в воздухе. Люциус занялся помпезным костюмом. Рубашка с рукавами свободного кроя на манжетах и смехотворные штанишки по колено, к которым полагались белоснежные чулки, могли сойти за богемный стиль. А жилет и камзол — только театру подарить. Прежде чем одеться, он придирчиво разглядел себя в зеркале. Шутка ли дело — не видеть собственное отражение несколько месяцев! Темные круги под глазами почти прошли, но сам рельеф лица — запавшие щеки, вряд ли вызывали нечто большее, чем снисхождение. Он не помнил себя таким и знать не хотел. Тело тоже походило на мощи сухопарого эфиопского шамана, который перед обрядом густо измазался известью, а питался всю жизнь исключительно дымом от костра. Грудь больше не казалась такой мощной, но мышцы, лишенные жировой прослойки, особенно на животе, проступали отчетливей. А от природы большой член выглядел на фоне всего еще внушительней. Но в целом свой вид ему не понравился… Малфой хмыкнул, вспоминая, как мало заинтересовала его полуголая девица. Должно быть, всем этим «великолепием» уже и не воспользуешься. На всякий случай он представил себе обнаженную и привычную, как иная статуя в саду, Нарциссу. И в этом случае ничего не дрогнуло. Он не вспомнил бы, когда по-настоящему изменял жене. Нет, какие-то женщины, совсем недавно бывали под ним. Но это была скорее механика процесса, а не желание расслабиться. Самого элемента желания как раз не присутствовало. Поэтому Люциус предпочел прикрыться, чем Бог послал. Он глянул без сожаления на остатки помпезного тряпья и вспомнил, какую еще выгоду можно из него извлечь. Минута - и два десятка золотых пуговиц возлежали горсткой скорлупок былого благосотояния. Зато он ничего не оставался должен навязчивой благодетельнице. Стоило только найти добросовестного скупщика. В пределах Косой аллеи, да и Лютного он назвал бы таких людей. Вполне надежных. Но червячок сомнения вдруг коснулся корня языка, заставляя судорожно сглотнуть. Девчонка ведь тоже не могла попасть в магический мир! Немедленно услужливая фантазия нарисовала тоненькую фигурку, слоняющуюся без дела по большому городу. Такую одинокую в этом злом мире… И наверняка достаточно упрямую, чтобы не вернуться до самого вечера. Он не вдавался в подробности жизни офисных работников, но те, кажется, уходили с работы поздно. Отогнав странные, новые мысли, он решил, что девица ведь была одногодкой его сына. Невозможно перестать заботиться о собственном, даже очень взрослом отпрыске. Два чувства наложились. И так не кстати всплыло видение ее абсолютно естественного поведения в постели по утру. Она будто не испытывала стеснения. Не будь он так поглощен собой, не случись этого досадного недоразумения с магией, стоило бы обратить внимание на ведьму. Надо было попробовать, каково на ощупь это гладкое бедро! В паху заныло. И Малфой с удовольствием заключил, что все-таки смог бы с мальчишеским натиском покорить ее, сломить сопротивление и взять к обоюдному удовольствию. Он не чувствовал себя старым. Умирать не хотелось. Гнилостное крыло смерти коснулось его, но не заразило тленом. Он успел истерзать себя мыслями, что все грехи возможно искупить. Что таких, которые достойны смертельной кары, не существует вовсе. Желание жить сыграло с ним злую шутку или преподнесло урок. Вот и следовало просто жить. Стараясь отогнать отчаяние и дурные мысли, возродить былой оптимизм и воззвать к неистребимой жизнеспособности рода Малфой, танцевавшего на многих могилах, он еще и еще раз прошелся по кругу. Ему столько надо было узнать о новой жизни. Начиная с того, сколько она стоит, а заканчивая, какими непривычными для чистокровного мага элементами наполнена. К примеру, назначение ящика с одной темной стеклянной стенкой не давало покоя. Если он и слышал про телевизор, то считал ниже своего достоинства поинтересоваться. Газ, горящий в плите, вызывал больше вопросов, чем свет… Он достал колдографии и маггловские фото. Плюнул в сердцах и убрал обратно. А кого он ожидал увидеть? Его и собственные приятели не порадовали бы. Истиной дружбы он не водил сам, предпочитая не откликаться на подобные предложения. Ведь человеку, втершемуся в доверие, легче сохранять камень за пазухой. А в наличии дежурных булыжников лорд Малфой ни минуты не сомневался. По привычке питаться крайне мало, он поборол легкий голод. Заняться было нечем. И Люциус обратил свое внимание на универсальный способ скоротать время — книги. У мисс Грейнджер они водились. Библиотека была сортирована с любовью и толком. Беда в том, что большинство магических книг оказалось читанными. И он выбрал классику маггловской литературы - кое-что из произведений простецов читать приходилось. Малфой углубился в перипетии "Грозового перевала" , далекого по содержанию от собственного жизненного опыта. Время до вечера прошло незаметно. Стемнело. Люциус зажег три огарка свечей в простом подсвечнике. Так показалось милей. Атмосфера уюта воцарилась в апартаментах Грейнджер. Но сама она была способна нарушить ход бытия. Ключ лязгнул в замке… Гермиона переступила собственный порог с желанием выставить палочку в оборонительную позицию. Но вид Люциуса с подсвечником в руках привел ее к полному душевному разладу. Он выглядел мило, старомодно и вызывающе. Гермиона уже секунд тридцать не могла оторвать глаз от его босых ступней. Она вряд ли смогла бы объяснить природу своих мыслей. Но ноги у Малфоя были красивыми, а руки выглядели надежными и сильными. А голова — дурной и все еще усталой. Она заметила, что волосы он вымыл. Их удивительная фактура смотрелась слегка спутанной. — Как прошел ваш день? — она захватила инициативу, справедливо считая, что проигрывать здесь нельзя. — Не сказать, чтобы плодотворно… — Люциус чуть кивнул и принял пакет из ее рук. — Вы готовы ехать домой? Билет в сидячий вагон стоит несущественно мало. Я не обеднею. — Собираетесь отметить удачное избавление от хлопот? — он обнаружил привычные очертания винной бутылки. — На самом деле — нет… Я хочу поговорить кое о чем… — она запнулась, поразившись формулировке. Только что говорить ей совершенно не хотелось. Для того, чтобы заговорить, казалось, нужен напиток покрепче вина. И снова она парадоксальным образом не боялась этого мужчину. — Поверьте, я не смогу передать кому следует, что вас срочно надо выводить из депрессии. А то следующим шагом, ради развлечения, вы возродите Темного Лорда! А что? Вот это была жизнь! — съерничал он. — Да, была! — отвечала малявка с вызовом. — А мы по утру, помнится, перешли к более непринужденному общению. И ты обещал помочь мне разобраться с насекомыми в моей голове! — Идем, — он вновь взял ее за руку, совсем по-хозяйски. Странная пара очутилась на кухне и несколько минут готовилась к ужину. К пущему удивлению Грейнджер, Малфой вновь не пренебрег помощью. Он не только открыл вино, но и участвовал в нарезке продуктов. Гермиона совершенно не боялась крупного ножа в его руках. Люциус, чуть морщась, разлил вино по бокалам и присел, уставившись беззастенчиво. — Что? — она улыбнулась с издевкой. — Все в порядке. Стоит начать привыкать к нищенскому положению и тому, что это теперь будет называться вином. Страшно вообразить, что же тогда зовется виски! — Как раз не стоит так убиваться. Я не смогу вернуть тебе способность колдовать, но палочку — как ключ к хранилищам Гринготтса, где остались твои по праву деньги, я ненадолго раздобуду. Она видела, что Малфой тянется к ней. Видела, как исчезает кисть ее правой руки, сжатая в его мощной ладони. У него были совсем не аристократические руки. Этими руками можно было драться, ковать, копать землю. Годились они, конечно, и для подсчета денег. Но особенно убедительны оказывались в завоевании женского внимания. Гермиона готова была смотреть на них долго, почти вечно… Он поднес ее ладонь к лицу и прикоснулся губами к запястью, чуть выше основания большого пальца. Тут Гермиона вспомнила, что как раз около этого места лежит начало постыдного рубца, все еще четко складывающегося в слово "грязнокровка". Она слегка заерзала на месте. Люциус нехотя отпустил ее руку. — Начнем отсюда… Иногда сама судьба, злой рок, высшие силы, называй, как хочешь, оставляют нам такие напоминания. Можешь расшифровывать их, как угодно. Мне кажется, что это — последнее предупреждение не высовываться. — А у тебя? — она впервые разглядывала метку вблизи. — А у меня — напоминание, что за любым выбором стоят последствия. — Значит, ты считаешь, что все зря? — они не настолько много выпили, а рассуждения уже напоминали бред. — Я объясню. Ты — весьма благоразумная девочка… Но дети внушаемы. Все время эта война шла между чистокровными магами и... чистокровными магами, стоящими за спинами у полукровок, обладающих безумным талантом и масштабом мышления. Однако, манипуляторская миссия дала трещину. И мы сами легли между жерновов. Это печально осознавать. Как и то, что в магию иногда влипают, как ни в чем не повинные пчелы, чудесные девушки из среды "немагов". Между прочим: термин "чистая кровь" относится больше к верховым лошадям и охотничьим породам собак. При желании можно оскорбиться! Люциус выпил залпом целый бокал никуда не годного спиртного. Всего хорошего, что в нем присутствовало, так это алкоголь. Голова приятно закружилась. Он мог выпить и больше, но воющая пустота в желудке, которую пирог, принесенный хозяйкой, не заполнил, напоминала, что следует быть осторожней. Он только встал на зыбкий путь поисков точек соприкосновения, взаимного интереса и прощения. Одно неловкое слово могло разрушить равновесие, держащееся ни на чем. А между тем, целеустремленная барышня и впрямь устроит то, что пообещала, сгоряча. Вся ее карьера до этого дня говорила об этом. — Хочешь спать? Глаза у ведьмы, которая попыталась догнать, а то и перегнать взрослого мужчину, ползли в разные стороны. Гермиона поднялась, пошатнулась, но не дала себя поймать. Держась рукой за стену, она прошла в гостиную и застелила диван приготовленным бельем. Отправилась в ванную, но не мыться. В руках у девчонки оказалась приличная щетка. Люциус так любил ухаживать за волосами, настолько привык, что его гордость требует особого отношения, что готов был стучать, как кролик, задней лапой. Она пошатнулась, плюхнулась в изголовье. Малфой осторожно присел рядом. Со вздохом она потянула его голову на колени, заставляя прилечь. В тишине мисс Грейнджер расчесывала волосы врага, чувствуя, что сейчас именно он становится единственным другом. Ее движения становились все менее уверенными. Дыхание - все более редким. Малфой, предающийся размышлениям вперемешку с получаемым удовольствием, понял, что героиня дня спит. Расческа упала на пол. А бывший Пожиратель, магглоненавистник, не переносящий грязнокровок на понюх, поднял ее, почти невесомую, и отнес в спальню. Ощущая странный прилив… нежности…Сцена четвертая - авантюра
10 июня 2019 г. в 09:54
Выскочив на лестничную площадку так, что чуть кубарем не пошла, Гермиона почувствовала себя укротителем, успевшим удачно выйти из клетки со львом. Но это не значило, что по возвращению она найдет настоящего аристократа от волшебства в прекрасном настроении. Безусловно, ему необходимо больше, чем одна ночь, чтобы освоиться с отсутствием палочки и магии как таковой.
Пребывая в думах, она двигалась автоматически, обращая внимание разве что на дороги, которые переходила. Пока не уперлась в зданьице, стоящее белым днем в какой-то противоестественной тени. На первом этаже его вместо кабака находилась с заколоченными крест-накрест окнами обувная мастерская. Буквы названия стерлись, а на том месте, где болтался на скрипучих петлях котел, висел внушительный башмак, облезший, как и все прочее. Стоять и пялиться на закрытую сто лет назад мастерскую выглядело не менее шокирующим, чем начни она в нее ломиться. А, между тем, перед ней висел настоящий, искусно сработанный морок.
Мисс Грейнджер наполовину достала из сумочки палочку и сжала до боли ее рукоять. Частица волшебства в ней существовала без всяких непутевых магов. Оглянувшись пару раз, на всякий случай, она смело шагнула вперед и нырнула в доски, как в нарисованный театральный задник.
По утрам в "Дырявом котле" бывало людно. Старый бармен, похожий на упыря больше, нежели на человека, раздавал кофе. Жест доброй воли позже оседал в его кармане сиклями за кружечку эля с закуской. Некоторые пили кофе на ходу. Другие игнорировали, как Гермиона и делала обычно. Но сегодня она затормозила свой бег и присела за стойку, кидая десять кнатов за пару маршмелоу.
— Что, мисс Грейнджер, гульнули вчера? Суды — оно дело такое… Дурак потом не переберет! А вы ведь не железная, — он улыбнулся ей всепонимающей улыбкой, в которой желтым блеснули на миг и впрямь какие-то слишком острые зубы.
— Кофеварка сломалась, — соврала она на всякий случай.
На самом деле Гермиона Грейнджер бессовестно караулила, с кем бы под руку преодолеть преграду заколдованной стены. Обычным кавалерийским наскоком об нее только нос расшибешь. Попивая слишком крепкий и горький кофе, который просто необходимо было скрашивать сладостями, она увидела сотрудника из соседнего отдела и весело его окликнула. Мужчина разулыбался. Гермиона оставила напиток и напористо приблизилась к очарованному джентльмену. То есть ей не показалось… Хмурый, как и большинство других людей, он совершенно изменился.
Электрическим разрядом проскочила мысль, что она совсем не пробовала пользоваться своим обаянием. А большинство мужчин воспринимали ведь ее совсем не по-дружески. Немного мешало сближению только амплуа героини прошедшей войны. Но какая женщина-воин не мечтает стать просто любимой женщиной?..
Ничего не подозревающий маг открыл проход, и они окунулись в пестрый и гомонящий мир волшебства, в основном потому, что сосредоточен он был на крошечном пятачке. Все ютились, сталкивались, боролись за место под солнцем. Впервые за долгие годы знакомства с этой необыкновенной частью города она была разочарована. В сознании поселилась устойчивая ассоциация с увядающей индейской резервацией. Гермиона обратилась со следующим, после нескольких дежурных, вопросом к расположенному поболтать сотруднику канцелярии.
— Как вы думаете, конфискованные у пожирателей палочки, да и те, чьи хозяева умерли, куда они потом деваются? Неужели утилизируются?! Ведь это произведение искусства, которое способны создать лишь несколько магов во всем мире!
— Я лично видел опись некоторого количества палочек. Сработана она была стандартно, но тщательно. Значит, их собрали для хранения. Думаю, они создают буфер на тот момент, когда Олливандер отойдет в мир иной. Ведь он все тянет с подбором ученика.
— Не знаю, что и сказать. Мне всегда казалось, что палочек в лавке Олливандера больше, чем достаточно, — отвечала она, думая о своем.
Ну что за натура?! Гермиона занималась самобичеванием, но ничего не могла поделать с собой. Как только ее тонкая, чувствительная душа замечала персону страдающую, ей хотелось применить все наработки, сделанные для сообщества ГАВНЭ. Да и собиралась она всего лишь на время позаимствовать палочку Люциуса. Его положение казалось не просто плачевным. Решением суда его малость убили. Впрочем, вздумай Нарцисса вмешаться, все выглядело бы немного лучше. Только вот откровенные слова Люциуса нарисовали совсем иную картину.
И это героиня войны еще не приступала к самоанализу: каким образом она вообще может думать в подобном ключе (сострадания и участия) об одном из главных врагов. Не она ли входила в зал суда, не сомневаясь в приговоре? "В том-то и дело, - подумала весьма озабоченная происходящим героиня Второй магической, - приговор к отбыванию наказания в Азкабане выглядел бы справедливее, чем то, что произошло!"
А если Малфой начнет отнимать магию направо и налево? Ведь в простом рукопожатии не крылось никакой угрозы. Она вошла в свою уютную комнатку, скрутила волосы пучком на голове, достала из сумочки очки и положила палочку рядом с собой, то и дело посматривая на нее. Будто ожидая, что та, как стрелка компаса, укажет, в какую сторону двигаться.
В течение рабочего дня, в основном во время весьма плодотворного ланча, она навела справки, куда следует направиться в поисках конфиската. Как и ожидалось, палочки хранил Аврорат. Дело становилось проще и одновременно сложнее. Гарри поступил в школу авроров, закончил ее в рекордные сроки и двигался теперь по служебной лестнице. Пока он управлял лишь несколькими новичками, которые его откровенно побаивались и глядели в рот. Но ему придется объяснить, чего она хочет. А так как Гермиона не вполне определилась со своими желаниями, она оставила себе несколько дней на подумать.
Соседство Малфоя в принципе не доставляло особых хлопот, смотря, конечно, как к нему относиться. При одном воспоминании о подобии поцелуя на прощание ей сделалось дурно. А о попытке применить физическую силу — страшно!
Она вспоминала первые робкие движения в сторону сближения с Роном. Частенько они приводили то к воспоминаниям из детства, то к взаимным упрекам. Рон не собирался прощать ей отступничество с Крамом, а собственный отчаянный загул с Лавандой казался ему справедливым возмездием.
В конце концов, Гермиона согласилась, что физическое проявление чувств, должно было скрасить и укрепить их союз, трещащий по швам. Эффект новизны сочетался с неуклюжестью любовников. Они отчаянно стеснялись друг друга. И, не получив особенного удовольствия, сошлись на том, что Гермиона - холодная, костлявая селедка, а Рон - неотесанный грубиян, не способный позаботиться об удовольствии женщины. К подобному нелестному для обоих заключению они пришли через некоторое время. Не нужно было ждать, чтобы разбежаться с чувством ужасной пустоты внутри и морем вновь приобретенных комплексов.
Она закончила рабочий день, вышла и поняла, что хочет идти, куда глаза глядят, только не домой. Вопросов осталось больше, чем ответов. Поэтому Гермиона, не смотря на поздний вечер, присела в неприметном кафе, предпочтя Косую аллею. Она выпила очередной дежурный кофе с кусочком пирога с ревенем. Взяла пару таких же с собой и совершенно без настроения побрела домой. Ведь ее ожидал далеко не теплый прием, а Малфой, натворивший, возможно, как ребенок, чего неладного и раздраженный одиночеством. Наедине с собой и своими мыслями он мог прийти к каким угодно умозаключениям. Но у нее не было няньки на такой случай.
Немного поразмыслив по дороге на эту тему, она зашла в круглосуточный супермаркет и совершила единственный стратегический шаг, что виделся ей в этой ситуации. Гермиона взяла бутылочку красного вина, совсем недорогого. Ну да это не дегустационный вечер в Малфой-меноре, а жест доброй воли. По ее расчетам, уровень напряжения мог только вырасти.