На кончиках пальцев

— Этот год я прожил в аду, Джин. Ты не можешь думать, что этот ад никак меня не изменил. Это было правдой. Почти ровно год прошёл с того момента, как душа Гарри оказалась оторвана от тела, вывернута наизнанку и изрезана в клочья. Он понял, что Малфой вернулся в мэнор ещё до того, как Гермиона рассказала ему о том, что все желающие отбыли на каникулы. Он проснулся от страха и тоски, горло нервно сжималось в попытках сделать простой вдох, и Гарри тут же увидел перед глазами, как выглядел Малфой-мэнор в настоящий момент. Зрелище было ужасающим. Он видел глазами Драко всего несколько минут, но их хватило, чтобы понять, что у них гостит чудовище, превращающее это прекрасное, роскошное место в колыбель смерти и мучений. Как только Малфой смог справиться с первым впечатлением, видение прервалось, но этого было достаточно, чтобы посочувствовать любимому, всеми силами желая оказаться на его месте, сделать хоть что-то, чтобы помочь. Но Драко сам принял решение вернуться, он хотел поступить правильно, и гриффиндорцу это желание было более чем понятно. И хотя понимание, что Малфой скрывал найденный выход из ситуации, приняв решение единолично, больно резало по сердцу, Гарри уважал этот шаг. Иногда его всё ещё терзали сомнения, что Драко захотел всё это забыть, поддавшись своей трусости, поняв, что эти сложности с чувствами ему ни к чему. Но воспоминания о том времени, что они провели вместе, о тех ощущениях, что поглощали их обоих, давали силу верить, что это не так. Гарри знал, что Малфой испытывал к нему, он помнил, как менялись их отношения, как менялся сам Драко. И тем больнее ему было ощущать равнодушие и презрение, которые теперь он вызывал у любимого слизеринца. Поттер справлялся со своими переживаниями стоически, покорно приняв ситуацию: Драко не помнит его, не любит его, и сейчас он играет за тёмных в этой шахматной партии. Но каждую ночь в Хогвартсе он переживал то же, что переживал его близкий человек дома. Опытным путём он выяснил, что связь не впала в «младенчество». Она просто стала односторонней. Гарри чувствовал всё. Каждую эмоцию. И порой ему с трудом удавалось абстрагироваться от этих ощущений. А по возвращению в Хогвартс стало только хуже. Ещё на весенних каникулах, сразу после отъезда Драко, Гермиону ждало серьёзное испытание. Профессор Снейп как-то прознал, что они со слизеринцем не просто сотрудничают. И в этот раз он предпочёл старый добрый допрос. Почти ежедневно он вызывал девушку к себе и каким-то чудом выудил из её обрывочных, совершенно бессвязных ответов правду, или хотя бы её часть. Совсем обойти фамильные малфоевские чары Секрета ему, конечно, не удалось, но одно он понял: Гарри умрёт за младшего Малфоя. С огромными мучениями, обессиленная и злая Гермиона смогла сказать ещё одно: их жизни взаимосвязаны. Драко нельзя дать умереть. Учитывая их с Нарциссой маленькую тайну, это и так не входило в планы Северуса, но теперь, зная, что от жизни и здоровья крестника зависит жизнь и здоровье Поттера, он озаботился его дополнительной охраной. Гарри как мог поддерживал подругу, которая помимо того, что выбивалась из сил, пытаясь рассказать Снейпу о соратничестве хотя бы то, что получалось, ещё и ночами не спала от волнения за дорогого ей человека. А потом настала очередь Гермионы поддерживать Гарри. Потому что, вернувшись из дома, Драко стал каждую свою ночь заполнять чужим присутствием. Гарри научился почти мгновенно отключать себя от этих ощущений, но всё равно успевал понять реакцию Малфоя на чужие прикосновения. А ещё тот всё больше темнел и худел, стал раздражительным и каким-то пустым. Тот спектр эмоций, что излучал слизеринец, был настолько удушающе тёмен, что Поттер то и дело отпускал свою магию, которая хоть и не находила ответа, но согревала и поддерживала Малфоя. Его лицо светлело и менялось, а иногда на нём даже появлялись улыбка и облегчение. И Гарри было противно осознавать, что, возможно, этой помощью он вдохновляет любимого человека на ужасные поступки, даёт ему веру в то, что задание он выполнит безукоризненно. Понимая, что чудовище глубоко в душе требует крови, требует сатисфакции от Драко за предательство, Гарри углубился в задание профессора, заглушая кровожадного монстра. Он несколько раз обдумал предложение парня и в конце концов использовал сыворотку. И если до этой ночи гриффиндорец думал, что его страдания непомерны и невыносимы, то после этой точки отсчёта он понял, что оказался в аду. Драко не смог убить. Зато помощь Снейпа оказалась крайне… Почему-то принять тот факт, что Северус предал директора, оказывалось просто, когда в голове всплывал образ потерянного, напуганного слизеринца, так и не нашедшего в своей душе достаточно черноты, чтобы выговорить заклинание. Чёрт! Да Гарри готов был простить Снейпа за убийство только потому, что он спас Драко от смерти этим предательством. Вернувшись в мэнор после неудачного захвата школы, Малфой был наказан болью. Гарри с трудом пережил эти полчаса непрекращающейся агонии, стараясь забрать боли столько, сколько сможет, не привлекая внимания мучителя. Гермиона, увидевшая его утром, даже не стала говорить пустых утешений. Скорбь о профессоре Дамблдоре, конечно, выжигала душу, но она не питала надежд, что для Драко это событие прошло безнаказанным. И только увидев немного ободряющий кивок друга, она смогла вдохнуть полной грудью. Жив. Поттер же то и дело в мыслях возвращался на Астрономическую башню, думая о том, что директор зря потратился на Обездвиживающее. Гарри и так был в оцепенении от того потока эмоций, что испытывал Драко в тот момент. И ему очень хотелось верить, что его мысленный крик не смог пробиться сквозь однобокую искалеченную связь. Что тот сам принял решение опустить палочку. После похорон профессора Дамблдора не прошло ни одной ночи за этот год, чтобы Гарри не видел во сне, как Драко сожалеет о произошедшем, терзая себя мыслями о том, что всё происходящее сейчас — это его вина. А похороны величайшего волшебника столетия, победителя Гриндевальда, директора школы чародейства и волшебства принесли ещё один неприятный сюрприз. Джинни. Она подошла к Гарри после окончания церемонии. И хотя глаза ещё были красными от недавних слёз, взгляд был решительным и твёрдым. Парень заметил Дина с сочувствующим выражением лица, но задуматься о причинах не успел: — Для тебя ведь не секрет, что я хочу быть с тобой, Гарри, — девушка говорила серьёзно, уверенно, и этот тон совсем не подходил теме разговора, — и я сделаю всё, что угодно. Я преодолею любые препятствия, чтобы мы были вместе. Нам будет хорошо. И я буду сражаться с любой угрозой для этого. Даже, если придётся сражаться с тобой. — Я не понимаю, Джин… — Гарри ещё не пришёл в себя после церемонии прощания, мысли были заполнены жаждой мести и планами по её осуществлению, тревогой за Драко, и эти слова девушки были не совсем ясны. — Что ж. Тебя что-то удерживает от того, чтобы мы стали парой. И я знаю, чем тебя подтолкнуть. Мы поедем в Нору вместе, мы проведём там всё лето, и для тебя станет очевидно, что мы идеальны друг с другом. А чтобы у тебя был дополнительный стимул увидеть это, я скажу вот что: я знаю, что Гермиона встречается с Малфоем. Я видела их. И я знаю, что ты помогал им. Даже давал ему свою мантию и провожал до гостиной Слизерина, чтобы его никто не застукал. И я никогда не смогу этого понять, не смогу понять, как ты мог допустить подобное. Но могу использовать, чтобы ты наконец прозрел. Я люблю тебя, а ты любишь меня! И тебе придётся поскорее это понять, если ты не хочешь, чтобы в Малфой-мэнор отправилась сова. Ты представляешь, что Люциус сделает с Гермионой, если узнает, что они с Малфоем… Он же её просто убьёт! Так что… В её и твоих интересах поскорее найти в себе смелость и признать свои чувства ко мне… Гарри так ничего и не смог ответить Джиневре, но это предательство стало очередной иголкой в сердце. Он с трудом находил в себе силы двигаться дальше, и иногда он вставал с кровати только с осознанием, что он обещал Драко. Жить, не глупить, убить Волдеморта… Обещал ему быть сильным и помочь. Обещал, что будет рядом. Как ни странно, находиться вдали от Малфоя оказалось легче. Не видеть пустой скользящий взгляд, неосторожные следы на шее, презрение в глазах любимого человека было подарком для Гарри. А ещё его перестало выжигать изнутри от чужих прикосновений к его соратнику. Ощущение перманентной угрозы жизни и странное чувство, что что-то постоянно ускользает от его понимания стало привычным для Поттера, и только спустя несколько недель после начала летних каникул он понял, что он разделяет его с Драко. И хотя причины для этих ощущений были разными, парни были единодушны в своей фрустрации. Весть о падении министерства была настолько же ожидаема, насколько обескураживающим стало открытие бесполезности последнего похода за крестражем. Рон, за последний месяц перед каникулами освободившийся, наконец, от Лав-Лав и вернувшийся блудным сыном в их компанию, был с трудом прощён Гермионой. Только поэтому они оказались в бегах вместе. И каждое утро за всё это время Гарри видел разочарование и осуждение в глазах друга. Тот не мог понять этих чувств, не мог даже допустить возможность этих отношений, не мог оставить за Гарри права самому выбирать, кого любить. На фоне постоянных переживаний о жизни Драко, которому было всё труднее дышать в том месте, что всегда было убежищем, а сейчас превратилось в пристанище сумасшедшей ведьмы, не находить поддержки у одного из самых близких людей было больно. Гарри иногда задавался вопросом, что ещё может сломаться в его жизни? Даже будучи готовым к расставанию с Драко, это стало сильным ударом. Не только из-за потери связи с магическим Соратником. Да, Поттеру было сложнее держать себя в руках, магия всё время норовила устремиться к своей половине, а получая отказ, зажигала ядро ярким пламенем, которое приходилось усмирять, чтобы оно не вышло из-под контроля. Но эмоции… К этому Герой оказался не готов. Он скучал. Он тосковал. Не только по любимому, но и по другу. За этот год Драко действительно стал его другом и соратником. И стоит ли говорить, как больно было понимать, что они больше не друзья. Что Малфой его больше не любит. Как больно было понимать, что его любимый сейчас с кем-то другим… Его мир начал крушение с этого. Смерть Дамблдора стала вторым потрясением. В это было невозможно поверить. Этого просто не могло случиться. И всё же жестокая правда не растворилась в рассветном солнце. Директор был мёртв. Снейп был предателем. Мир рушился. Гарри с трудом не поддался панике, ведь Снейп выведал у Гермионы их самый главный секрет, хоть и не знал всей сути. Но девушка его странным образом успокоила. Снейп был предан Малфоям, в этом не было сомнений, а потому Драко был в безопасности несмотря на осведомлённость Северуса. Гарри не обратил внимания, с каких пор подруга стала называть профессора по имени, главным был тот факт, что есть кто-то, кто прикроет его соратнику спину. Ещё одним камнем в спину стал поступок Джинни, словно судьба решила спросить за все его проступки, взять своё за каждый случай везения. И отрешённость и непонимание Рона дополнило картину. С каждым днём в этих мордредовых лесах в Гарри оставалось всё меньше веры в любовь, справедливость, верность и дружбу. А когда он почти сломался, почти обессилел без магической поддержки Драко, их поймали егеря. Увидеть Драко вживую впервые за столько месяцев стало подобно удару под дых. Поттер настолько выпал из реальности, что Гермионе пришлось его хорошенько пнуть. И вот тогда Гарри взмолился неведомо кому. «Только не трогай меня, Драко, только не прикасайся ко мне. Пожалуйста, только не касайся моей руки…» — он был так близко… Внимательно разглядывал раздувшееся лицо, изучал шрам на лбу, вглядывался в глаза. — «Не смотри на меня так, любимый, не смотри мне в глаза… Мерлин, Драко, как же я скучал…» — Гарри жадно всматривался в лицо Малфоя, отмечая, как сильно тот истощён, как почти исчез свет из серых глаз, а взгляд будто молит о спасении. Драко узнал его. Не было и малейшего сомнения в этом: когда Малфой заглянул в сощуренные от заклинания Гермионы глаза, он узнал его. А потом его взгляд упал на запястье, где всё ещё висел его рождественский подарок, и Драко испуганно уставился на пленника. И ни увещевания отца, ни настойчивые уговоры истеричной тётки не изменили его решения. Он отказался подтвердить то, что уже знал: егеря привели Поттера. Побег был стремительным. Крики Гермионы, Добби-смельчак, смерть предателя, схватка, непрекращающаяся карусель ненавистных лиц и летящих заклинаний… Нужно было бежать, нужно было спасать себя и других узников, но Гарри постоянно рвался к Драко, а когда подошёл ближе… Малфой отчаянно сражался, отбивая летящие в них с Нарциссой заклинания, но когда Поттер подбежал к нему, чтобы вырвать их с Гермионой палочки, его мать была слишком далеко. Гарри мягко коснулся его браслета, на котором ярким золотом в этом жутком мраке зала сияла вплетённая в него в рождественскую ночь цепочка. Но разорвать её Избранный не решился. Драко никогда бы не простил ему, если бы сейчас Нарцисса оказалась здесь одна против Люциуса и Беллатрисы, против всех. По её взгляду он понял, что магия рода направляет женщину, но сейчас она была беспомощна в самой высшей точке этого состояния. И с этого момента Гарри познал новые грани своего личного ада. Потому что теперь в его голове постоянно бился мысленный крик «Поттер! Поттер? Поттер… Поттер!» И снова по кругу. Драко звал его, ненавидел, молил о помощи, ничего не понимая и не осознавая иногда до конца, что происходит с ним. И теперь к постоянному чувству вины добавились постоянные вопросы. Драко метался по своей комнате, не находя ответов. «Что произошло в бальном зале? Почему я узнал твои глаза? Какого чёрта я не смог тебя выдать, Поттер? Кто ты? Что ты сделал со мной? Почему я помню твои глаза, ты, уродец! И почему мне было так спокойно с тобой? С тобой, шрамоголовый! Ты отобрал у меня палочку! Мою палочку! А я не захотел тебя остановить!!!» — Драко стоял перед зеркалом и кричал на своё отражение, не в силах остановиться. Это видение пришло к Гарри в первую ночь в «Ракушке». Дверь в покои приоткрылась, и перед зеркалом появилась Нарцисса. Она встала прямо за спиной сына, крепко сжав его за плечи чуть выше локтя. «Что бы ни произошло, Драко, ты всё сделал правильно. Закрой глаза, прислушайся к себе. Прислушайся к своему роду. Ты не задумывался, почему кольцо Лорда не приняло Люциуса после его освобождения Тёмным Лордом из Азкабана? Что бы ты ни сделал, мальчик мой, ты всё сделал правильно. Поэтому уйми свою истерику. Нам предстоит суровое испытание за то, что Поттер сбежал. И я надеюсь, ты выдержишь его так же достойно, как и в прошлый раз». Слова матери не слишком убедили Драко, но он пришёл в себя, и теперь его эмоции были не менее острыми, но куда более сдержанными. И да, Круцио в исполнении Беллатриссы было пережить непросто. Однако поиски крестражей продолжались, Малфой всё так же задавался вопросами, а по ночам… Поттер поддерживал его как мог, и теперь, после их встречи, магия Драко стремилась к нему не меньше. И хотя парень не осознавал, что происходит, они помогали друг другу. Каждую ночь Гарри видел любимого человека рядом, гладил его по голове, держал за руку, прогонял дурные мысли. Вселял надежду и давал силы прожить ещё один день. Во сне Драко ни разу не обратился к нему по имени, ни разу даже не взглянул в глаза, но всегда шептал, как ему страшно, как он сожалеет о том, что творится вокруг него. Он жалел себя, он устал от постоянного страха за свою мать, от непонимания и осуждения отца. От диких зверей в обличии людей вокруг себя, в своём собственном доме. Рон презрительно кривил губы, Гермиона с надеждой вглядывалась в лицо Гарри по утрам, пытаясь понять, всё ли в порядке с Драко. И облегчённо опускала плечи, когда видела: жив. Ревность осталась в прошлом, после всего пережитого хотелось только одного, чтобы его Соратник был жив и здоров. И как бы больно ни было вспоминать, как Драко проводил время с кем-то другим, как бы неприятно ни было его добровольное желание забыть обо всём, Гарри вытерпел бы любые муки, лишь бы с ним всё было в порядке. Рон, заметив, что к Гарри вернулось хоть какое-то вдохновение после встречи с Малфоем, решился задать вопрос о природе их с Драко связи, и наверное впервые действительно попытался понять. Гарри как мог объяснил другу теорию магического соратничества, старательно обходя тему своих чувств. И судя по смягчившемуся выражению лица, Рон, как чистокровный, смог принять тот факт, что магия связала его с врагом до конца жизни. Гарри с Гермионой часто разговаривали о магии рода и её влиянии на его членов. Все эти беседы были сугубо теоретическими — наследие Поттеров было под завесой тайны, а у девушки не было никого, кто мог бы хоть немного пролить свет на то, от кого из предков ей досталась магия. Но после беседы с Роном Гарри удалось лучше понять то, о чём говорила леди Малфой с сыном. Пусть Драко и не помнил того, что сменил сторону, магия рода приняла его решение и каким-то непостижимым для Гарри образом направляла Малфоев по нужному пути. Именно это в первые месяцы их разлуки так сильно било по младшему из рода, но уже ставшему его Главой. Драко долгими вечерами был задумчив и углублён в себя. В его голове билось миллион мыслей, и Гарри понимал, что никто не поможет ему разобраться в них. Только он сам. И после их встречи некоторые фрагменты его личной головоломки встали на свои места. Но ещё больше их наоборот путались и смущали. Увидеть Джин, бросившуюся ему на шею, как только они вышли из проёма, ведущего к Аберфорду, было противно. Он не стал тогда, в прошлом июне, разубеждать её теорию о Гермионе, но и играть влюблённого дурачка в Норе тоже не спешил. Тогда он был поглощён отвращением к подобной любви, эгоистичной и агрессивной. Сейчас он был искренне счастлив, что девушка жива, но как только её руки обвились вокруг его шеи, он почувствовал обжигающий капкан этих объятий. И знал, что Драко тоже почувствовал его эмоции, пусть и не знал их природу. Значит, связь снова развивалась, несмотря на то, что парни не касались друг друга. События развивались быстро, Волдеморт в его голове бесновался и душил своей ненавистью. Гарри метался по замку в поисках диадемы, постоянно ощущая, как Драко мечется где-то внизу, гонимый нуждой. Поттеру всё сложнее было игнорировать звучащее в голове «Где ты, Поттер? Мне нужно найти тебя, мне нужно тебя найти!» В какой-то момент он почувствовал его облегчение, но беседа с Еленой Рейвенклоу отвлекла Гарри. Наверное, поэтому он пропустил момент, когда трое слизеринцев подошли к Выручай-комнате. Зато когда дверь открылась, Поттер почувствовал его пульс. И всё равно увидеть его было… Ошеломляюще. Драко, угрожая палочкой матери потребовал вернуть свою, он старался выглядеть храбрым в глазах своих друзей, но Гарри чувствовал, что того терзают сомнения и вопросы. А ещё слизеринец застыл на мгновение от осознания, что испытал, увидев Поттера живым. Радость, уверенность, спокойствие. Надежду. Он выглядел действительно напуганным и решительным, но даже когда поднял палочку и так привычно чуть сощурил глаза перед произнесением заклинания, Избранный знал, что Драко его не убьёт. Когда Крэбб каким-то чудом сотворил Адское пламя, всё, о чём мог думать Гарри — это спасение своего Соратника. А на то, как Рон некрасиво откомментировал это желание, Гермиона вспыхнула: — Умрёт Драко, Гарри тоже не жить, идиот! Первая попытка помочь Драко сорвалась, и вместе с упущенной рукой и упавшей в огонь палочкой Нарциссы что-то в Гарри оборвалось. Зато, когда тот оказался за спиной гриффиндорца, Поттер наконец почувствовал, что всё правильно. Их магии мгновенно сплелись, наполняя гармонией, спокойствием. Оттого, как быстро это произошло, их обоих почти накрыло эйфорией от совместного полёта. И только ревущее пламя за спинами удержало от порывистых объятий. Гарри даже не думал о том, что чуть не бросился обнимать Малфоя на глазах у обескураженного, шокированного близкой смертью Гойла. Но всхлип Гермионы и смущённый, ошеломлённый собственными эмоциями Драко быстро привели его в чувство. Как он смог уйти от любимого, Гарри и сам не знал. Он только убедился, что палочка Драко вернулась к своему прежнему хозяину. Впервые с момента, когда Гермиона стёрла память его магическому Соратнику, гриффиндорец подумал, что его мир перестал рушиться. Что сейчас рушится мир чужой. А потом… Потом была смерть Северуса и жестокая правда о профессоре Дамблдоре. И в тишине прекратившегося на время наступления сторонников Волдеморта осознание того факта, что Драко умрёт из-за него калёной иголкой вонзалось в сердце. Он не мог смириться с этим. Почти год он не чувствовал любимого рядом. Он только обрёл веру в лучшее, только позволил себе понадеяться, что счастье близко. Гарри понимал, что Волдеморт манипулирует его обострённым чувством ответственности, но в его словах была непреложная истина: позволить защитникам Хогвартса погибнуть вместо него, когда часть души этого монстра останется жить… Видимо судьба сыграла с ним дурную шутку. И не раз. Найти любовь, когда он и не верил в то, что вообще способен на это чувство, а потом едва не потерять её из-за собственной глупости. Быть готовым защищать любимого человека ценой собственной жизни, но быть обречённым убить его с моментом своей гибели. Но в то мгновение, когда Избранному открылся Воскрешающий камень и души его близких окружили его своей заботой, Гарри понял, что не готов умирать. Не готов покинуть этот мир, не готов увести за собой Драко, не готов отпустить свою месть на самотёк. Ведь если его не станет, кто повергнет сумасшедшего, который весь мир обратит в пепел? Кто, если не он? Странная, абсурдная, совсем не свойственная ему вера в себя накрыли с головой. И только спустя несколько минут Гарри понял, что она не его. Что это чувства и чаяния Драко. Что тот безгранично, абсолютно не логично, но он всем сердцем верит в него. Возможно поэтому Избранный, делая последние шаги перед встречей со своим врагом, каждым вдохом своим подтверждал, что его жизнь не оборвётся сейчас. И, увидев перед собой Альбуса Дамблдора на вокзале Кингс-Кросс, не испытал ни удивления, ни трепета. Зато по возвращении, услышав вопрос Нарциссы Малфой о сыне, он пережил настоящее потрясение. Потому что, перед тем, как ответить, он прислушался к себе. Драко был в агонии. Отголоски боли, которую тот испытывал, почти оглушали, не давая сказать ни слова. Гарри только глубоко кивнул и направил все свои силы, всю доступную ему магию, чтобы помочь любимому. Помня о прошлой попытке, он тщательно контролировал поток, стараясь облегчить его состояние, но не навязывая лишнюю силу. Кажется, он отключился, потому что в себя он пришёл от голоса Невилла. Очнувшись в закаменевшей хватке Хагрида, Гарри первым делом нашёл глазами Драко. Тот смотрел на него, не отрываясь, и во взгляде пылало одно — недоверие. А потом, когда гриффиндорец вывернулся из рук полувеликана и упал на землю, другое — удовлетворённое ожидание. И прежде, чем накинуть на себя мантию-невидимку, парень успел уловить его движение. — Гарри! — крик младшего Малфоя вырвался израненной птицей, привлекая внимание всех вокруг. Гриффиндорец машинально поднял руку, хватая брошенную ему палочку, и в следующую секунду укрылся под одним из даров Смерти. Эти действия были настолько слаженными, а чувство правильности происходящего так глубоко пронзило сознание, что Гарри оказался совсем не готов к опаляющей боли от мести Волдеморта. Драко упал у его ног, корчась в судорогах, но времени для долгого наказания у Тёмного Лорда не нашлось. Сил, чтобы открыть глаза, не было, и несколько бесконечных минут Поттер ждал, когда сможет подняться на ноги. Он должен выполнить данное Драко обещание. Он вернулся с того света ради него, глупо сейчас сдаваться из-за какого-то Круцио. Пока он медленно волочил ноги к замку, его неожиданно поразила мысль: ради него Малфой рискнул всем. Значит, он всё-таки на светлой стороне. Гарри заставлял себя идти, преодолевая дикую боль мечтами о том, что он убьёт Тома, а потом обнимет Драко. Так, как столько времени уже хочется. Уткнётся носом в его шею, сожмёт в руках и будет дышать его запахом, будет чувствовать его пульс ладонями, будет чувствовать его. Сражение с Томом Риддлом почти не отразилось в его сознании. Они говорили, Гарри говорил, но момент, когда он выпустил заклинание словно стёрся из памяти. Его охватило странное ощущение полёта, неуправляемого, непредсказуемого, и оттого ещё более прекрасного. Руки согревало привычным теплом, а перед глазами стоял образ Драко, сияющего золотом в рассветной тишине. Его магия словно в колыбели убаюкивала и звала в небо, и Гарри казалось, будто он снова держит Драко за руку в их Выручай-комнате, будто видит мягкое понимание и нежность в его глазах, будто делит с ним воздух каждого вдоха. А потом зелёная вспышка ослепила его, а крики окружающих людей вернули на землю. Все ликовали, поздравляли Избранного с победой, а он бешено кружил по разрушенному замку в поисках Малфоя. В отчаянии выбежав на улицу, он догадался наконец использовать связь, чтобы найти его. Душу рвало на части, Драко было плохо и страшно, но Гарри не успел ему помочь. Он только словил растерянный испуганный взгляд серых глаз, протянутую к нему руку в попытке освободиться от железной хватки отца, и в следующий миг Малфои аппарировали. Глядя на бесполезную Бузинную палочку в своих руках, Гарри едва не сломал её от ярости. Если бы он знал координаты, он аппарировал бы прямо сейчас, потому что то, что чувствовал сейчас Драко, было близко к панике. Эти эмоции почему-то были ярче и чище, чем то, что чувствовал Поттер раньше. Будто они с Малфоем и не расставались на всё это время. Будто они всё ещё стоят рядом, держась за руки. Но это было невозможно. Драко всё ещё не помнил его. Это было видно по глазам, по искривлённым в непонимании губам, но всё же… Связь восстанавливалась. К тому моменту, как Гарри удалось вырваться из поздравительных объятий, наступил полдень. От Драко всё ещё фонило раздражением и печалью, но к ним добавилось любопытство и редкие всполохи страха и сомнений. Гарри будто держал руку на его пульсе, ни на секунду не упуская из-под своего контроля его состояние. Он решил, что наведаться в мэнор он ещё успеет, давая любимому человеку время разобраться с собственными чувствами. И давая время себе. Со смертью Волдеморта в нём будто тоже что-то умерло. И вместе со спокойствием и умиротворением от осознания, что никакого чудовища больше нет, что никто больше не сможет затмить его собственное сознание, что некому больше подталкивать его к краю и нашёптывать гнусные мысли, появилась звенящая пустота. Та пустота, которую навязчиво нужно чем-то заполнить. Его магия тянулась к Малфою, стоило только ослабить контроль, но пока было слишком рано что-то предпринимать. У него в голове ещё не уложилось, что война закончилась и он победил. И не просто победил, а остался жив. Гарри было сложно находиться среди людей, понёсших из-за Волдеморта невосполнимые потери. И, когда он наткнулся на семью Уизли, не смог себя сдержать. Уткнувшись в плечо Молли, он не переставая просил прощения, осознавая, наконец, что всё закончилось. Сейчас как никогда нужен был Драко, но тому и самому приходилось нелегко. Да и как он может явиться в Малфой-мэнор с подобной просьбой? «Драко, мы враги, и ты ненавидишь меня, но раз уж ты отдал мне свою палочку на поле битвы, может, возьмёшь меня за руку, чтобы мне стало легче. И да, прищурься, а не то ослепнешь от мерцания вокруг наших ладоней…» Чем больше времени проходило с момента окончания битвы, тем больше сложностей рисовалось в мыслях Гарри касательно Малфоя. Гермиона никак ему не помогала в этом, старательно делая вид, что ей неинтересно, что происходит с человеком, который всё ещё был ей небезразличен. Она решительно высвободилась из объятий Рона и пообещала Молли прибыть в Ракушку, как только увидит своих родных. Пусть они и не помнят её, но ей было необходимо своими глазами увидеть, что с ними всё хорошо. Гарри тоже готов был уйти хоть на Гриммо, хоть в Годрикову впадину, лишь бы не видеть последствий этой ужасной ночи, но Джиневра не дала ему такой возможности, тут же заручившись поддержкой матери: Гарри должен был аппарировать вместе с Уизли. Приняв твёрдое решение отправиться к Драко, как только всё немного успокоится, он заснул на расстеленном на полу матрасе. Утром он наткнулся на хмурую Джинни. Он не выспался и совсем не был расположен к беседе: Драко всю ночь снились кошмары, и Гарри пытался помочь любимому. Но у девушки были свои планы: — Ты даже здесь никому не доверяешь? Против кого ты наложил все эти Защитные чары? — Этот год я прожил в аду, Джин. Ты не можешь думать, что этот ад никак меня не изменил… — Гарри держал в руках кружку с кофе и пытался в ней что-то рассмотреть. — Для нас всех этот год был сложным. Для нас всех этот год был адом! Думаешь, хоть кто-то из нас смог остаться прежним?! Кроули с их пытками, Снейп, сидящий на месте профессора Дамблдора, постоянный страх боли, и не только твоей, но и твоих друзей. Постоянное неведение… Постоянные вопросы, живы ли наши близкие, наши друзья, наша семья… Жив ли ты! Есть ли ещё надежда… — Джин всхлипнула, и несколько слезинок скатились по её щекам. Однако взгляд Героя остался холоден и твёрд, он сочувствовал девушке, но разжалобить его не удалось. Поэтому она не стала расклеиваться, понимая, что важно сказать ещё одно, пока Гарри не ушёл: — Я всё ещё люблю тебя, это не изменилось. Даже наоборот, я долгими ночами думала о нас, о том, что чувствую, и поняла, что люблю только сильнее, несмотря ни на что! Она подошла к Гарри вплотную, не стесняясь тонкой ночной сорочки, взяла его лицо в ладони, заставляя смотреть прямо в глаза. Парень отставил кружку и позволил ей приблизиться ещё на пару дюймов. — Я смогла простить тебя за твоё решение. Гермиона наша подруга, и если она любит Малфоя, — она сморщила нос, произнося фамилию любимого человека Поттера, — хотя бы в половину так же сильно, как я люблю тебя, то это её немного оправдывает. А ты проявил себя, как настоящий верный друг. Герми, конечно, предала доверие моей семьи, разбив Рону сердце, но ты в этом не виноват. Я так счастлива, что мы снова вместе… И теперь… — Джинни, я не люблю тебя, — сказал Гарри, всё так же не отводя взгляд. — И я не верю, что ты этого не видишь, — девушка закрыла глаза и помотала головой, отрицая очевидное. — Просто посмотри на меня, Джин! В моих глазах нет той любви, что ты хочешь найти. И не было. Никогда. — Ты снова пытаешься найти причины, Гарри! — она отошла на несколько шагов, отворачиваясь и обнимая себя за плечи. — Но война закончилась! И я сражалась за тебя! Я была храброй, я была верной, я была идеальной соратницей тебе! — Поттера ощутимо передёрнуло на её последней фразе. На секунду он задумался, был ли выбор слов случайным, или она что-то знает о Драко, но волшебница продолжала: — Мне очень стыдно за свой детский ультиматум, я не знала, как ещё заставить тебя увидеть свои чувства ко мне, я никогда не смогла бы сдать Гермиону Малфоям… Прости меня за это, — она обернулась и бросилась к Гарри, чтобы обнять. — Прости меня, и всё снова станет по-прежнему! Но Избранный вскочил со стула и сделал несколько шагов назад: — Ничего никогда не было, Джиневра! — девушка, как от пощёчины, дёрнулась оттого, как жёстко произнёс Гарри её имя. — Между нами была дружба, я знаю тебя с детства, и ты была близким, родным человеком мне, как и вся твоя семья. Но я тебя не люблю! И будет лучше, если ты примешь эту правду! — Ты лжёшь!!! — Джинни заорала так, что окна в маленькой кухоньке задрожали и треснули. Из комнат тут же выбежали встревоженные Уизли, ещё через мгновение со второго этажа показались Рон и Флёр с мужем. Все как один смотрели на бледную девушку, медленно опуская палочки. Джинни смотрела на Поттера опустевшим взглядом, а потом сорвалась из дома, не озаботившись даже накинуть что-то. Молли бросилась за ней, но юная волшебница так быстро аппарировала, что та вернулась уже через минуту. Гарри молча покачал головой, не желая давать объяснений. Следующие полчаса он просто сидел под лестницей, пытаясь понять, как дальше поступить. Он хотел определиться, как быть с Драко. Как рассказать ему обо всём, что тот забыл, но было столько нюансов… Все считали его верным сторонником Волдеморта, как и всю его семью. Было неясно, кто будет разбираться с последствиями этой войны, кто остался жив из Ордена, кому можно верить… Кто займёт пост министра, кто будет наводить порядок и поддерживать весьма хрупкий мир между волшебниками и магическими существами… Больше всего Гарри хотелось забрать Драко и аппарировать куда-нибудь, где их никто не знает. Где вообще никого нет. И наконец прикоснуться к нему. Ощутить его пульс в центре ладони, увидеть спокойствие в его глазах, почувствовать его волосы на своей щеке. Гарри бросило в жар, а потом его окатила такая ярость, что зубы заскрипели. — Нет! — услышал он крик Драко так близко, будто тот стоял за его спиной. Гарри обернулся, а потом его поглотило видение глазами Малфоя: — Я так сказал. — Люциус стоял на пороге спальни сына и холодно смотрел на него, мимо него. Потом развернулся и вышел, оставляя дверь открытой. — Я не буду жениться, отец! — но Лорд Малфой его словно не услышал. — Люциус говорил о браке, Драко. Мне кажется, это не самый глупый вариант. Нас ждёт страшная судьба здесь. Нам нужно уехать. Ни в Британии, ни во Франции нам не спрятаться, но то, что задумал твой отец, сможет сохранить тебе жизнь, дать шанс на счастье или хотя бы безопасность. Драко резко развернулся и с болью посмотрел на мать: — Я не могу объяснить, почему это желание отца делает мне так больно. Но этого достаточно, чтобы понимать, что это неверное решение. И я осмелюсь дать тебе твой же совет: прислушайся к родовой магии, мама. Что она тебе говорит? Что будет лучше для Главы рода? Отец не сможет заставить меня… Наверное Драко достаточно успокоился, чтобы взять эмоции под контроль, потому что Гарри вынырнул из его сознания, с удивлением озираясь по тёмному углу, в котором его настигло видение. — Что с тобой, Гарри? — только сейчас он заметил Молли, с тревогой вглядывающуюся в его глаза. — Волдеморт ведь не вернулся? Он больше не сможет? Так? — Нет, не сможет, Молли, Волдеморт умер. Окончательно на этот раз. День после битвы, начавшийся с побега Джинни, пролетел в попытках найти её. В «Ракушку» нанесли визит выжившие Орденовцы, и сразу стало ясно, что времени на отдых нет. Нужно было искать сбежавших Пожирателей, управлять Магической Британией было некому, Аврорат остался без главы, а значит, страна без защиты. Уже появлялись слухи и сообщения о нападениях на волшебников, якобы причастных к тёмной стороне. Подобный самосуд ещё больше обострял и без того тревожную обстановку. Но Гарри не мог и не хотел отвечать на обнадёженные, ожидающие его решения взгляды. В конце концов, ему семнадцать. Он подросток. Что он может предложить и сделать в мире взрослых решений и проблем? Гермиона не появлялась весь день, а под вечер прилетела сова. Девушка приняла решение уйти на время из магического мира. Взяла тайм-аут. Она написала, что он нужен им всем. И между строк намекнула, что и Малфою тоже. Едва ли Гарри рассчитывал на такой очевидный и почти бесполезный совет, но всё равно был за него благодарен. Поттер уже крепко спал, когда его буквально вырвало из сна. Сразу он не понял причины своего пробуждения, но по привычке потянувшись к Драко через связь, вскочил с пола. Драко не было. Связь словно упиралась в пустоту. Ни мысли, ни ощущения, ни одного намёка на его магию. Драко словно исчез с лица земли. Словно умер… Так некстати вспомнились слова Сириуса о том, что умирать быстрее и легче, чем засыпать. Но он тут же отмёл эти мысли. Если Драко мёртв, то и Гарри должен был умереть. Но что, если со связью что-то произошло после его смерти и возвращения обратно с вокзала Кингс-Кросс? Что, если та чистота ощущений, что удивила Поттера сразу после битвы, была последними всполохами магического Соратничества? Что, если в книгах были неправильные сведения. И связь разорвана? Значит, Драко жив, просто теперь… Нет, судя по ощущению давящей, затягивающей в свою глубину пустоты, связь была. Не было Драко на другом конце… Что, если умерев там, в лесу, Гарри смог обмануть не только Волдеморта, но и судьбу? И теперь их жизни не зависят друг от друга? Паника, растерянность, какая-то абсурдная немощность так поглотили Гарри, что тот рухнул на колени и завыл. Бросив Заглушающее, он бессмысленно колотил кулаками по полу, выбивая щепки из досок, оставляя кровавые брызги от впивавшихся в руки острых заноз, и не мог остановиться. Когда он выдохся и смог взять себя в руки, наступило утро. Мёртвое и бесполезное. Гарри впал в оцепенение и безжизненной статуей застыл на полу. Его сознание пару раз зацепилось за какие-то причитания и крики, но волшебник не пришёл в себя. Он закрылся где-то глубоко в своём мирке, не видя смысла реагировать на пустой шум. Его Соратника больше нет. Драко… Его больше нет… Гарри закрыл глаза. Ледяная слеза разбилась об окровавленные доски, оставив по пути ожог на его щеке. Было отчаянно холодно, но это был правильный, сковывающий все эмоции холод. В той пустыне, где сейчас нашёл своё убежище Герой, не было нужды испытывать их. Единой нотой звучал только тонкий звон стремительной, как Авада, боли. Драко нет…