Дорогим
Как давно этот странный человек перешел в подобную категорию? Федор с ноткой скепсиса изогнул бровь. Кислое выражение наплыло на лицо. Н-да, Федор, пара дней забавной переписки, и этот человек уже подкупил твое доверие. Душа открыта к соулмейту, да? Нечто странное, то, что извивалось внутри подобно червю в гнилом яблоке, не давало покоя. Нотка детской обиды не давала спокойно признаться в некоторой симпатии к родственной душе. То самое чувство, как будто от маленького Фёдора отвернулся самый дорогой человек. И не важно, что ему тогда было около шестнадцати, и что дело скорее всего даже не в нем, все равно странное чувство обиды царапало на подкорке. Осознав, какие мысли занимают его голову, Фёдор хлопнул себя по лбу. Он больше не ребенок, подобные вещи его и раньше не задевали. Так почему же сейчас что-то продолжает грызть изнутри? Ах, все потому что у него были надежды, и с тех пор, как Дазай Осаму появился в его жизни, детская обида ковыряет некогда задетое эго. Дазай мог бы начать общение с фразы: «Привет, я Дазай Осаму, прости, что в важный подростковый момент послал тебя и твои представления о родственных душах.» Но, видимо, для Осаму это такой трагедией не являлось.Хотя это тупо.
Все это супер глупо, как будто Федору опять шестнадцать, но насколько иррациональны не казались бы эти чувства, игнорировать их он не может. Достоевский встряхнул головой, черные пряди завесили лицо. Что ж, сейчас это лишь загружает его сонную, уставшую голову. Пока Федор был погружен в самоличный анализ, проблема его внутренних противоречий успела настрочить несколько сообщений. «Отчего же оно отвратно?» «Федор?» «Хей, мистер доктор психолог.» «Я ведь знаю, что ты тут.» «Федор...?» «Я написал троеточие, как трагично-взволнованную паузу, говоря тем самым, что очень переживаю насчет твоего молчания.» «…»Этот человек послан Достоевскому в наказание, не иначе.
«Я психотерапевт, а не психолог.» Из всех сообщений отвечает именно на этот. Говорить особо не хочется, от недавних размышлений остается неприятный осадок, который, как кажется Федору, чувствуется даже через бумагу. «Да-да, прошу прощения. Но мой главный вопрос остался проигнорирован. Что, снова коллеги достают?» Если бы коллеги, все было бы куда проще. Но это Дазай Осаму. «Устал.» Опять же, кратко. «Что ж, все мы устаем слушать чужие проблемы… А, стоп, ты же не психолог. Хотя так еще тяжелее. Психотерапевт. Я бы не выдержал.» Иероглифы бегут быстрыми строчками. Дазай пишет что-то про тяжесть ответственности врача; как тяжело, наверное, помогать решать чужие проблемы; что-то про то, что Федору стоит больше отдыхать, иначе придется записываться к коллегам на прием; а еще, что заставлять детектива волноваться о нем, тем самым отвлекая от работы, нехорошо.Стоп, что?
«Между прочим, я тоже занят очень важной работой, от которой ты отвлекаешь меня, своего дорого соулмейта, тем, что заставляешь волноваться за твое ментальное, да и физическое здоровье.» Федор еще раз перечитывает последние строки, раскидывая, правильно ли он все понял. Как воспринимать прочитанное? Дазай Осаму точно доведет его до натуральной дурки. «Кстати, надеюсь, ты не игнорируешь меня. Снова.» «Я не заставляю волноваться за меня.» Достоевский пишет быстро, немного нервно, и думается, что «занятой и важный детектив» заметит это по изменившемуся почерку. «Ну-ну, не волнуйся, что я волнуюсь за тебя. =)» С каждым сообщением Дазая Достоевскому кажется, что он теряет связь с реальностью. Тяжело вздохнув и протерев глаза, Федор пишет: «Ты знаешь, это похоже на прямой и странный флирт. Прекращай, если не хочешь, чтобы тебя неправильно поняли.» «Может это он и есть. ;)» Странный. Безумно странный Дазай Осаму, который остается для Федора загадкой, даже когда ему кажется, что он начинает понимать его. Слишком тяжело думать над поведением этого человека. И вообще, у Федора впереди законные дни небольшого отпуска, в котором нет места странному Дазаю Осаму, даже если Федору Достоевскому интересно во что все это выльется.