На кончиках пальцев

Драко проснулся, задыхаясь. Последние дни были напряжёнными, и он периодически ловил себя на том, что не может словить достаточно воздуха от истончившейся магии, но сейчас причина его пробуждения была не в этом. Он видел Поттера. Он видел его лицо. Его глаза, губы, видел так близко, так отчётливо. И смотрел он так жадно… Избранный жарко и быстро дышал, его взгляд блуждал по лицу Драко, а язык безотчётно проходился по губам, делая их влажными, блестящими от слюны, желанными. И во сне Малфой не сдерживал желаний, не размышлял о правильности и логичности своих действий, не ставил под сомнение их возможность. Тот парень, из сна, с которым слизеринец себя почти не ассоциировал, оставляя для себя этот образ скорее мечтой, чем реальным человеком, целовал Поттера смело и страстно. Так, как Драко никогда никого не целовал… Да что там! У настоящего Драко не было ещё первого поцелуя! Их забавы с Ноттом были сугубо плотскими. И речи не могло быть о чём-то подобном! Но в сновидении Малфой отдавал себя без остатка в этом поцелуе, наслаждался реакцией партнёра на ласки его языка, и сломленно, опустошенно и вдохновлённо слушал его хрип: «Я люблю тебя, Драко…» Даже спустя несколько минут, когда дыхание молодого человека пришло в норму, а жар в паху унялся, он не мог перестать слышать этот шёпот. «Я люблю тебя, Драко… Люблю тебя. Драко… Драко…» Он вскинулся с постели и опрокинул в себя стакан воды в два глотка. Он никогда не воспринимал Поттера, как сексуальный объект. Никогда не рассматривал его в этом ключе. Но в его сне они однозначно занимались сексом… Хотя, из того, что он увидел и скорее даже почувствовал, они занимались любовью. И это понимание крыло не хуже Огневиски с эльфийской пыльцой. Драко знал себя, и иногда не верил в то, что вообще способен на подобные чувства, но тот Драко, что так нежно и легко целовал Золотого мальчика, тот Драко несомненно был влюблён. Парень разозлился на себя и стянул пижамные штаны, неприятно липкие и холодные от выделившегося во время мокрого сна секрета. Ни в одной из своих подростковых фантазий он не видел подобного. И от тех чувств, что обуревали его сейчас, он ощутил себя принцессой в заточении. В глупом ожидании принца на белом единороге. Но он далеко не принцесса, и всегда был способен на многое. Поэтому, отбросив жалость к себе, решил покончить с бесполезным ожиданием собственного спасения и взять всё в свои руки. В прямом смысле. Надев удобные брюки, он вернулся к своему привычному уже занятию — поднялся на кресло, теперь прочно обосновавшееся в углу комнаты, и потянулся к одной из магических нитей, теперь преследуя не теоретический, а вполне практический интерес: можно ли распутать всю вязь, чтобы защита этой камеры если не спала, то ослабла. И уже совсем скоро понял, что это возможно. Через несколько дней кропотливого труда он почувствовал, что несмотря на очень сильные заклинания, орнамент нитей всё же можно разгадать и главное — распутать так, чтобы в нём оказалась неочевидная брешь. Он не знал, для чего сможет её использовать, но надеялся, что это даст ему шанс хотя бы ощутить родовую магию и призвать Типпи. И эта надежда была совсем не той эфемерной и обезоруживающей. Драко работал без перерывов, но по большей части не потому, что силы по мере его действий стали возвращаться — медленно, почти незаметно, но он теперь намного меньше уставал. Причина его усердности была иной. Драко не хотел думать о том, что могли значить эти странные сны о Поттере. Потому что сколько ни прислушивался к себе, не мог найти даже отголоска той любви в себе реальном, что испытывал его двойник во сне. Теперь он засыпал с опаской, что снова увидит это непонятное, недоступное ему чувство. И не знал, чего боялся больше — что на самом деле он не сможет этого испытать к кому-то, или того, что хочет этого где-то в глубине души. Но постепенно эта боязнь отступила — он больше не снил Поттера. Вместо этого, он летал где-то в небесах, наслаждаясь комфортным ощущением дома, прекрасными звёздами в ночном небе и невесомостью, в которой непременно находился. Единственное, что омрачало этот полёт — это навязчивое чувство, что он никак не может найти кого-то в этой бесконечности. Иногда у него даже появлялась компания — маленький мальчик с симпатичным лицом и грустными глазами. Беседовали они лишь однажды, но Драко этот диалог не понравился. Потому что этот незнакомец почему-то просил его позвать кого-то, кто очень его ищет и ждёт, а Малфой никак не мог понять, о ком тот ведёт речь. Больше мальчик не заговаривал с ним, только печально смотрел. Но от этого взгляда парню хотелось тут же броситься на поиски этого неизвестного в этой конкретной точке бесконечности. В какой-то из дней Драко услышал разговор за стеной. Видимо, защита всё больше пропускала в комнату, где его держали, и хотя Типпи он всё ещё не мог призвать, посторонние звуки уже не были такими редкими в его камере. — Я нашла способ, как провести церемонию, Минора. Об этом можно не беспокоиться. Нам на руку, что все повелись на смерть Драко, уверена, что спустя месяц после его похорон никто не заподозрит в моём сыне того самого Малфоя. — Я нашла замечательную кандидатуру для проведения ритуала скрепления брачных уз. Меня не сильно беспокоит этот аспект, Нарцисса. Гораздо больше меня тревожит тот факт, что ваше имя звучит в прессе по всей Европе! Некий Гарри Поттер, уж боюсь, не тот ли самый, ищет вас, моя дорогая, чтобы вернуть Долг Жизни… — Уверена, если они не нашли меня до сих пор, мне не о чем беспокоиться. За неделю мало что может измениться в этом богом забытом месте, не потому ли мы прибыли именно сюда? — Не стоит забывать, что мой род известен в магическом мире, и это лишь проявление благосклонности Магии, что именно в этом поместье мои предки решили заложить родовой камень и защитить его самым верным способом. Я думаю, что возможно, вам было бы разумнее уехать отсюда, чтобы не рисковать проведением церемонии… — Это невозможно, Минора, ибо без меня род Малфоев не примет супругу Наследника. Даже несмотря на его статус Лорда! Защитное поле заискрило, и Драко пришлось быстро вернуться к кровати, чтобы вездесущий домовик не застукал его на горячем. Мысли в голове закрутились в бешеном урагане. Из сказанного выходило, что его день рождения уже через неделю. И он не знал, что шокировало его больше: то, что мать убедила всех в его смерти, или то, что Поттер признал перед ней Долг Жизни… Но очевидным было одно: времени у него оставалось мало, и он должен что-то предпринять. В любом случае, без боя он не сдастся. Что бы ни происходило с его матерью, из-за чего она кардинально сменила решение о его женитьбе, он не готов был становиться жертвой на заклание. У него было достаточно времени поверить, что ещё есть шанс на настоящую жизнь, и он не станет его упускать. Теперь к его ежедневным тренировкам добавились и занятия по атакующим заклинаниям. Без палочки исполнить их было почти невозможно, но упрямства Драко было не занимать. Он с остервенелым постоянством повторял Остолбеней и Репульсо, посчитав их самыми простыми и универсальными. А когда руки начинали дрожать от усилий, брался распутывать вязь Защиты. В ту же ночь после подслушанного разговора мальчик из сна снова обратился к нему: — Он так ждёт тебя, Драко, он так тебя ищет… Позови его, просто позови его по имени, и он сразу придёт… — Кто?! — раздражённо рявкнул Малфой, но мальчик даже не вздрогнул от его экспрессии. — Тот, кто в твоём сердце… Драко не успел продолжить допрос, его выдернуло из сна чужим присутствием в комнате. Несколько домовиков снимали с него мерки, мягко касаясь его лапками или мерной лентой. Они тихо переговаривались, и по всему выходило, что ему шьют свадебную мантию. Первым порывом было испепелить отрез ткани Инсендио, но его удержало даже не то, что этого заклинания он не практиковал без палочки, а то, что не хотелось выдавать своих способностей до поры до времени. Но эта их деятельность и неоконченный, точнее прерванный разговор только добавили решимости избежать этого брака любым способом. Он ощущал это решение, как вопрос жизни и смерти, и если сразу это было скорее фигурой речи, то с каждым днём он ждал приближающуюся свадьбу, как собственную казнь. И не собирался сдаваться без крови.

***

Гарри некрасиво расхохотался. Он съехал спиной по стене, которая очень кстати оказалась в шаге от места, где он стоял, закрыл лицо руками и его накрыла лавина безудержного истерического смеха. Всё это время он трепыхался в своих попытках хоть что-то выяснить, анализировал сводки, что давали ему авроры, без устали читал всё, что находили в библиотеках обоих особняков домовики, но ему казалось, что он ни на шаг не приблизился к тому, как найти Драко. Эти чёртовы поиски совершенно его обескровили. Он чувствовал себя попугаем, который повторяет, как болванчик, «найти Драко, найти Драко, найти Драко», но никакого результата это не приносит. Как его сила может помочь ему с поиском, каким именем родители могли наградить Малфоя, где его могли спрятать так, чтобы даже связь Соратников его потеряла? И самое больное — что с ним, как он, чем он живёт сейчас? Гарри всё сильнее чувствовал пустоту. Ему казалось это невозможным, потому что с момента потери контакта с Драко он горел в медленной агонии, но оказалось, что эти ощущения будут только усиливаться. И он предполагал, что Драко так же несладко, как и ему. Линкмор на днях прислал ему целую стопку пергаментов, где описывались схемы построения заклинания, которое могло изолировать даже магическую связь такого уровня, как их с Драко. Он искренне попытался разобраться в этом, но не сумел. В общих чертах он конечно что-то уловил, но по большей части эта информация тоже была бесполезна для него, хотя он и направил копии своему анонимному помощнику в министерстве. Получив сову от незнакомого доброжелателя почти две недели назад, Гарри поначалу очень насторожился. Тот писал, что Министр направил все силы Аврората на помощь в поиске Леди Малфой, но едва ли их методы к чему-то полезном приведут. И предложил помощь, если у Гарри появится в ней необходимость. Увидев в газетах подтверждение слов анонима, Поттер немного успокоился. И всё же до определённого момента ничего не отвечал своему тайному помощнику, оставив сову на попечение Кричера. И вот она наконец пригодилась. Ответа о том, в каких домах могла использоваться такого рода защита пока не было. Хода в Мэнор тоже — Гарри почти преодолел своё внутреннее сопротивление и уже потянулся за знакомым теплом любимого человека, которое хранил его родной дом, но его обожгло от одного прикосновения, и Гарри отступил. А потом, дома, он возбуждённо тряс Кричера с вопросом о том, могло ли изменение в восприятии его магией Мэнора произойти оттого, что Нарцисса была дома и настроила защиту таким образом. Бедный эльф криво кивал, не смея произнести ни звука. Эта идея пришла к Поттеру, когда он принял для себя как истину то, что Леди Малфой сама спрятала сына. Причём таким образом, что Драко не мог на это повлиять. А значит… Выводы были сомнительными, но Типпи с его отказом общаться и Кричер с подтверждением его предположений убедили Гарри в верности хотя бы одного: найдёт Нарциссу — найдёт и Драко. И сейчас, испытав колоссальную готовность действовать, но услышав очередную несуразицу от Луны, у Гарри случилась форменная истерика. — Гарри Поттер, — отречённо и как всегда певуче сказала девушка, накручивая локон на длинный ноготь указательного пальца, — ты никогда не найдёшь свой очевидный ответ в этих стенах. Они так же далеки от звёзд, как и тот, чью комнату ты хранишь в этом доме, как самое дорогое воспоминание. — Ты хотя бы не говоришь о том, что страна должна видеть своего Героя, и нельзя прятаться в четырёх стенах, потому что это плохо для политической атмосферы страны… — сквозь слёзы прохрипел Гарри и поднялся. — Мордред с вами всеми… Пошли… Поттер старался не смотреть по сторонам, покорно шагая за бормочущей всякую чушь девушкой. Он ожидал услышать от неё что-то важное, прорывное, но она… Она предложила сходить на Диагональную аллею. Прогуляться. Посмотреть на новые витрины… И его словно прорвало. А со смехом и слезами ушла и какая-то обречённость. Он решил отвлечься от навязчивых мыслей, разумно вспомнив, что лучший отдых — это смена вида деятельности. В конце концов, свежих идей не было уже давно. Он и сам не заметил, как постепенно стал с интересом наблюдать за людьми и магазинчиками, за почтовыми совами, за изменениями, что произошли за неполный месяц с конца войны. И как стал делиться с Лавгуд своими мыслями, даже не обращая внимания на то, слушает ли она его вообще. В разговоре мысли почему-то складывались ровно и чётко, будто в голове постепенно наводился порядок. Ему стало немного легче дышать, ошибочные предположения и бессмысленные страхи отметались и исчезали, а все знания, что он успел усвоить за всё это время переплетались с тем, что он знал каким-то иным образом, через связь. Ближе к вечеру в голове сложился впосле сносный план действий, и Гарри уже собрался попрощаться с подругой, искренне поблагодарить её за эту прогулку, но взгляд его упал на одну из ярких витрин со странными хронометрами, стилизованными часами, светящимися приборами. Но Поттера привлекло не сияние. Он увидел что-то до дрожи в пальцах знакомое и пошёл в лавку, напрочь проигнорировав, что она была уже заперта. — Как вы зашли?! Мы уже закрыты! Убирайтесь, или я… О! — женщина, что верещала из дальнего коридора идеально кругло сложила рот и больше не вымолвила ни слова, пока Луна вежливо не поздоровалась и не объявила о чрезвычайно эксцентричном вечере из-за дымчатых шустриков, что свили гнездо совсем недалеко от входа в этот чудной магазинчик. — Я наверное забыла наложить Запирающие чары, — тихонько прошептала отошедшая от шока волшебница и постаралась радушно улыбнуться. — Чем я могу помочь? Мистер Гарри Поттер, это большая честь для нас… Гарри, который всё время с момента, как пересёк порог этого заведения, стоял неподвижно, нехотя отвернулся от полок, где стоял предмет его интереса, и дрожащим голосом спросил: — Мне нужно вот это, — он указал пальцем на нечто, сияющее и прекрасное. — Что это такое? Оно продаётся? Я могу это купить? То ли хозяйка, то ли продавщица ещё шире улыбнулась и решительно кивнула: — Конечно! Я и не думала, что эта вещица кому-то приглянётся… Она ведь совершенно бесполезна… Это пространственное изображение созвездий. Здесь и Лев, и Скорпион, но они хотя бы сувенирные. А вот это, что вас так привлекло, — это созвездие Дракона. В зодиак он не входит, да и выглядит не очень… — Прекрасно! Оно восхитительно! — оторопело прошептал Гарри, не в силах оторвать взгляд от самой яркой звезды. И волшебница не стала спорить — кто же спорит с покупателем. Она наверное назвала цену, а Гарри, должно быть, оплатил покупку, но в себя он пришёл уже на улице. И растерялся, потому что свет в витрине погас, а в руках у него ничего не было. — Они пришлют твоего Драко тебе домой, Гарри. Чары нужно поддерживать в определённой среде. Пойдём, Гарри Поттер, мы уже всё увидели, — и Луна улыбнулась, так незнакомо, так неестественно для неё. Нормально, как все. И снова не дала попрощаться с собой: — Перемещай нас, Гарри, нам очень пора! Приказав Кричеру подать ужин, он устало опустился на диван. Закрыл глаза и всего на несколько минут представил, что вернулся назад во времени, в Хогвартс, в свою спальню. Что сейчас он наложит Заглушающие на полог, откинется поудобнее на подушки и потянется к связи. Погладит мысленно Драко по голове, и тот успокоится, подставит голову его ласке, и спокойно уснёт. Это стало его маленьким ритуалом перед сном, когда они скитались по лесам: воображать один и тот же момент, будто они с Малфоем в безопасности, будто Драко помнит, любит его, будто завтра всё будет хорошо. И то ли из-за того, как необычно прошёл его день, то ли от странной находки, что запала в душу, то ли от присутствия Луны, но ощущения стали на миг такими реальными, что его швырнуло из полудрёмы. Он широко распахнул глаза и встретил ясный взгляд подруги: — Времени совсем мало, Гарри. Пятое июня уже очень скоро. И седмицы не осталось… Слушай меня, Гарри, слушай! — Поттер даже не собирался перебивать, но Луна будто и не видела его, глядя в глаза, но находясь точно не в этой комнате. — Слушай, что я скажу! Нельзя терять ни дня! То, чего так хотел уже ушедший, никогда не случится! И это разочарование навлечёт на Драко ярость Серой дамы! Ты должен успеть, поэтому вспомни, что люди, которые приходят в твою жизнь, просто не могут быть случайными! Цветочная леди закрыла тебе путь к памяти рода, случайно, не зная истины, и теперь её жизнь зависит от тебя! Их жизни зависят от тебя, Гарри, ты понимаешь, как это важно? Не принимай помощь от отвергнутых и от ушедших, не отчаивайся! У тебя есть всё, что нужно, все, кто нужен. Вот прямо сейчас у тебя есть всё!!! — Зачем мне эти все, — не выдержал этого наставления, так похожего на слова Дамблдора, Гарри и всё же встрял в её монолог, — если у меня нет единственного, кто нужен мне! Я не… Он… — Гарри хотел сказать, что не чувствует его, но это было полуправдой. Только сейчас он понял, что весь день он был бодр, уставал меньше, а восстанавливал силы быстрее, и пусть он всё ещё не чувствовал связь, дышать стало чуточку легче. — Драко тоже борется, Гарри! — Луна снова произнесла имя Малфоя, и Поттер осознал, что для неё всё происходящее не секрет. И возможно, никогда им не было. Девушка ободряюще улыбнулась и кивнула, будто подтверждая самые его мысли. — Ты ведь не скажешь мне, как его найти, да? Не скажешь, как использовать мою силу для этих поисков? — Ты всё это уже знаешь, Гарри. И всё сделаешь правильно, только не забывай спать и не теряй ни минуты! Особенно на тех, кто этого не стоит… Луна встала, и Поттер с удивлением понял, что она каким-то образом успела покончить с ужином и уходит. Но волшебница вновь прервала его попытку попрощаться: — Не нужно, Гарри, мы ведь не здоровались! — и Лавгуд вышла за дверь. Гриффиндорец долго не мог понять, как совместить в одно предложение «не забывать поспать» и «не терять ни минуты». Но день был слишком насыщенным, чтобы слишком поздно засиживаться. Гарри уже был одет в пижаму, когда Сычик прилетел к нему с приглашением. Писал Рон — его почерк было бы сложно не узнать, но диктовала однозначно Молли. Поттер с трудом понимал, почему Рон не может попасть к нему в особняк, а потом сообразил, что исправляя бардак, что навёл здесь Министр со своей свитой, даже не вспомнил о Уизли. А значит новая Защита не пропустит их к нему. В письме было много патетики и приглашение к ним домой. Слова говорили о заботе и тепле, но по большей части Гарри чувствовал, что это Молли нужно заботиться о ком-то, а не ему эту заботу ощущать. И он не мог винить её за эту доброту и щедрость на проявления чувств, однако сейчас он нуждался в этом в последнюю очередь. Рон в самом конце написал, что видел Гермиону и с трудом держится, ведь потеря ещё одного близкого человека его просто сломает, однако сочувствия эти слова друга неожиданно не вызвали. Скорее жалость. Он почти почувствовал себя бессовестным и неблагодарным, но потом понял, что просто готов отпустить своего товарища, которого на самом деле тяготела вся эта шумиха, и геройствовать он не хотел. Но пришлось, ведь дороги назад больше не было. И Гарри не хотел знать, сколько раз Рон пожалел о принятом летом решении. Не хотел разочаровываться в нём. Хотел сохранить светлое и хорошее, не омрачая их прошлое разбитыми надеждами. Он был благодарен, но понимал, что больше ничего не может дать Рону, что им больше не по пути. Он ответил вежливым отказом и на просьбу открыть камин, и на приглашение в гости. И улёгся спать, думая, что Луна всё же оказалась ответом на все его надежды.

***

Джинни даже не предполагала, какой жуткой участи избежала, когда Гарри отказался прийти к ним в гости. Они хорошенько постарались, чтобы в их временном доме хватило места всем, да и уют они с мамой навели, и обустроили всё так, чтобы Ракушка превратилась в настоящий дом Уизли. Флёр недовольно кривила лицо, но ни слова не говорила, а буквально несколько дней назад Билл немного виновато, но облегчённо вздохнул и сообщил, что они с женой какое-то время поживут во Франции. Мать разрыдалась, но отец неожиданно резво подскочил к сыну и крепко пожал его руку. Девушка подумывала о том, чтобы самой как-нибудь найти Гарри, но не нашла способа. Парень сделал всё, чтобы не общаться с ними. И она надеялась, что со временем Поттер соскучится по семейному теплу и сам к ней придёт. Ведь он совсем один… Джин даже хотела написать ему, но пока не могла подобрать слов, чтобы письмо возымело эффект. Поэтому решила, что у неё пока есть время хорошенько подготовиться к их встрече и серьёзному разговору. Она несколько раз пыталась расспросить Рона об их скитаниях, намекнуть, что ей-то можно сказать, с кем успел обручиться Гарри… Ведь её это касалось в первую очередь! Но брат замкнулся в себе, ушёл с головой в собственные страдания, на пару с Джорджем оплакивая потерю родного человека и погрузившись в депрессию. А когда она в истерике напрямую спросила, что за девушка появилась у Гарри, вообще замолчал и подавленно сгорбился. А спустя минуту ушёл к себе и не выходил целую неделю. Только желание проведать Гермиону заставило его покинуть Ракушку, и то только на пару часов. После церемонии вручения наград он был сам не свой, но разговор с сестрой ещё сильнее усугубил его отшельничество — он совсем перестал выходить из дома — даже на пляж, и избегал встречаться с Джинни не то что взглядом, а даже спиной. Не дождавшись помощи от него, девушка заставила себя успокоиться и покорно ждать возможности встретиться с Гарри, пока дав себе передышку от мыслей о той, кто встала на пути её любви. Но волшебница прогадала — их встреча произошла намного раньше, чем она могла бы подумать. Она не успела как следует отойти от разочарования, что Герой отказал им с мамой в визите, как столкнулась с ним в Хогвартсе, который посещала несколько раз в неделю, показывая всему магическому миру, что Уизли не равнодушны к его бедам и помогают даже в минуты своей скорби. Министр чётко дал ей понять, что когда Гарри выйдет на политическую арену — а рано или поздно, но это произойдёт, он был в этом почему-то уверен — Победителю понадобится достойная пара: невеста должна соответствовать своему жениху, а потом и мужу, блистая на публике своими активными действиями и достижениями на благо Британии. И она старалась зарабатывать репутацию будущей жены Гарри Поттера, как могла. Гарри буквально налетел на неё возле выхода из лазарета. Он был не в духе, он никак не мог вспомнить, что ему снилось, и поэтому ему казалось, что он упустил что-то важное. Поппи не могла понять, что с Гермионой. Она была в полном порядке, кроме того факта, что не приходила в сознание. Медиведьма сказала, что если бы её не поддерживали магически, она бы умерла от истощения, но по всему выходило, что девушка просто спит. Но самым странным было то, что ему сказала в этот раз мадам Помфри: она никак не смогла определить заклинание, под которым оказалась девушка. Поттер вернулся в ту ночь, когда по настоянию домовика наведался в школу под мантией. Джинни говорила о выбросе… Тогда о каком заклинании вообще могла идти речь? Тут же в памяти всплыла фраза Кричера: «Вы можете сделать всё, что можете себе представить…» Значит, если он разберётся в том, что именно ему нужно представить, то магия поможет ему разобраться в том, что же произошло. Он уже собирался вернуться к подруге, чтобы хоть что-то попробовать, как из-за угла вышла Джинни, и он едва не сбил её с ног. Девушка открыто улыбнулась, когда поняла, с кем столкнулась, но когда Гарри задал ей вопрос, побледнела: — Что ты с ней сделала?! Она секунду стояла неподвижно, а потом хотела уже повторить ту историю, что с удовольствием проглотил Министр Кингсли и с некоторым сомнением — директор Макгонагалл, но внезапно Гарри изменился в лице, схватил её за руку, и она в ту же секунду оказалась в его доме. Но обрадоваться она не спешила. Она едва осознала, что это перемещение не было аппарацией — не было ни воронки, ни удушающего чувства схлопывания пространства. Они просто оказались здесь. И лицо любимого человека сейчас было ни капли не похоже на лицо того, кого она знала столько лет. Оно было закрытым, жестоким, чужим. И очень угрожающим. — Ты изменился, Гарри, — только и успела сказать Джиневра, перед тем, как перед её глазами пронеслись события того дня: сначала сам момент, когда Гермиона упала на пол, а потом, словно это было не то, что нужно, этот момент сменил их диалог в коридоре, а потом, наконец, Джинни снова пережила свою стыдную отповедь перед Миртл. Она успела десять раз пожалеть о том, что подружилась с Элизабет на седьмом курсе и по привычке пришла излить ей душу. Ей было неприятно ещё раз проживать эти моменты, но осознание того, что произошло только что, стёрло все эмоции, кроме почти животного ужаса. Она всё-таки была чистокровной, и не могла не понять, что сделал Поттер. Уже не Гарри, а какой-то другой — незнакомый. Страшный. Если это была окклюменция — то какого-то совершенно нереального уровня — потому что не было ни боли, ни шанса закрыться. Монстр перед ней без зазрения совести и сожаления, с непревзойдённой лёгкостью вторгся в её память и узнал всё, что происходило, с чудовищным хладнокровием наблюдая за тем, как она красная от стыда и стремительно бледнеющая от страха, пятится назад. Но больше пары шагов ей сделать не удалось. Память снова показала ей и её мучителю кусочек прошлого — как она в ярости мчится по пляжу, аппарирует в Косой переулок, на ходу трансфигурируя ночнушку в нечто непонятное. Как заходит в какой-то кабак, но её опаляющий ненавистью и решимостью взгляд не даёт и надежды на то, что она станет беззащитной жертвой явно не дружелюбной публики. Как она шипит просьбу о пергаменте и пере, пишет несколько строк и без спросу идёт в подсобку за совой. Пройдя мимо зеркала, она мельком видит себя, но только сейчас вздрагивает от увиденного: в этот момент она выглядит подстать отребью, что пьёт в зале — ведьма без жалости и сомнений, полная ненависти и злобы. Как сова уносит гнусный поклёп адресату, а рыжая возвращается за столик и заказывает Огневиски. Молчание разрывает девушку обещанием расправы. Она не понимает, за что именно, ведь в итоге Гермиона в порядке, но Гарри знает, что Джинн надеялась, что Малфой её просто убьёт, узнав о романе со своим драгоценным сынком. Вот только женское чутьё подсказывает ей, что причина его бешенства не в этом. Вокруг Поттера вихрями закручивается магия — так сильно, что её сгустки не только ощутимы, но и видны беглому взгляду, что Джинни решается бросить в его сторону, прежде чем снова опустить его в пол. Глаза парня потемнели от сдерживаемой ярости, и волшебницу уже колотит от этой мощи. Она сжимается от ужаса, но внезапно всё утихает. Гарри опускается на пол без сил, его то ли бьёт откатом от тёмного волшебства — это всё, чем может она объяснить эту неистовую силу, то ли его гнев просто иссяк. — Пошла вон. Через дверь. Она для тебя теперь навсегда заперта. Скажешь хоть слово… — он молчит, и в итоге не заканчивает фразу. Но продолжает как-то обречённо: — Но если он умрёт, я клянусь, я найду силы и возьму тебя с собой, — а потом добавляет, как приговор, яростно и неотвратимо, — даже на последнем издыхании, я клянусь тебе, тварь, я заберу тебя с собой. — Кто? — выдыхает Джиневра, и сама не верит, что осмелилась сказать это вслух. И не верит, что собирается сказать. И говорит: — Малфой?! Но её выносит за дверь с первобытной силой, и эта фамилия звучит уже далеко за пределами дома на Гриммо. Её уже никто не слышит.