***
Маринетт с грохотом влетела домой и детрансформировалась. Все это время с Габриэлем она держалась как могла, и даже, когда пульс перестал идти, Маринетт стояла словно бравый оловянный солдатик. Но потом она быстро летела домой с тяжелым сердцем, которое будто тянуло вниз гравитация, магнитом к земле. Ей было все равно на тайну личности, мчалась она быстро, чтобы никто не увидал ее горе. Маринетт, плотно держась ладонями за перила, чтобы не покатиться вниз кубарем, осторожно спустилась вниз. Она подошла к заветному сундуку и дрожащими руками достала рамки с фотографиями Адриана и разбила их. Ей не нравились пластиковые рамки, она считала их бутафорией. Дюпен-Чэн ревела навзрыд: теперь она в комнате совершенно одна, ей было плевать, что ее услышат соседи или прохожие, но факт того, что в комнате не было людей, ее радовал. Родители были заняты работой в это время, и поэтому никак не могли услышать Маринетт, что было ей на руку. Осколки стекла больно впились в ее нежные пальцы, оставляя за собой глубокие кровоточащие раны. Сердце сжималось, словно кровью обливалось от горя. Маринетт плакала, но ей не было больно: физическая боль не могла заглушить моральную и как-то сравниться с ней. Она достала вещи из сундука — те самые подарки Адриану на пятьдесят лет вперед — и швыряла их по комнате, раздирая их, словно себя от мыслей, что больше никогда не сможет их подарить ему. Когда сундук оказался пуст, в дело пошло самобичевание: Маринетт съежилась, обхватила себя руками и начала больно впиваться ногтями в кожу, расчесывая их чуть ли не до крови. Она рвала себе волосы, стараясь отвлечься от боли внутри нее, но все тщетно. Она стала похожей на птицу без крыльев, такую же потерянную и неполноценную, которая не сможет больше взлететь вверх, к облакам. Потеря Маринетт была настолько большой, будто ее, как птицу, и в самом деле лишили крыльев. Маринетт видела себя со стороны жалким созданием. Это была безысходность. Ее мысли безжалостно угнетали ее, уничтожая Маринетт: сначала она жалела Адриана, затем себя. Потом она возненавидела себя за то, что жалеет себя. Возненавидела себя еще больше за то, что не может сдержаться от такого удара, когда ей нельзя испытывать ничего такого, ведь она может потерять частичку того, что осталось от покинувшего ее Адриана. А после и вовсе убивалась из-за того, что она стала Ледибаг и лучше бы никогда на свете не становилась бы ей, и из-за того, что сразу не узнала в Котенке Агреста, хоть это было невозможно из-за ее дурацкого предрассудка. Маринетт сжалась в комок, как ежик, выпустив иглы, чтобы ее никто не смог ранить. Она кричала на Тикки, на Плагга за то, что не предотвратили ее от таких душевных страданий. Они молча наблюдали за ней и понимали, что ничем не могли помочь, и что ей стоит выговориться сейчас, чем терпеть все это после. — Плагг, — Тикки незаметно обратилась к другу, — я не могу допустить, чтобы Маринетт так убивалась! Мне тяжело смотреть на это. Она же может погубить свое чадо! В ней огромная сила, ты сам это знаешь. Плагг печально вздохнул: — Поди ей это скажи. Думаю, она оценит. Она кивнула, несмотря на то, что внутри себя не оценила юмор: — Ты прав. Она не в себе. Тикки качнула головой, и, кажется, что-то придумала. — Хм, а что если испробовать на ней заклинание, которому научил меня Вайзз? — (Вайзз — квами исцеления). Тикки спросила риторически, потому что Плагг не успел раскрыть рта, как она уже гипнотизировала Маринетт. — Вот что, моя дорогая, — она прислонила свою лапку ко лбу хозяйки. — Спи! Тикки и Плагг аккуратно положили Маринетт на пол. — Ну и что же нам с этим делать? — недовольно буркнул Плагг, указав лапкой на жуткий беспорядок. Тикки ответила так, словно это обычная ситуация, не выходящая из ряда вон; она поддразнила Плагга: — Как что? Убираться!***
Маринетт снился сон-воспоминание. Это был разговор, когда она прилетела домой в кои-то веки отдохнуть, пока за Адрианом следит его отец. Пока еще были какие-то силы, она стала расспрашивать обо всем теперь уже своих квами: о силе, о катаклизме, об исцелении, мельком о предыдущих хозяевах. Маринетт пришел на ум самый логичный вопрос, о котором она раньше не задумывалась: — Зачем Хищному Молю наши Камни Чудес? Тикки ответила: — Если соединить мои сережки и кольцо Плагга, то можно стать сверхчеловеком. Он способен сделать все, что угодно. Хищная Моль хочет стать всесильным. Мне неизвестны его мотивы, но его одержимость меня очень настораживает. Она помнит, что все равно пропустила информацию мимо ушей, так как жутко устала, и отвечать Тикки не было надобности. Просто, чтобы Маринетт знала.***
К тому моменту, как проснулась Маринетт, прошло порядка восьми часов. Девушка, неожиданно для себя оказалась лежащей в постели, а не на полу, где ее отключила Тикки. Она, так же, как Адриан, сперва осмотрела свои ладони — не было ни единой раны. «Странно», — подумала она. Маринетт спустилась вниз и увидала то, что было чисто и убрано: ее здесь словно не было много часов назад. Плагг важно подлетел к ней: — Доброе утро! — он не упустил возможности съязвить, ведь было далеко уже не утро. — Сколько сейчас времени? — прозевала она. — Действительно, вы так похожи с Адри… — он не успел договорить, поскольку его пнула Тикки. — Время полночь, Маринетт, — она спешно заговорила. — Ложись спать! Тебе необходим крепкий сон… Маринетт возразила: — Но я не хочу спать! — Маринетт, ложись! Девушка смекнула, ведь от Тикки сложно бывает уворачиваться, тем более Маринетт привыкла, что если не послушается Тикки, то ее будет грызть совесть; Тикки была нечто голоса разума для Маринетт. — Постой. Я обязательно лягу спать обратно, если вы со мной поговорите, — она улыбнулась, но сомкнуть в такое положение мышцы лица было непривычно и сложно, поэтому вышло немного неестественно. — Обещаю, плакать не буду, даже если захочу. Твое заклятие на меня действует хорошо, Тикки. — Хорошо, Маринетт. Но у меня к себе тоже есть условие — сейчас ты можешь узнать ровно столько, сколько тебе нужно знать. Меньше знаешь — крепче спишь. — Отлично, — у Дюпен-Чэн не содрогнулась ни одна мышца на лице, несмотря на предполагаемую эмоцию при этом возгласе. — Во-первых: как здесь стало так чисто? Квами медлила. Вмешался Плагг: — Маринетт, помнишь, на той миссии, когда Кот Нуар, (я же ему сто раз говорил, что это дурацкая кличка), — он чертыхнулся, — куда-то «пропал», когда на вас напала Королева Стиля… — Ах, да-да, припоминаю… Кота Нуара не было на миссии, потому что… Адриан лежал скованный Королевой Стиля! — ее будто осенило. — Да уж, теперь буду по-новому вспоминать эти веселые времена, — Маринетт вздохнула. — Тебе на помощь пришел Плагг и использовал Катаклизм, хоть это было жутко опасно, — резюмировала Тикки. Плагг закатил глаза: — Вообще, ничего страшного бы не случилось, тем более, злодейка была простенькой. — Да уж, — квами закипела. — То есть сейчас ты хочешь сказать, что твоя же сила, когда она же загубила твоего хозяина, безопасна? — Моя Тикки, я использовал ее на поверхности, а не на живом человеке, — он отмахнулся. — Люди погибли бы, но не из-за самого катаклизма, а из-за его последствий. Тем более, — начал он с возрастанием, — я — квами камня неудачи. Их ссора так бы и продолжилась дальше, но Маринетт напомнила о себе. — И получается, что Тикки использовала?.. Она кивнула: — Да, Маринетт. Я использовала лакичарм и чудесное исцеление. У меня оно сильнее, чем когда ты находишься в костюме. Маринетт молчала. Она чувствовала себя заторможенной из-за такого долгого, и причем, почти насильственного, сна. Но затем она внезапно вскрикнула: — Но почему исцеление смогло вылечить мои раны, а Адриана не удалось спасти?! — Тише-тише, Маринетт, — Тикки трепетала вокруг нее. Плагг задумался: — Я думаю, спасти Адриана не удалось потому, что процесс пошел слишком далеко. Полагаю, что он первый носитель, на ком был испытан катаклизм, тем более зеркально. Я считал, ну и думал, в самом-то деле, что уничтожить самого себя катаклизмом невозможно и наверное, это действительно так. Потому что не Адриан уничтожил себя катаклизмом. И, возможно то, что он умер не сразу же, дает понять то, что он — был избранным, владельцем такой силы… — Плагг! — Тикки вскрикнула. — Перестань! Маринетт пустым взглядом посмотрела на квами-божью коровку и на квами-котенка. — Не надо, Тикки. Я держусь. Снова немного помолчав, она кое-что вспомнила: — Тикки, помнишь, ты говорила, что можешь исполнить на мое день рождения любое желание… Тикки сразу же поняла, что имеет ввиду Маринетт. Она отвела лапку в сторону, показывая возражение. — Исключено. — Но почему? — девушка вскинула бровь. — Это противоречит законам природы, а именно: нельзя воскрешать мертвых, нельзя повернуть время вспять и нельзя влюбить в себя кого-то. — Но Адриан умер не обычной смертью, а с помощью потусторонних сил! Почему ты не можешь его исцелить?! — Маринетт кричала. — Не исцелила однажды, не исцелю дважды. Прости, Маринетт. Снова вмешался Плагг: — Тикки, но… — Нет, Плагг. Это слишком опасно. Они переглянулись и украдкой посмотрели на камни чудес, надетые на Маринетт. Маринетт же посмотрела на свое кольцо на правой руке и ощупала свои сережки. «Черт, как я сразу не поняла, что обладаю всем тем, за чем охотится Хищная Моль… Вероятно, настолько устала, что даже ни на что не обращаю внимания». — Постойте, я кажется поняла, о чем вы… А что, если я объединю вас воедино? — Нет! — квами вскрикнули, посмотрев на хозяйку тревожно, но тут же исправились, будто ничего и не было. Квами-божья коровка вздохнула. — Молодец, мистер умник, давай, придется ей все сейчас объяснять. Маринетт немного была удивлена такому раздраженному поведению ее квами. Квами-котенок отмахнулся. — Я приношу неудачу, мне все равно. Тем более, вопрос вполне себе неплохой, давно было пора над ним задуматься. — Да, но… — Но что? — любопытство девушки возрастало с каждой минутой. Тикки нехотя объяснила почему, выпуская слова как кинжалы, которые резали разреженный воздух в комнате: — Сила бога подвластна не каждому. Она может легко уничтожить своего обладателя. Здесь неважно — есть ли у тебя есть благие или корыстные намерения — здесь нужно доказать, на что ты готов, ради того, чтобы обладать этой силой. Обычно ты жертвуешь собой, либо тем, кто дорог тебе. Сила может принять тебя и позволить подчиниться тебе, но может и уничтожить, превратив твою душу в частичку себя. Маринетт, ты не можешь рисковать: на кону не только твоя жизнь. Маринетт опустила голову. Она была в отчаянии. — Почему? Почему вы раньше мне не рассказали об этом? Почему я узнаю об этом только после смерти Адриана?! Почему… Она не успела закончить, поскольку ее лбу снова коснулась лапка Тикки. — Достаточно! — мордашка Тикки приобрела серьезность. Впервые Маринетт увидела ее мордашку такой усталой. — Маринетт, спи! Она мгновенно упала в сон и по-прежнему не будет знать, сколько она проспала.***
Смерть Адриана Агреста вызвала большой резонанс у общественности. Официально было объявлено, что Адриан разбился в автокатастрофе, пробыв в коме неделю и так и не очнувшись. Ледибаг сообщила, что Кот Нуар больше никогда не сможет спасти Париж, и что она сама уходит в отпуск по причинам, которые она не может огласить по принципу конфиденциальности. Кто-то считал, что Агрест — золотая молодежь, наркоман, и нечего было садиться за руль в нетрезвом состоянии, а Кот Нуар и Ледибаг просто-напросто эгоисты, ведь им надо зачем-то так резко не спасать свой город. Некоторые СМИ все же ухищрялись соединять параллели и напрямую говорили, что Адриан Агрест и Кот Нуар — одно и то же, вопреки официальным заявлениям. Как это ни странно, большинство верило им, ведь внезапное исчезновение одного так же, как и смерть другого — подозрительное совпадение. А кто-то заявил, что Ледибаг беременна, поэтому больше не появляется на улицах города. Его, конечно, обсмеяли, но держали ухо востро: вполне вероятно, что самое маловероятное на первый взгляд — наиболее вероятно в действительности. После этого ни Маринетт, ни Ледибаг нигде более не появлялись. Это была наиболее обсуждаемая теория исчезновения.***
После того, как Маринетт «исцелила» Тикки, не плакала, ровно так же, как не выходила на патруль, да и не было смысла. Казалось, ей нечего переживать: рядом есть любящие родители, Тикки и Плагг если что всегда поддержат (а иногда и защитят). Они стали словно вторыми родителями для Маринетт, всегда безотказно помогая во всем своей хозяйке и понимая ее как никто другой. Сама Маринетт стала похожей на карапуза, с большими круглыми глазами, всегда приоткрытым ртом, немного округлившимся личиком и волосами, заплетенными в косички. Том и Сабин не сразу узнали о том, что станут бабушкой и дедушкой. Маринетт призналась только тогда, когда ее живот стало невозможно прятать: одним утром она проснулась и заметила, так сильно и внезапно вырос живот; вроде времени прошло не так много, а он уже так надулся! Она повернулась к ним, поймав на себе их недоуменные взгляды. — Мам, пап, хорошо… — она сдалась. — Вы заслуживаете правды. Всю ту неделю, когда я пропадала, я ходила к Адриану Агресту в больницу, и не потому, что как дурочка надеялась заполучить его любовь, как та маленькая школьница Маринетт. Я навещала его до тех пор, пока он не умер, — дрожащей грудью она вобрала в себя воздух. — Мы довольно долго встречались, и… — ее голос надрывался, Маринетт было тяжело говорить: язык заплетался даже в самых простых словах, но сложных оттого, что содержали в себе правду. — Мам, пап… Я беременна. От Адриана. Родители заплакали. Это были слезы счастья, одновременно смешанные с горем. Они пообещали, что несмотря ни на что, будут поддерживать Маринетт и у нее родится замечательный карапуз. Вот так наладились их отношения. Без пресловутой Ледибаг.***
Как-то раз Маринетт навестила Алья. Они довольно давно не виделись с того момента, как Алья заподозрила подругу в неладном. Сезар зашла к Дюпен-Чэн за советами по свадьбе, потому что у самой голова кружилась от всего свадебного, и она точно знала: Маринетт прирожденный дизайнер, который поможет ей во всем. К слову, почему же подруги так давно не виделись? Ну, Алья все это время подрабатывала репортером, чтобы еще немного заработать на свадьбу, так что ей даже сил не хватало после работы, дабы позвонить подруге. Однажды она все же позвонила Маринетт, но та отмахнулась: лучше узнать все лично, чем рассказать по телефону. Алья постучала в дверь. Открыли Том Дюпен и Сабин Чэн. — Здравствуй, мсье и мадам Дюпен-Чэн! Где мне можно найти Маринетт? — Привет, Алья, проходи. Она у себя. — Спасибо большое! Алья подняла люк, ведущий в комнату Маринетт и на ее удивление, Маринетт там не оказалось. Зато Алья заметила две летающие тени. «Странно, — подумала она. — Должно быть, показалось. Наверное, Маринетт на балконе». Она подняла еще один люк, ведущий на лоджию и была права: действительно, перед ней стояла спиной девушка с распущенными иссиня-черными волосами, развевающимися по ветру; она стояла упершись локтями на перила балкона. Удивительно, что на ней было платье свободного кроя, а не привычные облегающие розовые джинсы и белая футболка, поверху которой накидывался жакет. Алья воскликнула: — Маринетт! Это ты! Неужели! Маринетт ответила со спины, не поворачиваясь: — Здравствуй, Алья. Несмотря на то, что у Маринетт в голосе не было грусти, Алья все равно почувствовала что-то неладное. — Маринетт, что случилось? Почему ты такая, не знаю, не такая… — девушка повернулась со слегка безразличным лицом. Алья опешила: это была точно ее подруга, но было одно отличие — живот, так неестественно обтекаемый свободным кроем платья! — Ма… ринетт… ЁБ ТВОЮ МАТЬ, ТЫ ЧТО, БЕРЕМЕННА?! — глаза Альи округлились. Дюпен-Чэн слегка улыбнулась. — Что же ты раньше не сказала?! — Сезар была все еще в недоумении. — Кто же отец ребенка? — Это… долгая история, — Маринетт вздохнула. — Боюсь, ее нельзя обсуждать по телефону. — Но почему? Почему? Маринетт снова почувствовала, что земля под ее ногами пропадает и упала на подругу, благо та успела поймать ее. Она расплакалась. — Боже, Алья, мне так стыдно, стыдно… Это я во всем виновата… — Ну, ну, — Сезар потрепала ее по голове. — Мне не стоило вот так на тебя набрасываться… Маринетт посмотрела ей в глаза: — А-Алья… Адриан… — и обмякла у нее на руках. — Бог ты мой, Маринетт! Ну вот, довела беременную до обморока! Молодец, Сезар, прогрессируешь! Маринетт очнулась у себя в постели. Рядом была Алья. — Ну вот, спящая ты моя красавица! Я пришла с тобой посоветоваться насчет свадьбы, а ты так нагло показываешь свое нежелание, — Алья в шутку скрестила руки на груди и надулась. Маринетт впервые рассмеялась за все это время, но все равно она была похожа на испуганного котенка с большими глазами. Общение с подругой ей шло на пользу. Алья вздохнула. — Если не хочешь говорить, кто отец ребенка, я тебя понимаю и не буду больше расспрашивать. Маринетт отрешенно смотрела вдаль. Алья заметила серебряное кольцо на ее безымянном пальце правой руки. — Смотрю, ты тоже не пропала, — Алья улыбнулась. Маринетт тоже. — Кстати, — она задумалась, — тебя очень часто замечали, когда ты навещала Адриана, когда тот еще угодил в больницу. Представляешь, некоторые даже говорят, что Адриан и был Котом Нуаром, но сами Габриэль Агрест и Ледибаг того не подтверждают. Даже говорят, что Ледибаг специально не показывает лицо народу, дабы скрыть свою беременность! Представляешь! Возвращаясь к больнице… Перед обмороком ты сказала: «Адриан». Подруга, я, конечно, ни на что не намекаю, но зная твою долгую привязанность к… «Не с одного фронта, так с другого…» — О боже, что делает эта самозванка? — Плагг был гневен. Тикки его сдерживала как могла. — Это Алья, ее лучшая подруга. Ты что, ее не помнишь? Он усмехнулся. — Моя Тикки, я даже начал подзабывать, как выглядит Маринетт, потому что вечно был с Адрианом. Но сейчас, я не хочу, чтобы она переживала. Тикки еле сдерживалась от умиления, ведь Плагг, такой черствый, как сухарь, а сейчас заботился о ком-то больше, чем о себе. — Дай ей возможность выговориться. Они подруги как никак. Тем более, я думаю, что бывшая Рена Руж наш союзник. Маринетт опустила голову. Она бесшумно начала плакать. Алья взволнованно посмотрела на нее и прижала ее к себе. — О нет-нет-нет, только не это, Маринетт, прости… Мне вообще не стоило к тебе приходить. Я делаю тебе только хуже. Маринетт в ответ обняла Алью. — Это совсем не так. Мы так давно не виделись, столько всего произошло. Я плачу из-за того, что, как тряпка, не могу рассказать тебе о всем том, что случилось со мной за одну неделю. Я обрела счастье и вмиг его потеряла. Алья отпрянула назад. — О чем ты? Маринетт вопросительно посмотрела в дальний угол: «Можно?». После невидимого одобрения она продолжила. — В общем, это долгая история, но я считаю, ты обязана ее знать… Начнем с того, что Адриан действительно Кот Нуар. — Поразительно… — Алья была поражена, насколько убедительно говорила Дюпен-Чэн, что это было похоже на правду. Но у всякого определения должен быть тезис. — Я тебе доверяю, конечно, но… Откуда ты так смело можешь так говорить? Маринетт улыбнулась. — Я знала, что ты мне не поверишь, — она погладила свое пузико. — Адриан — отец моего ребенка. Глаза и рот Альи распахнулись шире. — Как?! Как ты могла мне не сказать этого?! Ледибаг прислонила палец к губам: — Ш-ш-ш… Я узнала об этом только тогда, когда Адриан попал в больницу. — Меня очень смущает, что говоришь так спокойно эту информацию, что мне кажется, что ты лукавишь. Настоящая Маринетт на весь дом бы кричала о том, что беременна от самого Адриана Агреста!!! Где настоящая Маринетт? Маринетт снова рассмеялась. — Об этом, — она указала на животик, — не знает даже сам мсье Агрест… Вернее как, он знает, что беременна от Адриана не я, а Ледибаг… — Постой, подруга. Если про беременность от Адриана я хоть и с трудом, но могу поверить, но про последнее… Подруга, я подозреваю, что ты свихнулась! Ледибаг, Кот Нуар… Наверное, причуды беременности, — Алья попыталась посмеяться, закрутив палец зигзагом в воздухе. Но Маринетт была серьезна. — Увы, я не лгу, — она незаметно поманила квами. — Помнишь, у Рены Руж был квами — Трикс, — в этот же миг лицо Альи сменилось с насмешливого на смущенное. — Знакомься же, это квами Ледибаг и Кота Нуара — Тикки и Плагг. Ты этого давно заслужила. Она положила руку на плечо Альи. Тикки была счастлива и щебетала без умолку от долгожданного знакомства, хоть и знала, что так было не положено. — Привет, Алья! Я — Тикки. Рада с тобой познакомиться лично! Знаешь, я всегда была с Маринетт в ее сумочке и наблюдала за вами. Вы — пример идеальной дружбы. Плагг же отреагировал слегка пренебрежительно. — Ах… Я — Плагг, — он отрезал. — Я люблю сыр и не люблю, когда докапываются до Маринетт. Маринетт растрогалась. Алья была в растерянности от увиденного и долго молчала, раскрыв рот. — То есть, ты хочешь сказать, что все это время, я вела Ледиблог — блог о Ледибаг — блог о своей лучшей подруге?! То есть, все это время я, подтрунивая над тобой, была твоей же фанаткой?! Боже, Маринетт, я так тебя плохо знаю, оказывается… Мне очень, очень стыдно… Маринетт посмеялась. Это так забавно наблюдать, когда близкий человек открывает тебя уже с совсем другой стороны, как другую личность. — Ничего страшного, Алья. Мне самой не нравилось скрывать от тебя, ото всех свою тайну, но боюсь, что сейчас уже не будет старых Леди и Кота. В опасное время мы живем. Подруги долго плакали от счастья в объятиях друг друга.***
Маринетт вышла в свет впервые после долгого заключения дома. Прохожие то и дело на нее оборачивались: надо же, сама еще как девочка, а уже с таким пузом! Но Маринетт это смущало мало, да и идти оставалось недолго: больница-то всего в паре кварталов от дома. Она позвала с собой Алью, ведь обещала ей, что подруга первой узнает пол ребенка. Та как сайгак прыгала вокруг подруги, перенимая на себя долю внимания, уделенную Маринетт. Маринетт же спокойно, не спеша шла в балетках: ноги пухли, кожа неприятно растягивалась, образуя небольшие стрии, а вены набухали; спина периодически начинала болеть, а голова была кругом — в общем, тяжело было идти быстро. Но несмотря на такие испытания, она была счастлива от такой приятной тяжести процветающей внутри нее жизни. Жизнь — это всегда нелегко, и это долг за то, что одну когда-то она не уберегла. — О боже, Маринетт, это так волнительно! Ты же понимаешь, что сейчас определиться твоя судьба: ты узнаешь пол своего ребенка! — Да, Алья, я очень и очень рада, что наконец смогу увидеть его, но, знаешь, я так нервничаю. Маринетт кто-то поймал за руку, пока Алья куда-то отошла. — Привет, Мари… Перед ней оказался высокий худой молодой человек в нестрогом одеянии. У него были черные непослушные волосы, которые так и норовили закрыть лицо. Он был весь в татуировках, а на его спине красовался чехол от гитары. Прежде, чем Маринетт успела среагировать, молодой человек успел ответить: — Простите, обознался… Единственное, что вырвалось из уст Маринетт: — Лука?! Она была ошеломлена: перед ней был тот самый Лука Куфен, старший брат ее одноклассницы — Джулеки. Он заметно изменился с того момента, когда в последний раз, года два назад признавался в чувствах Маринетт, но был ей же отвержен, поскольку знал, что та любит Адриана. До сих пор. — Да, это я… — он нехотя разговаривал, понимая, что зря завел этот разговор. Потом будет больнее. — Тебя совсем не узнать без синих волос! — Маринетт вежливо улыбнулась, немного нервничая и понимая всю неловкость ситуации. — Да так, решил немного сменить образ… Лука и Маринетт стояли молча, избегая смотреть друг другу в глаза. Тяжело было разговаривать; они оба уже жалели об этой встрече. Благо, ситуацию спасла вовремя подошедшая Алья. — О Лука, привет! Давно не виделись, вот так встреча! Ты извини, но нам с подругой нужно срочно идти по делам. Пока! Подруги растворились в толпе так же внезапно, как и появились. Лука был рад этой встрече, но одновременно она его омрачила. Впрочем, все это уже неважно. Маринетт вышла из кабинета с надписью «УЗИ». Она выглядела довольно растерянной, но и одновременно такой же счастливой. — Ну, кто же у тебя? — Алья чуть не прыгала от счастья. — Мальчик или девочка? Дюпен-Чэн от этого вопроса, кажется, растрогалась. В голове крутились изображения, показанные на мониторе: крохотные ручки, ножки, головушки, острый носик, прямо как у Адриана, пухлые губки, как у нее… И то, что они будто оба помахали своими ручками изнутри, будто зная, что их сейчас смотрят. Они так радостно пинались в этот момент… — И мальчик, и девочка… — Стой, ЧТО? Маринетт, прошло не так много времени, чтобы ты так крупно начала меня так удивлять не переставая. Я до сих пор не могу отвыкнуть, что ты, — Алья понизила голос до шёпота, — Ледибаг. Маринетт посмеялась. Алья поправила очки. — Это что, выходит, двойня? — Выходит, что да… Такое простое слово, и Маринетт по привычной рассеянности забыла его. А оно так хорошо могло внести ясность в диалог. Они засмеялись. — Выходит, у тебя вместо одного Агреста будет еще двое. Радуйся, подруга! Будь бы со мной прежняя Маринетт, она бы умерла от счастья! Маринетт была счастлива, но оттого и ей было плохо: она хотела обрадовать главного человека, которому стоило узнать это в первую очередь, вживую, не по телефону или по скайпу. Ох, он был бы счастлив: он целовал бы с пузико, поочередно играя с каждым малышом и угадывал бы, кто из детишек сейчас пинается и чья это пяточка так ревностно пинает маму. Он бы положил руку на пузико и сказал бы: «Не бойтесь, дети мои: вы и ваша мама под крепкой защитой Кота Нуара», на что бы Плагг обязательно усмехнулся, что если бы не он, не было бы ни Кота Нуара, ни всей этой мишуры. Но ему, тому человеку, лично уже ничего не скажешь, разве что на кладбище поезжай. Да даже на кладбище было ехать бессмысленно. Это был бы лучший подарок на его день рождения. Черт, сегодня же его день рождения! Впрочем, какая уже разница — нет человека, нет и его рождения. Лишь жалкая дата смерти, выскребанная на сердце Маринетт. Когда Алья ушла, благополучно проводив подругу до дома, Маринетт дала волю мыслям. «Мне так… его… не хватает…». Эти мысли крутились в голове и уничтожали ее, словно катаклизм когда-то ее Адриана. Сегодня день еще насытил ее теми эмоциями, которыми люди испытывали, глядя на нее. И Лука. Лучше бы она его не видела. Лучше бы не узнала, и разошлись бы они мирно, как уже незнакомые люди. Даже ему теперь наплевать на нее. Ей было трудно не поддаться волне негативной энергии, но она держалась. «Ведь даже похорон не было! Я точно виновата перед ним…» Она вспоминала, когда пыталась дозвониться до дома Агрестов, но никто не брал трубку. Прошло несколько месяцев, а похорон так и не состоялось. «Прости, мой Котенок…»***
Скрипнул люк, ведущий в комнату Маринетт. — Ледибаг… О, этот знакомый спокойный голос, знакомая спокойная речь со слегка китайским акцентом. Раньше нотки голоса обладали неким умиротворением, что внушало уважение и мудрость его обладателя. Сейчас в нем звучали непривычные нотки тревожности, совершенно непривычные, которые этот человек старался скрыть, но выходило плохо. — Маринетт… Да-да, это точно он. Хилый на вид дедушка азиатской наружности, тот самый хранитель камней чудес. — … я не мог проведать тебя раньше, извини. Я слышал о смерти Кота Нуара… — он тут же укусил себя за язык. Мало ли она не знала о нем ничего. Маринетт сидела спиной ко входу на компьютерном кресле и занималась рукоделием. Даже, когда гость зашел к ней, она не повернулась, но быстро поймала за собой такую оплошность. «Ужасная привычка! Будто я злодей в своем логове и злорадничаю над входящими!» — Извините, мастер Фу, что сама Вас не навещала, — она повернулась. — Но это могло быть опасным. Никто не должен меня видеть. Мастер Фу ахнул, увидев перед собой беременную Маринетт на приличном сроке. Он закрыл рот рукой от изумления. — Поразительно… То есть… Он не успел говорить, как Маринетт кивнула: — Да, Мастер Фу. Это то, о чем вы думаете. — Я предполагал, что это может зайти так далеко, но не настолько. Она нервно улыбнулась. — Я не знаю, что сказать… Мои поздравления и соболезнования, Маринетт Дюпен-Чэн. — Спасибо, Мастер Фу. Мастер Фу понимал, что его слова для нее сейчас — пустой звук, при всем ее уважении к нему. — Однако, — он с трудом принял первоначальный вид. — Я пришел сюда не за этим. Маринетт, где кольцо неудачи? Она замерла. Вопрос, вроде как, и бытовой, но ей стало нехорошо от него. Возможно, опять проявление чувств, которое было повышенно у беременной. Она, прерывисто дыша, протянула дрожащую руку, показав, где кольцо. Маринетт рассказала, как оно досталось ей и виновато опустила голову. Мастер Фу злобно сверкнул глазами, посмотрев на Тикки и Плагга. «Жуткая безответственность!» — читалось в его глазах. — Маринетт, сожалею, но я вынужден забрать у тебя камни чудес. Это не безопасно. Многие уже могут подозревать, кто является настоящей Ледибаг, а ты можешь погибнуть. Она подняла голову, посмотрев в глаза Мастера. Он не шутил. — Я… не могу, — она пролепетала; это казалось сущей наглостью, но в ее голосе слышалась детская наивность. — Если ты мне их не отдашь, я насильно заберу их у тебя сам, чего мне крайне не хочется, Маринетт. Она попятилась назад и когда почувствовала, что идти некуда, ощутила, будто оказалась в тупике. — Нет! — Маринетт вскрикнула. Яркая вспышка света озарила комнату и какая-то неведомая сила отстранила Мастера Фу назад. Глаза ее стали белыми, излучая свет. Она поднялась ввысь в воздух, левитируя в пространстве. Ее волосы развевались вверх-вниз, несмотря на то, что девушка находилась в помещении. — Как вы не понимаете?! Это единственная возможность вернуть Адриана, моего Котенка! — Маринетт, не-е-ет! — послышался тоненький голосок Тикки, но она не могла докричаться до хозяйки. Она попыталась приблизиться к ней, но ее держал Плагг, плотно обхватив тельце квами в свои объятия. — Не хватало мне еще потерять тебя, моя Тикки. Перед Маринетт пронеслись клочки воспоминаний: вот она предлагает ему быть любовниками, вот они в доме, борются с акумой, катаклизм, больница, смерть… Перед ней возник образ Адриана. Он был в белом свадебном смокинге, а вокруг него белая пустота. Он молча подал ей руку и она была готова была пойти в бесконечный коридор, который Агрест закрывал своим телом… Маринетт вскрикнула: кто-то тронул ее за плечо. — Тише, тише, вот так… Она с чьей-то легкой, но мастерски умелой рукой бесшумно опустилась вниз на колени. Она закрыла руками лицо и плакала, не издавая ни звука. Воспользовавшись ситуацией, Мастер Фу прикоснулся к сережкам, но почувствовал что-то нечто ожога. «Надо же… Эта девушка невероятно сильна. Камни в ее владении настолько мощны, что не позволят отобрать их у нее». Маринетт не обратила внимания, как в комнате стало резко пусто — должно быть, Мастер Фу незаметно удалился, прихватив квами с собой. Но Маринетт это мало волновало: она была в себе. Несколько месяцев она терпела это все вокруг: не выходила из дома, дабы не провоцировать прессу; она не переживала из-за смерти любимого, потому что ей нельзя — если она будет переживать за одну жизнь, она поплатится за это двумя; ненависть к себе за то, что она была такой халатной и поквиталась за это; Лука, который спешно хотел уйти, видя в Маринетт предателя, так же прохожие, невзлюбившие ее за что-то; а теперь у нее хотят отнять единственную возможность, благодаря которой она сможет все вернуть на круги своя, и знала, что это неправильно, неправильно держать у себя так яростно то, что бескорыстно доверил тебе этот добрый старичок. Но с другой стороны этот старичок мог знать, что так может выйти. Маринетт сама не заметила, как построила вокруг себя энергетический барьер — неприступную крепость, прикоснувшись к которому ты мог горько пожалеть об этом. Он уплотнялся с каждой мыслью, которая уничтожает равносильно катаклизму, и из-за которой впадаешь в депрессию, все более желая оставаться в себе, в одиночестве. Она почувствовала порхание крышек у себя над головой, словно бабочка летала здесь, в этой давящей тишине. Знала бы она, что ни Мастер Фу, ни Тикки, ни Плагг не могли помочь ей. Они старались докричаться до нее, но все было тщетно. Что-то сковало Маринетт. Послышался мужской вроде незнакомый голос. — Черная Вдова, я — Хищная Моль… — он говорил что-то далее, но Маринетт не слышала. Ей понравилось. Действительно, — Черная Вдова. Как точно и… лаконично. Даже иронично. Маринетт со смаком повторила про себя: Черная Вдова. Потеряв всего одного человека, она потеряла сразу двоих — две уникальные личности, которые так красиво, как пазл, складывались воедино в ее сердце. — Маринетт, НЕТ!!! — все трое — Мастер, Плагг, Тикки — вскрикнули, заметив акуму. Их лица округлились, в ожидании страшного. Но Маринетт их не слышала. Ее осенило, что происходит и она возненавидела этот голос хуже себя, когда прошло ее очарование с Черной Вдовы. — Ты! — она воскликнула и подняла голову, со все теми же белыми глазами с белыми светом, только теперь окаймленными вокруг фиолетовой рамкой в виде бабочки. — Это ты! Ты виноват в смерти Адриана! — она набрала воздух, чтобы вскрикнуть еще истошнее. — Ты жалок! Нападаешь на обессиленную женщину, которая не может дать тебе отпора. Но знай: я не приму твое предложение. Бабочка улетела. Купол, воцарившийся над Маринетт исчез, ее глаза приняли нормальный вид, но они уже отличались от тех по-детски кукольных. Они были полны решимости, заменив пустоту. Но решимость эта даже пугала. Глаза приняли так же красно-болезненный вид. — Моль! Я должна… Она поймала на себе строгий, не одобряющий взгляд. — Маринетт, нет. — Почему же? Вы… — ее губы задергались. — Вы не понимаете, я должна пойти вслед за бабочкой, в его логово, чтобы отомстить ему. Мастер Фу покачал головой. — Ты не можешь так рисковать. — Я всегда побеждала эту чертову Моль! Отчего же сейчас я не могу с ним сразится?! — она надрывалась. — Один раз ты уже проиграла, Ледибаг. Маринетт закричала: — Вот и нет! Энергия снова ярко озарила комнату и отстранила Мастера Фу назад. Только сейчас, упав наземь, он не приходил в сознание. — Мастер? — она опустилась к нему. — О нет, нет, нет! Я не позволю, чтобы из-за жалкой Моли погибло вот столько человек. Плагг, проследи за ним. Если что вызови помощь. Маринетт закинула в карман платья маску Ледибаг, так, на всякий случай. — Тикки, трансформация! — Маринетт, — Плаггу эта затея явно была не по душе, но он всегда доверял Ледибаг, оттого и сейчас доверяет Маринетт. — Будь осторожна. Она кивнула и растворилась в панораме Париже, летя за бабочкой на йо-йо. Костюм по-новому облегал ее тело. Теперь Маринетт почувствовала невероятную легкость в спине и не чувствовала боль отекших ног. Она взглянула на себя: ее живот костюм, все же, облегал, но он старался скрыть положение хозяйки. Она догадывалась, что для Тикки это перевоплощение давалось тяжко, ведь она облегала троих человек. Прохожие то и дело оборачивались на Ледибаг, но она скрывалась от них как вспышка света. Однако, кто-то все же успел поймать кадр с ней. Ох, как же будет счастлива Маринетт после того, как победит этоу ненавистную Моль. Ледибаг летела за акумой, иногда теряя ее из виду. Она не следила за дорогой и за окружающими, но, когда оказалась в пункте назначения, узнала в нем довольно знакомый особняк, однако не было времени для ознакомления. Ледибаг оказалась в темном помещении. «Так вот оно какое — логово Хищной Моли», — она догадалась. Единственным источником света было огромное окно круглой формы. Свет из него падал равномерно, одинаково не ясно освещая помещение. Свет хорошо обтекал мужскую фигуру, стоявшую посреди комнаты. Ледибаг спряталась в тени, где свет не светил прямо. Фиолетовая Акума влетела в посох мужчины. — Ледибаг. Ты не представляешь, как я долго ждал нашей встречи. Он сладко протянул это, будто они с Ледибаг давние знакомые. Ледибаг не шелохнулась, несмотря на то, что Моль стоял к ней спиной. — Не стесняйся. Я знаю, что ты здесь. «Пора!» — пронеслось в ее голове. Ледибаг, ослепленная местью, напала на него со спины, зная, что это крайне подлая тактика. Однако Хищная Моль предугадал этот маневр и ускользнул. — Ты слаба! Сдавайся, пока не поздно! — он кричал, но после смягчился. — Мне больно смотреть, как ты проигрываешь. Я не хочу с тобой драться, — Моль произносил слова по-отцовски заботливо, что смутило Маринетт. — Ни за что! Она замахнулась на него йо-йо. — Ты не знаешь, каково это потерять близкого человека, который спас тебе жизнь… — О, моя милая Ледибаг, ещё как знаю… — он снова протянул. Моль лишь уворачивался от ударов, никак не сопротивляясь. — Я тоже потерял жену от катаклизма. Только не так, как ты, моя милая Ледибаг. Ледибаг промахнулась: она замерла от услышанного, но с еще большей яростью кинулась в бой. Ее насторожило отчасти знакомое «Моя милая Ледибаг». — Ты не знал Адриана лично, ты не мог его лишить жизни вот так! — Ледибаг плакала, снова и снова замахиваясь на Хищную Моль и ее раздражало, что он уворачивался, не желая схватки. Ее раздражала его надменность: она ведь побеждала его не один и не два раза, и может признать свое поражение, что сейчас она попросту продует в этом бою. — Ледибаг, я не хочу с тобой драться, — он повторил. — Это может опасно не только для тебя. Пожалей карапуза. Она оцепенела. — Откуда… Откуда вы знаете? Габриэль Агрест не мог так вот… — Маринетт пролепетала. Она знала, что здесь была тьма тьмущая, несмотря на огромное окно, и он не успел бы еще разглядеть ее интересное положение. Хладнокровная улыбка Хищной Моли поразила ее. — Моя милая Ледибаг, я знал Адриана ближе, чем ты можешь себе представить. Да и Габриэль Агрест мне ничего не рассказывал, он до сих пор браво держит нашу с тобой тайну, Ледибаг, ведь зачем мне что-то прятать от себя? — на мгновение показался он — тот самый и ужасный — Габриэль Агрест. Маринетт вздрогнула от ужаса. — Вы!.. — она не смогла сказать это громко, поскольку ком как будто застрял в ее глотке, так мешающий спокойно дышать и биться дальше ей. Она попятилась назад. — Как вы могли?! Вы убили собственного сына! Моль отмахнулся. — Моей вины нет в том, что он погиб, ведь он погиб благородно, защищая тебя, и здесь только твоя вина, чудесная Ледибаг. Ледибаг споткнулась и больно упала, прижавшись к холодной и сырой стене. Она не могла полностью контролировать свое тело, поэтому, к ее ужасу, эту невзрачную комнату озарила яркая вспышка света: Ледибаг детрасформировалась. Маринетт быстро достала маску из кармана и спрятала за ней своё лицо. Тикки не было слышно. — Вы — чудовище!!! — все, что она смогла выговорить. Он лишь усмехнулся, вселяя в себя все больший ужас. Было по-настоящему жутко находиться здесь, и Маринетт уже сто раз пожалела о своей идее. Хищная Моль заранее знал, что она придет сюда мстить, но не сможет одержать победу без такой поддержки в виде Кота Нуара. — Совсем нет. Я лишь обезумевший от горя вдовец. Ведь кто, как ни я понимаю тебя в этой страшнейшей ситуации больше, чем все остальные, — он шел ей навстречу. Маринетт рефлекторно пятилась назад и понимала, что все: выхода нет. — Моя жена, моя дорогая Эмили, погибла от неисправного камня чудес, который ей повредил катаклизм Кота Нуара. Мы были также молодыми супергероями, у нас был маленький сынишка, мы назвали его Адриан, потому что это было ее любимое имя… По чудовищной ошибке предыдущего Кота Нуара она не могла детрансформироваться и силы ее камня чудес поглощали ее. В тот день, когда меня не было рядом с ней — Эмили не стало. Она лежала уже в своей человеческой форме, а на ее груди красовался треснутый камень чудес. С тех пор я просто возненавидел Кота Нуара, хоть и он сотню раз просил у меня прощения, он знал, что я его никогда не прощу. Ошибка, ценою в жизнь, — он усмехнулся. — Позже, я узнал, что завладев камнями чудес этой жалкой парочки, я стану всесильным и смогу исполнить свое грешное желание, но, к тому моменту, они давным-давно пропали и я ждал. Ждал часа расплаты. Габриэль взглянул на Маринетт. Она сидела словно мышка, свернувшись в комочек, ожидая, что же произойдет сейчас. — Месть настолько затуманила мой разум, что я и подумать не мог, что мой родной сын может оказаться на противоположной от меня стороне. Сказал бы я ему раньше, он бы меня понял… — он отвернулся в своих раздумьях. — И не было бы такой ужасной потери… — на слове ужасной он по-театральному скривился. — Нет, — она твердо ответила, несмотря на свое обмякшее тело. — Он бы Вас не понял. — Тебе видно лучше, милая Ледибаг, но знала бы, как страдал без мамы, мой сын! — он повернулся к ней. — Во всяком случае его уже нет. Адриана не вернуть. Я не могу требовать от тебя, милая Ледибаг, камни чудес, лишь потому, что мне жаль тебя, — Габриэль недолго помолчал и продолжил. — Я предлагаю перейти тебе на мою сторону, ведь я знаю эту горечь утраты и месть за нее ни к чему не приведёт, тем более я не могу рисковать матерью моего наследника — то есть тобой, Ледибаг. Пойми же это. Он подошел к ней вплотную, наклонился и сел на колени, возвышаясь над Ледибаг. — Ты проиграла, Ледибаг. Прими же свое поражение достойно. Она ничего не ответила и ничего не видела, чтобы что-то предпринять. Габриэль взял в руку акуму, бывшую в посохе. Маринетт хотела было возразить, но не успела: рука Хищной Моли коснулась ее тела, позволяя проникнуть акуме глубоко в нее. — Я сохраню тебе жизнь и восстановлю тебе здоровье, необходимое для юной матери. Взамен ты будешь мне служить верной службой. Маринетт сдавлено простонала. Она чувствовала, как что-то злое и вязкое медленно поглощало ее. Она проиграла, она это чувствовала всеми фибрами своей души: Маринетт настолько устала, что не смогла отклонить проникшую уже в нее акуму. Не было сил даже на ненависть. Хищная Моль встал, повернувшись лицом к свету. — В одном, все-таки, вы оказались неправы, — Маринетт осторожно начала. Он повернулся, выражая недоразумение: — В чем же? — В моем теле не один наследник. Их двое: мальчик и девочка. Мне казалось, вы поинтересуетесь об этом. Она ожидала, что новость его порадует. В какой-то степени так и было, Габриэль улыбнулся, но Маринетт ожидала более яркой реакции. — Это же просто замечательно! Внучата!.. Немного позже она заговорила снова. — Мсье Агрест? Могу ли я получить напоследок ответ на вопрос? — сипло сказала Маринетт. — Все, что душе угодно, — он потер руки. Габриэль смаковал над второй своей победой: он сломил непобедимую, пусть и непростой ценой. Ценой всего. И было плевать на камни чудес. Ну и внучата, конечно же. Маленькие ножки вновь забегают по поместью Агрестов, вселяя жизнь, в это, как ни парадоксально, безжизненное место. «При жизни от Адриана было мало толку», — горько заметил Агрест-старший. — Акума… Куда вы ее вселили? — О, моя милая Ледибаг. Я вселил ее, куда никому еще прежде не вселял… Ты станешь вишенкой на торте моих творений... Маринетт снова сдавленно простонала и приняла свое новое обличье. Тикки, где-то лежавшая позади, куда-то исчезла. После трансформации она не могла очнуться, а когда очнулась, то поняла — было совсем поздно. — … я вселил ее в живой орган, под названием сердце.