***
Мисс Скиттер нервно оглядывалась, пытаясь понять, почему она чувствует себя так неуверенно в этом спокойном, даже умиротворяющем своей тишиной парке. Она сидела на скамейке, был первый час ночи, людей вокруг не было, но чьё-то присутствие всё же ощущалось. Репортёр одёрнула мантию и разозлилась на себя: она собиралась поговорить с Победителем, почти Героем Магической Британии и почти Кавалером Ордена Мерлина, вряд ли он назначил встречу, чтобы навредить ей. Но даже её вечное рвение за сенсацией сегодня почему-то уступало интуитивному желанию бежать. Прямо сейчас. Сию секунду. Сорваться с места и исчезнуть из этого укромного уголка как можно скорее. — Я рад, что вы пришли, мисс Скиттер. Вы знаете, как не упустить горячую новость! — мальчик-который-выжил материализовался прямо перед ней. Ни звука аппарации, ни движения воздуха. Просто возник. Женщина вздрогнула, но видя его осторожную улыбку, позволила себе чуть распрямить плечи и кивнуть. — Я, признаться, не ожидала вас увидеть в ближайшее время. Министерство заявило о том, что вы набираетесь сил после финальной битвы. Битвы за Хогвартс, как её сейчас называют, но я уверена, вы уже знаете об этом, — Гарри покачал головой и пожал плечами. — Я совсем не читал прессу в последнюю неделю, — на мгновение Рите показалось, что он неуверен и робок, но это впечатление быстро ушло, когда парень поднял на неё свои зелёные глаза. Почему-то ночью эта зелень была особенно подчёркнута чернильным небом. — Мне нужна ваша помощь, Рита. И я могу обратиться только к вам, — Гарри намеренно льстил, но старался говорить максимально искренне, чтобы у опытной журналистки не возникло и тени сомнения, что она сможет выкрутить ситуацию в свою пользу. — И я понимаю, что, вероятно, ваша помощь не будет безвозмездной, но пока не могу сказать, как вам отплачу. Я готов услышать ваши варианты: что я могу для вас сделать, чтобы рассчитывать на ваше безраздельное сотрудничество? Несколько долгих минут она молчала, бешено просчитывая варианты, а потом выпалила, будто боялась передумать: — Я хочу написать о вас книгу, Гарри. Вашу биографию и историю вашего противостояния с Вы-Знаете-С-Кем. И вы должны понимать, что в нашем мире нельзя никому доверять на слово. И попрошу подтвердить ваши намерения, — закончив, она уставилась на Поттера, застыв в непонятной панике — что-то зловещее исходило от Золотого мальчика, и ей снова захотелось избежать этого разговора. Но Гарри моргнул, и на неё снова взглянули зелёные глаза, полные понимания и благодарности. А вот слова его удивили волшебницу до глубины души. — В таком случае я предложу вам подписать со мной магический контракт. Я со своей стороны обязуюсь предоставить всю нужную информацию о себе и своих приключениях, — на этом слове он как-то горько вздохнул, будто сам назвал бы всё произошедшее с ним так только в качестве сарказма, — о некоторых событиях, даже воспоминаниях, если хотите, хотя едва ли вам понравится то, что вы можете увидеть… А вы со своей стороны опубликуете статьи, несколько, я думаю, но возможно мы обойдёмся и одной, с нужным мне содержанием. Как вы на это смотрите? Рита смотрела на это положительно. Ей было откровенно всё равно, что писать, — хоть сказки о мозгошмыгах в Булонском лесу, — если в итоге у неё на руках окажется эксклюзивная информация о самом обсуждаемом герое современности. Не дождавшись очевидного ответа, Гарри продолжил: — Но частью этой сделки будет публикация первой статьи уже в утреннем выпуске «Пророка». Вы готовы работать всю ночь? Мисс Скиттер просияла. » — Но, Гарри, позвольте узнать, когда вы успели усвоить все эти тонкости относительно Долга жизни? Ведь я никого не обману, если скажу, что этот почти год, прошедший с момента свержения Министерства Сами-Знаете-Кем, вы скрывались, скитались, не зная покоя и сытного ужина… — Рита, давайте называть вещи своими именами. И людей тоже. Его звали Том Марволо Риддл, — он помолчал. — Волдеморт повержен, и излишне теперь создавать ореол его всесилия, если он мёртв. А что касается знаний… Я очень близко общался с одним из самых тайных наших шпионов в тылу врага, и этот бесстрашный самоотверженный волшебник, чистокровный маг, к слову, многое мне рассказал. Он стал мне другом, я бы даже сказал, родным человеком, несмотря на вечные мифы о противостоянии Гриффиндора и Слизерина. Я должна сказать моим читателям, что это признание поразило меня до глубины души, и конечно я была обязана задать этот вопрос: — Вы говорите о ныне покойном декане вышеупомянутого факультета Северусе Снейпе? Среди ваших сторонников ходили слухи о безусловном доверии к нему Альбуса Дамблдора, и мне с трудом верится, что волшебник, убивший его, всё же оказался противником Сами-Знае… Волдеморта… — мне всё ещё непривычно произносить это порочное имя, но из уважения к моему собеседнику и нашей общей Победе я преодолеваю некоторое смятение. — Не думаю, уважаемая Рита, что на этом свете был хоть один человек, пользовавшийся безраздельным доверием профессора, но Снейп был на нашей стороне ещё во времена Первой Магической войны, и он остался верен нашему делу до самой своей смерти. Он внёс неоценимый вклад в Победу. Более того, без него она и вовсе была бы невозможна. Но я говорю не о нём. Это имя я пока оставлю в тайне с вашего позволения. Сейчас для меня вопросом жизни и смерти является поиск волшебницы, которой я обязан жизнью. Без сомнения. И без помощи ваших читателей я не справлюсь. Я не могу передать вам всю важность моей просьбы. — Гарри, я уверена, что нет в Магической Британии волшебника, который не откликнется на ваш зов. Говорите, Победитель, смелее! — у меня в душе защемило от трепета в глазах мальчика, когда он поднял на меня свой взгляд, полный отчаяния. — Я буду благодарен за любую информацию о Нарциссе Малфой, имевшей смелось солгать Волдеморту в лицо. Женщине, которая рискуя всем утаила от безумца тот факт, что я вновь выжил после смертельного Убивающего заклинания. — мне казалось, что моё сердце остановилось в груди. Я была в шоке, в котором, уверена, и каждый из вас сейчас находится от осознания, сколько мук вынес юный мистер Поттер от рук Темнейшего волшебника современности. — Я волнуюсь за неё, у меня болит душа от понимания, что она может быть в беде. Люциус Малфой мёртв, его жена пропала, и возможно, леди Малфой в бегах, спасается от напавших на её мужа, а быть может от авроров, напрасно думая, что ей угрожает опасность судебного преследования, а возможно и смерть, как её супругу и сыну. Но я со всей ответственностью заявляю, что не дам в обиду женщину, спасшую мне жизнь. Я на всю страну заявляю о своём намерении вернуть Долг Жизни. Я, Гарри Джеймс Поттер, признаю священный Долг перед Нарциссой Малфой, и призываю Магию в свидетели, — отклик магии Героя после ритуальной Формулы был настолько силён, что вашу покорную слугу едва не снесло со скамейки, а Прытко Пишущее Перо упало без движения. Сказать, что я была ошеломлена этой мощью, скрытой в вежливом, миролюбивом и очень одиноком мальчике — это не сказать ничего. Который раз за ночь я была шокирована. А мистер Поттер продолжил: — Неизвестность разбивает мне сердце! Я ведь не имел шанса даже поблагодарить Леди Малфой за своё спасение! Без её отчаянного шага меня добили бы как котёнка, и мир никогда бы не был прежним. — Уверена, мой дорогой, что после этого признания в редакции нашей газеты будет настоящий аврал от сов, спешащих передать нам сведения о местонахождении леди Малфой, — Гарри благодарно кивнул, в глазах его светилась надежда. — Что вы можете сказать о слухах о том, что вас собираются представить к наградам? — Ничего, — немного удивлённо ответил на мой вопрос юноша и пожал плечами, — я в первый раз слышу об этом. Но могу сказать, что без всяких сомнений эти награды в гораздо большей степени заслужили мои друзья — Гермиона Грейнджер и Рон Уизли, и профессор Снейп. Я не откажусь от признания моих заслуг, но признаться честно, только лишь потому что со всеми этими званиями и регалиями я смогу гарантировать справедливое разбирательство для Малфоев и других пострадавших в этой войне. — Ну, едва ли Лорда Малфоя можно отнести к невинной жертве обстоятельств… — А я и не о нём говорю, Рита. Я говорю о тех, у кого не было выбора. О детях Пожирателей или просто приспешников Волдеморта. О тех, кого заставили обстоятельства поступать в угоду Тому Риддлу. Обстоятельства типа похищения и угрозы смерти близким людям. Редактор «Придиры» Ксенофилиус Лавгуд тому живой пример. И он — это капля в море. Сколько волшебников шли на сделку с совестью ради безопасности семьи? — Герой говорил эмоционально и пылко, горечь его слов полынью оседала на душе даже такого прожжёного репортера, как я. Мистер Поттер умолк, а потом тихо добавил: — Это слишком болезненная тема для интервью. — То, как звучат ваши слова, слишком похоже на идею безнаказанности и всепрощения, Гарри. Это очень провокационное заявление… — Мисс Скитер, — взгляд моего интервьюера стал очень серьёзным, взрослым, всепонимающим. — Я как никто другой знаю, как важны справедливое правосудие и всеобъемлемость судебной системы, — казалось, словно звуком его голоса можно забивать гвозди, столько в нём было холодного металла. — Моего крёстного отца Сириуса Блэка несправедливо осудили и много лет он провёл в Азкабане ни за что. Я сам был на скамье подсудимых перед полным составом Визенгамота, вам ли об этом не знать? Поэтому всё, к чему я призываю новую власть — к безусловному стремлению к честному, дотошному разбирательству по каждому делу! И я понимаю, что это будет долгий процесс, но грести всех под одну гребёнку — это ничем не лучше тоталитарного подхода к угодным и неугодным Волдеморта! И я этого не потерплю! — Глаза мальчика-который-выжил полыхнули праведным гневом. И я, как независимый журналист, готова подписаться под каждым его словом. — Никто не должен уйти безнаказанным, но наказание это должно быть соразмерным деяниям! Мистер Поттер потёр глаза и с грустью уставился на небо, тёмное и глубокое в этом памятном мае. — Я скажу вам откровенно, Рита, я никогда не стремился к политической деятельности или публичности как таковой. Популярность мне обеспечил промах Волдеморта и вы, — он усмехнулся и кивнул каким-то своим мыслям. А потом посмотрел на меня: — Я очень устал, Рита, но если придётся, если я буду видеть тотальное попирание закона, лёгкие решения сложных проблем, если коррупция и жадность верхних эшелонов власти начнут разрастаться в новом правительстве… Я найду в себе силы и встану на эту стезю. Я не позволю прикрываться моим именем и вершить черноту под эгидой поддержки Золотого мальчика. Если придётся, я пойду против всех и объявлю войну продажности и несправедливости! — У вас есть причины так волноваться за чистоту рядов нынешнего правительства? — Пока нет. Но я уже видел, как быстро меняется политический курс. И хорошо понимаю, как легко из героя сделать предателя и наоборот. Я сейчас остался без поддержки друзей — Рону непросто пережить потерю брата, особенно после года, проведённого в разлуке с семьей. Гермиона — самая сильная и честная из нас — тоже с огромным трудом справляется с последствиями войны. Но это не повод говорить за их спинами, что они не радеют за благополучие страны. Просто мало кто помнит, что мы — всего то навсего подростки, пережившие взрослые потери и принявшие взрослые решения. Но мы увлеклись моими бедами, забыв всё же о цели нашей встречи. Я хотел бы сказать последнее: Леди Малфой, прошу вас, дайте мне знать, что вы в порядке. А если это не так, умоляю, скажите, как я могу помочь вам. Я сделаю всё, что в моих силах. А они, как вы уже имели возможность убедиться, отнюдь не малы». — Щенок! Да как он посмел?! — Министр стукнул кулаком по столу, отчего все в кабинете невольно вздрогнули. — Но разве не этого вы от него хотели? — заместитель Министра Палмер пожал плечами. — Он уже не пятнадцатилетний ребёнок, чтобы плясать под вашу дудку. И всё, что он сказал вполне справедливо… Когда это скорое правосудие было честным и открытым? Министр не ответил. Ему, конечно, придётся немного сменить планы, но по сути, мальчишка не так далёк от истины. Некоторые его слова можно списать на юношеский максимализм, но направление для деятельности он выбрал правильное. Вот только сейчас стало понятно, что лучше держать его подальше от политики — займись он ею всерьёз, он оказался бы не так и плох… Кингсли выдохнул и обратился к собравшимся: — Все силы Аврората пускаем на поиск Нарциссы Малфой. Не важно, какова её истинная роль в Победе, сначала найдём, потом разберёмся. И снимите с неё клеймо преступницы — ищем как свидетеля. Раз Избранному так уж приспичило вернуть Долг Жизни — наш долг ему помочь… Собрание затянулось до самой пресс-конференции, а после него неприметная министерская сова отправилась прямиком к дому 12 на площади Гриммо.***
Безделье заставляло Драко звереть. Он ужасно себя чувствовал, но без хоть какого-то занятия он готов был бросаться на стены. В итоге он практиковался в беспалочковой магии, раз уж палочка осталась у Поттера, и в итоге заметил одну особенность. Каждый раз, когда он пытался вызвать Люмос, стены его камеры едва заметно светились, являя взгляду причудливую вязь Блокирующих и Защитных заклинаний. С этого момента он стал планомерно изучать наложенные чары, а через несколько дней и вовсе попробовал распутать несколько нитей. Сил на это уходило много, работа была кропотливая и нудная, но на фоне тотального безделья даже такое времяпрепровождение было в радость. Эта скрупулёзная и вдумчивая деятельность напоминала ему что-то давно забытое и туманное, но оттого, что он занимался этим почти бессмысленным занятием, в голове немного прояснялось, будто когда-то он уже искал решение подобной головоломки, и сейчас снова встал на родные рельсы. Ночью было проще — кошмары снились редко, в основном он видел Хогвартс и то, чего там никогда не случалось. И поначалу дикие, совершенно неправдопобные картинки постепенно стали привычными и даже желанными. Эти сны были красочными и наполненными теплом и чем-то почти нежным… Таким необъяснимым, но нужным. Необходимым. И теперь Драко каждый вечер ждал, когда же он наконец заснёт, чтобы узнать, что он увидит сегодня. Хотя в первую ночь, увидев, как они с Поттером сидят в библиотеке и спорят о многовекторном применении синхронных Чар Левитации, парень проснулся от шока и до самого утра не сомкнул глаз. Драко ощущал себя потерянным — и сейчас, спустя почти две недели после того, как они с матерью покинули Мэнор, это ощущение было больше внешним, чем внутренним. Да, он всё так же не понимал, где его место в этом послевоенном мире, иногда жалел себя и не всегда мог совладать с желанием выбраться из этой скорлупы — не только из удручённого состояния, но и из этой комнаты. Однако с каждым днём он всё отчётливее чувствовал, что его потеряли. А ещё очень скучал по своему другу, который почему-то больше не приходил. Вместо него во снах появлялся Поттер, и порой совершал такие поступки, что Драко начинал сомневаться в собственной вменяемости. Он смеялся над его шутками, абсолютно игнорируя их вражду. И во снах это казалось чем-то естественным, правильным, привычным. По пробуждении Малфой долго не мог отделаться от ощущения, что всё это уже было. Было частью его жизни, или это он был частью чего-то большего. Но связать в логическую цепочку эти события не удавалось. Даже с учётом того, что Драко принял за данность, что что-то в его памяти отсутствует. Иногда ему становилось совсем тошно. От одиночества, от постоянно давящей пустоты, спасения от которой не было, отчего ему хотелось опять окунуться в сон. Ночью он был хотя бы в обществе пусть дикого и несуразного, неадекватного, но до боли знакомого Поттера. Но не один. Драко и не представлял, что так хорошо изучил гриффиндорца за годы их вражды. А эти сны дали ему понять, что он знает его голос, жесты, мелкие привычки почти досконально. И он чувствовал себя абсолютно комфортно с этим знанием. Порой в Мэноре Драко позволял себе несколько часов провести в ритуальном зале, обдумывая, мечтая, воображая, какой станет его жизнь, если Поттер победит. Временами его будущее виделось ему радужным и счастливым, но возвращаясь в реальность из своих мечтаний он понимал, что это невозможно. Ни при каком раскладе он не выйдет из этой войны без потерь. Чаще он думал о тех лишениях и невзгодах, что упадут на его плечи, но даже срок в Азкабане не казался ему слишком жестоким наказанием, если он останется жив. Он даже смог бы смириться с потерей родового поместья. Только бы мама осталась жива. И он сам. Жить он хотел. Сильно. Пусть вот так — с половиной души, но жить. Ради… Вот ради чего, или скорее, кого, он не знал. Но сильно хотел жить. Совсем редко он видел себя угнетённым и обездоленным, его страхи рисовали ужасные картины самых жестоких наказаний и бесчеловечных условий, в которых он может оказаться после победы светлой стороны. Но одно всегда объединяло эти часы раздумий о будущем, в котором Тёмный Лорд мёртв — Драко всегда выходил из святая святых Мэнора с надеждой. С надеждой, что Поттер убьёт безносого монстра, что Избранный придёт и спасёт их всех, и тогда у него обязательно всё будет хорошо. Несмотря ни на что. И сейчас, когда его отчаяние прорвало путь сквозь аристократическую хладнокровность, он тоже вспоминал Поттера. И уже старался не удивляться, что снова чувствует всё ту же мордредову надежду. Он понимал, что это глупо, что у Золотого мальчика нет причин его спасать. Никогда не было. Но надежде было плевать на рацио. Она была. Просто была. Просто жила в его сердце, грела его, независимо от желаний его хозяина. Всю неделю Гарри метался между Авроратом, где его информировали о ходе поисков Малфоев, особняком на Гриммо, где он устроил небольшой штаб, Хогвартсом, где директор ухаживала за Гермионой — девушка не приходила в себя ни на мгновенье, и домиком профессора Линкмора. Не дождавшись вестей от Грейнджер, он на завтра же послал Патронуса Поттеру, и тот рассказал Арману о том, что Гермиона без сознания. С присущим истинным учёным умам безразличием он принял эту новость, запоздало высказав сожаление. Гарри показалось, что старик сожалеет больше о том, что ему теперь снова не с кем поговорить. И всё же он рассказал Гарри о том, что выяснил. Основываясь на предположении, что взаимодействие магических ядер происходит на уровне первородной магии — что бы это ни означало — Линкмор сделал вывод, что место, где оказался магический Соратник Гарри, находится под защитой особого вида чар — древних, очень сильных, но главное — требующих таких затрат от любого волшебника, что без поддержки родового камня их никто не осилит. Гарри, выслушав эту информацию, сдержанно поблагодарил профессора, явно не зная, что делать с этими знаниями, и чуть было не ушёл, когда Арман буквально выплюнул ему в лицо ещё одну новость, которая, видимо должна была быть очевидной любому образованному волшебнику: — Гарри, чтобы прорваться сквозь подобное поле, необходима нечеловеческая мощь! Десятки сильнейших артефактов, длительная подпитка от родового камня или тёмные ритуалы, жертвы… а у вас, насколько я знаю, нет даже родного дома… Гарри, вы просто не сможете его найти… И я так и не смог придумать, как облегчить вашу участь… Вы снова под угрозой неминуемой смерти… Мне жаль… — Что вы хотите сказать?! — Парень нахмурился и вцепился в спинку стула, стоявшего у каминного портала. — Ни вы, ни ваш Соратник, не чувствуя друг друга, долго не выдержите… Один из вас из-за несбалансированных потоков просто сойдёт с ума. Магический выплеск, или… Это может быть ваше решение… Но итог неизбежен… — Линкмор был так уверен в своих словах, так печален, что не мог скрыть жалость во взгляде. И это подействовало на Гарри очень отрезвляюще, хотя ещё секунду назад он готов был утонуть в осознании, что Драко умрёт из-за него, а он никак не сможет его спасти. Он ничего не ответил и просто ушёл. Точнее, он подумал о спальне Сириуса, и растворился в воздухе, не издав и звука, шокировав Армана этим внезапным изчезновением, но не обратив никакого внимания на этот факт. А профессор впервые с момента, как понял, почему Герой не чувствует своего Соратника, усомнился в собственных выводах. Гарри оказался дома неожиданно для себя и застал своего домовика таскающим за уши чужого. Незванного гостя он не узнал, и как оказалось, тот пришёл из какого-то знатного дома, чтобы передать послание. Вопиллер, если быть конкретнее. И несмотря на то, что хозяин дома не услышал сути, он понял, что Кричеру не понравилось то, что хотели сказать Победителю. Злость и взвинченность от посещения профессора Линкмора тут же прошли, потому что битва домовых эльфов была настолько же забавной, насколько и жестокой. Когда в ход пошли когти, приближающиеся к глазам, Гарри хлопнул в ладоши. Оба домовика застыли, не в силах шевельнуться. Волшебник посмотрел на чужака и велел: — Достаточно. Домой! И никогда не смей возвращаться. Иначе твои хозяева будут наказывать себя сами так же, как и ты за то, что не выполнил их поручение. Вон! Эльф исчез из рук Кричера, и тот насупился, а когда Гарри отпустил его, понуро уставился в пол. — За что ты его так колошматил? Он ведь просто служит каким-то идиотам! Это ли недостаточное наказание? Я не пытаюсь вмешиваться в ваши порядки, Кричер, но едва ли одобряю, с каким упорством и жестокостью ты устремился защищать мою честь! Глаза существа негодующе сверкнули: — Магия избрала вас своим сыном, Гарри Поттер! Она живёт в вас, но вы способны дарить её другому. И со смертью черноты в вашей душе Кричер смог увидеть это. Кричер — дитя Матушки. Кричер создан служить ей и её избранным. А вы, хозяин, поцелованы ею. Это великое отступничество — проявить неуважение к Целованному Великой Матерью. — Но это ведь не всё? — скорее предположил Гарри, и не ошибся. — Гарри Поттер избран не только Матушкой, но и Серой Царицей, — немного тише ответил эльф, словно об этом ему не хотелось говорить. — Что это значит, Кричер? — настойчиво подтолкнул его к ответу парень. — Гарри Поттер — Хозяин всех её Даров. — Нет! Я выбросил Воскрешающий камень! — Гарри с яростью вскочил с кровати, на которой оказался после своего спешного ухода от профессора, сжимая кулаки, хмурясь, всем своим видом выражая протест. Он так надеялся, что эта история уже в прошлом. Что эти мордредовы пророчества больше не будут давлеть над его судьбой. — Но он не обрёл нового хозяина. И как только будет нужен, сам найдёт вас. Поттеру понадобилось несколько минут, чтобы успокоиться и осознать сказанное. Всё же домашние эльфы — удивительные создания. Древние, сильные, обладающие уникальной, самобытной магией, но никогда не использовавшие её во вред. Было в этом что-то парадоксальное — они служили волшебникам веками, и постепенно стали восприниматься как мебель или зачарованное перо: словно не имели сознания и души, желаний и совести. И всё же никогда не оспаривали свою роль и место в магическом сообществе, оставаясь слугами и защитниками. Тем непонятные было отношение Люциуса к Добби, ведь он не мог не знать — магия рода обязательно подсказала бы, что эльф следит за тонкими нитями паутины баланса магических потоков. И если он даже во вред себе идёт против приказов хозяина, значит что-то не так, значит баланс нарушен… Возможно, его заблуждения были слишком глубоки, а может, общение с Волдемортом наложило отпечаток на его способность воспринимать магию рода. Или даже на рассудок… Гарри помнил, что Драко относился к домовикам совсем не так. Он с теплом вспоминал Типпи, довольно смешно пародировал старого домовика матери и всегда уважительно отзывался об их участии в жизни Мэнора. Эти мысли навели его на один очень неожиданный вопрос. Откуда он всё это знает? Нет, то, что он ощущал, находясь рядом с Малфоем, не вызывало удивления — связь давала понять очень многое. Но все эти знания… Незнакомые застёжки на брюках Драко в их рождественскую ночь не вызвали затруднений, будто он знал, как с ними обращаться. Секреты магии рода, тонкости принятия Долга жизни, глубинная суть природы домовиков… Гарри никогда об этом не читал, и почему-то был уверен, что эти знания у него от Драко. Но почему именно сейчас? Ведь они так и не прикоснулись друг к другу после того, как Малфой обо всём забыл. Так и не разбудили связь… И всё же Гарри чувствовал то, чего не было ранее: какую-то странную поддержку, тёплую и ненавязчивую. Словно он не одинок… А ещё он только сейчас осознал, что возможно, связь всё же проснулась, раз его ощущения изменились, стали взрослее и глубже, естественнее. Тихое кряхтение домового эльфа заставило его вернуться в здесь и сейчас. — Кричер, ты говоришь загадками, и это начинает меня злить! Ты можешь мне сказать, вся эта твоя мистическая ерунда о Магии и Смерти может мне помочь найти Драко?! Линкмор сказал, что его спрятали где-то, где найти его можно только с помощью тёмных ритуалов… Моя магия стала сильнее? Эльф странно на него посмотрел и ответил: — Вся магия мира теперь ваша, хозяин. Вы — это и есть магия… Кричер не знает, как сказать иначе. Возможно, помощь родовой магии поможет понять… Поттер рассвирепел. От дома Поттеров ничего не осталось. И его эльф — второй, кто говорит ему о том, что ему никак не поможет: — Ритуальный зал Блэков не примет меня! Зачем ты мне говоришь эту бессмыслицу!!! Кричер испугался. Неподдельно. Но не отвёл глаз, хотя таким разъярённым не видел хозяина никогда. — Магия Малфой-мэнора приняла вас, дом впустил вас, значит он готов распахнуть любую дверь перед вами, хозяин… — Но почему?! — теперь Гарри был ошарашен. Он совсем не понимал этих тонкостей. — Гарри Поттер связан вечными узами с наследником дома Малфоев. Магия Мэнора не может отказать ему в доступе к своим тайнам… И тут картинка наконец выстроилась. Вечные узы… Тепло малфоевского дома… Ощущение поддержки и участия… Связь скрепила их чувства помолвкой! Без их участия, без ритуала и церемоний она создала узы… Нерушимые, как сказал Кричер… Мерлин… Драко убьёт его, когда узнает! Этот Драко не любит его, может, уже не презирает, но уж точно не считает его достойным оказаться партнёром по жизни… Драко его точно убьёт… Если сам выживет…***
Лондон стоял на ушах. Только слепой и глухой не знал о том, что Герой Второй Магической войны встал на защиту Пожирателей. Среди волшебников возникали нешуточные споры о статье в Пророке, некоторые даже утверждали, что Рита выдумала всё до последнего слова для поднятия рейтингов. Гарри реагировал на это скупыми комментариями и с каждым днём злился всё сильнее: он никак не приблизился к ответу, где может быть семья Малфоев. Он так и не решился пойти в Мэнор. Осознав, что стало причиной его гостеприимства, Гарри не мог заставить себя переступить его порог. Гермиона всё так же не приходила в себя, и Поттер понимал, насколько беспомощным он оказался без неё. Но пересилить себя и зайти в ритуальный зал Мэнора, ощущая себя частью этой семьи всё же не мог. Проходили дни и недели, Министр успел присвоить им с Роном и Гермионой звания и награды, профессор раз в несколько дней присылал сов с письмами о своих изысканиях, и Гарри чувствовал, что время утекает сквозь пальцы, но даже находясь у ворот особняка Малфоев, он не мог переступить этот порог. Кричер и Типпи с жалостью смотрели на Героя, но кроме помощи в защите родового поместья от незваных гостей, ничего не могли добиться от него. На глазах Гарри становился маленьким неуравновешенным мальчиком, готовым взорваться от любого незначительного повода, потерянного и несчастного. Что-то останавливало Гарри от этого шага — он словно подкоркой, короткими волосами на затылке чувствовал, что ему нельзя просить помощи у родовой магии Драко. И не мог противиться собственным ощущениям, которые со временем перестали быть скомканными и запутанными. Он всё ещё не понимал, но чётко знал, что делать этого нельзя. Последние несколько дней он просто жил надеждой, что сможет найти другой способ, что в одном из свитков, в одной из книг он найдёт способ отыскать любимого человека, по которому скучал до зубовного скрежета. Он чувствовал, что бьётся головой о закрытую дверь и никак не мог найти ключ. В попытке сделать хоть что-то, он написал Рону, но тот не откликнулся на просьбу о помощи, коротко отписав, что семья и Джинни нуждаются в нём. Поняв, что на одной надежде далеко не уедешь, он решил усерднее заняться лечением подруги, справедливо посчитав, что её острый ум незаменим. И уже готов был отправиться к Уизли, чтобы поговорить со своей несостоявшейся девушкой, когда Кричер доложил о гостье, что наворачивала круги по площади Гриммо, распевая песни о скорой встрече с потерянным сердцем. Распахнув дверь своего дома, Гарри с удивлением, но одновременно и с абсолютным приятием и пониманием уставился на Луну. И поманив её рукой, отошёл вглубь коридора. Как только она вошла и остановилась у журнального столика, у Поттера в душе словно развязался тугой узел: он знал, что Лавгуд — странная и несуразная — это ответ на все его надежды. И в эту минуту он почувствовал, что уже готов вырваться из её плена. И наконец начать действовать.