Неудобно спать на потолке

Гермиона принесла домой первую палочку, ни минуты не сомневаясь в ее бесполезности. Но пока она врала другу, думать никто не запрещал. И ей показалось интересным пофокусничать с чужой палочкой. Возможно, она могла бы повзаимодествовать с отпечатком зла, застывшим навечно на его руке. Или ощутимые вибрации магического предмета смогли бы пробудить ее собственное исчезнувшее магическое начало. Если принимать во внимание, что палочки ищут магов, роднятся с ними и все такое прочее… Она распахнула двери, ожидая увидеть все, что угодно. Но Люциус удивил ее даже особо не стараясь. Он сидел на полу в гостиной, обложив себя листками с разными заметками и расчетами. Волосы заложника обстоятельств были скручены на темечке и заколоты, на пример японки... простым карандашом. Гермиона подошла скорее, чем он успел встать, и бесцеремонно придержала его за плечо. Кое-что в записях, относящееся к арифмантике, она разобрала сразу. Это был простой, но вполне детализированный просчет вероятностей. А остальное, относящееся к формулам и графикам, сбивало с толку. — Колдуешь? — Если так можно выразиться… Почему ты не здороваешься? — спросил он с видом человека озабоченного здоровьем собеседника. — Я нервничаю и беспокоюсь каждый раз, что ты можешь натворить бед! — Большие, чем уже с нами произошли, трудно представить. Даже увечье или иные признаки потери здоровья блекнут на этом фоне. Люциус принялся собирать листки в одном ему ведомом порядке. Гермиона обошла его и встала так, что смогла увидеть легкую тень недовольства на его лице. — Так ты смирился с обстоятельствами, вместо того, чтобы что-нибудь предпринять?! — от досады на свою глупость и сговорчивость она сунула ноготь большого пальца в рот и принялась его с упоением грызть. — Отнюдь. Все, что ты видела — это расчеты. Экономическая практика, применимая в теории и к миру магглов. У дома Малфой есть лишь одни счетоводы — сами Малфои. Она не стала традиционно просить прощения, не чувствуя за собой особой вины. Только достала футляр с палочкой. Люциус уставился на надпись, хмурясь все больше. — Яксли? Зачем? Не вызывает у меня ни капли уважения… — Не сердись, а выслушай. Пока я не могу действовать открыто, но у меня есть план, согласно которому, однажды я возьму твою палочку прямо вместе с тростью, как ты привык, дней через пять. До того мы должны увидеть и изучить нашу реакцию на несколько посторонних палочек. Не с чистого листа, конечно, но палочки остаются собой и не теряют своего магического лица. — Доставай, — Малфой с сомнением пожал плечами. Гермиона и не ожидала мгновенного эффекта. Своя собственная для нее была как чужая. Но на всякий случай извлекла по-настоящему чужую палочку двумя пальцами, словно испачканную в нечистотах. Все, что она ощутила - полированная гладкость дерева, его прохлада. И больше ничего особенного. Люциус пару секунд разглядывал ее, прежде чем взять в руку. Однако слабый интерес и тень азарта скрывать за безразличной миной не стал. Гермиона смотрела скорее не на то, что произойдет или нет, а на его живую мимику. За эти несколько дней она видела Малфоя настолько разным, что весь предыдущий опыт казался наваждением. Он схватил палочку молниеносно, крутанув между пальцами, как виртуозный барабанщик, и совершил хищный фехтовальный выпад, вскочив на ноги из такого неудобного положения, что вызвал бурный восторг у Гермионы, она совершенно по-девчоночьи взвизгнула и громко рассмеялась. — Дама, — он отвесил шутливый поклон, — палочка недурно сбалансирована, из руки не выскакивает. Я вижу в ней боевой потенциал. Гибкости совсем нет, но излишняя твердость - признак потенциальной возможности сконцентрировать больше сил в одном ударе. И да, творить колдовство мне с ней даже не хочется… Гермиона уложила палочку на пол, отошла на два шага, повернулась несколько раз вокруг себя с закрытыми глазами и попробовала сконцентрироваться. Она выставила руки перед собой, не совсем понимая, где и что находится в комнате. Источник света над головой не мог указать направление, она зажмурилась так плотно, что не видела, в какой стороне окно. Палочка не издавала никаких призывных вибраций. Тогда она опустилась на четвереньки и поползла, принюхиваясь, ища, надеясь, что та отзовется слабой озоновой частицей. Эх, как же мало ее беспокоило, что видит перед собой ее гость. А взору Малфоя предстала молоденькая женщина в строгом офисном костюме, которая изображает кошечку, оттопырив призывно ладную попку. Надо было брать ее во что бы то ни стало и без всяких предлогов. Молния на юбке вжикнула, и ее материя запуталась вокруг девичьих ног. — Что ты делаешь? — включила она чревовещателя. — Ты наверняка знаешь… На сей раз Гермиона отчетливо почувствовала прикосновение рук. Она боялась обернуться. И сопротивляться не спешила. Все шло вроде как мирно, потому что очень не хотелось стать жертвой насилия. Она прекрасно понимала, что голодного Малфоя вряд ли что-нибудь остановит, кроме собственной совести. Ко всему допустила ряд таких ошибок в поведении, после которых удивительно, что секса еще не было. Если так посчитать, то она раз пять грубо провоцировала его, прикрываясь положением хозяйки дома. Да и не стоило врать себе - желание она сама испытывала. Да, это было противоестественно, аморально, немного жутко и удивительно, но от того не менее волнительно и желанно… Она еще раз убедилась в пугающей мощи его рук. Несколько раз он провел по ягодицам и бедрам всеми ладонями, будто запоминая рельеф. Страшно хотелось еще более интимных прикосновений. Гермиона заерзала. Но он понял ее суету совершенно иначе. — И все-таки — нет… — промурлыкал он в своей манере, чудовищно растягивая слова. Из его уст замечание звучало, как смертный приговор. Ее «нет» было протестом самой жизни, возражением чему-то естественному, что случается обычно между сильно сблизившимися людьми. Они могли бы обойтись и без интимных отношений. Но оба ощущали притяжение. Гермиона развернулась лицом и откинула юбку вместе с бельем одним движением ноги, заодно заехав основательно так пяткой в грудь успевшему присесть на пол Малфою. — Но я… — Т-ш-ш-ш… Люциус подмял ее под себя в два шага. Но, вопреки ее ожиданиям, для того, чтобы рядом оказались в первую очередь лица. Он шумно втянул воздух, смакуя запах ее волос. Прикоснулся кончиком носа к козелку и вдруг вжался губами в щеку, будто пытаясь прожечь ими дыру. Поцелуи этого холодного человека и впрямь были горячи, оставляя мнимый след, как тавро, на каждом изнывающем участке кожи. Мисс Грейнджер со священным ужасом понимала, что настолько растворяется в этом человеке, насколько женщина вообще может слиться с мужчиной. Он смывал свои грехи, прикасаясь к ней. Она чувствовала каждый след его святотатства, будто жирное дегтярное пятно. Но эта извечная, как мир, борьба двух противоположностей рождала в ней забытый вкус к жизни. Каждая клеточка ее тела стремительно наполнялась соком, заставляя губы и щеки алеть. Изумительный, чувственный отзыв на его ласку был скорее не порождением ловкости умелого любовника, а парадоксом идеальной совместимости интеллектов и тонких душевных сфер вопреки естеству телесному. Ведь где был Малфой, измученный Азкабаном, лишенный магии и чересчур зрелый для мальчишества мужчина, чья совесть была отягощена множеством преступлений и самим складом личности? А где Грейнджер — до противного справедливая, безупречная и надежная мелочь, выбравшая волей случая свою сторону и позицию в жизни? Лишь сейчас ее наконец постиг осознанный выбор, неприглядный и будоражащий, как наркотик. Она не хотела вычеркнуть разом, как отрезают махом подол вышедшего из моды платья, свое прошлое. Более того, ее убеждения оставались при ней. Но они слишком слабо сочетались с происходящим… Малфой развернулся и лег на пол, одним властным жестом увлекая ее за собой. Гермиона видела его в совершенно другом свете: беззащитным, ведомым, желающим, чтобы ее власть поглотила их и подарила обоим чувство ускользающей реальности. Но чтобы она не запуталась и открылась во всей красе, объятия его были тверже рукопожатия «Каменного гостя» (английские аристократы читают русскую классику - прим. Беты). Гермиона видела, как плывут очертания лица, остаются только скульптурно вырезанные губы вокруг провала рта с бесстыдно трепещущим языком. Жадность их первого поцелуя, в котором они бились губами о губы, смешивая дыхания, отталкивая и вновь сплетая языки, порождала поистине вулканическую страсть. Дрожа всем телом, она взгромоздилась сверху и поняла, что ее любовник все еще одет. Провалив попытку сосредоточиться утробным скулежом, примерная ученица Грейнджер сползла и потянула вниз его штаны, по-паучьи цепляясь пальцами, путаясь в мягкости белых завитков у основания мощного члена, безупречного в своей мраморной бледности, увитого венами, еще сильнее увеличивающими его сходство с благородным камнем. Она прижалась к нему щекой. Люциус выгнулся навстречу. Расслабился вновь и принялся собирать ее рассыпавшиеся волосы в кулак. Опыт брал свое, а она чувствовала дискомфорт от прилипших к разгоряченному и потному телу прядей. — У тебя есть предпочтения? — его голос звучал хрипло и манерно одновременно, выдавая с головой уровень возбуждения. — Да! Быстро! — выпалила она бездумно. — Тогда мы заболтались… Ей показалось, что глаза его потемнели. Гермиона не могла перестать искать в них ответ на вопрос: зачем? Люциус вновь завладел инициативой. Гермиона с первобытным страхом, не будучи девственницей, наблюдала за положением собственных ног в его руках. Он гладил их, разводил в стороны и вдруг, мотнув головой, закинул себе на плечи. С протяжным выдохом она натужно приняла любовника, раскрываясь и обнимая его плоть, податливая, но совершенно не готовая. Люциус начал медленно. Грейнджер, утеряв научный интерес, зажмурилась. Воспротивиться настойчивому движению - значило сдаться. Она просто ничего хорошего от физического выражения любви не ждала. Несколько раз он оставлял ее пустую и разочарованную, дразня и распаляя. А себе давая передышку перед финалом. Каждое следующее проникновение давалось все легче. Наконец разумница откинула поддержку негодующего сознания, отдавшись инстинктам. И скромная оценка обратилась в «выше ожидаемого». И тут она поняла, что сама суть есть бездна, и магия — это то, что творится между ними. Потому что элемент судьбоносности, помноженный на ломку стереотипов и много еще чего такого, что называется совсем заумными словами, творили с ними ерунду под коротким и емким названием — любовь. Не безусловную, но горячую и настоящую. С удивлением она поняла впервые, как любовником может стать такой далекий от тебя, словно с другой планеты, человек. Как можно наслаждаться подобным мезальянсом. Насколько это не стыдно. А после улетного секса совершенно не обязательно бежать натягивать одежду, суетиться. Можно просто помолчать… Но Люциус поддержал ее в ее слабости. Гермиона хотела поболтать! Как только она привыкла к звону в ушах — поняла, что это - дыхание тишины. А она для Гермионы была невыносима. Преследовала на работе, кралась до самого дома, накидывала покрывало звенящей глухоты даже при включенной музыке. А сейчас, когда рядом мерно вздымалась при дыхании грудь мужчины, становилось так не по себе, что посещали мысли о сумасшествии. И она решилась… — Люциус, — позвала она полушепотом. — Как ты думаешь, что это может значить для нас? Он чуть повернулся, чтобы видеть ее. Гермиона мгновенно ощутила мельчайшие ледяные иголочки его взгляда и съежилась. — Ты как всегда задаешься слишком глобальными вопросами. Тема «всеобщего блага» почила вместе со стариком Дамблдором. И если тебя интересует некое резюме от такого негодяя, как я, лишенного морали и весьма прагматичного человека, то мы можем заниматься отныне любовью к обоюдному удовольствию. А со значимостью данного события, дай Бог, разобраться каждый для себя. Тут каждый висит за свою ногу, в меру воспитания и романтики… — Подожди, — она негодовала и ликовала одновременно, — то есть ты сказал, что тебе понравилось, что ты получил удовольствие?! — Физическое удовольствие мужчины — цель вполне достижимая, если он не болен. С моральным удовлетворением дела обстоят куда хуже! Но я не настолько толстокож, чтобы игнорировать твою реакцию. Такая открытость приходит со временем или сопутствует полному доверию. И это было чудесно! Восхитительное, волнующее, давно позабытое чувство… И я испытал бы его вновь… Люциус прикрыл глаза и улыбнулся, являя собой образ, достойный кисти Боттичелли. — Да, м-м-м… — Гермиона прикоснулась к его плотным бежевым губам. — Я решаю сейчас довольно сложную задачку: ангел ты или демон, или это все же изначально две стороны одной медали?