***
Уже давно наступило время отбоя, но они всё ещё сидят на трансфигурированных из подручных предметов стульях — Драко предпочёл кресло — и разговаривают. Первым вопросом Гермионы после последовательного, полного и очень обстоятельного рассказа Малфоя был: — И с чего бы это ты, Малфой, изъявил желание всё мне рассказать? — Потому что Поттер дорожит дружбой, — Драко пожал плечами и замолчал, но, видимо, ответ не удовлетворил девушку, а Гарри только чуть смущённо улыбнулся. Малфой вздохнул: — Поттеру важно, чтобы его подруга не пыталась подловить его на лжи и всё поняла правильно. Поэтому не расскажи мы обо всём сегодня, рассказали бы в другой раз, — сегодня ночью произошло слишком много всего, чтобы он ещё удивлялся тому, что так хорошо понимает Поттера и может предугадать его эмоции и действия. Не то чтобы он был таким уж непредсказуемым… Гермиону продолжает дёргать это «мы», которое у парней вылетает уже совершенно незаметно. — Да? И с чего бы тебе было дело до того, что важно Гарри? Да ещё и проявлять инициативу, чтобы открыть мне — грязнокровке — твой самый секретный секрет? — девушка, не скрываясь ехидничает, пытаясь выразить, что её отношение к Малфою из-за этой странной связи никак не меняется, и показать, что её не удастся обмануть в случае чего. — С того, что я слишком умён, чтобы понять, когда мне нужна помощь, и слишком хочу жить, чтобы выбирать, от кого её принимать, — Драко ответил, прямо глядя ей в глаза, и Гарри внутренне удивляется тому, как много смелости понадобилось Малфою, чтобы сделать это; и невольно испытывает гордость оттого, что ему это удалось. Но раздумывать и анализировать природу этих ощущений некогда: Гермиона решительно кивнула, принимая этот ответ, а дальше пошли вопросы об изученных материалах и теориях — отвергнутых и всё ещё прорабатываемых. — Конечно, теперь понятно. Ваша идея о помолвке действительно расставляет всё по местам. Но как ты собираешься попасть в Годрикову впадину? Это ведь не просто опасно, это… И… — тут она замолчала. Резко выхватив палочку, она взмахнула ею и беззвучно что-то произнесла. На удивлённое выражение лица Гарри и настороженное — Малфоя, она ответила: — Я просто проверила, нет ли у нас ещё одних ушей. Карту с собой я забрала, никто не знает, где мы. Но мало ли кто решил присоединиться к нашей беседе. Драко кивнул, принимая ответ. Потом подождал ещё минуту и всё же задал вопрос: — Ты можешь рассказать мне о своей идее, не выдавая ваш секрет? — Откуда ты… — Гермиона начала было задавать вопрос, но передумала, в конце концов, слизеринец никогда идиотом не был, а ей вновь не удалось схитрить. — Гарри, Фиделиус… — Поттер задумался, а потом кивнул. Девушка посмотрела на него с сомнением. — Нас трое. Этого достаточно для Непреложного. Грейнджер, я готов его дать, — для Малфоя самого стало сюрпризом то, что он произнёс. Но это была чистая правда. Ему хотелось бы верить, и позже он много раз будет думать об этом, что его решение сменить сторону, которое он так внезапно принял, было не связано с их с Поттером магической помолвкой; что эмоции сыграли в этом решении последнюю роль, ведь их связь так или иначе прервётся, а с этим решением он и его семья будет жить всю жизнь. Сейчас же он отчётливо осознал, что теперь он против Тёмного Лорда, что он готов защищать светлую сторону и её секреты, и это осознание он умудрился разделить на троих: Грейнджер всё, что нужно, услышала, а Поттер почувствовал. — Нет. Никакого Непреложного! — Гарри почти вскочил со стула, но вовремя себя одёрнул. Ему не просто была неприятна эта мысль — он будто всем естеством противился ей, и это шло из самой глубины его души. — Не уверен почему, но нельзя Непреложный. Драко протянул руку и чуть наклонился, меняя свою вальяжную позу на более напряжённую, выдающую его волнение. Он прикоснулся к ладони Гарри и закрыл глаза. Спустя несколько мгновений он кивнул и снова откинулся на спинку. — Согласен, я тоже это почувствовал. Парни посмотрели на Гермиону, которая печально, но в то же время как-то завороженно наблюдала за этой картиной. — Опишите, что это было? — вырвалось у неё прежде, чем она успела умерить свой энциклопедический интерес. — Давно вы так делаете? Парни переглянулись. — Не знаю, — пожал плечами Гарри. — Просто каждый раз, когда нужно перепроверить свои ощущения, или убедиться в чём-то, когда мы изучаем связь. — С восьмого практического занятия. Но так, как сейчас — открыто, для анализа эмоций, сопровождающих информацию, — с конца октября. Гермиона поджала губы. С одной стороны, ей хотелось как можно больше узнать об этом явлении, с другой — вопрос остался открытым: доверить ли Малфою тайну штаб-квартиры Ордена Феникса? Неожиданно для Гарри, уже приготовившегося долго переубеждать подругу, она сказала: — Я согласна с вами, никакого Непреложного, — и, искренне наслаждаясь удивлением друга, закончила, — только причины у меня другие. Чтобы правильно сформулировать слова Обета, которую слизеринец не сможет обойти, нам нужен другой слизеринец. Так что это может оказаться попросту бесполезным. Но и Фиделиус раскрывать я бы не стала… — Но, Гермиона, я знаю, что… Я… Теперь настала очередь Драко эпатировать девушку своими высказываниями: — Я согласен с Грейнджер. Если это такой секрет, который скрыт взаимным доверием, мне о нём знать не нужно, — он поднял палец, прерывая порыв Поттера что-то рьяно защитить. — Мы не знаем, где я могу очутиться, и если мне повезёт, — с видимым опасением вздохнул Малфой, — праздновать Рождество дома, то никакая окклюменция не спасёт вашу тайну. Плюс ко всему, — теперь слизеринец говорил только Гарри, стараясь не смотреть ему в глаза, но донести свою идею, — как только эта помолвка будет расторгнута… В общем, не забывай, Поттер, что когда-нибудь настанет момент, когда ты перестанешь чувствовать меня и больше не сможешь быть уверенным в каждом моём слове. Когда-нибудь ты больше не сможешь мне доверять. А потому придержи свою тайну при себе, ладно? — Гарри выглядел несогласным, но промолчал, а Малфой повернулся к Гермионе: — Так есть способ осуществить твою идею, не открывая секрет? Девушка задумалась и выпала на некоторое время из реальности. Парни за это время едва дырки друг на друге не просверлили, но всё же не стали выяснять причины и следствия. — Малфой, ты ведь немного Блэк? — Вопрос прозвучал неожиданно, будто перебил их безмолвную перепалку. — Верно, — парень заинтересованно кивнул. — А может ли твоя помолвка отразиться на родовом гобелене Блэков? Малфой задумался: — Это неоднозначный вопрос. Не знаю. В зависимости от некоторых факторов может быть и так, и так. Но это шанс… Подумайте об этом, может, есть кто-то, кто смог бы заглянуть в родовой гобелен и увидеть мою ветвь… — Что ты имеешь в виду под «смог бы»? — Гермиона сразу ухватилась за суть, но Гарри всё ещё копался в собственной голове, поэтому пропустил мимо ушей этот момент. — Ну, не Блэк вообще вряд ли сможет посмотреть на гобелен без сопровождения. А увидеть всё родовое дерево, а не только отдельных людей, ещё сложнее. Мне нужно рассказывать вам о моей прабабушке? Я слышал только байки, но и они были далеки от добрых сказок. — Это всё усложняет… Гарри… В общем, он не Блэк… очевидно, — девушка закончила это многосодержательное предложение уже в глубокой задумчивости. На вопрос Поттера она бросила: — Пытаюсь придумать, как доставить Блэка к Блэкам без Фиделиуса… — А почему бы просто не попросить глянуть на эту картину Кричера? — Гарри моргнул и уже набрал в лёгкие воздуха, чтобы его позвать, но был безжалостно остановлен тычком в щиколотку. Однако было уже поздно: Малфой мгновенно всё понял. — Это может сработать, — он пожал плечами. — Если этот эльф служил семье столетиями, то он вполне мог бы увидеть гобелен. На этом слове Гарри поморщился, а Малфой назидательно кивнул головой, мол: «Да-да, ты навсегда останешься маглом в таких вещах», а потом спокойно и понимающе улыбнулся. Гермиона застыла. Простым шоком это уже не назовёшь. Она впервые увидела такую улыбку Слизеринского Принца — даже с друзьями он вёл себя подчёркнуто вальяжно, и такой простой жест никак не вписывался в его образ. А тот факт, что этой улыбки удостоился Гарри, выводил степень шока на новый уровень. Она смутилась своих мыслей. Общались парни не в пример глубже и ближе, чем они с Роном. Это напоминание резануло по нервам, а резь в глазах напомнила о времени. — Может, мы вернёмся к главному вопросу? А точнее, вопросам. Первый — это природа вашей связи. Пока текущая теория — это магическая помолвка. Работаем на её подтверждение. И второй: как Малфою, не убивая Дамблдора, остаться в живых. Побег — это мой основной рабочий вариант. Гарри удручённо покачал головой: — У Драко Метка, с ней Волдеморт достанет его где угодно. Нужно действовать иначе. Глаза девушки невольно опустились к рукам слизеринца, но сейчас их скрывали застёгнутые рукава: пока они размещались с удобствами в своей импровизированной штаб-квартире, Малфой умудрился привести свой внешний вид в идеальный. Опрятная рубашка и причёска не добавили холёности в его образ, но хотя бы не выдавали степень его душевного раздрая. Наколдовав Темпус, Гермиона недовольно поморщилась. — Значит, будем думать над этим вопросом более тщательно. Ладно, давайте попробуем дойти до спален, не попадаясь Филчу. Ничего толкового сегодня нам уже не сообразить, а шанс поспать хотя бы пару часов у нас ещё есть… — Ты иди, Гермиона, а мне нужно с Драко ещё кое-что обсудить, — увидев настороженное лицо с прищуренными глазами, Гарри прервал её не начавшийся монолог: — Наедине. Спасибо. Наблюдая, как гриффиндорка возвращает унитаз на его законное место, превратив обратно свой уже ненужный трансфигурированный стул, Гарри всё больше раздражается. Когда её взгляд — настороженный и обиженный — обещает разобраться во всём позже, а за спиной наконец закрывается дверь, он подрывается и подходит к Малфою почти вплотную. — И что это за бред ты там нёс? Я же обещал, что придумаю, как вам выбраться из этой ситуации! Неужели ты не доверяешь мне?! — он выбрасывает руку вперёд и почти касается ею груди собеседника, предлагая убедиться в его намерениях. — Как бы я мог тебя обмануть?! Слизеринец не принимает предложения, хотя от желания прикоснуться покалывают ладони. Драко решает подумать об этом позже, сейчас концентрируясь на улаживании уже появившейся проблемы. — Позволь напомнить тебе, Поттер, с какой целью ты сюда шёл. Уж явно не по головке меня погладить! Нам никогда не забыть, кто мы есть! Я уже навредил девчонке Белл, и когда ты не сможешь больше чувствовать меня, как ты сможешь безоговорочно мне доверять? Я ведь всё тот же Хорёк! — Гарри сузил глаза, когда Драко тяжело вздохнул и поправил левый рукав. — У меня навсегда останется Метка, я не смогу этого изменить. Как и того, что я — Малфой, а значит, всегда буду искать свою выгоду, преследовать собственные интересы. — Мне не нужно чувствовать тебя, чтобы доверять. Иди сюда, — теперь гриффиндорец снова протягивает руку, на этот раз смело и настойчиво. У Драко от прикосновения волосы на руках поднимаются, а лёгкие будто отпускает чья-то стальная рука. И он понимает, что глупый Поттер, однажды — сегодня, — записав его себе в союзники, больше не нуждается в подтверждении верности; что, невольно обнажив перед ним свою душу, сам получил надёжного и преданного товарища; что наивному и самоотверженному Герою достаточно было увидеть его слабости, чтобы вот так запросто встать на его защиту. И оттого, что от этого теплее на душе, становится противно от самого себя; противно, что он и правда нуждается в поддержке, в надёжном плече, в ком-то, кто сильнее. А в том, что Поттер сильнее, он убеждён. — Ну, понял теперь? — голос Поттера звучит неожиданно близко и тепло. — Послушай, — Гарри продолжает после неуверенного кивка. — Ты всё время говоришь о том, что связь пропадёт, что мы сможем расторгнуть помолвку; но тебе не хуже меня известно, что не всякую магическую помолвку можно разорвать, особенно без договора об условиях. Никто из нас не будет знать последствий. И всё может плохо кончиться. Поэтому я задам тебе вопрос, — он весь подобрался, как перед прыжком. — Что будет, если нам придётся заключить брак? Связь останется или пропадёт? Как это было у твоих родителей? Я многое изучил, но теория и практика так отличаются… Малфой вздрагивает, и окончание фразы теряется в стуке его сердца. Они так и не отпустили руки, но свет сейчас еле заметен, чуть подсвечивая ладони. Драко тут же обращает внимание Поттера на этот факт, но тот отмахивается: — Мы обязательно проведём пару опытов, чтобы понять, что влияет на свечение, но ты не меняй тему, Драко, — тот ведёт плечом и прикрывает глаза. Они сидят на полу, проигнорировав трансфигурированную мебель, держась за руки. Сидят близко, склонив головы друг к другу, будто дети, шепчущие на ушко секреты. Так искренне и без оглядки на своё прошлое и настоящее они ещё ни разу не позволяли себе чувствовать друг друга, постоянно прерываясь, не давая себе уйти слишком глубоко в партнёра, убегая от возможных открытий. Но после этой ночи держать дистанцию стало бессмысленно. Принять это Драко было так же сложно, как и тот факт, что Поттер не просто выскочка, что он сильный, смелый, отважный, а ещё скромный и загнанный в угол. Всё это он чувствовал последние два месяца по нарастающей, осознавая, что, наблюдая за Избранным, он намного тоньше понимает его реакции на окружающие события, и только собственное отрицание не давало ему понять, что их связь теперь работает не только при контакте. Сейчас отрицать это — значит прятать голову в песок и в очередной раз признавать свою трусость. Он открывает глаза и смотрит прямо в напряжённые зелёные. Они так близко, что можно даже рассмотреть тёмно-коричневые полосы у самого зрачка, но сейчас эта близость не настораживает. Ни самого слизеринца, ни его магию. И об этом тоже нужно подумать позже. Он коротко кивает: — Знаешь, я обязательно проклял бы того, кто мне сказал бы, что я сам буду делиться с тобой, шрамоголовый, моей семейной историей и такими личными её аспектами, — Малфой разнял их руки и выпрямился, но ощущение уюта в холодном туалете не пропало. — У моих родителей не было такой помолвки. Абраксас изначально претендовал на тетю Бэллу в качестве невестки. У мамы был другой наречённый. Но отец увидел маму… и пригрозил отречься от бремени Наследования, если она не станет его женой. Там не то, что помолвки толком не было, он её буквально из-под венца увёл. На их отношения магия никак не влияла, отец захотел её, а мама… Мама сразу была зла и чуть не разнесла поместье в свой первый визит. Но он её уговорил… — Так у них не было связи, у них просто любовь? — Гарри прислоняется к стене, повторяя положение Малфоя, и вздрагивает от холода камня. Тут же по нему проходит волна нежного жара и становится тепло. На вопросительный взгляд Поттера Драко только пожимает плечами: — Ты же знаешь: в подземельях вечная мерзлота… И… — после минутного молчания он продолжает, — и да, у них просто чувства. Гарри рассмеялся: — Слово на букву «л» ты явно недолюбливаешь. Малфой смутился: — В моей семье не принято озвучивать их. Чувства. Во всяком случае, такие… — они немного молчат. — Сейчас это не так важно, потому что я теперь с тобой. То есть с вами, — Гарри чувствует, что Драко смутился своей оговорки, и не акцентирует на этом внимания. — Но ты понимаешь, что если нам придётся заключить брак… то это навсегда? У тебя не будет счастливого конца, где ты со своей любимой уходишь в закат на белом единороге, — ещё одна пауза. Такая же уютная и понятная: — Магия не будет влиять на нас вечно, такое воздействие существует для того, чтобы супруги узнали друг друга и смогли найти то, ради чего стоит построить семью. Как только это происходит, магия уходит. Но… — Но не больше года, да, я читал… Но, может, в твоём роду или у Блэков есть что-то особенное? Я прошерсчу библиотеку Блэков, а вот про сторону жениха я могу узнать только у тебя… — Гарри снова усмехается. — Это ещё не факт, что мы имеем дело именно с помолвкой… Так всё выглядит на данный момент, но… — Ты прав, Драко, но это не меняет того факта, что, возможно, эту связь нельзя разорвать, чем бы она ни была. Так что существует вероятность, что тебе придётся меня потерпеть, пока… — Поттер резко осёкся, но под внимательным взглядом слизеринца всё же продолжает, — пока меня не станет. — Так ты таки собрался умереть геройской смертью? — привычно ухмыляется Малфой, хотя по спине поползли мерзкие холодные мурашки от такого предположения. — Не волнуйся! Это никак не отразится на безопасности твоей семьи, Драко, обещаю умереть в самом конце! — Поттер вроде бы и шутит, но что-то в этой шутке не сходится. — Ох, мальчики, вы всё ещё здесь… — немного растерянно, но радостно изрекает Миртл, выглядывая из одной из кабинок. — Через час завтрак. Может, вам стоило бы захватить учебники из своих спален? Твоя подруга, Гарри, будет очень недовольна, я уверена. Она всегда такая серьёзная… — Спасибо, — Гарри вспоминает, каким взглядом его одарила Гермиона, и понимает, что его ожидают нехилые разборки. — Ты права. Они с Малфоем расходятся, поговорив ещё несколько минут. Перед самой дверью они, не сговариваясь, снова берутся за руки, передавая то, что и так витает в воздухе — благодарность, надежду и немного сомнений; уверенность, оптимизм и снова благодарность. За доверие. За смелость. Драко почти слышит эти слова в своей голове. По пути к спальням мальчики не перестают думать о прошедшей ночи. Поттер нашёл ещё одного союзника, которого можно использовать, вот только вряд ли когда-нибудь у него хватит на это циничности. Отправить Драко к Волдеморту в качестве шпиона будет сродни его медленному убийству. И он ведь обещал, что поможет ему выбраться живым. А Малфой не может отделаться от мысли, что чёртов Поттер каким-то непостижимым образом стал ему другом. Таким, какого у него никогда не было. И он не уверен, рад ли он этому факту, ведь Поттер так и остался Поттером — шрамоголовым полумаглом, который презирает его образ жизни, его жизненные взгляды и… И на этом Драко осекается, потому что на самом деле не имеет ни малейшего представления, как бы они общались в обычной жизни сейчас — когда узнали друг друга лучше. И он, уставший от постоянного одиночества и страха за свою жизнь, от выматывающих усилий заставить себя совершить немыслимое и ужасное, захотел узнать это. «Думаешь, это связь заставляет нас стать друзьями?» — появляется на пергаменте на первой же паре. «А мы уже друзья, Поттер?» «Ну, мы близки к тому, чтобы стать ими…» Малфой боится, что да — связь их к этому толкает. Малфой боится, что, когда связь пропадёт, дружба исчезнет. Поэтому он отвечает: «Нет, я думаю, связь помогла нам узнать друг друга лучше, чего никогда бы не случилось в обычных условиях. Но дружить или нет — это только наш выбор». И ему отчаянно хочется верить, что это правда.Абсурд
21 июня 2019 г. в 13:24
Октябрь стремительно заканчивается, Дамблдор продолжает приглашать его на «дополнительные занятия», на которых всё ещё ничего не понятно, но Гарри беспокоит вовсе не это. В голове постоянно бьётся мысль о том, что между ним и Малфоем всё снова будет по-старому. И эта мысль находит у него абсолютное отторжение. Потому что если врать окружающим хоть и неприятно, но хотя бы приемлемо, то врать самому себе больше не получается. И когда в сотый раз внутренний голос не удаётся убедить в том, что «это просто совпадение», Гарри сдаётся.
Дело в том, что с каждой новой встречей при соприкосновении Гарри ощущает, что коктейль из эмоций Малфоя становится всё темнее и интенсивность их тоже возрастает. Слизеринцу плохо, обидно и страшно. Он растерян, а ещё совершенно одинок. И Гарри понимает, что хочет ему помочь. Это осознание злит его неимоверно, потому что он знает, что Хорёк задумал что-то ужасное, что он послушно выполняет задание Волдеморта, и Гарри не должен хотеть ему помочь, но не может не хотеть. Ведь когда эта их странная связь наконец будет разорвана, Малфой останется совсем один. Гарри несколько раз останавливает себя в последний момент перед тем, как с языка сорвётся предложение о помощи, потому что они не обсуждают эту их маленькую способность, концентрируясь на изучении явления в материальной сфере, оставляя эмоциональную под замком.
«Просто подумай об этом», — постоянно звучит в его голове, и он бесится оттого, что не может игнорировать эту просьбу. Бесится оттого, что на вопрос: «Ты его ненавидишь?», заданный самому себе, он не может честно ответить «да». Потому что «нет». А вот что вместо этого «нет» — непонятно. Эти мысли не оставляют его ни на минуту, и чем глубже он копается в себе, тем больше сомневается в каждом своём решении.
Целую неделю после того разговора он не пишет Малфою. Тот отписал ему небольшой список из книг о брачной магии и пару свитков с заклинаниями по установлению связи на следующий же день. Гарри изучает их в библиотеке, но больше не притрагивается к пергаменту. К концу недели он становится почти горячим, но отважный гриффиндорец просто боится посмотреть, что ему пишет собрат по несчастью.
В конце концов Гарри вновь оказывается затянут в какую-то пыльную нишу и удивлённо смотрит на бледное лицо, ощущая палочку, больно впивающуюся в горло.
— Что, страшно, Золотой мальчик? Мы должны быть врагами, так ведь? Но что-то идёт не так, что-то толкает нас друг к другу и не выходит больше так ярко ощущать ту ненависть, что раньше вспыхивала, словно спичка, так? Что, боишься, что увидишь во мне человека и не сможешь поднять против меня палочку в бою, когда мы снова окажемся по разные стороны, я угадал?
— Мы и так по разные стороны, Малфой. И не сомневайся, я убью тебя, если ты меня вынудишь! — на самом деле он снова не чувствует той уверенности, что должна быть у него, что была у него ещё в начале года. Он хватается за руку Малфоя, чтобы убрать от своего горла палочку и слепнет от внезапного свечения — он коснулся не закрытого перчаткой запястья, — но не это его поражает: он ощущает через касание, что причинил своими словами боль, что надежда его оппонента содрогнулась и чёрное отчаяние заполнило его сознание. Потому что — Гарри только что это понял — Малфой сам боится именно этого, потому что сам он не сможет его убить.
Это откровение заставляет разжать руку и напрячься ещё сильнее. Если он почувствовал это, значит, и Малфой мог… И это опасение оправдывается: тот неуловимым движением губ шепчет заклинание, и его перчатки исчезают, а потом свободная рука оказывается на задней поверхности шеи и затылке, большим пальцем надавливая под челюсть. Теперь уже слизеринец нервно жмурится, но не отпускает хватку, постепенно расслабляясь и успокаиваясь. Гарри не может не всматриваться в резкие черты лица, которые на глазах разглаживаются и смягчаются. Он знает, что Малфой сейчас ощущает, он всё время знал это, просто признаться себе в том, что его школьный недруг, унижавший его друзей, устраивавший пакости и провокации на протяжении этих пяти лет, сломавший ему нос в начале этого года, в конце концов, — этот самый Слизеринский Принц вызывает в нём восхищение, уважение, симпатию и сочувствие, — признаться себе в этом очень, очень сложно. Вот только когда Малфой прикасается к Гарри, всё это становится настолько очевидным им обоим, что скрывать это больше просто нет смысла.
Вернув утерянное самообладание, Гарри способен теперь сосредоточиться на Малфое, и как только он желает понять, что сейчас с его врагом, он уже знает: абсурдная надежда и слепая, безосновательная вера в него, в Гарри, возрождается с новой силой в душе у слизеринца, и фоном для всех остальных эмоций в ней звучит мольба, отчаянный крик о помощи, который остаётся немым: Малфой с невидимым, зато вполне ощутимым через прикосновение сожалением разрывает контакт и отступает на шаг. Тут же становится до смешного пусто и холодно, и только сейчас до Гарри доходит, насколько близко они с Малфоем стояли, насколько интимным было их касание. Насколько комфортно было чувствовать его ладонь на своей коже — будто они делали это миллион раз. И это было недалеко от истины, но не так.
— Ладно. Мы можем не обсуждать это, но я просто констатирую факт: мы чувствуем друг друга. Наши переживания, эмоции, э-э… Возможно, что-то ещё, — Гарри смущён. Он буквально в первый раз говорит о подобном.
— Это ещё один плюс в пользу теории о помолвке. Не заморачивайся. И, естественно, мы не будем это обсуждать. Расслабься. Как только помолвка будет расторгнута, всё пройдёт, — Малфой держит лицо, но это не обманывает гриффиндорца. Ему тоже не хочется оставаться одному.
Гарри скептически приподнимает бровь:
— У меня сотрётся память?! Потому что не вижу другого варианта, почему я должен вдруг перестать испытывать уважение к твоей целеустремлённости и упорству, восхищение твоей способностью к поиску ответов на свои вопросы и трудоспособностью. Я не понимаю, каким образом работает эта магия, но я не перестану сочувствовать тебе только из-за того, что это мерцание пропало. Я в этом убеждён!
Такой тирады ни Гарри от самого себя, ни Малфой от героя не ожидали. Поэтому повисла тишина, и ниша за гобеленом, в которую втащил их слизеринец, внезапно показалась слишком маленькой.
— Ты просто перестанешь чувствовать мои эмоции, и тебе будет проще забыть, кто перед тобой, чтобы… — Малфой отвечал негромко, и Гарри пожалел, что они не касаются друг друга. Ему хотелось узнать: румянец на щеках и смущение ему только кажутся или слизеринец так неожиданно отреагировал на похвалу. — Со временем уважение и сочувствие перестанут быть важными, так же, как и… — он осёкся и продолжил через мгновение, — так же, как и то, что я чувствую к тебе.
Гарри никогда не концентрировал своё внимание на этом, это было как-то не очень важно. Да и какая разница, что думал о нём белобрысый Хорёк? Вот только сейчас это почему-то стало остро интересно. Он подавил своё любопытство. И вернулся к самому важному.
— Я хочу помочь тебе! — выпалил гриффиндорец и упрямо уставился на Малфоя. — Я… — вот тут он растерялся, глядя на шокированное выражение лица оппонента, — я слышал тебя в поезде, но я…
— Ты хочешь помочь мне выполнить задание Тёмного Лорда?! Ты в своём уме, Поттер?!
Теперь и сам Гарри понял, насколько он запутался в своих эмоциях и мыслях.
— Нет! Я… я просто хочу, чтобы ты не был таким… чтобы ты перестал чувствовать всё это… Я… — слов не находилось и не могло найтись. Они слишком разные, чтобы что-то изменить. — Забудь! — с отчаянием выдохнул Гарри и помотал головой. — Я просто не хочу, чтобы ты был на стороне Волдеморта. Я не желаю тебе зла. Это был наивный и необдуманный шаг. Потому что я не знаю, как я могу тебе помочь, — потом он резко вскинул голову и посмотрел Малфою прямо в глаза, — но если ты знаешь, если когда-нибудь ты захочешь принять мою помощь, я помогу. Ты знаешь, за что и с кем я сражаюсь. И если ты попросишь, я помогу!
С этим гриффиндорец оставил Малфоя в нише и ушёл, понимая, что больше не будет мучиться вопросом, который полностью выбил его из колеи.
За прошедший месяц общение стало настолько привычным, а их последняя встреча настолько откровенной, что грубый ответ Гарри «Отвали, Хорёк!» вызывает у Малфоя желание выяснить причину такого хамства вместо более логичного «отваливания».
«Что, правда глаза колет? Давай, открой тайну, как ты жульничаешь на зельях? Или твоя рыжая перепутала тебя с кем-то, кто нарядился в Героя на Хэллоуин?»
«Я. Сказал. Отвали, Хорь! Или ты давно по морде не получал?» — их осторожные практические опыты показали, что теперь они ощущают чужую боль даже от физических ударов и отлично чувствуют повреждения, нанесённые с помощью магии, не важно чьей.
Но ответ таков, что Гарри подвисает. Он готов увидеть, что Малфой назначит ему очередную дуэль, готов прочитать кучу неприятного о себе, хотя стоит отметить, что в начале года он сказал правду: почему-то, что бы ни говорил о нём или о его друзьях белобрысый слизеринец, это не воспринималось как обида. Он даже готов к тому, что сейчас пергамент немного потемнеет и ответа на свой выпад он так и не получит.
Однако Малфой пишет:
«Да что случилось-то?!» — и жалеет о выбранной формулировке в тот же момент, как слова появляются на пергаменте.
Гарри думает и почему-то отвечает правду:
«Твой Лорд убил моих родителей ровно пятнадцать лет назад» — Гарри всего несколько секунд смотрит на свиток и сворачивает его, как только видит, что на нём начинает появляться ответ.
«Мне жаль!» — читает он завтрашним утром. И почему-то верит.
Середина ноября пугает холодами, Гарри никак не может согреться, блондин по ту сторону свитка тоже. Он несколько раз сетует на свои подземелья: «Мордредов Хогвартс, мордредовы катакомбы, у меня мозги замерзают, я ничего не могу придумать…»
«Ты в порядке?» срывается на свиток прежде, чем Гарри оценивает необходимость выйти на связь.
«Нет», — тут же приходит ответ.
Гарри ошеломлён тем, что он чувствует слизеринца без прикосновения. Он точно знает, что тот в панике, что тому страшно и противно от самого себя; что он мечется сейчас по своей комнате и сдерживается, чтобы не заорать от бессилия.
«Но ты мне не поможешь», — появляется следом на свитке, и он чуть темнеет. Гарри снова нужно идти к профессору Дамблдору, но мыслями он постоянно возвращается к Малфою, надеясь, что тот почувствует его моральную поддержку.
Малфой в этот момент ещё не осознаёт, что их связь расширилась до неосязаемой; ему кажется: он сходит с ума, потому что он будто ощущает, как кто-то успокаивает его, мягко проводя рукой по волосам, и он чувствует себя ещё хуже, потому что знает, что не достоин утешения, не достоин поддержки. Хотя принял бы её сейчас даже от Поттера.
Весть о проклятии Кэти Белл разлетается в мгновение ока, как и любая новость в Хогвартсе, но для очевидца постоянное обсуждение этого события превращается в безжалостное перемывание косточек бедной девушки. Гарри апатично наблюдает за тем, как некоторые его однокурсники ищут выгоду в этом происшествии не хуже слизеринцев, и ему даже не противно, нет. Где-то в глубине его сидит страшное чудовище — тихое, злобное, выжидающее своего часа. Гарри знает, что, как только он наступит, ему не сдержать себя. Он настолько поглощён этой нарастающей ненавистью, что не вспоминает даже, что главного подозреваемого в этом преступлении он может разоблачить и без следствия; что может просто почувствовать его и без прикосновения. Он просто терпеливо ждёт, когда можно будет столкнуться с ним один на один, и этот момент наступает.
Он всё ещё активно использует Карту Мародёров и видит наконец то, чего так ждал: Малфой один и он в туалете Плаксы Миртл. Только сейчас он осознаёт свою глупую ошибку, и чужие ощущения захлёстывают его.
Малфой злится и разочарован, ему очень страшно, и вместе с тем он ярче всего испытывает ужасающее чувство вины. Очевидно, он сейчас представляет собой абсолютный бардак, потому что даже не сразу замечает, что кто-то помимо привидения к нему присоединился.
— Гарри, ты совсем не вовремя, хотя я так рада видеть тебя, ты давно не заходил… — полупрозрачная девушка выглядит дружелюбно, но ей немного неловко.
Блондин с её словами отмирает и встаёт с пола у дальней стены. Однозначно не понимая, что делает, он стремительно влетает в Поттера, чьё чудовище уже поднялось в полный рост в ожидании крови; чьё чудовище скулит и припадает на передние лапы, когда Гарри ощущает всю гамму эмоций своего врага. И вместо того чтобы нападать, вместо того чтобы размазать его по стенке, гриффиндорец позволяет. Руки брюнета обхватывают напряжённые плечи, и он успевает заметить, как привидение скрывается в одном из унитазов без привычного всплеска — за секунду до того, как лоб Малфоя касается шеи Гарри над галстуком и туалет заполняет уже знакомое мерцание.
Он окунается в океан боли и непонимания, раскаяния и сожаления. И не может не сочувствовать. Он легонько поглаживает его по спине, стараясь как можно мягче и незаметнее наложить Заглушающее и запереть дверь, боясь, что Малфой придёт в себя и следующей его реакцией будет агрессия.
Они стоят молча, без движения, почти без дыхания. Будто то хрупкое, что удерживает обоих от срыва, может разбиться от неосторожного вдоха. Наконец слизеринец пытается оттолкнуть Поттера, но тот цепляется за его оголённые по локоть руки. Это вызывает у Малфоя ещё одну, более ожесточённую на этот раз, попытку освободиться, и в следующий момент Гарри понимает почему. На левом предплечье зияет раскрытой пастью змея Чёрной Метки. Но для Поттера это не новость. Это не то, что заставит сейчас разорвать контакт. Он лишь дёргает врага на себя, заставляя его по инерции снова впечататься в его грудь.
— Чувствуй меня, — почему-то шепчет Гарри и сжимает шею Малфоя у затылка. Тот вздрагивает с каждым вдохом, но смиряется и кивает, после чего покорно замирает, а несколько мгновений спустя его начинает отпускать.
В конце концов эти неловкие объятья распадаются, но между ними больше нет той напряжённости.
— Ты всё ещё хочешь мне помочь? — тускло, сухо спрашивает Малфой, нарушая звенящую тишину. — Даже сейчас, после того как я…
— Что, даже не станешь отпираться? — Гарри сам не знает, почему задал именно этот вопрос.
— Ты знаешь, что не стану. Ты знаешь! Ты…
— Тогда ты знаешь, что хочу. И, возможно, ответ на вопрос «Почему?» ты знаешь лучше, чем я. Не нужно его сейчас задавать. Это не так важно.
Малфой отворачивается и перекрещивает руки на груди. Подвёрнутые рукава рубашки топорщатся у локтей, и у Гарри невольно возникает ассоциация с белоснежными крыльями.
Он старается не вслушиваться в скребущие когти его чудовища, которое в нетерпении и непонимании: Гарри был готов растерзать слизеринца за то, что он сделал с Кэти, но сейчас его мысли наполнены не просто желанием — намерением помочь. И это намерение светится в его глазах, оно растекается по воздуху и не даёт Малфою упасть в глухую тоску и отчаяние. Он не знает, как исполнить это чёртово поручение, он не может заставить себя захотеть смерти хитрого старикашки, но мама… Что с ней станет, если Драко ошибётся, как его отец? Гарри не даёт ему больше рефлексировать, хватая за локоть и подталкивая к зеркалу.
Он буквально заставляет парня посмотреть на себя в отражении. Впалые щёки, ужасные синяки под глазами, от былого лоска и сияющих волос не осталось и следа. В глазах плещется паника и печаль.
— Кто ты? — серые глаза нехотя встречаются с зелёными, и в них непонимание и удивление. Гарри не отступает. — Кто ты, Драко?
Слизеринец вздрагивает от произнесённого имени, от тона и смысла, наполняющего это слово.
— Я — Пожиратель Смерти, Поттер, — упавший голос и тонна сожаления в глазах.
— Нет, Драко, не это важно сейчас. Кто ты? Что я точно о тебе знаю?
— С этой связью ты знаешь обо мне почти всё… — он не понимает, но Гарри смотрит на него, и в глазах столько искреннего желания помочь, что до слизеринца наконец доходит, — Я — Малфой.
Звучит это растерянно и глухо. Но Гарри повторяет это с той интонацией, с которой всегда слышал эту фамилию от высокомерного заносчивого засранца, каким Драко всегда был:
— Ты — Малфой!!! Посмотри на себя! — теперь в голосе Героя звучит нескрываемая насмешка. — Где вся твоя гордость, Малфой, где всё величие твоего рода? Где вся твоя красота? — Гарри и сам не понимает, откуда он берёт эти слова, но он точно знает, за какие ниточки тянуть, чтобы его намерение исполнилось. — Твой отец ничем тебе не поможет, ты должен найти другой способ решить это. Используй свой бриллиантовый интеллект, используй свои связи, чтобы выйти сухим из этой переделки. Я ведь уже понял, что ты более здраво смотришь на всю эту чушь с чистокровностью, Малфой! Так будь Малфоем! Чтобы Абраксас мог гордиться тобой! Чтобы Люциус признал, что его наследник достоин принять звание Лорда… Ты чувствуешь меня, ты знаешь, что я не отступлю, ты знаешь, что я смогу тебе помочь.
Малфой молчит долго. Гарри пытается настроиться на его эмоции, но они сменяют друг друга слишком быстро. Гриффиндорцу, привыкшему делать решительные шаги, не заморачиваясь на долгие измышления, не терпится понять, возымели ли его слова нужный эффект или придётся делать все эти слизеринские штучки с шантажом и манипуляцией? И снова кто-то будто бы потянул его за язык:
— Ты не знаешь моего прошлого, не представляешь себе, как я жил, но ты знаешь меня. Ты, Малфой, знаешь меня, возможно, лучше, чем мои друзья. Потому что ты всё время наблюдал за мной, прислушивался к себе, чтобы понять, что я на самом деле чувствую, чтобы понять, каковы мои шансы на победу. Потому что ты знаешь, что обратиться ко мне — это самое мудрое, самое верное решение. Истинное могущество крайне редко сосредотачивается в единственных руках. Чаще — это не сила, а мудрость в выборе союзников.
Малфой, шокированный этой фразой, отвернулся от зеркала, чтобы уставиться взглядом в уверенные гриффиндорские глаза:
— Что ты сказал?
Но Гарри нужна полная капитуляция. Он резко повернул его обратно к зеркалу, ловя растерянный взгляд в отражении и не опуская:
— Только посмотри на себя… Ты же знаешь, что величие рода Малфоев прервётся с моей победой, если ты не выберешь правильную сторону. И у тебя не останется даже смазливой мордашки, потому что близость Волдеморта не сказывается положительно ни на твоей внешности, ни на твоём здоровье, — он проводит пальцами по линии роста волос вдоль виска, спускаясь на скулу, очерчивая двумя пальцами контур губ. Драко настолько заворожен его голосом — сильным и уверенным, чего ему самому так не хватает сейчас, его действиями, простыми и понятными, но всё равно впечатляющими и не оставляющими равнодушным, что даже не уворачивается от этого слишком интимного жеста. Нет в нём ни похоти, ни страсти, ни нежности. Только тепло и забота, странные и очень специфичные, но всё же тепло и забота. — Посмотри в свои глаза: в них почти нет жизненного света. А тебе ведь всего шестнадцать, Драко. Дай мне помочь тебе, ты как никто другой знаешь, что мне можно доверять. Мне не нравится видеть тебя таким бледным и худым. Нарцисса тоже потеряла былой лоск, несмотря на все старания выглядеть как раньше. Я хочу, чтобы ты помог себе и своей семье. Прими взрослое решение, как Глава рода, пока твой отец не может исполнять эту роль.
Во взгляде Малфоя скользнуло замешательство перед тем, как он прикрыл глаза: долго смотреть на, пусть и мягкое сейчас, почти незаметное, но постоянное мерцание — сложно.
— Не говори мне о том, что тебе нужно время. Никогда не поверю, что ты не обдумывал этот вариант, — Гарри говорит тихо, прямо на ухо слизеринцу, не давая ему прийти в себя. Тот вздрогнул, но глаза не открыл.
Гарри снова резко разворачивает его на себя, встряхивая и приказывая:
— Посмотри на меня, Малфой! — он перемещает руку на подбородок, чтобы коснуться кожи, чтобы понять, что сейчас происходит в его голове. И меняет тактику: — Драко, посмотри на меня! — уже просьба, почти робкая. Но всё же уверенная. — Доверься мне. Я помогу, Драко!
Тот открывает, наконец, глаза, полные мольбы и надежды одновременно. Но голос его звучит дерзко на этот раз:
— К чёрту гордость, Поттер! Я хочу выжить. И хочу, чтобы мама была в безопасности, — он отходит от Гарри на несколько шагов и опирается на раковину, чуть вытянув длинные ноги. Он молчит, но гриффиндорец понимает, что ему нужна минута, чтобы собраться. Малфой потирает пальцами уставшие глаза и смотрит в потолок. Наконец с его губ срывается тихий неразборчивый шёпот, потом резкий вдох и:
— Я не мог не принять Метку, Поттер. Отец в Азкабане, семье нужен Глава. Но тогда я хотел её принять. Хотел, понимаешь? Думал: это честь, оказанная Малфоям. И это было очень больно. Так трудно было не сорваться и не начать скулить о пощаде, Поттер… Но задание… Оно показало мне, что Метка — это просто способ наказать отца за промах. Потому что выполнить его почти невозможно. И не только потому, что это невыполнимо. Тёмный Лорд знал, что я не смогу. Не смогу убить, — Драко подобрался, повернулся прямо к Поттеру и поднял подбородок. И только потом открыл зажмуренные глаза, убрав руку от лица. — Мне нужно убить Дамблдора. Это моё задание. А любой провал наказывается смертью. Всё ещё хочешь мне помочь?
Гарри понадобилось несколько минут, чтобы оценить ситуацию. Шок сменился неуверенностью, потом на смену ей пришла решимость.
— Кто ещё знает?
— О задании? Мама, Северус, остальные верные… Но что именно мне предстоит, пока не многие.
— Так Кэти случайно попалась под руку? Она же чистокровная…
— Мордред! Поттер! На кой чёрт она мне сдалась! Я не знаю, что мне… — он вновь близок к истерике, и Гарри, не задумываясь, хватает его правую руку своей, притягивая снова к себе, успокаивая, поддерживая. Их соединённые руки, зажатые между телами на уровне солнечного сплетения, разливают мягкий свет, отчего кажется, будто светятся они сами. Мерная, уже привычная пульсация чужого сердца в ладони дарит спокойствие, несмотря на то что пульс у обоих зашкаливает.
— Мы что-нибудь придумаем, Драко. Верь мне. Я сделаю невозможное, и всё будет хорошо. У меня это обычно хорошо получается…
Они всё ещё близко. Драко категорически не привычен к таким близким контактам, но с Поттером всё не как у людей. И слизеринец не может отказаться от этих утешающих объятий. Мысль о том, что это абсурд, не покидает его. И он отчаянно нуждается хоть в крупице логики, чтобы доказать, что он не спит, что у него и правда появился шанс выжить.
— Но почему, Поттер? Я знаю, что ради друзей ты готов на всё. Но мы не друзья. И есть слишком мало шансов, что мы ими станем. Особенно после того, как найдём способ убрать эту хрень.
— Фу, как неаристократично! — Гарри смеётся, и лёгкая вибрация от его смеха проходит прямо сквозь грудь слизеринца и их крепко сжатые руки. Тишина прерывается только звуком капель из приоткрытого крана: видимо, Малфой пытался привести себя в порядок при помощи холодной воды. Драко напрягся, ожидая ответа, и Гарри чуть отодвинулся от него, заглядывая в глаза: — Сейчас стало на ещё одну причину меньше, чтобы не подружиться, Малфой, но ты прав — мы не друзья. Мы же, вроде как, помолвлены, женишок! А ради семьи я пойду на всё! — его тон шуточный, однако последнее предложение прозвучало очень тяжело и серьёзно.
Наступившую тишину разорвал судорожный вздох удивления, и в этот же момент Гарри заметил в зеркале движение. Мгновенно вытащив палочку, он задвинул растерянного Малфоя себе за спину, разворачиваясь и спрятав их соединённые ладони за своей спиной. В левой руке палочка ощущалась непривычно, но он не успел пожалеть об этом, потому что перед ним, зажав рот, стояла Гермиона.
— К-как — п-помолвлены? — таких больших глаз у подруги он не видел никогда. Так же, как и такого разочарования в них.
— Что, Поттер, у тебя стало на одну поклонницу меньше? — слизеринец ехидно посмотрел на растерянную девушку и вышел из-за спины Гарри, но ладонь так и не разжал. Не похоже, что кто-то из них двоих осознавал, что они всё ещё держатся за руки. Зато у Гермионы лицо вытянулось и глаза прищурились. Она так же быстро выхватила палочку, как и её друг несколько мгновений назад, и направила её на них обоих — Гарри стоял чуть впереди, а Драко на шаг позади него и чуть правее.
— Отпусти его и отойди, Малфой. Ты видел меня на ЗоТИ и знаешь, что я метко отправляю заклятия.
— Гермиона, нет, ты неправильно всё поняла, опусти палочку, — Гарри выглядит удивлённым и немного расслабленным, свою палочку он уже опустил, но, глядя на реакцию девушки на свои слова, поднял её вновь.
— Гарри, успокойся и не двигайся. Хорёк тебя как-то околдовал. Я видела свет вокруг вас, и сейчас всё, что тебе нужно, это отпустить его руку. Давай же, Гарри. Просто отпусти руку Малфоя и подойди ко мне, — взгляд Гермионы направлен непосредственно на руки, от которых всё ещё исходит уже привычное для парней мерцание.
Гарри попытался мысленно передать Драко спокойствие и уверенность и чуть кивнул, разжимая руку. Он медленно пошёл к Гермионе, которая сдвигалась по мере его приближения так, чтобы видеть безоружного Малфоя; который, впрочем, сам в таком шоке оттого, что не разжал руку первым, что как ребенок держался за Поттера до последнего, что совсем не реагировал на угрозу, будто за спиной гриффиндорца, под его защитой ему ничего не страшно. Это было не так далеко от истины, как Малфою хотелось бы.
Гарри двигался вместе с подругой, перекрывая ей обзор, и когда, наконец, подошёл вплотную, то грудью упёрся в её палочку, заставляя опустить.
— Гермиона, послушай меня: Драко здесь ни при чём. Это всё немного сложнее. Но если ты выпустишь в него заклинание, то больно будет и мне. Пожалуйста, опусти палочку.
Девушка отошла на несколько шагов назад, и теперь она действительно выглядела разочарованной и растерянной:
— Уже Драко, да? Но, Гарри, я не понимаю… Как ты мог? Ты же твердил без перерыва, что он что-то задумал, что… Но вы… помолвлены? — палочку она всё же опустила, а потом развернулась и бегом кинулась к выходу. Дверь не поддалась.
— Гарри, выпусти меня! — Гермиона злилась и почти плакала. — Я не хочу наговорить того, о чём пожалею, дай мне обдумать это всё!
— Это не я! — Гарри повернулся к Малфою одновременно с подругой. Тот стоял, снова опираясь на раковину, надменный и высокомерный, как обычно. Но Поттера ему было не обмануть — он был напряжён и очень сосредоточен, будто готовился к долгой битве.
— Я вынужден попросить тебя задержаться, Грейнджер. Нам с Поттером о многом нужно тебе рассказать. И… — было очевидно, что следующая фраза даётся ему с огромным трудом, — и нам нужна твоя помощь.
Гермиона в шоке посмотрела на Малфоя и развернулась, чтобы уйти. Молча. Без объяснений.
— Мы не справимся без тебя, Гермиона! Пожалуйста, нам нужна твоя помощь!
— Это «нам» разбивает мне сердце, Гарри, — звучит отчаянно и беспомощно, но продолжение фразы затихает под звуками уверенного, громкого голоса Малфоя:
— Ты не выйдешь отсюда, пока не услышишь то, что должна. От этого могут зависеть жизни, Грейнджер. Поттера, моя, и, — он переглянулся с Гарри, чтобы быть уверенным, что он согласен прямо сейчас всё открыть подруге, но это было очевидно и по внутреннему ощущению, — и Дамблдора. И многих других в перспективе.
Гермиона сдалась уже на втором предложении.
— А как ты узнала? — заканчивать предложение нет смысла.
— Ты бросил карту в комнате, а я хотела поговорить с Роном, но… Короче, я увидела вас двоих здесь и побоялась, что ты решил всё же отомстить за свой нос… А когда наткнулась на Заглушающее и Запирающее… В общем, я переживала за тебя, а оказалось: тебе просто нужно время со своим женихом… — голос Гермионы звучит отстранённо и зло, будто просто смирилась, что ей придётся здесь находиться. Она замечает улыбку на лице Гарри и обижается ещё сильнее.
— Не бесись, Грейнджер, он просто очень мучился, что не мог поделиться с вами этим секретом, и радуется тому, что сможет наконец всё рассказать своим друзьям. Что наталкивает на мысль: а где твой рыжий парень? — тон Малфоя холодный, но смертельно уставший и не злой.
— Он теперь Бон-Бон. Так что ему немного не до нас, — грустно произносит девушка, а потом гневно смотрит Малфою в глаза. С чего ей вообще об этом разговаривать, тем более с Хорьком! — Так что у вас там?
— Мы с Поттером магически связаны. И природа этой связи неизвестна…