You are my sunshine

Капучино — это влюбленность. Сначала терпко, потом сладко и легко, а на проверку — все та же горькость. Но моменты, когда сладко и терпко, — самые лучшие. И отношения с Уитли это как те самые моменты. Сладко, приятно, непонятно, и быстро уходяще. Только привкус останется на губах: даже самого парня черт не ссыщет. Только много кофе пить вредно. На первый раз ты смакуешь и растягиваешь тот момент сладости, запоминаешь его и вертишь остатки на языке, а со временем ты даже не замечаешь никакого привкуса: жадные глотки, наполняющие вкус горечью. И, это было даже не после встреч — скорее где-то на их середине. Казалось бы вот он, приятный, милый, добрый и невероятно глупый (такому бы жизни не видеть — хоть что-то доброе бы Господь сделал) стоит перед тобой. Сладкий, терпкий, растворяющийся в тебе как сахар в горьком кофе. Но уже через пару минут, да что там, секунд, появляется мерзкое послевкусие где-то около горла. Противное. Заставляющее появится комок около горла. Крейг не придал этому значения, потому что он всегда пил слишком много кофе. От недосыпа, для бодрости, или просто как напиток. Расcлабляющий. Но Уитли таким не был. Слишком сахарный, правильный, красивый, но разлагающе пустой внутри. Он ничего не значил в обществе, как чертов молочный шоколад среди любителей темного. И каждый раз, глядя на него, Факт давил в себе высокомерный взгляд. Это было приятно и вкусно первые пять минут, а потом это начинает приедаться, а вкус все больше горький, больше не приторно сладкий, от него тянет блевать. Но перестать не может. Каждый раз когда он видит что за ним вновь идет синеглазый Факт даже не улыбается. Его вид жалкий. Потрепаный, как у щенка, странный до ужаса, но такой приедающийся, запоминающийся, что кажется застрянет в памяти где-то на глубине и отложится на удобный случай. Когда например ты захочешь перестать пить кофе, ты вспомнишь это приятное и сладкое послевкусие. Забудешь о том, что его больше не чувствуется, и снова пойдешь за стаканчиком. Уитли таскается за ним везде, где только может, на работе, в лаборатории или в минуты простого перерыва. Даже если бы Крейг огородил себя чертовыми турелями, кажется, дурака бы это не остановило. Поползет! Но придет. Как щенок. Не то чтобы он был похож на животное, но такая преданность была во многом схожа с животными. Или просто с поведением идиота. Крейг пытался «ложить в кофе больше сахара», но каждый раз все заканчивалось горечью. В очередной раз он даже не слушает его. Он много говорит: всегда, часто, много. О любви, о религии, о очередной проблеме, возможно, даже когда-то о чем-то воистину глупом, мечтах, которые были так же глупы, как и он сам. Факт многозначительно кивает. Снова они сидят на этих проклятых коробках, это не так плохо, но так горько, обидно, потому что нет даже слащавости которая была вначале, ее просто нет, она не остается на языке более, а если и остается, то только на самом Уитли. Стекает так, мерзко, как растворенный сахар, который больше не выглядит аппетитно и привлекательно как в свежем состоянии. — Мне сегодня от турели пуля в плечо попала, знаешь- Факт перебивает. — Очень интересно. Молчит. Крейг мысленно отчитывает секунды, словно часы, которым больше ничего и не делают. И снова говорит. Факт искренне надеется что он затронет что-то интересное, о ебаном космосе, черных дырах, гелях, портальных пушках или судьбе лаборатории. Но это снова оказывается очередной глупой фразочкой. Крейг поднимает на того взгляд и Уит, естественно, замолкает. Каждый раз, потому что для него это важней, чем болтовня. Смотрит так по невинному глупо. Приторно. Губа прикусывается сама по себе и давящее чувство рвоты в горле почти пропадает. Одергивает голову в сторону и вдыхает. Краем глаза, конечно видит, как сахар начинает растворятся, пропадать и становится горьким. Каждый раз, ловя на себе до безумия восхищенный и полный любви взгляд, Факт морщился. К руке, которая бьет, а не гладит, вернется разве что идиотский пес. И он им был! Мерзко. Тишина между ними звучит лучше, чем пустые, не важные диалоги. Спустя время даже идиот это понял. Это как время для раздумий, сколько сахара положить в очередную кружку, будет ли он сладким, как поцелуи, или мерзким, как привязанность пса. А ведь можно просто сьесть пенку, вылив остальное. Но видимо, дело все-таки в сочетании. Сахар, пьянящий до безумия, но оставляющий привкус горечи.