— Я не пущу тебя одного, — Драко смотрел упрямо, его глаза выражали чудовищную решимость, а внутренний посыл был сравним с капитальным спокойствием горы. — Я чувствую, что это может быть опасно.
— Драко, — в очередной раз сказал Поттер. — Драко, ты не можешь идти со мной. — У него внутри бушевало смятение и ярость, едва сдерживаемая, и то лишь благодаря тому, что Малфой был рядом. И откровенно говоря, он боялся, что если аппарирует подальше, то просто разнесёт всё, что окажется на его пути. Но проблемы решать он привык по мере их поступления, и поэтому сейчас уже добрый десяток минут продолжал бессмысленную беседу с мужем.
Да, они всё ещё не нашли баланс в этом странном супружестве. Профессор Линкмор беседовал с ними по отдельности, но оба вынесли одно — магия Соратников и магия брачных уз, хоть и похожи по своему влиянию на волшебников, в корне отличаются. И будь Арман немного более эмпатичным человеком, он бы посадил их рядом и рассказал то же, что говорил им наедине. Чтобы эти идиоты сделали выводы. Те же, что сделал и он сам. Между ними было чувство. Которое и переросло в союз. Это теперь были чёткие ритуалы, процессы, церемонии. Были магистры, традиционно облачённые в золотые мантии, но многие из полукровок уже и забыли, почему она такого цвета: со временем цветовой спектр брачных уз поменялся с золотого на серебряный. А ведь изначально брак возникал между теми, кто этого искренне хотел. Тогда магия была стихийная, дикая, и, хотя она всегда действовала по своим законам, о них маги знали далеко не всё. Это уже позже, с развитием общества, они научились использовать магию брачных уз. Для политических союзов, для упорядочения собственной жизни. Но изначально всё, что было нужно — это чувство. И желание. Учитывая, что все волшебники были теперь цивилизованными, их мышление изначально строилось вокруг ритуалистики и практической применительности магии. С самого детства ребёнок знал: чтобы колдовать нужна палочка — как у родителей; чтобы магия работала — нужно произнести заклинание. Само понимание магии перешло на научный уровень. И только поэтому среди волшебников не случалось «случайных» браков. Они просто не знали, что такое вообще возможно. Зато те, кто по каким-то причинам рос среди магглов, нередко попадали в капкан собственной магии. Если так совпадало, что они в один момент со своим возлюбленным думали об одном и том же — о своём желании быть вместе навсегда, и эти мысли подкреплялись мощным эмоциональным выбросом, магия просто исполняла это искреннее стремление. И потом, расставаясь по каким-то причинам, волшебник всю жизнь испытывал то тянущее чувство, что ушедшая любовь осталась в сердце. А вот с магглами всё происходило куда плачевнее… Они не могли вынести разлуки, даже если сами были инициаторами разрыва. Но даже в случае обычной большой ссоры, если хотя бы на несколько дней, а то и часов, они теряли ощущение любви, то просто сходили с ума. Кто-то действительно попадал в лечебницы, кто-то заканчивал жизнь самоубийством, а кто-то — сильный и целеположенный человек — всю оставшуюся жизнь боролся с желанием вернуть всё, боролся с магическими узами брака, искусственно создавая в своей душе подобие любви к кому-то ещё. Именно так рождались легенды о Чёрных вдовах. Легкомысленная дама с предками-магами могла выйти замуж, а когда безумная влюблённость пропадала — супруг не мог справиться с потерей этой мощной энергетической подпитки. И просто умирал, притягивая к себе желаемое. В мире магглов тоже есть магия. И законы её те же.
Но профессор был истинным учёным. Чётко ответил на поставленные перед ним вопросы. Которых у мистера Поттера было намного больше, чем он осмелился задать. Вышел он крайне задумчивым. И самым острым вопросом, который стоял перед ним, была не техническая сторона этого события. Он уже сообразил, когда они с Драко… Трудно было не понять этот факт, он предполагал его с самого начала, но подтверждение, пусть и завуалированное, от учёного, было ему почему-то необходимо. Однако, получив его, он не почувствовал облегчения. Потому что
вопрос остался. Тогда Драко хотел этого. Хотел
их. Хотел, любил, мечтал и просто отпустил себя в этом желании настолько, что… Случилось то, что случилось. Но сейчас Драко не любит его. Он испытывает миллион эмоций, но Гарри знает, что любви среди них нет. Он это чувствует так же чётко, как и его раздражение прямо сейчас, когда стоит в гостиной на Гриммо и категорически отказывается отпустить Гарри в Министерство. Это разбивает сердце Поттеру каждый раз. Каждый раз, когда он касается любимого через связь, он
знает, что тот не любит его. Каждый раз его душа по чуть-чуть крошится от этой нелюбви. Которую не могут затмить ни забота, ни сочувствие, ни благодарность…
Гарри смотрит в глаза Драко и видит, что тот не намерен отступать. Связь показывает, что у того внутри что-то дрожит от ощущения опасности, которую тот почувствовал, взяв пергамент, который принесла министерская сова, в руки. Он не понимает, что чувствует угрозу своей жизни оттого, что жизнь Соратника окажется под ударом. Он хочет защитить Поттера, хочет пойти и с ним, чтобы убедиться, что окажется рядом, если понадобится. Он не боится за себя, он боится за Гарри, но не понимает, почему. Его разрывает от острого чувства неправильности всего происходящего — Гарри не должен идти туда. Ему нельзя идти туда одному, и Драко не понимает, почему тот отказывается взять его с собой. Он не может почувствовать, что скрывает его Соратник — у того было намного больше времени, чтобы разобраться с магической связью, и эта фора играет теперь ему на руку. Он только слышит его слова. Но они не убеждают. Он не верит словам, потому что уже привык слышать его чувства. Но сейчас ледяное спокойствие от Поттера тоже ощущается ложью. Потому что глаза пылают яростью.
Он теряется в связи и в итоге выдаёт совсем не то, что хотел:
— Не ври мне! Поттер, не смей мне врать!
Гарри отшатывается как от пощёчины.
— Никогда. Драко… Я никогда тебе не врал! — эмоции сменяются так быстро, что он даже не отмечает, как злость и сомнения уходят на второй план. На первом — несогласие и протест. Но он не может сказать что-то ещё. Малфой хватает его за руку и шипит.
— Сейчас! Ты врёшь мне сейчас! Я не чувствую тебя, Поттер! Думаешь, есть большая разница, между ложью и отсутствием правды?! Так вот, это основной лозунг Волдеморта! А ещё знаешь кого? Дамблдора! Да, эти двое друг друга стоили! Манипуляции, намёки, завуалированная правда, недоговорённость, выборочные сведения из целой картины — это всё ЛОЖЬ! Просто под разными названиями! И ты! Мне! ВРЁШЬ! Поттер!
Гарри вырывается из его хватки, потому что, чем крепче и дольше он его держит, тем сложнее
всю правду скрывать. Он молчит, понимая, что никакие аргументы сейчас не решат
эту проблему. А лишь создадут новые. Но он должен торопиться, он обязан прибыть вовремя. Однако просто уйти, вот так оставив Малфоя, не убедившись, что тот не станет делать глупости тоже невозможно.
— Драко, мистер Диггори не единожды подтверждал свои мотивы. Я ему верю! Мы! Мы ему верим. Верим?
Парню не нужно слышать ответ, чтобы понять, что тот сомневается.
— Они хотят уничтожить артефакт, который может вернуть Сириуса из Арки! Ты понимаешь, что у меня есть шанс вернуть единственного родного человека, который у меня был?! А они хотят меня этого шанса лишить! Даже не скажут мне о том, что я мог попытаться… — Гарри захлёбывается отчаянием. Он чувствует себя маленьким мальчиком, которого тётя Петунья не пускает на улицу к единственному другу — соседскому щенку, который ждёт его с куском колбасы. Он готов поделиться
своим обедом, но ему не разрешают трогать животное, кормить его… Гарри уже не пять, он уже взрослый мальчик. Ему скоро восемнадцать, но он не может уйти. Туда, где должен быть. — Если бы Адам не узнал об этом, мне никто даже не сказал бы… Что Сириус…
Драко чувствует, как тот задыхается от обиды и страха от состоявшейся потери и ещё не состоявшейся потери тоже. Но он не может идти на поводу у эмоций Соратника. Потому что думает холодной головой.
— Гарри, это крайне маловероятно. Это почти невозможно, Гарри, из Арки не возвращаются! Ты же знаешь. ТЫ! ЗНАЕШЬ! ЭТО!
— Но зачем тогда они хотят именно уничтожить этот артефакт? — Поттер кричит, его глаза застилает пелена паники и сопротивления простой логики. — Не спрятать в Отделе Тайн, не поместить под охрану…
— Мы даже не знаем, что это за артефакт, Поттер! Да послушай же ты меня! Ты собираешься сорваться в Министерство, только потому что произнесли заветную фразу «Не говорите Поттеру»! В таком состоянии… Это может быть провокация. Это может быть обман. Давай я пойду с тобой, — Драко всё ещё надеется, что сможет убедить Гарри в том, что нужен ему, но Героя не в этом нужно убеждать. Это перманентный факт: Гарри нуждается в Драко банально и жизненно — как в воздухе. И именно поэтому ревностно бережёт его тайну — Драко жив. И никто не должен об этом знать.
— Ты не должен покидать особняк, — внезапно ровным и уверенным голосом говорит Поттер, его эмоции снова сменили вектор: если Драко увидят, то заберут в Азкабан. Потому что у него метка на руке. — Будь или здесь, или в поместье, — Гарри приказывает, а Драко бесится оттого, что не смог пробиться сквозь его стену. Он не чувствуют панический страх парня, страх того, что с Малфоем может что-то случиться, пока его не будет рядом, что его арестуют или убьют. И это не страх за
свою жизнь. Его жизнь и так кончится, если Драко не станет. Но Поттер поднимает глаза и в них читается мольба. — Я должен знать, что ты в безопасности, чтобы самому не причинить тебе вред. Я не знаю, смогу ли я так хорошо контролировать свою магию без тебя, и мне нужна твоя помощь. Отсюда. И ещё — Нарцисса вот-вот очнётся. Ты чувствуешь это: она на грани пробуждения. Род Малфоев исцеляет её, мы оба чувствуем, что она почти с нами. Не оставляй её одну.
Этот аргумент тоже звучал. Но не так. Не в таком контексте. И Драко
подчиняется. Его мысли крутятся вокруг одних и тех же фраз —
«Ты делаешь ошибку» и
«Пожалуйста, будь осторожен.» Его так тревожит это неожиданное послание. Он чувствует, что что-то с ним не так. И нет, он правда верит мистеру Диггори и Гермионе, но всё равно душу обжигает ужас.
Не думая, что делает, он прижимается к Гарри, совсем не так, как они привыкли за эти несколько дней после того, как прояснили их статус супругов. Он льнёт к нему, как книззл, выпрашивающий ласку, крутящийся под ногами, чтобы только хозяин не ушёл, и Поттер срывается. Ему нужно идти. Он всё ещё надеется, что успеет разобраться с этим вопросом до пресс-конференции, по крайней мере прояснить для себя самые важные моменты, но он срывается. Обнимает Драко. Почти как в тот раз, когда они угодили из замка прямо сюда, на Гриммо. И с каким-то оцепенением понимает, что не может удержать свои чувства. Что за каких-то пятнадцать минут его так измотала эта новость о Сириусе, что он едва держится. Нет. Не держится больше. Чувства… Рвутся на свободу, из-под оков сознания. Чувства постепенно проникают в другого. Гарри не может остановить это — вся его нежность, вся любовь, вся тоска тонким, но неумолимым ручьём льётся в любимого человека. Вся радость оттого, что они наконец нашлись, что живы, что вместе, что Малфой цел и невредим. Он ещё крепче обнимает Драко и расслабленно, облегчённо выдыхает. Следующий вдох наполняет лёгкие запахом сандала и мелиссы, и Поттер почти прослезился, оттого, что это запах свободы, запах дома, запах Драко, запах, который манит и зовёт за собой, забивая все другие мысли. Руки Гарри проводят по спине Малфоя, просто чтобы удостовериться, что это не сон, он рядом. Правда рядом.
Но с каждой секундой Поттер всё сильнее чувствует замешательство Драко. Его всё больше напрягающиеся плечи, его неловкость и стыд. И страх, и злость, и панику.
— Не бойся, Драко, пожалуйста. Дай мне ещё секунду, и я отпущу тебя, любимый. Ещё только секунду. Дай мне поверить, что всё закончилось… — Гарри шепчет, не сильно заботясь, чтобы Малфой его слышал. Он знает, что сейчас, когда он чувствует каждое мановение мысли любимого человека, тот чувствует то же самое. Что говорить вообще смысла нет. Что так же, как он понимает, что Драко не любит его, что Драко не понимает, почему испытывает такие восхитительные эмоции рядом, сам Малфой ощущает всю его любовь, весь трепет, его печаль от всё большего осознания, что ничего как раньше не будет. Что любовь Драко ушла вместе с его памятью, вместе с теми месяцами, которые они провели вместе. И нет, это не разбивает больше сердце — оно уже разбито, это просто гасит солнце в душе. Гарри предполагал, что так будет. И чувствовать Драко рядом было невероятно. Было сказочно прекрасно. И сейчас не время сантиментам, главное, что живы. Отчего-то подумалось, что не так давно оба могли умереть.
В конце концов Поттер опускает руки, чувствуя, что его соратник просто теряет самообладание от этого непонимания самого себя, и Драко отстраняется. Не этого он ожидал. Отшатывается, делая резкие шаги назад, подальше от Гарри. Оттого, что почувствовал. От того
что почувствовал.
А Гарри сломался. Внутри. Сломался. И это так дёрнуло по Малфою, что тот замер, не решаясь сделать ещё одно движение в сторону. У того будто выключили рубильник. Переключили канал. Словно натянутая струна лопнула, но никак не задела самого Поттера. Зато больно ужалила Драко. В самое сердце.
— Не надо, Гарри. Что бы ты не делал сейчас, перестань, — тихо просипел Малфой, не понимая, откуда тянет могильным холодом. Он только что постиг величайшее счастье, только что понял, что может теперь жить, дышать, может творить магию, что у него есть будущее. И только что купался в таких эмоциях, которых сроду не испытывал. И его изрядно потрепало за эти месяцы, он совершенно никак не был готов к тому, что его ожидало в его прошлом. Не ожидал, что его побег из замка Райзеншварц сорвётся, что он сможет так смело и сильно дать отпор Серой даме, что мордредов Поттер спасёт его, а потом ещё окажется его мужем. Вот так просто. Что он окажется таким могущественным магом, что станет так нежно его обнимать, что станет для него… Вот здесь пришла злость. Раздражение. Усталость и какая-то невероятно болезненная тяга узнать наконец, что скрывал от него Поттер всё это время. Он будто вновь прожил последний месяц за одну секунду. И только отойдя от Гарри на несколько шагов, только почувствовав его наглухо закрытую теперь душу, даже не так, не закрытую — пустую, он всё понял. И словно в подтверждение своим мыслям он услышал Поттера. Чужим холодным голосом, словно кто-то чужеродный говорил за него, Гарри озвучил все его выводы.
— Ты любил меня, Драко. Тогда, на шестом курсе ты любил меня. А я любил тебя. И магия связала нас браком, потому что мы оба хотели этого. Мы хотели быть вместе навсегда. Наивно и по-детски глупо. А потом Гермиона наложила на тебя Обливиэйт. И ты больше меня не любишь. Осталось только Соратничество. И ненужная больше связь магических уз. И мне печально осознавать тот факт, что она нерушима.
— Ты не можешь так думать, Гарри, — каким-то надломленным шёпотом произнёс Драко. Он ещё не понял, почему так решил. И не понял ещё, почему ему так больно. Почему отчаяние — уже совсем другое, глубокое, всепоглощающее — топит его с головой. Почему слышать эти слова так невыносимо.
— Ты не знаешь меня больше, Малфой. Не помнишь
меня. Это было твоё решение, и я его принял. Тогда я его принял. Как сейчас должен принять его ты. Мне жаль.
— Я любил тебя… — отозвался Драко, но он совсем уже не участвовал в беседе, эти слова резонировали с тем, что он чувствовал только что, в объятьях Поттера. Это объясняло всё. Это объясняло так многое. — Я любил тебя… А ты… Ты любил меня… — и тут Драко словно ударило молнией и окатило ледяной водой одновременно. — Любил? А сейчас? Гарри, а сейчас?
— Будь дома, Драко. Будь с матерью, — Гарри аппарировал, оставив Малфою вывернутую наизнанку душу, кашу в голове и кричащую о катастрофе зияющую дыру на месте тёплого огня связи.
Драко как во сне присел на кресло. Всё сложилось в его голове в одно мгновение. С одним простым словом. Ему даже не понадобилось время, чтобы всё понять. Он будто смотрел на уже собранную картинку мозаики. Разглядывал её мысленно,
понимая… Понимая, почему он так себя вёл, почему у него возникали такие чувства, такие мысли, такие идеи, почему он так стремился к Поттеру. Всё стало очевидно. Кроме одного. Как ему быть дальше? Потому что Гарри был прав. Несмотря на брачную магию, Драко его не любил.
Поттер оказался прав, Нарцисса всё больше была похожа на просто уснувшую от усталости волшебницу, и Драко по наитию ушёл к ней, попросив Кричера его не беспокоить. Говорил ей о том, что понял. О том, насколько восхитительно было ощущать на себе любовь Гарри. Насколько он счастливым чувствовал себя в его руках. Даже не зная, почему. Но сейчас, точно понимая, что же было причиной этих тёплых глаз, этих нежных рук, это счастье было воистину безграничным. И пусть всего минуту. Пусть всего минуту Поттер не сдерживал все свои эмоции по отношению к нему — это было невообразимо. И тем сложнее сейчас Малфою было выдерживать пустоту, что поселилась на месте той любви, что золотом грела его сердце.
Драко потерялся в своих рассказах, где перемешивались его воспоминания о снах, разделённых с Поттером, о его поддержке сейчас, после их триумфальной победы над Серой дамой, о его теперь уже не странных фантазиях о Гарри, которые будоражили его сознание в заточении у Миноры. Потерялся в том, насколько всё это оказалось желанным для него — быть любимым. И постоянно говорил маме о том, что сейчас просто не может понять, как справиться с тем, что Гарри опустел. Что он стал чувствоваться как пустая оболочка, бесчувственная, мёртвая. А потом на Драко навалилось осознание того, что однажды он уже чувствовал Гарри таким — в ловушке Миноры. Будто все его чувства умирают. И его снова пробрало холодом. Гарри любил его. А сейчас нет. Сейчас он опустел. Потому что Драко испугался и не принял его любовь. Не понял его. Хотя это ведь было таким очевидным. Как он мог не распознать это чувство в Поттере? Почему так испугался? А теперь… Теперь от любви Гарри не осталось и следа. Только арктическая пустыня вместо пламенно стучащего сердца. Как теперь с этим жить?
И в тот момент, когда Драко в панике метался по спальне, где Кричер заботливо разместил Нарциссу, его накрыло. Он упал без чувств, его кровь словно вскипела, но он не мог даже подумать, чтобы шевельнуться. Гарри… Это были ощущения Поттера, это происходило с его соратником, и Драко бросался на мысленные стены своего сознания, но никак не мог нащупать ниточку, которая связала бы его с Гарри. Его друг был в беде, а Малфой не мог ему помочь. Было очень больно. Было невероятно больно. Будто Тёмный Лорд снова пытает его Круциатусом, только сейчас он будто душу выжигал. Драко швыряло по полу, тело выгибали судороги, а горящая лава внутри наполнила вены. Он растворялся в этой боли, постепенно вообще теряя способность мыслить. Его Гарри сейчас было также плохо, а возможно, даже хуже, но он ничего не мог сделать. Он забывал себя так же, как забыл свою любовь к этому человеку, и последним, о чём он осознанно подумал, было то, что это кажется ему справедливым.
***
Не увидев второго Поттера на открытии пресс-конференции, Гермиона разволновалась. По-настоящему. Потому что всё утро проходило достаточно тревожно. Вместо того, чтобы отправиться в Министерство вместе с Адамом, ей пришлось встретиться с адвокатом мистера Лавгуда. Да, теперь у него был законный представитель. По данным этого странного, но дотошного волшебника, помимо тех фактов, что уже знала Грейнджер, Ксенофилиуса планируют обвинить в участии в подготовке армии тёмной стороны и публичном воздействии на волшебный мир в целях Волдеморта. Это было очевидно притянутое за уши обвинение, но учитывая близость процесса, им пришлось в срочном порядке подготовить аргументированное обоснование. И она буквально впритык прибыла в Министерственный зал суда. Увидев мистера Диггори, она тут же поделилась с ним своими опасениями. И он только помрачнел.
— Я не смог связаться с тобой, и кажется, совершил глупость…
— Где Гарри? — тут же набросилась на него девушка, но быстро взяла себя в руки. Её шипение не осталось незамеченным, но никто не обратил на них более серьёзного внимания — Герой и его дама начали с заявления.
— Я пытался отправить тебе Патронус…
— Адам, пожалуйста, — взмолилась волшебница, — просто расскажи мне, что произошло.
Мужчина вздохнул и навёл на них Чары.
— Утром я случайно услышал разговор Главы Отдела Тайн с Министром. Они говорили о том, что нужно уничтожить некий артефакт, совсем недавно обнаруженный в доме одного из Пожирателей. Что он слишком непонятно работает, и скорее всего связан с тёмной магией. И что хранить его слишком непредусмотрительно. Особенно, если Герой узнает о его существовании. Потому что игры с Аркой смерти никогда не доводят до хорошего. И если ему придёт в голову попытаться вытащить оттуда Сириуса Блэка, всем не избежать беды. Я отправил мистеру Поттеру воспоминание. Гермиона, они договорились решить всё до конференции. И что Министр будет ожидать артефактора у себя в кабинете как можно скорее.
— Сколько прошло времени с этого момента? Я пробыла на нижнем уровне суда всё утро…
— Несколько часов, — севшим голосом ответил волшебник. Гермиона испуганно посмотрела на него и аппарировала, не прощаясь. Адам тоже готов был сорваться хоть куда-нибудь, чтобы только не чувствовать вину за свой необдуманный поступок. Но его внимание привлекла уж очень подозрительная Скиттер. И он в этот раз решил прислушаться к собственной интуиции и остался. Не зря. Спустя несколько минут его побеспокоил магический вестник. Сложенная кала содержала очень настораживающие новости: «Гарри нет на Гриммо. Драко не отзывается. Буду держать в курсе».
Адам сжал в руке бумажный цветок и слабо улыбнулся. Удивительная всё же волшебница. Столько всего её заботит, а она решает потратить драгоценное время на вестника. Для него. Чтобы держать в курсе. Точно зная, что неведение — хуже любой пытки.
***
— Кричер!!! Кричер!!! Живо сюда! — Грейнджер не скрывала своего настроя. Эльф его уже успел прочувствовать по звенящей от её крика посуды. — Где твой хозяин? И не надо мне тут кривить морду и спрашивать «который»! Оба где?
— Хозяин Гарри покинул особняк около полутора часов назад. А хозяин Драко велели не беспокоить.
— Веди меня к Драко! Где он? — она наставила на домовика указательный палец и сверкнула глазами, — Заткнись и отвечай. «Не велели…» Быстро!
Видимо что-то было крайне убеждающее в её виде, потому что Кричер покорно поплёлся на второй этаж и остановился у спальни Нарциссы. Гермиона
тут же толкнула дверь и вскрикнула.
— Кричер! Что с ним?
Но по выражению мордашки существа она поняла, что тот так же обеспокоен, как и волшебница. Приблизиться к Малфою она смогла только после того, как отпихнула эльфа с дороги. Но прикоснуться к нему не давала магия.
— Драко… Драко… Очнись… Что с Гарри, Драко? … Ну же, я ваш друг, Драко, давай… Ну же…
Ладонь замирала в нескольких сантиметрах от его тела. Магия уже привычно не работала, и девушка некрасиво выругалась. Нечто подобное она уже видела. За одним исключением. Драко было очень больно. Она видела, как сжимаются его губы в попытке сдержать стон, как дёргается его тело, и даже не прикасаясь к нему, она чувствовала жар. Не тот романтичный жар мужского тела, о котором она мечтала одинокими ночами. Он сгорал от высокой температуры, и в особенных бликах света казалось, будто она видит языки пламени на его коже.
Она уселась на пол, неаккуратно шлёпнувшись пятой точкой о дерево. Сжала волосы в пальцах, потянула, стараясь прийти в себя. Мысли ускользали, она никак не могла успокоиться достаточно, чтобы понять, что делать. Слёзы вот-вот должны были просочиться сквозь плотно сжатые веки, но она не привыкла так решать свои проблемы.
— Драко. Ты же сильный. И очень не глупый. Ты не всё знаешь о Связи, хотя бы потому, что не обсуждал этого со мной. Снова. Но ты знаешь, что если тебе плохо, то и ему плохо. Пожалуйста, услышь меня. Не теряйся в своих ощущениях, ищи его. Ты найдёшь, я знаю, я знаю, что ты найдёшь его. Там, у себя в голове, в этом странном вашем мирке, но он там есть. Ты жив, значит он тоже. По крайней мере пока. Так что постарайся Драко. Я не знаю, как тебе помочь, не думаю, что кто-то вообще может тебе помочь. А ещё я очень сильно сомневаюсь, что ты согласился бы принимать сейчас мою помощь. Но Гарри. Он там. И что-то с ним произошло. И ты должен вытянуть его. Он спасал тебя столько раз! И ты его! Вы должны быть вместе. Найди его.
Она помолчала. Кричер выкручивал уши и старался не капать слезами на пол, утирая их подолом наволочки.
— Знаю, вряд ли тебе это понравится. Но может, чтобы ты вынырнул из этого состояния, тебя стоит разозлить? Так что слушай. Я тебя люблю. О да, именно это я и сказала. Что люблю тебя, Драко Малфой. Потому что знаю, каким ты можешь быть. О, ещё наверное стоит сказать, что мы дружили. Тогда, на шестом. Мы дружили, у нас были общие шутки, мы часами могли спорить о разновекторном применении заклинаний пространственной магии. Мы обсуждали трактат Гринберга. Ты хвалил мои выводы. Ты помогал мне с Нумерологией. Тебе нравилась моя причёска. Ты сказал, что любой волшебник может быть у моих ног, если я того захочу, особенно с чарами Шарма, что я стала применять для тебя. О, да, Малфой. Для тебя. До самой дошло спустя недели две. Бож-ж-же, какая же я ду-у-ура, — она сильнее потянула себя за волосы. — Но факт остаётся фактом, я влюбилась в тебя тогда. За то, каким ты был настоящим. За то, что не высмеял мои чувства, стала любить ещё больше. За то, что признался, что всегда был склонен больше к парням. Драко… Подпусти меня ближе, я друг. Я друг. Я за вас с Гарри любого предам, любого уберу с дороги. Только дай мне прикоснуться. Я покажу. Убери защиту, Драко, я друг. Ты не вспомнишь, я знаю, не вспомнишь, но ты не представляешь, как хорошо помню я, когда мы с тобой работали над Формулой для Обливиэйта. Мы так редко говорили о том, что будет дальше. Но иногда ты дрожал. Ты иногда закусывал губу так сильно, что мне казалось ещё немного — и прольётся твоя кровь. Драко, ты мне доверял. Доверял страхи и боль. В наш последний разговор ты просил прощения за все гадости, что сказал мне раньше и скажешь в будущем, когда забудешь, какой я человек. В последний наш настоящий разговор ты сорвал с меня обещание, что я буду рядом с ним. Я его выполнила. Но и ты должен выполнить своё! Может, ты не говорил вслух, и точно не мне. Но ты обещал вернуться, Драко. К нему вернуться. Я знаю это, просто знаю. Не теряйся в своей боли, тянись к нему. Драко, я хочу посмотреть, что у тебя в голове, но пока ты не доверишься мне, не снимешь защиту, связь не пустит меня, — Гермиона зажмурилась. — Идиотка… Неужели я думала, что это поможет? Мордред! Драко! Ну очнись же! Что с Поттером?! Что с тобой! Чёрт бы тебя подрал! — девушка была в одном вдохе от того, чтобы завыть, но её прервал слабый шёпот.
— Попробуйте ещё раз, мисс Грейнджер. Он дышит иначе. Попробуйте снова.
Нарцисса смотрела на сына с тревогой, но едва могла подняться с кровати. Кричер тут же подал воды, но Гермиона только кивнула и попыталась прикоснуться к парню. Она осторожно протянула ладонь, которая буквально утонула в тепле его руки. По щекам всё же предательски скатились две слезинки, но это были слёзы облегчения. Она не дала себе много времени для того, чтобы пережить эту маленькую победу. Взяв в руку палочку, она произнесла заклинание. И ожидаемо ничего не произошло. Драко был превосходным окклюментом, и неудивительно, что даже в таком состоянии держал щиты.
— Давайте попробую я.
— Я смогу, после Адова кольца я не всегда с первого раза…
— Не думаю… Мой сын держит щиты так, будто от этого зависит его жизнь. Даже когда всё с точностью наоборот.
Гермионе ничего не оставалось, как согласиться.
— Кричер? Где палочка Леди Малфой? — артефакт материализовался мгновенно. — И что дальше?
— А дальше, — уже совсем другим тоном сказала женщина, — сначала вы вытащите моего сына с того света. А потом объясните мне, что здесь происходит. Потому что иначе я…
— Вы на самом деле очень мало что можете сейчас. Нарцисса. Как минимум потому, что едва встанете с кровати — упадёте от бессилия. И магии в вас на несколько заклинаний. Род восстановил вашу тягу к жизни. Но не силы. Их вам ещё копить и копить. У вас ведь нет больше мужа. А у Драко есть. И сейчас муж Лорда Малфоя одной ногой в могиле. Так что говорите мне, что делать дальше, чтобы я могла с ним поговорить. Иначе я просто встану и уйду. А ваш сын умрёт, если не сможет спасти Гарри.
Волшебница медлила, у Гермионы кончалось терпение, и она просто вскрикнула:
— Мерлин мой, да просто спросите у магии рода! Мы теряем время. Леди Малфой, я клянусь вам, если они умрут из-за вас, я вас убью. Потому что они — это всё, что у меня осталось, — в этот момент ей показалось, что она соврала, но не время было заострять на этом внимание. — Даже несмотря на то, что Гарри признал перед вами Долг Жизни.
Нарцисса на секунду прикрыла глаза, но девушка во всём была права. Она протянула руку и попросила:
— Сожми ладонь. И потерпи. Это неприятно. И я всё буду слышать. Хотя вряд ли я услышу больше, чем уже слышала, — Гермиона покраснела, но сделала, как ей велели.
