На кончиках пальцев

Малфой просыпается оттого, что Гарри на него смотрит. Он видит его глазами. И это странно, но очень приятно — то, каким Поттер его видит. Красивым. Желанным. Он видит свои ресницы, сейчас уже подрагивающие от желания открыть глаза, свои губы, по которым проходится язык в неосознанной провокации на поцелуй. Да, Драко хочет ощутить нежность прикосновения к ним. Он никогда не считал себя непривлекательным. Видел себя в зеркале и получал удовольствие оттого, каким был. Всегда. С самого детства он себе нравился. И ему нравилось, когда другие тоже смотрели на него с восхищением. Та же Паркинсон, взявшая ум от матери и лицо, напоминающее мопса в течке, от отца. Или старшая Гринграсс. Да и младшая тоже не скрывала своей заинтересованности, хотя до брака было ещё долго. Но таким себя Малфой не видел никогда. В воспоминаниях Гарри он был тоже красивым, но сейчас, в эту минуту чувствовать то, что чувствует его муж от лёгкого прикосновения взглядом к его лицу, ключицам, пальцам… И понимать, что это его облик так отзывается в Поттере… Это было очень приятно. Он невольно улыбнулся и захотел посмотреть, на какие ещё мысли он может натолкнуть парня, который стоял у постели, с жадностью всматриваясь в то, что видел. Драко перевернулся на спину, чуть стаскивая с себя ногой простыню, потянулся, прогибаясь в спине, и тут же ощутил, что его маленькие шалости не остались незамеченными, как и то, что он проснулся. — Ты снова дразнишь меня, Драко, — немного хрипло, но укоризненно произнёс Гарри и отвёл глаза. — Снова? — Малфой хмуро посмотрел на него из-под ресниц, а потом сел, тут же призывая халат, чтобы прикрыться. Его непонимающий и немного дерзкий взгляд сильно не понравился Поттеру, но он ничего не сказал. — Это ты зашёл ко мне в спальню, пялился на меня, и… — И ты сам не веришь в то, что говоришь, Драко, — неожиданно улыбнулся Гарри и присел на край постели. Протянул руку, нежно провёл по его щеке, ещё тёплой ото сна, заправил прядь взъерошенных волос за ухо. — Это наша спальня. И ты не спал… И тебе нравилось то, что я видел… Ты любишь быть любимым, чувствовать себя любимым. А я соскучился… Но я пришёл, чтобы показать тебе кое-что… Он вручил Малфою газету и, ещё минуту побыв в комнате, вышел. Вернулся через полчаса, принеся с собой на подносе кофе и немного фруктов, тосты с яблочным джемом и корицей. Трансфигурировал поднос в накроватный столик и поставил для Драко. Тот уже почти дочитал творение рук госпожи Скиттер. — Для меня? — тихо спросил парень и взял чашку с кофе. Поттер кивнул: — Я уже перекусил. И если честно, думал поспать, но вижу, что это мне пока не светит… — Нет, Гарри… Этот пост, должность, не знаю, обязанности Советника — это для меня? Чтобы я мог быть Лордом Малфоем и не бояться Авады в спину? Чтобы пожертвования на восстановление школы, детские дома, вложения в экономику не считались репарацией, а воспринимались как благотворительность, а не откуп? Как… — Драко не мог больше говорить, его голос дрожал, и глоток кофе показался лучшим выходом из этой тишины. — Не только для тебя, Драко… Но, да. Это то, чего ты заслуживаешь. Ты… — Гарри вздохнул, не зная, что сказать, чтобы не спровоцировать любимого на то, чего тот не хочет. А слёзы уже стояли в глазах Малфоя, и любое неосторожное слово заставило бы его по-детски расплакаться. Тогда Поттер просто положил свою руку ему на ладонь, сейчас сминающую газету, и позволил почувствовать. Поддержку. Искренность. Тепло. Дружеское участие. Вообще всё, что сейчас было на душе. — Поттер… — только и смог выговорить Драко. Он рвано вдохнул и сжал зубы. Несколько минут просто молча сжимал протянутую ему руку, кончиками пальцев ощущая то, что дарил ему этот идиот. И то, что не хотел принимать в ответ, тоже чувствовал на своих подушечках. Нежность. И благодарность. — Не надо, Драко, всё хорошо. Я сделал то, что считал правильным, то, что хотел сделать. И раз уж все именно этого от меня и ждали, разве это не здорово? — Я не ждал этого. Я не ждал. И не просил… — тревожно, отчаянно проговорил Малфой пытаясь отодвинуться, чтобы получше рассмотреть Гарри. — Я… — его трясло. — Малфой… Что ты хочешь, чтобы я ещё сказал тебе? Даже если бы ты прямо заявил, что я должен это сделать, чтобы ты был счастлив, я бы встал на пост Министра. Это было бы нелепо, но я хочу видеть тебя счастливым. Это важно. — Нет, Поттер. Прямо сейчас послушай меня, — Малфой был настолько шокирован услышанным, что как-то сразу подобрался и смог взять себя в руки. — Послушай меня, и очень внимательно, — он говорил взволнованно, но очень серьёзно. Не зная, как ещё донести всю важность того, что он пытается сказать, Драко просто пересел к нему на колени, даже не думая, насколько интимной вышла эта поза. Он вглядывался в глаза мужа, с усилием сжимая плечи, надеясь хоть так показать всю степень своей ответственности за произнесённые слова. — Я не знаю, как мы будем жить дальше. Я не представляю, как будут развиваться наши отношения. Но одно я знаю точно: ты мой супруг. И это навсегда. И я не хочу даже думать о том, что ты будешь делать что-то для меня ценой своего собственного спокойствия. Я не хочу даже думать о том, что из-за меня ты будешь несчастлив. Мне восемнадцать, Поттер, я ещё год назад думал о том, что у меня нет шанса на будущее. Что я буду валяться где-нибудь в подземельях собственного мэнора, убитый или замученный этим сумасшедшим ублюдком. Я не знаю, чего хочу от жизни, не знаю, смогу ли я достойно пронести статус Лорда через своё будущее. Я не знаю ни будущей профессии, ни увлечений, знаю точно только одно. Мы будем с тобой вместе. Как друзья, как мужья, как любовники… Всё это ещё не определено. Но мы будем вместе. И я хочу видеть тебя счастливым. Так же, как и ты меня. Никогда не ставь моё счастье перед своим! Давай мы постараемся сделать так, чтобы оно было обоюдным… — Малфой так сильно сжимал руки на его плечах, что Гарри невольно откинулся назад, пытаясь уйти от этого прикосновения, утягивая за собой любимого, не желая разрывать контакт. Но слова, которые резонировали с тем, что было у него на душе, были настолько верными, точными, настолько проникающими глубоко в сердце, что Поттер расслабился и улыбнулся. Он точно знал, что Драко чувствует то же, что и он: желание сделать счастливым того, кто рядом. И этот кто-то будет рядом всегда. И это важно. И если раньше он только улавливал это моментами, то теперь был уверен в этом на все сто. От внезапно свалившегося на него откровения на душе стало так легко, так беззаботно, что, глядя на Малфоя, Поттер просто рассмеялся и не нашёл ничего умнее, чем повторить то, что Драко и так уже знал. — Я тебя люблю. Я тебя люблю, — и сам потянулся за поцелуем, втягивая Малфоя в круговорот нежности и почти истерического удовольствия от такого простого прикосновения. Эти эмоции вихрем смешивались, дополняя друг друга, и к трепету и почти невинной ласке очень скоро добавились более откровенные желания. Как Драко оказался на нём верхом, Гарри даже не заметил. Только когда их общее возбуждение создавало уже очевидное напряжение, распаляя их движения, он очнулся и остановился. — Прости… Я не должен был… — он увернулся от очередного поцелуя. Малфой замер. — Целовать своего мужа? — тоска в голосе так и сквозила, но он не злился. Он просто принимал сейчас решение Поттера, хоть и не был с ним согласен. Встал, отошёл на середину спальни подальше от кровати, и остановился. Потом закрыл глаза и одним желанием избавил себя от одежды. — Посмотри на меня. Он знал момент, когда Гарри открыл глаза и увидел его. Драко не смог заставить себя посмотреть в ответ, он зажмурился, а потом уставился в потолок. Но он знал, что сейчас перед глазами Поттера. Что тот видит его наготу. Его тело. Его возбуждение. — Ты хочешь сказать сейчас, что это Брачная магия действует на меня. И я не могу с тобой спорить, Гарри. Не могу найти в душе ту любовь, которая нужна тебе. Но у меня есть свои чувства, своя любовь, или притяжение, или восторг, или привязанность, или страсть, или ещё одна из эмоций, что я ощущаю. И я не знаю, Гарри, что мне делать с ними. Нет! Не отводи взгляд. Смотри на меня! — он развёл руки в стороны, ещё сильнее открывая себя поттеровскому взгляду. — Что мне делать со своим желанием? Если ты не разделяешь его? Драко медленно повернулся вокруг себя, давая Гарри возможность полюбоваться на себя. Он знал, что Поттер помнит его, но столько времени прошло, он изменился, он стал похож на настоящего взрослого мужчину, не потеряв своей тонкости и изящности. Он чувствовал, как под взглядом Гарри у него загорается кожа. Он чувствовал, как у того сердце заходится от бешеного пульса, и в какой-то момент потерялся в ощущениях: чьё возбуждение он чувствует сильнее, своё или всё же его. Драко бросало из чувства вины в разочарование и печаль, и каждое из этих чувств было украшено давящим и душащим желанием, далёким от романтики, от страсти, даже от пошлости. Желанием обладать. — Неужели ты не чувствуешь меня, Гарри? — почти трагично спросил Драко. — Неужели ты не понимаешь, что уже владеешь мной? По праву. Он развернулся и ушёл в душ. Не скрывая своих намерений и эмоций, сняв все барьеры, и даже нарочно провоцируя Связь. Он прижался лбом к мрамору, с яростью и обречённостью ударял ладошкой о стену и жёстко, грубо, стремясь как можно быстрее закончить, дрочил себе, повторяя сквозь зубы: «Поттер… Поттер… Поттер», как мантру, которая не давала забыть, что он вынужден быть здесь, что ему остаётся только это, и только последний выдох родил имя. Он кричал и кончал, злясь на себя, что не смог сделать это молча. Что мордредово «Гарри» всё же сорвалось с губ. Всё закружилось водоворотом ощущений, а когда Малфой пришёл в себя, Поттера в его спальне уже не было. В столовой его ждали их гости с хозяином дома. Хотя, учитывая, что разговор уже перешёл от приветствий к громким спорам, видимо всё же не ждали. — Дайте-ка я угадаю, — негодовал Гарри, — вы пришли сюда вчера, чтобы убедить меня в том, что я должен, правильно?! Поэтому сейчас вы, Адам, завели разговор о том, что Драко пока нельзя появляться в прессе, так?! Так почитайте сегодняшний Пророк! На столе звенела посуда от гнева разбушевавшегося Поттера, и Драко решительно вошёл в комнату, положив руку ему на плечо. Здесь было не место и не время выяснять отношения. — Успокойся, хороший мой… — одна эта фраза заставила Гарри остыть. — Мы вчера уже обсудили это, Гермиона, — он укоризненно посмотрел на девушку. Поттер переплёл свои пальцы с малфоевскими и сжал ладонь. — И мы решили, что решение Гарри только его. — И что же пишут в Пророке? — поинтересовался мистер Диггори, понимая, что буря миновала. — Что Поттер теперь Советник при Министре. Гарри кивнул, и сразу же бросился в комментарии о своих планах. — Начнём с судов. Потом проверим Уорика. Нужно организовать переговоры с кентаврами. Их владения нам нужны для сырья. И да, Драко, — Гарри посмотрел на мужа и поцеловал костяшки его руки, которую всё ещё не выпустил из своей, — спасибо. Если бы не твои знания, я ни в чём бы не разобрался. Это конечно только начало, но твоя помощь неоценима… — Ну, это не стоило мне никаких усилий. Но я очень рад, что ты продуктивно поработал. И может, ты наконец дашь возможность нашим гостям позавтракать и ознакомиться со статьёй. А потом мы все вместе поговорим. И решим, что будем делать. Учитывая, что парни уже успели позавтракать перед тем, как между ними разыгралась личная драма, они оставили Адама с Гермионой наедине, давая им возможность пообщаться. Тем более, что разговор Драко с девушкой оставил у неё много вопросов, и судя по её виду, она решила не откладывать их решение в долгий ящик. — Ты успокоился? — спросил Поттер, усаживаясь в кресло, дистанцируя себя от Малфоя не только эмоционально. Он решил не оставить себе и шанса на соблазн. Потому что перед глазами всё ещё стояла картинка, которая будоражила и заставляла сердце сжиматься. И не образ обнажённого Драко вставал под веками. Он видел его, сонного, тёплого, испуганного, говорящего о том, что хочет знать, что Гарри счастлив с ним. Конечно, чувствовать на себе остервенелую, агрессивную сексуальность Малфоя было чем-то кардинально новым, сбивающим с ног и выметающим все мысли из головы. Хотя его не покидало ощущение, что это был жест больше не Малфоя, оскорблённого отказом, а мужа, отвергнутого супругом. И это бесило Поттера так, что он не видел берегов. Даже возбуждение, которое иголками пронзало всё тело, Гарри сумел подавить, хотя был опасно близок к тому, чтобы сорваться к любимому. Одно только прикосновение в тот, самый острый момент, решило бы всё, но Избранный не позволил себе обмануться. И сейчас готов был поговорить. Если Драко уже перестал быть похотливой вейлой в поисках партнёра. Малфой кивнул. Он понимал и настроение Гарри, и его потребность разрешить этот конфликт. Он старательно не допускал теперь эмоции, хотя сам считал это поттеровское сопротивление глупым и бессмысленным. — Так. По какому праву я тобой владею, Драко? Ты не вещь, чтобы тобой владеть. И мне неприятно, что ты так себя воспринимаешь… Я слишком хорошо помню твою реакцию на ультиматум отца… Первой эмоцией Драко было негодование. Он едва сдержал его, как и слова о тупоголовости своего мужа. А потом неожиданно успокоился, когда понял, что Гарри действительно НЕ ПОНИМАЕТ. Он уже намного более твёрдо и уравновешенно посмотрел в ответ и спросил: — А ты не думал, Поттер, что та моя реакция была напрямую связана с тобой? Что я не мог позволить себе принадлежать никому, кроме тебя? Что даже не зная о том, что мы женаты, я не хотел быть мужем кого-то другого? — Брачная магия… — завёл нелюбимую тему Гарри, но Малфой его прервал. — Так не работает. Сны — да. Возможно. Эмпатия. Тоже возможно. Но опять же не в нашем случае. Когда теперь я знаю, что помолвки не было, был сразу брак. Ты спросил, по какому праву? По праву магического супруга, Гарри. И я не вижу в этом ничего принудительного или искусственного. Особенно, когда я на тебя претендую в точно таких же правах. Ты мой, Поттер. И тебе придётся рано или поздно принять этот факт. Что я имею право на тебя в своей жизни. В своей постели тоже. Так что разберись в своей голове. Потому что мне плохо. И тебе тоже плохо. Ты мучаешь нас обоих. — Драко, я не хочу… Я не могу… — Гарри будто заворожило, и он не мог произнести ни одного слова. Его обуревали противоречивые чувства, но высказать своё смятение он не мог. — Ничего толкового ты сказать сейчас не можешь. Я всего лишь хочу в очередной раз напомнить, что ты мой супруг, и не важно, по какой причине ты им стал — это нормально: хотеть меня. И нормально — дарить мне нежность, и ласку, и наслаждение. И я не знаю, что ещё сказать тебе сейчас. Но я жду того момента, когда в твоей голове всё сложится. Потому что… — он вздохнул, грустно и как-то потеряно, словно смущаясь признаваться в этом. Но все его эмоции, которые теперь отчётливо чувствовал Поттер, говорили о решимости и готовности к такому признанию. — Потому что я хотел бы узнать, каково это — быть с тобой… Ты ведь не хочешь чувствовать меня, когда я испытываю твою любовь на себе. Не хочешь, иначе давно бы уже понял… Когда ты забываешь о барьерах и просто говоришь мне о своей любви, давая её почувствовать… Я просто самый счастливый волшебник на Земле… И если это только от твоих искренних слов… — он поднял глаза и уверенно посмотрел на Поттера. — Мне нужно узнать, каково это — когда ты любишь меня. Он встал и молча ушёл, справедливо полагая, что разговор окончен.

***

Уорик… Его имя не было у всех на устах. Он не был даже в списке разыскиваемых преступников. Но Адам не переставая делал запросы, уточнял через свои каналы о его местоположении, активности, связях. Малфой с каждым днём всё уважительнее относился к мужчине, даже назвав его однажды Серым кардиналом. И не только за политические ходы. Он сейчас находился под постоянным контролем медиведьмы и Гермионы, которые следили за его уровнем магического потенциала и без устали напоминали о зельях и снадобьях. И если сразу он ещё изображал страдание на лице, то теперь уже совсем перестал притворяться. На деле он был крайне удивлён оказанным ему вниманием и поддержкой и ценил это. А ещё очень много времени уделял своему новому другу. По крайней мере, они с Грейнджер именно так и позиционировали свои отношения. Даже Поттер заметил их сближение, но по очень настойчивой мысли Драко не вмешивался. К огромному сожалению обоих, их общение теперь сводилось в основном к обмену мыслями и эмоциями. Гарри постоянно пропадал по делам Министерства, причём чаще всего далеко за пределами Лондона, и Малфой всё чаще ловил себя на мысли, что уже не рад тому, что так открыто поделился с мужем своими мечтами. Ведь если бы Гарри не сделал этого заявления и не занял пост, они бы проводили намного больше времени вместе. Особенно сложно было пережить расстояние между ними, когда Драко наконец поговорил с мамой. От её рассказа в душе словно образовалась огромная брешь. Женщине было не легче, но Лорда Малфоя швыряло по всему его эмоциональному диапазону, точнее по самым негативным его нотам. Тогда Гарри сорвался к нему, аппарировав прямо с какого-то совещания, и получил огромный нагоняй от супруга, понимающего, что такой побег с политической точки зрения никто не оценит. Но это было после того, как Поттер как всегда одним своим прикосновением успокоил, заземлил, укрепил его в самой своей сути. То, что пережила Нарцисса, было действительно ужасным. Империо любому сильно бьёт по психике, ведь ощущение невесомости от желания подчиниться проходило, а совесть и память нет. Но ей было стократ тяжелее, потому что она понимала последствия своих действий по отношению к собственному сыну, но сопротивляться не могла совсем. Она догадалась о сущности Миноры незадолго до церемонии, но даже тогда не смогла ничего сделать с заклинанием, которое наложил на неё уже покойный супруг. Ещё тяжелее ей было оттого, что этого волшебника она действительно любила. Всей душой. Они прошли долгий путь по сближению, но в конце концов у них получился крепкий брак. И даже опасная близость к Тёмному Лорду не играла роли — Леди Малфой была верной и любящей супругой. И понимать, что её муж сотворил такое, было больно. Понимать, что её любимый человек оказался способен на такое… Ещё больнее. Она так и не покинула Хогвартс. Побыв в Мэноре не больше нескольких часов, она вернулась. Поговорила с директором и осталась там. Её магия восстанавливалась быстро, особенно учитывая, что она почти не касалась палочки Люциуса. Не могла себя пересилить. А поговорив с сыном, высказав ему неожиданно откровенно всё, что беспокоило душу, оказалась в неловком молчании. И Драко её в этой тишине оставил. Ушёл, не попрощавшись. Вторая их беседа произошла через неделю, и она была немного спокойнее. И удивительнее. Сын принёс ей новую палочку. Леди Малфой ни словом не обмолвилась о своём затруднении, и то, что Драко без слов понял её, показало, что отношения с собственным ребёнком не потеряны. Палочку для мамы Малфой выбирал с Гарри. У того было несколько свободных часов перед очередным заседанием Правительства. И поняв смятение мужа, он сам привёл его к Оливандеру. Старик не был рад видеть их. Но дал Непреложный, что сведения о том, что Драко жив, останутся в тайне. Поттер выбирал палочку для своей свекрови молча, закрыв глаза, но Мастер оценил его находку и подтвердил, что выбор верный. Он и сам не сделал бы лучше. — Почему? Почему ты так скрываешь то, что я жив? Даже от случайных людей? — Драко искренне не понимал, и в конце концов у него стали рождаться подозрения. Но чтобы развеять их нужно было залезть к Поттеру в душу, а делать этого он не хотел. Они договорились о личных границах. — Ака… — Гарри уже приготовился аппарировать, но всё же решил ответить. Вслух. Сейчас звук его голоса рядом был очень нужен. Постоянное мысленное общение будто отдаляло их друг от друга. — Она сказала мне беречь тебя. Сказала, что кто-то что-то задумал против тебя. И я… Просто перестраховываюсь. Не могу тебя потерять… — он сгрёб Малфоя в объятья и перенёс их домой. Поцеловал в щёку, прижимаясь крепко и рьяно, будто вот прямо сейчас кто-то претендует на Малфоя. — Эй, я рядом. Не ломай мне кости, — улыбаясь, выдал Драко, обнимая мужа в ответ. Такие минуты были редкостью. И потому что Поттера почти никогда не было дома, и потому что, даже когда был, не позволял себе чего-то подобного. Только ночью он обнимал Драко. Всегда. Окружая со всех сторон собой. Однако и ночевал он дома теперь не каждую ночь. Причём с подачи Малфоя. — Ты не всесильный, Поттер. И если ты далеко, не надо прыгать туда-обратно, только чтобы мне спокойнее спалось. Что за бред? — Но я же могу… — растерялся Гарри тогда на его вспышку. — И хочу… — Ты повзрослей уже! Я понимаю, что силы в тебе немерено. Но ты себя растрачиваешь понапрасну. Ты во Франции. Ты в Италии. Ты на другом конце Британии. Зачем ты каждую ночь возвращаешься?! Там может быть опасно. Там могут быть враги. А ты столько сил отдаёшь на простое путешествие домой. Перестань, Гарри. Я вполне могу поспать ночь без тебя! — А я?! А я смогу спать?! — вспылил Поттер и отвернулся. — Я понимаю, что уже прошло достаточно времени. Но… Драко утешающе провёл ладонями по его плечам. — Давай проверим… Хорошо? Я волнуюсь, что ты не сможешь за себя постоять. Ты же без царя в голове! Гарри улыбнулся: — Эта фразочка откуда? — Читаю, — пожал плечами Драко, смущаясь. — Времени же у меня вагон и маленькая тележка… Поттер расхохотался. Такие фигуры речи от Лорда Малфоя звучали очень комично. Но он понял, что тот пытался до него донести. С того времени Гарри оставался на ночь, если было нужно, вне дома. И тогда снова пришли сны. Пошлые, тёплые, грязные, нежные, пронизанные самыми откровенными желаниями. И самым страшным для Гарри было то, что он не понимал, видит ли Драко то же самое? Малфой никогда больше не возвращался к этой теме — постели, секса и тому подобное. И в конечном итоге Гарри сделал вывод, что тот момент с неожиданным маленьким чувственным подарком от Драко был неосознанным. И это грело душу, но смущало. И теперь, стоило им заснуть в разных постелях, как самые сокровенные желания выливались в сновидения. Такие, что возвращаясь домой Гарри с тревогой всматривался в лицо любимого: видел ли он то же? Но Малфой строго следовал новому правилу. Никаких намёков. Он пообещал Поттеру ждать, пока он расставит свои мысли и чувства по местам. И Гарри пытался. Одинокими ночами, когда он просыпался от острого ощущения одиночества, особенно после таких чувственных снов, он пытался. И понял, что самым главным страхом для него стало не почувствовать того же ошеломляющего чувства взаимности, что накрыло его в тот, самый первый и единственный раз. А потом понял, что не только во время близости он купался в этом чувстве. Что каждое прикосновение тогда, до войны, дарило ему крылья. Он боялся. Потому что сам он не умел любить так, как любил его Драко. Тихо, безусловно, без попытки урвать кусочек взаимности. И чувства самого Гарри были сильными, убивающими своей всепоглощающей сутью, но ему эта взаимность была в миллион раз нужнее. И он истосковался по ней, он совсем больше не мог даже попытаться прикоснуться к чувствам Драко, потому что ему казалось, что ещё один раз, и он рассыплется тленом. Во время их разлуки каждая попытка найти отражение своей любви в Малфое кромсала его душу. Иногда он забывался и по ночам открывался так, что самому становилось страшно, но не чувствуя того же в ответ, каждый раз понемногу умирал. И научился со временем просто не искать больше этого в любимом человеке. Надеяться, но не искать. И когда Драко оказался за границей ощущений, когда он думал, что Малфой мёртв, он впервые понял, что в какой-то части лишился этого страха — быть нелюбимым. Но Драко жив, и страх вернулся. Втайне от Малфоя он говорил с Гермионой. Однажды, вместо того, чтобы вернуться домой, он оказался в Хоге, и по глазам подруга поняла, что тот в агонии. Жёстко поставив границы, он всю ночь говорил о своей панике, о том, что делает любимого несчастным, но не может переступить через этот барьер. И девушка дала ему дельный совет. Не искать прошлого в новом Драко. А просто изучать его. Узнавать таким, каким он теперь стал. С его нынешними чувствами, эмоциями и мыслями. Потому что он любит всё того же мальчика с шестого курса. А Малфой уже не тот. И любовь его тоже может стать другой. Как же он узнает о ней, если застрял одной ногой в яме прошедших дней? Это принесло некоторое успокоение парню, и он с любопытством первооткрывателя теперь смотрел на любимого человека. Смотрел, иногда зависая, не в силах не сравнивать. Но то, что он находил, только сильнее отдавало горечью в душе. Если Драко и изменился — а это было бесспорно — то только в лучшую сторону. Потому что с каждым новым взглядом, Поттер любил всё сильнее. И теперь прислушиваясь к эмоциям любимого парня, мужа, магического Соратника, понимал его ещё лучше. И себя тоже. Все свои выводы он копил, стараясь не теряться больше в страхе. Он уже имел взаимное уважение, взаимное притяжение, взаимные симпатии. И этого пока было достаточно. Только ночами, да и днями тоже, его не отпускало. Не отпускало какое-то непонятное напряжение. Тяга к Малфою давила и рвала. Временами накатывало такое ощущение, что он оказался во сне. В том самом сне, или даже воспоминании о том, как они с Драко стали наконец неразрывно близки. Ему казалось, будто они касаются друг друга. Будто они тонут во взаимном влечении, единении, будто они с Драко прямо сейчас занимаются любовью. И это было не столько сексуальное возбуждение, сколько прикосновение душ, выраженное в единстве тел. И это сводило Гарри с ума.

***

Поттер пытался вникнуть в суть совещания. После того, как почти закончились первоначальные рассмотрения Визенгамотом дел об установленных Пожирателях, у Гарри стало больше времени для участия в других вопросах. Иногда ему казалось, что одного его присутствия хватает для того, чтобы волшебники не пытались друг друга обмануть. И эта дисциплина рождалась будто сама собой. Он заходит в кабинет, садится где-нибудь поодаль и просто слушает. И каждому в помещении это неприятно. Но все ведут себя максимально корректно, и что самое важное — стремятся как можно скорее покинуть это место. И никогда больше не собираться по этому вопросу, чтобы не ставить себя под повышенное внимание Героя. Обычно на таких вот заседаниях он переговаривался мысленно с Драко, когда чего-то не понимал. Но сегодня Малфой занят. Он спокоен и вроде бы сосредоточен, но остальное для Поттера скрыто. Главное, что он в безопасности. Гарри скучно. Министр обсуждает вопросы поставок продовольствия в отдалённые районы страны и на острова. Зачем сам Избранный здесь, никто не понимает. Но вот кто-то пытается высказаться, что цены, предлагаемые Правительством, несправедливы, потому что налоги на доходы повышены, и что-то ещё в подобном ключе. Поттер мгновенно чувствует фальшь и смотрит на говорящего. Ни слова не произнесено. Гарри просто смотрит. Но в голове у дельца всплывают воспоминания, которые лучше бы никому не знать. Он меняется на глазах, бледнея и мрачнея. — Но учитывая послевоенные обстоятельства… Мы согласны. За своих соседей тоже свидетельствую. Мы согласны. Все довольны. Совещание продолжается. И неожиданно в Поттера прилетает ощущение. Драко очень хорошо. Настолько, что у Гарри подгибаются мизинцы на ногах. «Мерлин…» — слышит он мысленно, и понимает, что голос Малфоя на надрыве. Парень краснеет, старательно делается будто невидимым, и пытается прийти в себя. Это первый раз, когда Драко не справляется с «границами» после того случая. Проходит ещё какое-то время, заседание плавно перетекает в другой кабинет, вопрос тоже меняется, но Гарри всё ещё под впечатлением. Он уже почти успокоился, как позвоночник снова пронзает острым возбуждением. Давно не имевший к себе никакого внимания член тут же отзывается желанием к ласке. Происходящее в стенах помещения не имеет больше значения, потому что Гарри весь там — в эмоциях Драко. Тот почти не дышит, захлёбываясь в удовольствии. Он сам заводит себя, распаляет лёгкими прикосновениями кончиков пальцев, облизывает губы в попытке ощутить чьё-то прикосновение, напрашиваясь на ласку и ожидая её… Драко снова закрывается. Ни одной эмоции не просачивается, между ними снова стена. Но Поттер всё ещё в нём. Всё ещё там. И теперь, помимо ошеломляющего желания, он чувствует что-то ещё: Малфой ожидает ласки. Он будто просит кого-то о ней, провоцируя на поцелуй — Гарри видел сам, как Малфой умеет это делать. Этот Малфой, сегодняшний, не тот, не Драко, который краснел оттого, что чувствовал восхищение. И этот барьер… Который словно прорывает сила его эмоций… Ревность топит. Но Гарри не успевает даже аппарировать. Потому что его снова накрывает. «О, Мерлин… Так хорошо…» — снова рваная мысль. А потом Гарри ощущает, как его член кто-то облизывает. Неловко. Неаккуратно. Призрачно. Всё на что его хватает, это покинуть кабинет. Он прислоняется спиной к стене и позволяет себе почувствовать, как Драко ласкает его, но в голове бьётся его «Мерлин… Так хорошо…», и то, что имя так и не прозвучало. И Гарри как ни старается, не может понять: Драко просто фантазирует сейчас или он и правда с кем-то, кто позволяет ему. Глаза закрываются от удовольствия и паники. Он прикован сейчас к месту немыслимым наслаждением, он просто не может вырваться из цепких лап Малфоя, но в голове всплывает их диалог с «Поттером». — Я его любил, Поттер. И люблю до сих пор… Даже пытался как-то наложить заклинание, чтобы он тоже, хоть на время… Но… Я видел, как он убил моего отца, но я всё ещё люблю его… Эти слова… Гарри знал, что это правда. И Гарри понимал, что Драко мог связаться с ним, мог пригласить его в мэнор, мог позволить… И от этого слёзы бегут по щекам, слёзы злости, отчаяния и ненависти к себе. За то, что упустил… За то, что теперь… Но губы Драко такие мягкие, а тепло его рта… Он будто и правда с ним наедине. Снова, снова Драко заставляет его теряться в вожделении и удовольствии, снова он не может сдержаться и кончает, закусывая щёки изнутри, чувствуя кровь на языке. Присутствие Малфоя снова растворяется, а Поттер не хочет узнать, правда ли то, что он себе понапридумывал. Он стоит у стены ещё несколько минут, а потом возвращается. Весь день он думает о том, что возможно, сегодня его не ждут дома. Но он не прав. Когда он приходит на Гриммо, его ждут Гермиона и Драко. Адама нет, но это не удивляет хозяина дома. — Ну, как тебе наш с Драко подарок на день рождения? — Поттер непонимающе смотрит на них. — Мы уговорили Кингсли не делать из твоего дня рождения национального праздника. Более того, никаких торжеств. Или ты не заметил, что сегодня для всех был обычный день? Гермиона выглядит всё ещё вдохновленной, но действительно опечаленной. — Я… Спасибо… — выдыхает Гарри, только сейчас понимая, что день прошёл как обычно. И никаких планировавшихся праздников в итоге так и не организовали. Он с утра ожидал сюрприза в виде банкета или какой-то подобной чуши, но после фокусов Связи совсем забыл, что сегодня его день рождения. И это — тишина — действительно стало лучшим подарком. Гермиона оставляет ему флакон с воспоминаниями, говоря, что это Нарцисса поздравила его с праздником. Она уходит, понимая, что им нужно побыть наедине, потому что знает, что Драко сделал ещё один подарок ему. Они это не то чтобы обсуждали… Но намёками и недомолвками всё же пришли к определённому выводу. Гарри как может держит лицо. Но когда девушка уходит, просто взлетает наверх, скрываясь в спальне, оставляя растерянного Малфоя одного. Спустя полчаса молчания, Драко скребётся к нему. Не слыша ответа, он всё же открывает дверь. Гарри сидит на полу на коленях. Он смотрит на созвездие Дракона. Ласкает его взглядом так, как никогда не смотрит на Драко сейчас. И у того срывает тормоза. — Что? И даже не поужинаешь? Или мы тебе не угодили? Или я тебе не угодил? Поттер закрыт так, будто почти мёртв. Но он поворачивается к мужу, и тот видит, что есть ещё слёзы в его глазах, кроме ласки и нежности. Кроме любви. Драко ранен в душе. Он не ожидал, что Гарри настолько к нему далёк. Он надеялся, что подобный подарок станет для Поттера неплохим началом на пути к сближению. Но просчитался. Малфой тоже закрыт. Он тоже не хочет показывать свою боль. Он намеренно стоит далеко от Гарри, чтобы тот не смог узнать, насколько разочарован Драко. Потому что он хочет ему кое-что показать. Хотел. Но не видит сейчас смысла в этой демонстрации. Потому что Поттер всё равно ничего не увидит. Он разворачивается и уходит. Ему здесь нечего делать. Он возвращается в мэнор, где провёл почти весь день. В том числе тогда, когда делал подарок своему мужу. Он нарочно раскачивал и дёргал Поттера. Чтобы тот потерялся в его воображении, чтобы не закрылся, когда понял, что хочет Драко ему дать… И ему было стыдно. И неловко. И немного боязно, что Гарри снова его оттолкнет. Но похоже, что он делает это прямо сейчас. Драко не успевает войти в камин. Поттер хватает его за плечи и аппарирует ровно туда, где он провёл эти несколько приятных часов. Его глаза источают тоску и ярость. — Тебе так это нужно? А, Драко? — зверем кричит Гарри, и звук его голоса заставляет недавно восстановленные портреты уйти. Он щёлкает пальцами. Картинно, специально. Он оставляет Малфоя без одежды. Он надвигается на него, буквально вдавливая взглядом в кровать. Он пугает своего мужа, но сейчас просто не видит этого. Драко не хочет бояться Гарри. Но не может спокойно смотреть на горящие гневом глаза. — Ты хорошо научился держать границы, но ты же знаешь, что мне хватит одного прикосновения, чтобы понять, кто был здесь с тобой. И чем ещё вы занимались, кроме твоего… Гарри прилетает пощёчина. Драко далеко. Он у самой кровати, Гарри стоит в нескольких метрах, но Драко снова бьёт его по щеке. Открытой ладонью, снова, и снова, и снова. А потом будто вспоминает, что он волшебник. Он пытается вернуть свою одежду, сейчас чувствуя свою обнажённость крайне пугающей, даже отвратительной. Но ничего не выходит. Он злится и выливает на Поттера ведро воды, или целое море, потому что тот стоит с бешеными глазами и горящим от пощёчин лицом. Он пытается остановить Гарри, но тот неумолимо движется на него снежной бурей, холодной, неудержимой и смертельной. Но смерть не приходит вместе с Поттером. Если только маленькая. Потому что Гарри опускается на колени в смятении, и заставляя Драко стоять смирно одной своей мыслью, склоняется к его ногам, преклоняется перед ним. Его глаза теперь закрыты, но это не важно. Он видит и знает всё. Каждый изгиб. Он целует его ноги, каждый пальчик, подъём, его губы поднимаются выше, и Драко чувствует то же самое и на другом бедре одновременно. Он не хочет, но чувствует. Тело реагирует. Не может не реагировать на мужа. Не хочет снова оставаться безучастным, как его владелец. Гарри с благоговением прикасается к каждому сантиметру его кожи. Губами, руками, носом, щекой проводит по его бедру, словно преданный пёс, но Драко это не нужно. Он понимает, что не сможет пошевелиться, пока Поттер не захочет. Но у него и душа заледенела. Покрылась толстой коркой. Ему, кажется, всё равно. Даже Связь не пробивается сквозь этот панцирь. Это обвинение… Оно… Невыразимо больно резануло по сердцу. Потому что… Уже не важно… Всё становится не важным, когда Гарри легонько дует на головку, а потом вбирает в себя, лаская языком навершие, прижимая губами уздечку. Движения Поттера мягкие, старательные, чуткие, он очень внимательно чувствует тело Малфоя, стараясь доставить океан удовольствия, и у него выходит, конечно, выходит, только вот Драко плачет. Когда Гарри касается его — это знакомо. Когда тихонько, сильно сжатыми губами оставляет сухой поцелуй под яичками — это знакомо. Каждый жест — бережный, каждое прикосновение — словно вымученное и желанное. Всё это знакомо. Драко всё это уже чувствовал, и он плачет оттого, что знает, каково это, как Гарри может его любить. Всё знает. ВСЁ... И не может смириться с тем, что его муж озвучил подобное. Он кончает, снова кричит и кончает с его именем на губах, но слёзы в глазах, слёзы и боль. И потеря. — Прости, Драко, прости, прости, прости, прости… — бормочет Поттер, отпускает любимого, пытаясь устроить его на кровати, но Драко закрывает глаза, запахиваясь простынёй, отсаживается подальше. А потом произносит только одно: — Уйди.