***
Гарри стоял возле дивана в гостиной, в руках остывала кружка чая, а он непонимающе вглядывался в страницу газеты. «Ежедневный Пророк» утверждал, что это издание от 8 июня. Это значило, что он проспал сутки. Что они с Драко проспали сутки. Гермионы и профессора Линкмора дома не было. Всё это время он провёл в спальне с Малфоем, так и не отпустив его руку, которую сильно сжал ещё, выходит, позавчера. Драко приказал ему спать, злобно и грубо, но с его рукой в своей уснуть удалось на удивление быстро. И если бы он не был уверен, что эта ладонь грела его, не прекращая, то подумал бы, что ходил во сне. Потому что с первой полосы на него смотрел он сам, а подпись гласила, что он принял участие в открытии дополнительного крыла детского дома при Министерстве. Но этого не могло быть. Потому что он держал Драко за руку. Потому что сегодня он проснулся рядом с ним. Он ещё спит наверху. А Гарри стоит и ничего не понимает. Он нахмурился. Меньше всего ему сейчас хотелось разбираться в интригах Министра и его приспешников. Видеть Джиневру, которая оказалась среди них. Ведь она точно не могла не заметить, что это не Поттер машет журналистам. Видеть Молли с её печальными глазами. Видеть кого бы то ни было, кроме него. Кроме Драко. Он и сейчас бы поднялся наверх, но боялся не удержаться, боялся разбудить его своим вниманием. Своими эмоциями, которые бушевали в душе. Которые топили. Мерлин, как же он скучал… Малфой был зол и растерян, когда схватил его за ладонь и заткнул. Но ещё он был измучен, волновался за Нарциссу, задавался вопросами, что происходит между ними, что это за соратничество такое, но всё же был слишком утомлён, чтобы решать все эти тревоги сейчас. И постепенно он успокаивался. Утихали мысли в его голове. — К Мордреду всё, — послышалось Гарри, а потом Драко переплёл их пальцы, вздохнул и упал в сон. Поттер уснул спустя всего несколько секунд после любимого. Ему снился прекрасный сон. Они с Драко летали вместе. Летали в ночном небе, где-то недалеко от созвездия Дракона. Малфой был сосредоточен и его нахмуренные брови вызывали у Гарри желание разгладить их кончиками пальцев. Чтобы как-то развеселить его, он схватил его за бледную руку с тонкими пальцами, и картинка перед глазами поплыла. Они оказались на мётлах недалеко от Хогвартса. — Что, Драко, слабо меня обогнать?! — крикнул Гарри и понёсся, рассекая воздух виражами. Малфой не заставил себя ждать. Они кружили вокруг Гремучей ивы, пролетали над шпилями башен, спускались к самому Чёрному озеру, окатывая друг друга брызгами воды. Потом остановились у высокого камня недалеко от границы Запретного леса. — Что это, Поттер? — Драко оглянулся по сторонам. — Где мы? Гарри пожал плечами. — Это сон, Драко. Это просто сон… — Тогда почему мы здесь? И почему это так знакомо? — он неопределённо махнул рукой, снова хмурясь. Те минуты беззаботности, что они провели в полёте, прошли будто бесследно. — Потому что я снил это уже много раз, Драко. Эй, не куксись, Драко, пойдём! Гарри во сне водил Малфоя по тем местам, которые стали уже любимыми в его фантазиях. Он даже показал ему Тисовую улицу, где вырос. И дом, каким его помнил. И даже тётю Петунью, поливающую розы. — Ну кто же так поливает? Розы не любят влаги на лепестках! — вырвалось у него, а Малфой рассмеялся. — Это точно сон… Тогда расскажи мне, почему ты его не снимаешь? — он указал на кожаный браслет. — Это твой подарок, Драко. И я только недавно понял, насколько он на самом деле дорогой. Ты открыл мне то, что никому никогда не рассказал бы. Семейную тайну. Свою тайну. И я был таким идиотом, Драко, что так поздно понял, что ты дал мне в руки своё имя! Если бы я сразу догадался, я пришёл бы к тебе раньше! Я нашёл бы тебя, и не было бы этого ужасного ритуала, и возможно твоя мама была бы в порядке… Драко, прости… Я должен был понять раньше! Этамин! Это же так просто… Но в своё оправдание могу сказать, что я не думал, что ты мог мне настолько доверять, когда дарил его… На Рождество мы ещё ничего не знали… Малфой смотрел на розы и ничем не показывал своей реакции. Его ресницы медленно опускались, поднимались, а глаза не меняли своего выражения. — Пойдём. Я знаю, что ещё тебя развеселит… — Не надо играть со мной в клоуна, Поттер! — прозвучало неясно, а потом картинка снова сменилась. Они оказались у дуба-отшельника в Мэноре. И если сразу она была будто подёрнута дымкой, то с каждой минутой реальность во сне становилась всё более чёткой и естественной. — Садись. И где моё любимое Просекко? — спросил Поттер и заозирался, но когда вернул глаза на Малфоя, вино было уже у того у руках. — Давай, ты же умеешь обращаться с вином, одеждой и цветами! — задорно хихикнул Гарри и уселся на землю, но под его ногами внезапно оказался плед. Драко пожал плечами и присел рядом, протянув ему бокал. — Я не буду сидеть на траве. Так… Грейнджер называет меня по имени… Занятно… — Она бы не только так тебя называла, Драко… И у меня иногда сердце замирает, когда вы общаетесь с ней на своём умном языке, оставляя меня за бортом. И только тот факт, что я чувствую тебя, даёт мне возможность не разнести всё вокруг внезапной вспышкой… Это дико, я знаю… Но не надо только смеяться надо мной. Во мне нет твоего самообладания… И выдержки, наверное, тоже. — Ты идиот, Поттер! Ты хоть понимаешь, сколько всего ты выдержал за последние сутки? И за последний год… — Последний месяц был страшнее всего, — потемнел Гарри. — Я подумал, что ты умер, Драко. И не понимал, почему ещё жив сам. Ладно, пойдём! — они допили вино и тут же оказались в другом месте. — Терпеть не могу это место! Зачем мы здесь? — Драко поёжился и отошёл от края. — Здесь ты однажды думал о том, чтобы уйти, Драко. И здесь… — И здесь я не… — перебил его Малфой глухо, но не договорил. — И здесь ты не смог убить Дамблдора. Да, Драко, да, я был там, я всё видел! И я мысленно кричал тебе опустить палочку, но знаю, что ты не слышал меня. Знаю. Просто знаю, что это было твоё решение. — Это было правильное решение, — отчего-то оправдался Драко, чувствуя себя неловко. — Да! И та боль, что была наказанием за него, ничего не значит. Хотя я думал, что сдохну. Я думал, что сдохну, но не мог себе позволить подобной роскоши. Парни стояли друг к другу спиной. Один смотрел на восход, другой всматривался в темноту ещё ночного неба. Они не касались друг друга. Но думали об одном и том же, и это было ясно даже без связи. — Тебе было больно из-за меня? — Забей, Малфой, пойдём! — парни оказались в кабинете директора. У Гарри возникла дикая идея. И он поспешил её воплотить. Они стояли у омута памяти. Поттер вытянул воспоминание и отправил его в артефакт. — Давай! — Мы же спим, Поттер! Ты в своём уме?! — Мы вообще-то оба в моём уме, Малфой! Странный вопрос! Хотя именно так ты и спросил бы, — рассмеялся сам себе Гарри, думая, что это странное, но очень увлекательное сновидение. Он действительно отдыхал сейчас душой. И пусть есть моменты, которые тревожат его, но в реальности, в сознании, вряд ли он решится их разрешить. По крайней мере пока. Слишком много ему предстоит. Вытащить Нарциссу, отстоять Драко, вернуть Мэнор к жизни, а ещё узнать, кто и что ищет в его стенах. Нужно определиться с позицией, которую он займёт для общественности. И конечно нельзя забывать про мисс Скиттер. Магический контракт сам себя не исполнит. Одним словом, проснувшись, у него будут намного более важные дела, нежели личная драма. А здесь, здесь можно хотя бы немного рассказать о ней… Он потянул Драко за рукав и нырнул с ним в воспоминание. Малфой стоял почти у двери кабинета и напряжённо удерживал палочку в ровном положении. Напротив него в воздухе парил Поттер. Он медленно двигался навстречу ему по проходу между партами, его тело было так высоко, что Драко с каждым метром приходилось всё выше поднимать голову. Гарри был уже почти над Малфоем, и собирался развернуться, чтобы попробовать переместиться в обратную сторону, но что-то пошло не так, он рухнул с высоты, Драко подхватил его, и оказался неожиданно близко. Он сосредоточенно рассматривал губы Поттера, чуть приоткрытые сейчас от удивления и адреналина. Его глаза очерчивали их контур, скользили по румяным скулам, поднимались к глазам и снова возвращались к губам. Гарри сделал резкий вдох, и Малфой словно вернулся в реальность. Он аккуратно отошёл, позволив Гарри наконец вдохнуть полной грудью и ощутить пол под ногами. Они о чём-то говорили, но в воспоминании не это было главным. Драко смотрел на самого себя и не узнавал. Не только ситуацию. Он уже и так понял, что у него стёрли воспоминания о его сотрудничестве с гриффиндорцем. Он не мог понять что происходит сейчас у него в душе, и что происходило у него в голове в тот момент. Но Гарри не обратил на его замешательство никакого внимания, всё ещё глядя на пару их двойников. Они вернулись в директорский кабинет. — Знаешь, я ведь сейчас именно это своё воспоминание считаю самым… Даже не знаю каким… Просто потому что знаю, что для тебя это стало началом. Вот… Глупо, да? Хранить такие мелочи… — О чём ты вообще, Поттер? Конечно, глупо… — Тогда посмотри на ещё одну глупость! Давай, Драко! Давай! — он снова запустил воспоминание в омут, но теперь выглядел дерзким, грубым, смотрел с вызовом. — Хотя бы здесь я расскажу тебе, что происходит со мной! — и они попали в туалет плаксы Миртл, когда Драко признавался в том, что это он отравил Кэти Белл. Этого разговора Драко тоже не помнил. Естественно, но это было даже на руку Поттеру. То, что Малфой из сна выглядит отрешённым, а не униженным, давало ему шанс, что настоящий Драко тоже иначе воспримет это его признание. Оба парня напряжённо следили за тем, как развивается их диалог из прошлого, но внезапно Малфою стало интереснее наблюдать за Поттером из настоящего. Он смотрел на самого себя, излучая уверенность, будто подсказывал самому себе слова для вдохновляющей речи. А потом Драко дёрнула фраза Абраксаса. И того, из воспоминания, и этого, из сна. Гарри увидел, что тот словно от пощёчины дернулся. — Ты понимаешь, Драко, что я плевать хотел на то, что ты делал, или сделаешь, если ты будешь со мной! А не с ними! А ведь это было задолго до того, как… Не важно, главное, что это не изменилось и сейчас. Стало только сильнее, больше… Драко, я просто не понимаю, как мне общаться с тобой в реальности! Ты понимаешь? Я не знаю, что можно тебе рассказать, что нужно, а чего говорить не стоит. Воспоминание окончилось вопросом Драко, зачем Поттеру ему помогать, но ответа он не услышал, хотя очень хотел, их унесло по волне эмоций Поттера куда-то в поток его прошлого. Они, не вынырнув из омута, окунулись в новый кусочек прошедших событий. Гарри тянется к Малфою, у которого рассечена грудь его заклинанием. Тянется так, словно и сам теряется в боли. Малфой помнил это, но не так. Дальше — больше. Больничное крыло — и он лежит без сознания, а Поттер на коленях у его кровати. И дальше, словно кто-то листает воспоминания в его голове. Странный разговор в кабинете непонятно о чём, но главное — это выражение их лиц. Звуки ни при чём, глазами они говорят больше, громче. И ещё… Встреча у столовой, её он помнил, но сейчас увидел глазами Поттера. Метка на шее, холодное безразличие. Это было через несколько дней после того странного утра. Это было за несколько дней до каникул. Это было… Чертовски больно. Поттеру было больно. По-настоящему. Кажется, Гарри выходит из-под контроля, потому что перед глазами мелькают картинки. Много разных, даже не понятно было, где заканчивается одна и начинается другая. Но эмоции шлифовали изображение, почти противоположно меняя их содержание. А потом всё резко кончилось. Они сидели на лужайке возле Хога. — Тогда тебе придётся хорошенько постараться, чтобы разобраться с тем, что мне знать надо, а что нет. — ответил Драко из сна на последнее высказывание Поттера, но Гарри его будто не услышал. — Что ты делаешь, Поттер? — Смотрю на тебя, — улыбнулся Гарри, уже спокойный, будто какой-то другой. — Не надо… — Но я не могу не смотреть. И вообще, это мой сон, — снова лучезарно улыбнулся Поттер и сменил картинку — беседка в саду Мэнора. Они оказались там. Белизна камелий и роз, переплетённых, свитых так, что не разнимешь, но разбитых алыми гиацинтами. — Знаешь, Драко, я бы хотел, чтобы мы с тобой могли начать всё заново. Просто поговорить… Будто ни разу не встречались… Ты будешь смеяться, но я даже хотел уравнять наши шансы и попросить Гермиону, чтобы и мне она стёрла память… Но ты ясно дал мне понять, что это ужасно — не знать чего-то о своей жизни. О своих чувствах… — И что мешает тебе сделать это, когда сон закончится… Я имею в виду — поговорить. Хотя вряд ли нам удастся сделать вид, что мы не знакомы, учитывая обстоятельства… — Я не хочу ранить тебя… Не хочу сделать тебе больно… Больше, чем уже сделал… — То есть, по-твоему мне сейчас хорошо… — Ты сейчас спишь… Рядом… А мне снится сон… И я в своём сне даже думать не хочу о том, что почувствовал тогда… Перед тем, как Гермиона нас нашла… Драко только покачал головой. — Чем хочешь заняться, Драко? — Это же твой сон, разве то, чего я хочу, имеет какое-то значение в нём? — язвительно уточнил Малфой, и Гарри рассмеялся. — Если я скажу, что скучал по тебе, и что сделаю всё, о чём ты попросишь, в реальности едва ли ты мне достаточно доверишься, чтобы сказать правду. И я это пойму — пойму твою ложь. А здесь, даже если ты соврёшь, я не узнаю… И мне всё ещё хочется сделать тебе приятное… — Я хочу увидеть самое страшное твоё воспоминание. Хочу увидеть, как ты умер. — с каким-то неуверенным вызовом в голосе сказал Малфой, и Гарри серьёзно на него посмотрел. — Тогда тебе придётся выбрать: или первое, или второе. Потому что ты ошибся, Малфой. Как я умер — это не самое страшное. Драко надолго задумался, и Поттер даже подумал, что в его сне нельзя задавать таких вопросов… Но потом Малфой всё же ответил. — Первое. — Готов? Уже не было омута памяти. Он просто, одним прыжком оказался в незнакомой комнате на полу. Его трясло, а внутри раздирала ледяная пустота. Отголоски её он знал, он чувствовал нечто подобное в своей камере в разрушенном ныне замке. А потом он потянулся к чему-то внутри, не почувствовал отклика и в голове набатом забилась одна только мысль: «Драко нет…» Он тоже ощущал фрустрацию, печаль и скорбь, когда узнал о смерти отца. Но к ним было примешано и ещё что-то — злость, растерянность, облегчение… Здесь же было одно сплошное ГОРЕ. Такое, что лишало желания жить. И так ярко он этого желания не переживал никогда. Его стало утягивать глубже, а потом словно мягкое покрывало накрыло глаза. И в следующий момент он уже снова видел Гарри перед собой. — Ну вот. Я сделал тебе приятное? Вопрос прозвучал с любопытством и скепсисом одновременно. — Приятное? Странное представление о приятном. Но справедливости ради, я сам тебя об этом попросил… И раз уж это твой сон, наверное будет правильно оказать тебе ответную приятность… Ты можешь задать мне любой вопрос. Поттер как-то странно улыбнулся. Но всё же спросил: — Как ты относишься ко мне, Драко? Я многое чувствовал, что-то понимаю в твоих ощущениях и эмоциях, но знаю, что… В общем… Я думаю, было сложно поменять сторону в первый раз. И ты сделал это не из-за меня, а ради своей семьи. Во второй раз ты сделал это по той же причине, но уже с помощью и одобрением родовой магии. И сейчас, понимая, что ты на стороне Победителя, что ты чувствуешь? Как ты относишься ко мне? — Я не знаю. — Это твой ответ? Для тебя, Драко, даже учитывая, что ты плод моего воображения, это очень странный ответ. Потому что тот Драко, которого я узнал, не принимает этот ответ априори. Он стремится узнать. Всё, о чём не знает. Если ему это интересно. Или полезно. Так… Тебе это не интересно или ты считаешь это знание бесполезным? А быть может, никак? Может, ты относишься ко мне равнодушно? — Я никогда, Поттер, не относился к тебе равнодушно. Просто не мог. И какое-то время я даже был уверен, что я тебя ненавижу. Но оказалось, что мои детские представления о ненависти легко разбиваются, когда видишь живое воплощение этого чувства у себя дома. Так что, я точно не ненавижу тебя. И точно не равнодушен. Я испытываю очень глубокую благодарность к тебе, Поттер. Прежде всего за то, что ты победил. Ты обещал мне, и победил. Лицо Гарри на этой фразе так преобразилось, что Драко прервал свои размышления вслух. — Ты помнишь? — с придыханием спросил Гарри, и Драко криво усмехнулся. — Ты только что показал мне это. В туалете Миртл. Ты был уверен в своей победе, и ты обещал, что поможешь нам… Там были озвучены очень весомые аргументы, Поттер. Я и сейчас принял бы твою сторону после такого. Особенно, когда ты смог каким-то образом говорить устами моего деда. Возвращаясь к твоему вопросу. Я благодарен тебе за то, что он сдох. — Ты ведь понимаешь, Драко, что это ты его обезоружил? — вкрадчиво спросил Гарри, пытаясь понять, насколько многое Драко помнит о битве и их сражении с Волдемортом. — Я произнёс заклинание, но ты его уничтожил. — Да, Поттер, но ты сделал это возможным. Теперь я понимаю, что это было. Но тогда… Тогда я просто хотел тебе помочь. Или ты хочешь сказать, что без моей помощи ты не справился бы? — Я не знаю, Драко, но рад, что мне не пришлось проверить это на практике. Одно могу сказать точно, без тебя я был бы мёртв ещё в первый раз. Помолчали. Гарри испытывал какое-то ненормальное блаженство от этой тишины. И от понимания, что Драко его не ненавидит. Это было очевидно для него, связь бы отразила это чувство, показала бы, но услышать это, пусть и от своего собственного подсознания, как подтверждение уже известному факту, было нужно Поттеру до дрожи в руках. — Я благодарен не только за это, Поттер. Ты спас мне жизнь. Там, в Выручай-комнате. И вчера, в замке Миноры, ты тоже спас мне жизнь. Вытянул меня из разваливающегося пола, и просто перенёс сюда. И я почему-то уверен, что ты не захочешь слышать эту формулировку, но я должен тебе. Долг Жизни, тот самый, который ты почему-то так навязчиво и громко хотел отдать моей матери. И ещё Поттер — ты спасал меня весь этот год, не давая скатиться в безумие оттого, что происходило в моём доме, в моей жизни и в моей голове. Поттер оказался совсем близко к Драко, взял его за руку, неловко и неудобно, но говорил он очень искренне, и Малфой предпочёл не обращать внимание на эти мелочи: — Ты ничего не должен мне, Драко, ничего. И ты должен это запомнить. Ты мой соратник. Ты мой друг. Даже если это не так для тебя, для меня это всегда останется правдой. Поэтому я прошу тебя, никогда больше даже не заикайся о каких-то долгах. Более того, я уверен, что магия тоже не примет признание долга тобой. — Тогда ты должен знать, что кроме благодарности я испытываю и другие чувства. Уважение. Комфорт. Безопасность. Заботу. Неловкость. Вину. Это только то, в чём я уверен. И есть ещё много чего, что я не могу объяснить самому себе, понять не могу, и главное определить — это мои собственные чувства, или это магия… — Или мои… Я знаю, Драко, даже теперь я не всегда сразу понимаю, что за чувство я испытываю… Своё или твоё… — Гарри так же неловко отпустил руку и отошёл. — Я бы не хотел просыпаться… Мне так спокойно… Они оказались снова в ночном небе. — Этамин… Это такое красивое имя… Для этой звезды оно очень подходит… И для тебя, Драко, тоже. — Гарри посмотрел прямо в глаза Малфоя и завис. Перед ним возникло будто наслоение нескольких картинок: лицо Драко меняло выражение, как на блистере. Его глаза то излучали бесконечную нежность и преданность, как раньше, то смотрели подозрительно и настороженно, то спокойно, уверенно, может, чуть-чуть удивлённо. И Гарри всё никак не мог уловить, какой Драко сейчас перед ним: то ли тот, что ничего не помнит о них, то ли тот, что всё ещё любит, которому так же неудержимо хочется обнять, поцеловать, очертить пальцами родное лицо, прикоснуться губами к ресницам, вдохнуть один воздух на двоих. И он, не выдержав этого смятения, этой двойственности изображения, просто потянулся к Драко, просто дотронулся ладонью до его щеки, уже не обращая особенно внимания на то, что видит. Просто поцеловал, ощущая дикую дрожь во всём теле от этого прикосновения. Малфой ускользал из его рук, исчезал прямо в его объятьях, но потом снова появлялся. Он не отвечал на поцелуй, а быть может отвечал, но Гарри будто под веками видел то, что ему хотелось бы… Яркие любящие глаза, трепетно дрожащие ресницы, тёплые отзывчивые губы. — Ты пугаешь его, Гарри… — раздался встревоженный голос звёздного мальчика. — Тебе нельзя так далеко уходить в свои мечты! Они теперь у вас общие! Вернись к нему! Гарри распахнул глаза и увидел обеспокоенное лицо Драко, который, кажется, что-то ему говорил. — Пора просыпаться? — спросил он звёздного мальчика, но тот пожал плечами. — Это ваш сон. Решаете только вы. — Гарри больше не смотрел на него, но слышал, что тот уже спокойнее отвечает. — Сколько мы уже здесь? — Не знаю, — теперь голос звучал удивлённо. — Тогда, как мы поймём, что уже время уходить отсюда? — складывалось впечатление, что звёздный мальчик не совсем понимает, зачем им вообще уходить. — Это ваше место. Уйдёте, когда захотите… Гарри посмотрел на Драко, который уже совсем растерялся и робко протягивал руку к Поттеру. Он вернулся в момент, когда ладонь Малфоя почти замерла у его собственной. Сделав резкое движение, он сам сжал его пальцы. Увидев облегчение на его лице, Поттер понял, что ещё не готов вернуться в реальность и увидеть снова холодное раздражённое выражение. Отстранённый, далёкий взгляд. — Давай ещё полетаем! Или поговорим… Не хочу возвращаться… Они побывали в кафе, посмотрели на оранжерею в Хогвартсе, даже вымочили ноги в фонтане Мэнора. Любое, самое странное желание они выполняли с ребяческим энтузиазмом, и Поттер был безбрежно рад, что Драко из его сна больше не поднимал важных вопросов. Потому что просто общаться с ним, просто дружить было таким счастьем… Именно поэтому Гарри был уверен, что держал Драко за руку всё это время. Он проснулся, чувствуя его хватку, осторожно высвободил запястье и выскользнул из спальни. Спустился вниз, напоследок оглянувшись на спящего парня, не позволив себе даже оставить поцелуй на его щеке. Дом встретил тишиной, Кричер что-то бормотал Нарциссе, всё ещё лежащей без сознания, но больше здесь никого не было. Гарри просто знал это. И вот, эта газета. Этот бред про его участие в чём-то. Хотелось поговорить с кем-то, но будить Драко рука не поднялась бы. Гарри сел на кресло и понял, что всё ещё уставший. Душой. Тело восстановило силы. И магия была под контролем. Это было ощущение, когда после тяжёлого длинного перехода по горам ты снимаешь рюкзак с плеч. Лёгкость во всём теле такая, что кажется, ты сейчас взлетишь. Именно так Поттер ощущал себя, когда Драко оказался рядом. Магия была в балансе. Магия была внутри. И снаружи. Она словно пронизывала всё тело, была в воздухе, была в нём. Он был расслаблен и спокоен. Но вот смотреть на Драко и понимать, что его нельзя обнять. Нельзя сказать ему, да что там, нельзя даже показать, как он к нему относится… Это было сложно. Гермиона бы спросила, почему? Почему просто не рассказать Драко о том, что они были вместе? Что они любили? Что они горели друг другом? Поттер для себя решил это ещё во время войны. Что не станет. Не станет напоминать о том, что между ними было что-то большее, чем дружба и партнёрство. Потому что нельзя просто заставить человека полюбить, потому что так было раньше. А дружбу они хотя бы смогут повторить. И сохранить партнёрство. Если Драко захочет, конечно. Сейчас просто нужно неспешно и подробно рассказать ему, что произошло тогда, на шестом курсе. Как они нашли путь друг к другу. К сотрудничеству. К союзу. Рассказать, как искали природу этой связи. Как в итоге пришли к тому, что это именно соратничество, как научились его использовать. Как наложили Обливиэйт. А дальше дать Драко возможность самому решать, как продолжать их общение. В дружеском ключе, или просто попытаться научиться жить с этой связью, но разными жизнями. А может, он предложит другой вариант… — Теперь ты слишком громко думаешь, Поттер. Гарри… — смягчился к концу фразы Драко, и с благодарностью принял вторую кружку чая, уже заваренного, ожидающего его пробуждения под чарами Сохранности. — Да… Я тут… Вот тут… — он левитировал газету Малфою, тот прочитал заголовок и бегло ознакомился со статьей. — Ты был рядом, — только и сказал он. — Да, я был рядом. Видимо, министр нашёл кого-то, кто мог бы исполнить эту роль за меня. Общественности нужен Герой. Понимаешь? — Пожалуй, даже лучше чем ты, Поттер. Ты понимаешь, что если у них есть ручной герой, то ты им ни к чему? Со своим мнением. Со своими идеями и представлениями о справедливости? — Драко говорил тихо, спокойно, и ничем не намекал на какое-то недовольство. — К чему ты ведёшь? — К тому, что ты можешь быть в опасности, Гарри. Особенно, если кто-то узнает о том, какая сила теперь в тебе прячется… Второй Тёмный Лорд… Угроза существующему порядку… Слишком много власти в одних руках… Нам нужно хорошенько подумать, что с этим делать… — Но я думаю, у тебя уже есть идеи… — Гарри проглотил вопрос о том, почему «нам». Просто принял к сведению, что Драко разделяет его проблему и готов её решать. Драко кивнул. — На самом деле, первое, что нам нужно сделать — это вытащить Нарциссу. Профессор Линкмор мне кое-что рассказал о том, что с ней происходит. Нам нужно распечатать Мэнор. Нам нужно открыть ритуальный зал. Если я правильно понял, то отец перед смертью наложил на неё Империо. Империо Инфинитум, если быть точным. — И что это значит? — А это значит, Гарри, что даже после своей смерти мой отец меня едва не убил. Меня и её. Гарри очень старался не лезть Драко в душу и в голову, но тот и правда транслировал свои эмоции и мысли очень чётко. — Драко, главное, что всё обошлось. И вы оба живы… А он уже больше не сможет вам навредить… — ему так хотелось утешить Малфоя, выказать ему свою поддержку, своё участие, но он не решался. А потом Драко сделал то, чего Поттер вообще не ожидал. Он протянул свою руку, как раньше, как всегда, ладонью вниз, и Гарри почти на автомате протянул в ответ свою. — Расскажи мне всё, — мысленно попросил Драко. — Я сменил сторону, дважды. И я не жалею об этом. Но мне нужно понять… Мне нужно всё про себя понять… И Поттер, выдохнув, собравшись с силами, рассказал. Всё. С самого начала. Что-то подробнее, что-то походя, но он рассказал обо всём, что произошло с самого начала шестого курса. О чём-то Драко задавал вопросы нехотя, но слушал внимательно, что-то наоборот придирчиво выспрашивал, и иногда они даже спорили о том, как именно происходили события, которые Поттер чувствовал только через связь. Но руки не расцепили ни на миг. И многое Драко понимал только по тем эмоциям, что ощущал от Поттера. Самым сложным было рассказывать о тех моментах, которые происходили летом. И на седьмом курсе. Когда Гарри подошёл в своём рассказе к тому дню, когда Драко пропал, Малфой не смог выдержать этого контакта. — Гарри, я не понимаю, как ты… Это же… Почему?.. — ему было так плохо. Он вспомнил, что на следующий день после его невольного переезда в чертоги фрау Райзеншварц, ныне покойной, ему было очень холодно и пусто, а позже настало совсем плохое время, когда его выворачивало изнутри, и немыслимо хотелось пить. А Поттер уже отвечал. — А я и не справился. Я сначала сбежал в себя, и если бы не Гермиона… А потом снова едва не совершил огромную глупость, — он помолчал, но всё же признался. — Сонная лощина. — Нет! — Драко выкрикнул это так громко, что сам стушевался своей экспрессии, но посмотрел на Гарри с вызовом. — Ты не посмел бы! Не посмел бы! Ты же взял с меня обещание, что больше никогда!.. А сам!.. — Я думал, тебя больше нет. И не мог… Не мог понять, как мне… Малфой гневно сверкал глазами. Ему не совсем была понятна собственная злость и паника, но он был уверен, что просто разорвёт Поттера голыми руками, если он сейчас приблизится. Драко встал и прошёлся по гостиной, чтобы хоть как-то погасить разбушевавшееся нутро, но на втором круге Гарри перехватил его ладонь и сжал. — Успокойся. Я больше никогда. Обещаю. Вся ярость растворилась в тихих словах и тёплой руке. Кончики пальцев засветились золотом. Снова. И Драко с интересом посмотрел на то, как их переплетённые руки горят и медленно потухают. — Мы с Гермионой так и не поняли, от чего зависит это сияние. Оно было серебряным, а потом стало мягче, сейчас золотое, но не всегда горит ярко, иногда и вовсе не светится от прикосновения… Но сейчас не время выяснять теорию. Так что… Я не могу ответить на твой, ещё не сформулированный, вопрос. Драко кивнул и почему-то улыбнулся. Было приятно, что есть человек, который его так понимает. Как и после признания об отце, он успокоился почти мгновенно. Это был как прыжок в спокойные воды тёплого озера после ледяных бурлящих горных порогов. — Мы гасим друг друга. Мы друг друга успокаиваем. Это возможно и на расстоянии, но вот так, — он показал на их руки, — легче и быстрее. Так всегда было… Драко скептически выгнул бровь. — Не это я помню… Раньше мы друг друга скорее зажигали. Гарри улыбнулся. — Ты голодный. Пойдём, Кричер что-нибудь для нас изобразит… Они уже почти доели, когда Драко решился задать вопрос, который его беспокоил. Он уже понял, как закрываться от Поттера. Понял и то, как общаться мысленно, и как показывать нужную картинку Гарри. Понял, как их магия взаимосвязана. И хотя саму суть этого соратничества он пока не уловил, но на практике поняв, как взаимодействуют их магические потоки, мог вполне полноценно использовать связь. Однако одно до сих пор оставалось совсем непонятым. Их магический брак. О нём Поттер не сказал ни слова. Зачем, почему, как это могло произойти… Ни слова… Ни эмоции… — Как ты мог прочитать наши семейные книги? — издалека начал он, стараясь и в своей голове выстроить логическую цепочку. — Никак. Даже когда я был в Мэноре во время помолвки, я не всё мог просмотреть. — Тогда откуда ты знаешь фразу моего деда об истинном могуществе? — впервые после эмоционального взрыва в замке Поттер упомянул этот факт, но другой, не менее загадочный, отвлёк внимание Драко. — Знаешь, в прошлый раз ты тоже задавался этим вопросом. Спросил у родовой магии, получил ответ, но не сказал мне ничего. — И ты не узнал? Ну, через связь… — Знаешь, Драко, я никогда бы не стал через силу что-то выведывать. Я не могу игнорировать то, что чувствую. Но если ты не хочешь чего-то говорить, это значит, не хочешь. И точка. У тебя есть на это свои причины. Есть своё право на личное пространство. И хотя его границы крайне размыты в нашем случае, я просто не имею права влазить в твою голову. — Но в голову Джиневры ты влез. Почему у вас, кстати, не сложилось? — Я её не люблю, — угрюмо ответил Поттер и закрылся так, что Драко едва ощущал его присутствие, хотя находился рядом, за одним столом с ним. — И Джиневра не ты. Не надо сравнивать. — Ослабь защиту, Гарри. Я услышал тебя: про личное пространство. Ты сам мне расскажешь, когда захочешь. Или я сам пойму. Но не стану лезть в твою голову. И ответ на свой вопрос я тоже получу, когда мы сможем открыть Мэнор. И возможно, в этот раз я расскажу тебе то, что узнал. Гарри ощутимо расслабился и допил чай. Но чувствовал, что Драко готовится спросить о чём-то ещё. И даже почти задал вопрос, но дом наполнился стонами Нарциссы и причитаниями Кричера. — Мама! — Нам нужно в Мэнор! — решительно сказал Гарри, и они с Драко мгновенно оказались у его границ. — Поттер! Ну какого же Мордреда ты такой идиот! — выкрикнул Драко, почему-то мысленно. И это отказало очень кстати. — Мы под чарами Отвода глаз… — так же ответил ему Гарри. Причиной такой реакции Драко было целое собрание волшебников у внешней границы Мэнора. Среди них были и мракоборцы, и авроры, и несколько работников в министерских мантиях. — Это не просто тёмное волшебство! — вещал самый седой из них, чем-то похожий на судью Визенгамота. — Если даже такими силами мы не можем войти, значит там творится что-то ужасное! — Зачем нам вообще туда заходить? — раздался знакомый голос, и парни с удивлением уставились на мистера Диггори. Он выглядел так, будто и не отдыхал вовсе. — Люциус Малфой мёртв. Драко Малфой мёртв. Нарцисса всё ещё скрывается. Что вы хотите там найти? — этот вопрос он адресовал прямо тому старцу, что агитировал всех присутствующих. — Там может готовиться ритуал… Да мало ли, что там может твориться!!! — было очевидно, что мужчина не ожидал подобных вопросов. Но очень хотел попасть внутрь. — На территории Мэнора нет людей. И я проверил: был проведён ритуал забвения рода. Что вы ищете в стенах этого особняка, Гилберт? — Я? Я ничего там не ищу! Кроме торжества справедливости! С чего мы так поверили Гарри Поттеру? Мы же не знаем всех обстоятельств! И вообще, это паршивое интервью может оказаться подделкой! — Вы правы, уважаемый! Мы не знаем всех обстоятельств… — высказался какой-то мракоборец. — Род Малфоев древний и сильный. С огромным наследием. Да, и тёмным тоже. Не перебивайте! — потушил он нарастающий гул в толпе. — Но если Адам прав, и это ритуал забвения, а мне нет повода ему не доверять, то кто-то другой закрыл сюда доступ. И нам сначала нужно понять, кто и зачем. И ещё открыт вопрос с тем, откуда здесь появились оборотни, и, Гилберт, не связан ли их интерес с вашим… — Вы сами намерены были ещё раз провести здесь обыск! Не так давно… — Не так давно я не был в курсе последних новостей, — отрезал мужчина. — По одной из моих версий это вполне мог сделать Избранный. И не зная причин, я не стал бы сломя голову идти против него. Он ясно дал понять, какую политику поддержит, а какую нет. Парни слушали их разговор и мысленно обменивались идеями. Было очевидно, что сейчас они с таким количеством свидетелей, в Мэнор не войдут. И вариант показаться Поттеру и объясниться Драко отмёл ещё в зародыше. Зато вызвать Типпи и попросить его уверить всех, что Малфой-мэнор пуст и безжизненнен было принято на ура. Эльф, услышав призыв хозяина, не мог успокоить слёзы радости и не уставал благодарить хозяев за то, что они вернулись. И к закату ребятам всё же удалось оказаться возле Мэнора, чтобы распечатать владения. — В прошлый раз я едва смог позвать Кричера, чтобы он доставил меня домой. Теперь, я надеюсь, ты аппарируешь меня на Гриммо, если я отключусь. Просто, чтобы для тебя это не стало неожиданностью… — В прошлый раз меня не было рядом. А сейчас я помогу. Покажи мне, что ты собираешься делать. В закатном солнце Драко выглядел хрупким. Всё же этот месяц, как и последние два года сильно отразились на нём. Но эта мальчишеская уязвимость настолько сильно диссонировала с решимостью в глазах, с готовностью взять на себя все последствия этого ритуала. Настолько притягивала взгляд, что Гарри невольно застыл у ворот, не отрываясь глядя на серьёзное лицо Малфоя. Он любил его так сильно. К нему тянуло каждым вдохом, и Поттер давно уже перестал считать, какие из его эмоций диктует магия, которая стремится к гармонии, а какие порождает его сердце. Он на несколько минут окунулся в свою драму, а когда вышел из этого странного оцепенения, Драко спокойно рассматривал его в ответ. — Когда-нибудь я пойму, что происходит в твоей голове. Эта тоска, она просто сбивает с толку. Мне настолько некомфортно в этом состоянии, что хочется просто уйти подальше. И я даже представлять не хочу, что из пережитого тобой его вызывает, и как сильны эти твои сожаления на самом деле, если лишь отголосок их так мешает дышать. Но в эту минуту, Гарри, просто соберись. Мне нужно получить этот кусочек пазла, чтобы до конца понять, что произошло с мамой. Ночь выдалась неспокойная и шумная. Птицы и ветер создавали вполне достойный аккомпанемент событиям, что разворачивались у входа в поместье. Но Драко был прав, в прошлый раз его не было рядом. И он помогал не столько тем, что взял на себя прочтение заклинания, сколько своим присутствием. Прежде всего в голове Поттера. — Ну кто так работает, идиот?! Ну зачем столько силы вливать в простое обнаружение?! Дай импульс ближайшей точке, она по цепной реакции передаст его остальным… Не торопись, не торопись Гарри, очень аккуратно выводи вектор, здесь не важно, как быстро ты это сделаешь, здесь точность нужна. Тогда не будешь валяться без сознания от перерасхода сил… Так, Поттер, не тупи. Это мой дом. Я не хочу его по камешкам собирать. Давай вместе… Убираем защиту и сразу же кидаем петлю на старый контур. Да что ж такое! Мы бы его потом укрепили! Это же сколько ты влил сейчас, кретин, ну точно придётся откачивать в Мунго!.. Гарри, ты знаешь, что только что сотворил чудо? И сам остался жив… Ты просто невероятный, Поттер, ты просто… У меня нет слов. Спасибо, Гарри… Парни договорились, что Драко останется дома, попробует провести ритуал, чтобы снять забвение со своего рода, а Гарри поговорит с профессором Линкмором и доставит Нарциссу в Мэнор. Но вид родного дома, оставшегося пустым и безжизненным, просто парализовал Малфоя. — Ты видел его таким? — потерянно спросил Драко Поттера, осматривая покинутые картины. — Видел. Когда пытался понять очевидное. Мне жаль, что так вышло, но я уверен, что у твоей мамы были веские причины для такого поступка. — Возможно. Но мы не узнаем, пока не вернем её. — Я хотел спросить… Почему нельзя просто наложить Фините? — Потому что оно её убьёт. Она сама закрыла Мэнор, и теперь никак не может ухватиться за родовую магию. И в данный момент она и не знает, как. Не знает, что с ней. Ей просто больно. Очень. Профессор не так много мне рассказал, но по всему следует, что сначала она должна иметь шанс прийти к своему роду. А уже потом снимать Империо. Гарри не успел выйти даже из дома. Драко догнал его и в лицо произнёс то, что крутилось в мыслях и на языке с момента, как они вошли в особняк. — Спасибо, Гарри. Пока непонятно, кто и зачем рыскал в стенах моего родового гнезда. Но я, как Лорд рода, не справился со своей задачей по его защите. А ты сделал это для меня. Спасибо. Поттер молчал. Он понимал стремление Драко объяснить для себя каждый свой поступок. Ему ещё только предстояло навести порядок в своей голове, и то, что рассказал ему Гарри, было всего лишь началом пути. Но сейчас сказать ему было нечего. — Я ведь прав, ты сделал это для меня? — Да, Драко. Ни для кого другого я бы этого делать не стал. Поттер закрыл глаза и аппарировал. Сделать это было титанически сложно. Потому что оставить Драко здесь было… Невозможно. И Гарри сделал это только потому, что ему было стыдно признаться в собственной панике. Он смог перебороть её, только напомнив себе, что Малфой, завершив все дела с мамой, решив вопросы послевоенной жизни, может принять решение уйти. И это заставило его вернуться на Гриммо, чтобы дать Драко шанс на самостоятельный выбор. Без его присутствия. Неожиданно атмосфера родного рода дала ему мужества и спокойствия. И он отправился сразу в постель, где уснул, едва только увидел созвездие Дракона, сияющее своей далёкой красотой на его прикроватном столике.***
Поппи, увидев обоих визитёров, спустившихся из кабинета директора, тут же влила лекарство Гермионе, даже не поинтересовавшись её состоянием, а потом занялась профессором. Девушка слышала её увещевания, но не успела произнести и слова — зелье Сна без Сновидений подействовало почти мгновенно. Она очнулась отдохнувшей, и, увидев ночь на дворе, сразу встревоженно оглянулась. Всё же год войны не мог не повлиять на её умение доверять людям. Но она услышала только ворчливую заботу медиведьмы. Она говорила о последствиях заклинаний, наложенных в Адовом кольце. — Вы-то, профессор, не могли не понимать, что, чем дольше вы оттягиваете лечение, тем сложнее будет восстановить Ваше здоровье! Гермиона сразу же подумала об Адаме. Куда бы он не отправился после их злоключений, он мог не получить той помощи, которая ему была нужна. — Да и где вы отыскали это проклятое место?! — Так сложилось, дорогая моя, так сложилось. Но со всеми нами всё хорошо. Вы знаете, я понял, что был абсолютным глупцом, столько времени отсекая себя от жизни. Столько любви в этом мире. Столько настоящих чувств, столько волшебства… Клеман, думаю, не одобрил бы моего затворничества. — Если вы хотите знать, что я думаю, то я просто убеждена, что ваш Клеман точно не одобрил бы вашу легкомысленность! Ну как же вы так! Все ваши чары остаточной магией разрушают вас изнутри! — Если вы всё сделали правильно, то уже нет… — Вы сомневаетесь в моей компетентности?! Снова? — вспылила волшебница, и Арман хохотнул. — Вы знаете, что когда злитесь, то похожи на валькирию в чепчике? — Это побочное от зелья Целостности… — смущённо пробормотала женщина, и профессор Линкмор уверенно возразил: — Нет! Это побочное от долгого наблюдения за человеком, который не боится любить… Чувствуя себя неловко оттого, что снова стала невольным свидетелем чужой беседы, Гермиона беззвучно соскользнула с койки и вышла из лазарета. Хог был всё ещё разрушен. Он всё ещё дышал прошедшей войной, но было очевидно, что замок исцеляется. Что трещины во многовековых каменных стенах исчезают, а домовики трепетно восстанавливают то, что им по силам. Ночь была в самом разгаре, и, не желая тревожить директора Макгонагалл, девушка решила добраться до камина мадам Розмерты. Её не покидала тревога, что мистер Диггори, не зная возможных последствий, может сильно пострадать. Как ей его найти, да и как она вообще собиралась ему помочь, было неясно. Она поняла всю глупость своей затеи только у самой границы антиаппарационного барьера. Но оставаться в замке, когда друг, если она вообще могла так назвать мужчину, в опасности, она не хотела. Рассвет уже вполне ярко освещал улицы Хогсмида, когда юная волшебница добралась до нужного места. Она присела на крыльцо ещё закрытого кафе и вдруг сообразила: можно просто отправить вестника. Бумажный самолётик тут явно был бы недостаточно мерой, и Гермиона сосредоточилась, чтобы вызвать Патронуса. Но вместо привычной выдры перед ней лишь вспыхнуло несколько искр. Голубое свечение очень быстро исчезло, а потом на Грейнджер навалилась жуткая апатия. Встряхнув неуложенными, но всё ещё хранящими чары Шарма, подстриженными волосами, будто освобождая себя от прежней неудачи, она попробовала вновь, но раз за разом результат был тем же. Она больше не могла вызвать Патронус. — Гермиона! Гермиона!!! Ты как тут? Сколько времени она просидела на прохладных ступенях, было неясно. Весь мир будто подёрнулся серой дымкой. И басовитая обеспокоенность Хагрида тоже не тронула девушку. Она смотрела на него отрешёнными глазами и не выказывала никаких эмоций. Ни на шутку испугавшийся лесничий поднял её на руки и бегом понес её обратно в замок. — Я не думала, что она так быстро придёт в себя… — растерянно говорила Поппи. — Зелье должно было всё ещё действовать… — Эффект Адового кольца… — отвечал ей Арман. — Что так повлияло на неё? — спрашивала Минерва. — Как она вообще добралась до деревни? — Я нашёл её такой, — бубнил Хагрид. — Она даже не поздоровалась… Но весь этот диалог не имел никакого значения. — Проверьте её палочку… — предлагал Линкмор. — Может, на неё кто-то напал? — А где её палочка? Рубеус? — строго спрашивала Макгонагалл, но полувеликан молчал. — Мы не злимся на тебя, ты всё сделал правильно, но то место, где она была, ты точно никого не видел? — Никого. Я пойду проверю. А где Гарри? Нужно сказать Гарри… И Рону… Что Гермиона заболела… Грейнджер лежала на койке, иногда открывая глаза, но всё вокруг мало её беспокоило. Всё вообще потеряло смысл. — Гарри сегодня будет на церемонии открытия с Министром. Я сообщу ему, не волнуйся. Иди, посмотри, нет ли её палочки где-то поблизости от места, где ты нашёл Гермиону. На ум девушки пришло странное воспоминание, что она уже чувствовала нечто подобное, но тогда это была безмятежность, а сегодня — это глубокая потеря смысла жить. Кто-то наложил на неё Сонные чары, и глаза сами закрылись. Когда Грейнджер снова открыла глаза, первое, что она сказала: — Гарри не может быть ни на каком открытии. Это невозможно! — но услышали её только домовики. Зато уже через минуту к ней спешила мадам Помфри. — Здравствуй, милая, как ты себя чувствуешь? — Отлично! Как профессор? — Прекрасно. И ты была бы тоже в намного более уверенном состоянии, если бы не решила прогуляться! Если бы не Арман, мы бы ещё долго не поняли, что приключилось с тобой, девочка. Сколько ещё битв вам предстоит пройти, чтобы вы наконец успокоились и поняли, что война уже окончена? — Не для всех, — дерзко ответила Гермиона. — И для некоторых она не окончится ещё долго… Извините, — тут же потушила свою вспышку девушка. — Мне нужно найти одного человека. Он был с нами там… Он может также не знать… А что со мной было? — неожиданно Гермионе стало страшно, что она больше вообще не сможет колдовать. — Вы побывали в страшном месте, девочка моя. И это не прошло бесследно. Помимо колоссальной усталости, чем больше вы использовали магию, тем сильнее был эффект бумеранга. Вы использовали Патронус. И получили откат… — Но у меня не получилось! — воскликнула в панике девушка, с отчаянием вглядываясь в реакцию медиведьмы на её заявление. — Я не могу сейчас сказать вам, почему, мисс Грейнджер. Нужно провести несколько тестов, чтобы с уверенностью можно было утверждать, что стало причиной тому, что ваше заклинание не удалось. Но одно я могу сказать точно, хоть и с бесконечным сожалением. Многие из нас после войны не могут сотворить Патронус. И смогут ли когда-нибудь сделать это снова — предсказать невозможно. Не торопитесь. Вам нужно побыть здесь хотя бы несколько часов. А потом мы с вами найдём вашего друга и попробуем и ему помочь. Хорошо? Девушка кивнула. Мысли медленно сменяли друг друга, и незаметно для себя она снова уснула. Ей снова снились родители — живые, здоровые, любящие её и гордящиеся достижениями своей дочери. Снилось, что они всё ещё семья. Что у неё есть родные люди, которые ждут её, которым она нужна.***
Рон проснулся ещё затемно с каким-то незнакомым ранее чувством тревоги. Он вообще никогда не понимал, что такое интуиция. Всякие предчувствия и внутренний голос он списывал на причуды в стиле Трелони. Но сегодня его вышвырнуло из сна. Он походил по комнате, проверил спящего Джорджа, вышел на улицу. Пляж уже давно стал его любимым местом. Здесь можно было уйти так далеко, что никто не станет его искать, пока он сам не вернётся. Что-то не давало покоя, и он, не думая о том, что в ночной темноте можно и навернуться, просто шёл прямо. В его жизни случился какой-то поворот, который он пролетел, не задумываясь, и только сейчас ощущает последствия этого поворота. С самого первого курса он очень гордился, что стал другом самому Гарри Поттеру. И курса до четвёртого даже не всегда понимал, о чём именно спрашивают. Ну что значит, какой Гарри? Ну, обычный. Худой слишком. Смелый. Немного нелепый. Щедрый. Ну, обычный парень. С ним весело. А иногда и страшно. Потому что он не проходит мимо несправедливости. Не опускает руки, если что-то его пугает. А ещё он одинокий. Это Рон понял уже намного позже. Когда увидел, как Гарри переживал смерть Сириуса. Рон себя тоже считал вполне обычным. Звёзд с неба не хватал, но и полным идиотом себя не видел. Хотя иногда рядом с Поттером ему начинало казаться, что чего-то очень важного он в этой жизни не понимает. И не поймёт никогда. Им вообще втроём с Гермионой было всегда неспокойно. Неприятности находили Гарри, а он даже не пытался их игнорировать. Подруга вносила свою лепту знаниями, он силой, а Гарри просто вёл их за собой. Хотя на четвёртом курсе их приключения перестали казаться Рону захватывающими. Он увидел, наверное впервые осознавая, что именно он видит, насколько друг близко ходит от смерти. И дело было больше не в том, что он улетел от хвостороги на метле. А в том, что в принципе, для него очередная встреча со смертельной опасностью, была хоть и волнующей, но почти обычной. И с того времени парня это не то, чтобы тяготило. Просто он понял, что такого адреналина в своей жизни он с удовольствием бы избегал. Выросший среди братьев, он отлично, на каком-то глубинном уровне понимал дружбу. И она не позволила ему уйти, отдалиться, остаться в более комфортном уединении. Найти новых друзей, не таких рисковых. Да и дружба с Гарри Поттером, которого периодически то превозносили, то наоборот уничтожали, делала его тоже особенным. Уже на пятом курсе он хорошо это понимал. И не готов был отказаться от этого. Он ведь друг Гарри Поттера! А без этого факта, что он мог такого о себе рассказать? Спасение гиппогрифа, игра в магические шахматы в подземельях Хогвартса — что он вообще может интересного о себе знать, если это не связано с Поттером? И только на шестом курсе он смог оторваться от его повсеместного участия в своей жизни. Лаванда со всеми своими недостатками и сопливыми и слюнявыми названиями, была наверное первым человеком в его жизни, кто искренне интересовался им. Тем, что ему хотелось, что он любил. И нет, нельзя сказать, что этим не интересовались Гермиона и Гарри, его семья, его приятели. Но так, как она, просто, чтобы узнать, какой он, почему он любит вечерние полёты, зачем ему две зубные щётки, — из чистого интереса, без каких-то подоплёк или желания сделать его лучше, научить чему-то, посоветовать, — им не интересовался никто. И возможно, его слишком увлёк этот интерес к его персоне, даже ревность не отпугивала его поначалу. Конечно, в итоге всё расставила по своим местам Гермиона. Она просто совсем ушла в сторону. Что-то творилось в её жизни. Так же, как и в жизни Гарри. А когда Рон услышал, что подруга просит его дать Непреложный, чтобы он никому не рассказал о происходящем в лазарете… Это словно дало ему волшебный щелбан. Какое-то время он пытался сделать вид, что всё понимает, но потом сдался и просто слушал то, что рассказывала ему подруга. Но восстановить доверие было невозможно. По крайней мере не так быстро. А после того, как хорёк снова всё забыл, иллюзия обычности происходящего вообще выбила парня из колеи. Как и общение Гарри с его сестрой. В конце концов, Рон принял мудрое, как по нему, решение — просто воспринимать всё происходящее с позиции наблюдателя. Почему эта позиция не сработала, когда Гермиона подошла к нему после того, как им огласили завещание Дамблдора, он думал каждый день скитаний. Но он, как баран, кивнул и пошёл собирать вещи. Сбежать с ними было правильным решением. Но не верным. Не искренним. Не его решением. И вопрос о том, настолько ли ценна дружба, чтобы лицемерить своим друзьям о своих искренних намерениях и желаниях, занимал его мысли очень долго. Он гордился собой, когда его помощь была существенна, ненавидел себя, когда не мог больше выносить тяготы их побега, но на фоне всегда было сомнение. И сейчас он не жалел, что прошёл через это. Хотя бы чтобы понять, что это совсем не его. Крестраж Волдеморта показал ему многое. Не только то, что он испытывает к Гермионе совсем не дружеские чувства, которые подавлял в себе скорее подсознательно, понимая, что не тянет на роль её парня. Но и то, что смелости в нём не так много. Что ему не нужно быть аврором. Что ему в принципе не нужно быть на рубеже. Что он отчаянно хочет мира. И что готов поступиться отношениями с друзьями, чтобы сохранить мир хотя бы в своей жизни. Потому что войны он больше просто не вынесет. Странная эйфория, которая охватила его во время битвы, бешеный поцелуй с Гермионой, очевидно случайный, но желанный и скорее всего, единственный, схватка и победа на время разожгли азарт в парне. Но смерть брата подкосила. Совсем. Теперь быть другом Гарри Поттера не имело никакого значения. Дружба с Поттером вообще потеряла всё значение. И нет. Он не винил Гарри ни в чём. Но быть рядом не было сил. Он чувствовал, что Гермиона ушла насовсем. Он не жалел об этом. Не сейчас. Слишком много у него сил забирало общение с семьёй, с Джинни. Чьей навязчивой идеей был Гарри. Но как, как вообще можно было донести до глупышки, что он совсем не тот, кем она его себе вообразила. Что он её не любит. Что он любит другого человека. И личность этого человека была омерзительна. Единственное, что заставляло Рона смириться с этим чувством, это то, что магия связала их. А с магией не спорят. Здесь тоже сохранять позицию наблюдателя не выходило, оставалось только прятаться от бесконечных вопросов сестры. Помолвка Гарри стала для него самого огромным сюрпризом. Но он не был готов это обсуждать. Да, он не мог больше считать себя другом Гарри. Чувствовал, что в чём-то предал его, наверное тем, что оказался не таким сильным, каким хотел быть. Каким должен был быть. Кому? Не важно. Не был бесшабашно храбрым. Не был… Прогулка затянулась. Даже чувство голода не сильно беспокоило парня. Его лишь немного тревожило, что он оставил Джорджа одного. Проведя почти весь день на пляже, он вернулся домой, нехотя поужинал, но чувство беспокойства не оставляло его. Что-то будто ело изнутри. И он, не особенно довольный собственным решением, всё же аппарировал к Гриммо. Топтался недалеко от входа, понимая, что скорее всего не будет желанным гостем в доме Гарри. Он понимал, почему письмо мамы обернулось категоричным отказом. И понимал Гарри, которому тоже нужно было прийти в себя после пережитого. Едва ли месяца хватило бы. Всё это сплошное понимание капало на него тяжёлой ношей, но он будто открыл глаза, теперь картина мира представала перед ним чётче и главное предметнее. Решение зачем-то проведать Героя было скорее вынужденным, но слишком много плохих решений он принял, чтобы сейчас жаловаться. Воздух стал прохладнее, предвещая летнюю ночь, но Рон всё так же стоял недалеко от поворота к улице, где располагался дом, спрятанный заклятием Доверия. Странно. Он знал, что Гарри уже не испытывает того доверия к нему, что раньше, но дом почему-то не спрятался. Задумываться, почему, было лень. Лазить в памяти, пытаясь понять магию пространственных изменений, копаться в знаниях, чтобы сделать нужные выводы. Для Гермионы он бы постарался. Но для себя стараться не хотелось. Наверное потому, что сам он себя считал временно не важным. Сразу он даже не понял, что увидел. Перед ним метрах в пятидесяти появился Гарри, держащий Малфоя за руку. Он исчез так быстро, что Рон позже совсем уверился, что ему показалось. Хотя выглядели оба так, будто не спали несколько лет. Такими он не видел ни одного, ни второго. Он испугался того, что увидел. Аппарировал на Диагональную аллею, зашёл в первый попавшийся бар и заказал выпить. Грудастая официантка широко ему улыбнулась, явно узнав. Хозяин поставил выпивку бесплатно, что оказалось очень кстати, с собой у Рона не было ни кната, но не вызвало никакого удовольствия. Раньше он почувствовал бы радость. Что его узнали, признали, угостили. Что ему благодарны. Что… Что сейчас не имело никакого значения. Он долго сидел один, отвернувшись ото всех, чтобы не провоцировать никого на общение. Хозяин смекнул настроение Героя войны и наложил Полог Тишины, то ли пытаясь угодить, то ли искренне жалея парня, и понимая его желание побыть одному. Но домой вернуться так и не смог. Он отправил маме записку через камин. И сидел, сидел, сидел один, пытаясь всё же уложить в голове свои мысли. О Джинни, о Гермионе, о Гарри и его хорьке. О маме с папой. О Джордже. Только о Фреде он не мог думать. Не мог. Оказалось, что потеря родного человека — это совсем не то, что осознание смерти кого-то знакомого. Смерть директора сильно отразилась на состоянии Уизли, но не так. Совсем не так. Разбитая на куски душа будто тянула из него все силы. Будто саму жизнь вытягивала из него. И он понимал Джорджа. Ему было во сто крат тяжелее. А он… С каждым днём он всё сильнее понимал, что ему нужно жить, вернуться к обычным делам, помогать родителями. Но не мог. Мог только делать вид. А искренних желаний у него почти не было. За исключением одного. Он хотел вернуться. И как только он сообразил это, он тут же аппарировал обратно к особняку на Гриммо. Увидеть на улице солнечный свет, яркий, почти полуденный, он никак не ожидал. Но присел на скамейке на площади, наложил чары Отвода Глаз и просто ждал. Волнение внутри как-то успокоилось. Будто он точно был в том месте, где должен был быть. Возможно, он немного задремал. Но его рвануло из полусна вспышкой магии. Он присмотрелся, но ничего не заметил. Только знал, что сейчас что-то случится. Что-то уже случилось. Его взгляд блуждал по территории вокруг, ни за что не цепляясь, как внезапно он краем глаза уловил движение. Замер, чтобы не спугнуть видение и наблюдал, как Гермиона, Гарри, Малфой и ещё кто-то устало идут к дому. Картинка не просто дрожала, её почти не было. Их очертания угадывались. Лица были словно нарисованы, и художник, что приложил руку к этому «искусству», явно был поклонником ужасов Дали. Потому что даже так, урывками, смотреть на них было страшно. Словно мёртвые, они еле передвигали ноги, и воображение Рона дорисовывало скелеты в мантиях вместо тел. Неожиданно Гермиона чуть не упала, изображение стало чётче, и стало ясно, что их пятеро. Что ещё есть какой-то мужчина и кто-то, плывущий по воздуху. Лицо женщины было настолько худым, настолько бледным, что это вполне могло быть чьё-то тело. Всего мгновение спустя они исчезли из виду, и даже мельком, даже крайним зрением невозможно было ничего разглядеть, но дверь на Гриммо открылась и закрылась. Рон встал. Он ожидал, что будет шокирован подобным зрелищем. Но нет. Он не испытывал никаких эмоций, наверное, ему нужно было немного времени для генерирования хоть какой-то реакции.***
— Мы все понимаем, что невозможно за месяц исправить то, что было уничтожено этой войной. Наши потери невосполнимы. Я потеряла брата, каждому из нас есть о ком сказать. Но жизнь продолжается! Мир отвоёван нашими совместными усилиями, и это самое главное! Самое главное не опускать руки, и наладить жизнь в Магической Британии, чтобы наши дети могли радоваться ей, могли видеть мир в красках… Нет, здесь что-то уже не то… — намного менее вдохновленным и пафосным голосом сказала Джинни и почесала нос. — За этот месяц ты сделала себе неплохую политическую карьеру, спекулируя смертью Фреда, сестрёнка. Не видел я в тебе раньше таких талантов… — то ли не понимая, то ли не реагируя на такой сарказм Билла, она оторвалась от пергамента, на котором что-то черкала, и посмотрела на него через отражение. Она тренировала свою речь перед зеркалом. — Что скажешь? Может, стоит добавить немного жизнерадостности? — Скажу, что звучит глупо, когда ты — сама ещё ребёнок, говоришь о том, что нужно строить мир для наших детей… Что всё это звучит фальшиво и наигранно. Что тебе плевать на суть мероприятия, и ты занимаешься самолюбованием и саморекламой. — Гарри меня поддержит! — уверенно заявила девушка и поправила локон. — Я скажу о детях — женская позиция здесь вернее, а он про важность терпения и стойкости в выбранном курсе. Знаешь, тебе больше понятны твои драконы, в людской философии ты мало разбираешься… — Ты хотела сказать «психологии», будущий министр Уизли. Но тут ты права. Для меня сострадание и сочувствие — это пока ещё не пустой звук. Кому нужно это пышное представление сейчас? Да, на него уйдут деньги и время. На него уйдёт внимание прессы… И никто не будет думать о том, как наладить взаимодействие с магическими существами, тоже пострадавшими от войны. Они могли бы помочь нам, а мы им. Никто не будет задаваться вопросом, почему столько территорий отдано под содержание заключённых до выяснения обстоятельств подозреваемых. Ты знала, что мистер Лавгуд среди них? Что Луна не знает, где он? Она писала тебе, но ты слишком занята… Своей общественной деятельностью. И я искренне сомневаюсь, что Гарри появится на этом сборище. — Вот увидишь… — прошипела девушка. — Мы поженимся в августе. Максимум в сентябре. И он всегда будет на моей стороне. — Как скажешь, сестрёнка. Как скажешь. Живи своим умом. Сейчас, что-то мне подсказывает, чужие идеи бродят в твоей голове. — Мама так не считает! Она помогает мне в этом начинании. Я должна быть достойна Гарри. Я не могу просто быть его женой, я должна быть его соратницей, его поддержкой! — Он не любит тебя, Джинни! Или ты уже забыла, как он ясно дал тебе это понять?! — Он ошибся. А потом даже впал в депрессию. И да, он чувствовал себя виноватым, что так меня обидел. Поэтому так долго не общался с нами. Но всё изменится, вот увидишь, ты всё сам увидишь! — уже кричала девушка, забыв себя в своей фантазии. Билл ещё минуту понаблюдал за тем, как она срывает свою злость и истерику на собственное отражение. Глядя прямо в свои глаза, она по порядку излагала свою теорию их отношений с Гарри, словно пыталась убедить себя в своих словах. И это было похоже на сумасшествие. Мужчина не очень много общался с Поттером, всё же разница в возрасте была достаточной причиной, чтобы не подружиться так уж близко. Но он всегда видел в Гарри тот стержень, что точно давал понять — вектор его решений никогда не сместится на глупое расшаркивание перед толпой. И на Джинни его вектор тоже не сместится. Его взгляд никогда не горел при ней. Никогда между ними не было того, что было у них с Флёр. Детские игры, увлечение, да и то, с натяжкой. Он пожал плечами и вышел. Нужно было обязательно поговорить с мамой. Отец совсем ушёл в себя, сосредоточившись на маггловских игрушках, будто разгадав их загадки, он сможет снова вдохнуть смысл в свою жизнь. А вот мама… Она как ребенок радовалась, что хотя бы Джинни ведёт активную жизнь. Все они — даже Перси — были словно заторможенными. Магия рода будто буксовала, не давая достаточно поддержки. И все они чувствовали, что Джордж тоже на грани ухода. Что он просто не может понять, как жить без брата. И тем удивительнее стало то, что именно Рон оказался ближе всех к нему. У того словно не было твёрдой земли под ногами. Билл вздохнул. Если Джинни вовремя не остановить, она создаст множество проблем. Прежде всего для себя.***
— Вы уверены, что даже не зайдёте домой, милая? — медиведьма немного хмурилась. Это стремление девушки найти их помощника и друга было ей понятно, но всё же она надеялась, что Гермиона останется здесь подольше. — У меня нет дома, мадам Помфри. К Гарри я не пойду, незачем. Он, надеюсь, ещё отдыхает, но даже если нет, у него есть чем заняться. Ему многое придётся кое-кому объяснить. И я надеюсь, он справится без меня. Но даже если нет, пока, я уверена, мне там не будут рады. — Тогда хотя бы смените мантию! Вы ведь… Ох, вы совсем потрёпаны, хотя я должна признать, что с этой причёской вы выглядите куда взрослее, и пожалуй, увереннее. Пойдёмте. Раз вы намерены добраться до Министерства, то хотя бы произведите там фурор! Вы не кто-нибудь, Гермиона! Вы — Героиня Второй магической войны! С таким настроем девушка и добралась до Атриума. Охрана на входе только подтянула животы, хотя ей было смешно наблюдать за этим представлением. Найти мистера Диггори удалось только к обеду, но он очень торопился. Едва не оттолкнул девушку с пути, но узнав её, улыбнулся. Его взгляд потеплел, а увидев слёзы, тут же появившиеся на её глазах, он нахмурился. — Что случилось, милая моя? — Адам, вы… У вас… Да на вас же лица нет!!! Я узнала, что в Ад… Там, где мы были… В общем… Последствия… Вам срочно нужно со мной… — Нет, мисс Грейнджер. Срочно мне нужно в другое место. — Но вы же умрёте!!! — совсем разрыдалась героиня войны, и мужчине пришлось развернуть её к стене и толкнуть в ближайший кабинет. Волшебников, что работали там, вынесло одним взглядом мистера Диггори. — Все мы когда-нибудь умрём. Но сейчас собираются силы, чтобы взломать Мэнор. И я не так беспокоюсь тем, что они там найдут, как тем, какой откат может получить мистер Поттер от их действий. Там же одни идиоты! Грубая сила при таких заклинаниях может и их самих размазать, учитывая, что я знаю, на что ваш Гарри способен, но и ему может прилететь. Так что, давайте договоримся. Вы подождёте меня здесь. Я вернусь и мы… — Ну нет. Я пойду с вами! — вот теперь Адам узнал ту Гермиону, что видел практически всё время их поисков. — Я уверена, что смогу быстрее разрешить некоторые вопросы. Как минимум этим чёртовым авторитетом, что создали вокруг нас троих. Спорить не было времени. И ещё, где-то на уровне интуиции волшебник понимал, что это бесполезно. Она прекрасно знает, где находится Мэнор. И придёт туда одна. Хотя он не слабо удивился, когда её слова полностью подтвердились. В её присутствии авроры смолкали, а более старое поколение тщательнее выбирало слова. И этому была причина. Как только они оказались среди воинственно настроенных работников Министерства, девушка преобразилась до неузнаваемости. Когда она успела навести чары Шарма, или что там ещё за женские штучки она использовала, но выглядела девушка совсем иначе. От слёз не осталось и следа. Гордо и высоко поднятый подбородок, спокойный, чуть отстранённый взгляд, чуть заметная, вежливая, но не дружелюбная улыбка. Другой человек… — Не смотрите так на меня, мистер Диггори. В конце концов, я этот спектакль не для вас играю, — тихо, но отчетливо сказала Гермиона и отчего-то хихикнула. — Но я так понимаю, что всё правильно получается? — Безусловно, мисс Грейнджер. Безусловно. У меня нет слов. И даже подумать боюсь, где вы этому научились, и какие ещё сюрпризы вы можете преподнести. — Год общения с Драко, — почти легкомысленно прозвучало из её уст, но саднящая горечь не дала Адаму обмануться. — Опыт — превосходный учитель. — Воистину. И да, её мнение было важно. Несмотря на то, что перед офицерами Аврората стояла лишь недавно отметившая совершеннолетие юная волшебница, её слова воспринимались всерьёз. Наверное потому, что она была немногословна, категорична в формулировках, но точна и удивительно политкорректна. Ни разу не допустила двусмысленности, и когда один из мракоборцев заикнулся о том, что она слишком маленькая, чтобы всерьёз рассуждать о последствиях применения силы в подобной ситуации, задала лишь один вопрос: — Вы присутствовали на битве за Хогвартс? Наступила такая тишина, что даже движения травы у ворот Мэнора было слышно. — Да! — с вызовом ответил мужчина. С вызовом, но не с гордостью. Было очевидно, что он не кичится этим, а просто пытается донести до всех, что идеи этой юной леди несерьёзны. Что он и правда так считает. — Так делайте выводы, — твёрдо ответила Гермиона и отошла дальше, вслед за Адамом, который явно искал кого-то. — Постойте. Что это значит? Какие выводы? Причём здесь битва за Хогвартс? Гермиона остановилась, за ней остановился и мистер Диггори. Её хотелось инстинктивно защитить — мракоборец был огромным, хмурым, но девушка словно и не чувствовала никакой угрозы от него. — Защитный купол вокруг замка, — она ждала, когда на лице мужчины появится понимание, но этого не происходило. — По своим масштабам это заклинание похоже на то, что применяется здесь? — кажется что-то такое подумалось оппоненту девушки, но всё же он сохранял тишину. — Если вы и правда были там, то не могли не почувствовать силу поля. Но что-то мне подсказывает, что вы не были среди тех, кто накладывал Протего Максима. Этим простым комментарием она ненавязчиво подчеркнула, что сам мракоборец не всё знает о тех событиях. И не выставила его трусом или глупцом, но дала пищу для размышлений и ему, и всем окружающим. А вот, когда появился наконец тот, ради кого мистер Диггори сюда пришёл, он нарочно Гермиону оставил за своей спиной. Одним взглядом усталых, но настойчивых глаз попросил его послушаться, и девушка, уже порядком уставшая на самом деле от всего этого образа, согласилась. Уже потом Адам объяснил ей, что вообще произошло. Потом, когда его наругала Поппи, пристыдил профессор Линкмор, и обеспокоено поинтересовалась планами на будущее директор Магконагалл. — Вы должны понимать, мисс Грейнджер, что я всегда буду на стороне своих учеников. До тех пор, пока они стремятся к миру и благополучию. И я не стану спрашивать того, что вы не хотите мне говорить. Но отец Седрика мог покинуть нас без вашего настойчивого вмешательства. Так что сейчас, перед началом лечения, он просит вас. Ему нужно что-то важное сказать, потому что потом он некоторое время будет недоступен. — Минерва хмыкнула, недовольно поджав губы. — Но вы ведь знаете, что даже если не доверяете нам, мы всё равно можем помочь. Только попросите. Вовремя попросите, пока ещё есть шанс! — Вы сейчас ведь не на меня злитесь. Спасибо, директор. Я знаю. И за церемонию прощания с Драко спасибо. Это было очень нужно… Волшебница удивлённо посмотрела на девушку, но отпустила, не задав больше вопросов. Гермиона не успела зайти. Героиню снова настигла её постоянная участь случайного свидетеля. — Мистер Диггори. Зачем вы так… Я ведь не девочка уже. И хорошо вижу, что вы сами с собой делаете. И после того, как я дам вам зелье Целостности, обязательное в нашем случае, я хотела бы оставить вас под своим присмотром хотя бы на месяц. Вы не можете не понимать, что таким темпами… — Мне недолго осталось. Нет смысла что-то затягивать. Ни к чему. Нужно ещё немного продержаться. Закончить одно дело для нашего героя. Седрик был смыслом. Война тоже в каком-то смысле стала смыслом. А сейчас… — Ваша супруга… — Её давно нет, Поппи. Никого больше нет. Оставьте. Оставьте эту идею. Я не хочу… — Я не могу! Мистер Диггори! Вы ведь молоды. Молоды и сильны! Но сами себя загоняете в могилу! — в ней говорило профессиональное стремление вылечить всех и от всего. Хотя она понимала, что ему нужен колдомедик другого направления. — Это мой выбор, — тихо, но так убеждённо проговорил волшебник, что медиведьма отшатнулась от него. Как от живого трупа. Словно увидела отражение самой смерти в его глазах. — Ваш. Она ушла, а Гермиона ещё несколько минут стояла, приходя в себя. Она смело толкнула дверь, уселась рядом и прямо посмотрела в глаза мужчины. Она там не увидела того, что не так давно испугало мадам Помфри. — Говорите. — Слушайте, — ответил ей Адам и улыбнулся. — Это важно. Заместитель председательствующего судьи Визенгамота Гилберт Уорик… Девушка сама дала ему выпить зелье в фиале на столе и пообещала сделать всё, что необходимо, чтобы дать Гарри и Драко столько времени, сколько получится. У них не было и шанса полностью остановить запущенный процесс. Но затормозить, чтобы у Драко был шанс привести маму в чувства… Это у неё должно было получиться. И всё равно, она просидела у койки Адама долго. Так долго, что показалось, что она и сама с ним здесь на лечении. В её душе так остро тянуло, так зыбки были планы на будущее. Её собственное будущее будто и не существовало вовсе. Этот цирк у Малфой-мэнора вытянул из неё все силы, а то, что она узнала о мистере Диггори и вовсе затронуло какие-то незнакомые струны в её душе. И ей снова нужна была минута тишины. Почему бы не в лазарете. Мадам Помфри несколько раз мельком заглядывала к ним, но не беспокоила. Почему-то присутствие девушки казалось здесь полезным. Прежде всего для неё самой.***
Поттер ушёл совершенно неожиданно для Драко. Он чувствовал, что тот хочет ещё что-то сказать, что есть некая незавершённость в их беседе, но вот момент — и Гарри аппарировал. Первые несколько минут он просто не знал, куда ему двигаться. Это был его дом. Это был его дом. Он не знал, что делать. Как снять это заклинание. Вообще, на какое-то время он выпал из реальности, просто залипнув на кровавом пятне на полу. Из этого оцепенения его вывел Типпи. — Что прикажет хозяин? Подать ужин? — Что? Типпи опустил глаза. — Что ты хочешь, плут? — смягчился Драко. Он отлично знал своего домовика, а значит сейчас последует вопрос. — А почему хозяин Гарри не остался? Драко всерьёз задумался над этим вопросом. Ему всё ещё казалось дикой идея того, что они с Поттером женаты. Но если быть честным с самим собой, он даже не подумал о том, чтобы предложить ему остаться здесь. С ним. Наверное Драко признался бы самому себе, что ему это нужно. Не быть одному. Пусть даже с Поттером. Но не одному. Но мысли унесли его дальше. Он всё ещё не воспринимал его, как друга. Но то, что он видел, ясно показало ему, что у них с Гарри была дружба. Крепкая дружба. Неправильная, какая-то недостаточная, но очень близкая крепкая дружба. Чем больше Драко задумывался об этом, тем лучше понимал, что многого не хватало в рассказе Поттера. Он действительно больше говорил о фактах, о событиях. Но через всё это должно было единой нитью проходить что-то ещё. То, что осталось недосказанным. И по этой неправильной дружбе сейчас Драко скучал. Пусть он видел её только в воспоминаниях Гарри, но мог живо и ярко представить себе, как это ощущалось. А ещё что-то из показанного было до боли знакомо. Будто он уже видел это в своём воображении, когда сходил с ума в одиночной камере замка старухи Райзеншварц. Откровенно говоря, Драко ещё тогда, на Гриммо, хотел спросить о том, что видел однажды во сне. Но понял глупость этой идеи. Поттер был натуралом. Да и их отношения предполагали соратничество, а это значит, они были боевыми партнёрами, так что он списал это на причуды своего мозга. Оставался открытым лишь вопрос их брака, и самым простым объяснением была необходимость организовать Поттеру беспрепятственный проход в Мэнор. Ведь там была резиденция Волдеморта. А, войдя в их род, он мог бы беспрепятственно преодолеть границы любых владений Малфоев. — Сэр? — вырвал его из раздумий Типпи. — Я просто не пригласил его поужинать со мной, — почему-то ответил Драко совсем не то, о чём думал. И понял, что это действительно правда. Он поел. Прошёлся до своей спальни. Почти спустился в каминную залу, когда понял, что что-то не так. Драко швыряло из пламенной ностальгии в истеричную злость и отрешённую апатию. Каждая его эмоция была слишком, чересчур, перебор. Он не мог справиться ни с печалью, ни с сомнениями, ни с радостью от возвращения. Ему было страшно, было больно, и его постепенно накрывала истерика от отсутствия самоконтроля. Он задавался вопросом, чувствует ли Поттер его состояние, и мог только надеяться, что нет. Напрасно. Гарри ощущал каждую из его гипертрофированных эмоций. Его разбудили эти ощущения, и сейчас он просто лежал в постели, думая о том, что он нужен своему соратнику. Не своему Драко, а своему соратнику, чья магия, теперь свободная и ясная, тянется к своей половине. И сдерживал желание прийти ему на помощь. Тот должен сам понять, как с этим справиться. Потому что иначе не сможет нормально жить без постоянного присутствия Гарри. И каким бы заманчивым это ни было, это был бы нечестный ход. А прежде всего Поттер хотел для любимого человека счастья. Метания Малфоя продлились до полуночи. Но он ни разу не обратился к нему мысленно, ни разу не потянулся к связи, чтобы привести магию в гармонию. Он просто появился в спальне Поттера, и застыл, не решаясь взять его за руку. — Я не могу так… — растерянно, потерянно произнёс Драко и закрыл глаза, медленно вдыхая воздух. Ближе было легче. — Иди ко мне, — тихо, хрипло проговорил Гарри и протянул ладонь, которая сейчас искрила золотом. Малфой в два шага оказался рядом, утягивая его руку в свою хватку, и парень подвинулся, чтобы позволить ему лечь. — Не думай. Мы устали. Я завтра всё расскажу, если захочешь. И как справлялся с этим, когда твои воспоминания стёрли. И как научиться заставлять магию тебе подчиняться, если меня нет рядом. Всё расскажу. Спи сейчас. Ладно? Драко так крепко сжимал его ладонь, что у Поттера заболели пальцы. Он аккуратно разжал их руки, уложил его ладонь себе на грудь, прижал, а потом перевёл свою руку — осторожно, тихонько, чтобы не напугать, ему на шею. — Так это тоже работает. Давай не будем ломать друг другу кости, хорошо? Успокойся, дыши глубже. Твоя магия сейчас придёт в норму. Малфой долго молчал, просто отслеживая, что происходит в его душе. Как магия красивыми кольцами, ровными узорами сворачивается внутри. Как он черпает в Поттере тот стержень, вокруг которого всё это происходит. Будто без него рядом нет опоры. Нет уверенности. Будто в Поттере сосредоточена вся его суть. — Давай вместе поговорим с профессором, Гарри? А потом снимем Печать забвения с рода… Давай вместе? — Ты хочешь жить здесь? — Драко уже не ответил, он уснул, получив ответ на свои вопросы без слов и жестов, на уровне подсознания, на уровне магического отклика. — Мерлин, Драко. Ты сведёшь меня с ума, — улыбнулся Поттер и подвинулся ближе. Несколько минут он рассматривал любимого человека, погладил его по щеке, а потом не выдержал и всё же поцеловал. Коротко, в щёку, легонько, будто украв этот поцелуй у момента их уединения. Он всю Британию на колени поставит ради него. А Драко спрашивает, смогут ли они побыть ещё немного вместе… Гарри покачал головой, касаясь его виска своим носом, и тихонько положил голову на его подушку.