Алым-алым

Нимерия всегда напоминала Роббу младшую сестру. Он хорошо помнит тот день, когда отнял щенят от мёртвой лютоволчицы, прижал к себе копошащиеся комочки, внутренне радуясь благосклонности отца. Волчонка Робб отдал Арье лично, решив, что они поладят с первого взгляда. Так и вышло. Нимерия была шустрой, не признавала чужих и умела выкручиваться из любых ситуаций. Волчица была верна братьям, не всегда слушалась хозяйку, на Робба смотрела глазами чистыми и умными, будто всегда знала, чего от него можно ожидать. Нимерия выросла, стала крупнее, в её когда-то тёплых глазах теперь стынет толстая корка льда. Волчица помнит, как бежала прочь со смертельно опасного, ядовитого Юга, а вслед Арья кидала ей острые камни. Теперь она часто одиноко бродит в лесу, иногда в компании Серого Ветра, подпускает к себе только Робба и Кейтилин. Нимерия чувствует знакомый запах тепла и дома, иногда расплывчатый образ маленькой хозяйки искрами вылетает из глаз. Женевьеву волчица сторонится, даже несмотря на часто протянутые к ней ласковые руки и очередное угощение в них. Заклинательница только пожимала плечами и в друзья не набивалась. Ей хватало странной дружбы с Серым Ветром, который продолжал верно спать в её ногах каждую ночь. Оставить волка в хижине было разумным решением: рано или поздно солдаты, изголодавшиеся по женской ласке, начали бы поглядывать в сторону Женевьевы жадными глазами, но с лютоволком у её ног эта затея становилась опасной. Серый Ветер солдат не признавал, этим мог похвастаться лишь Эдмар Талли, но лорда Риверрана сложно было считать простым воякой. Заклинательница разгадала этот ход не скоро, однако за свою сохранность не опасалась бы даже без лютоволка в изножье постели. Её колыбельная, каждую ночь становившаяся целым миром, берегла её от всех кошмаров и ужасов, что таились в темноте. Её песнь берегла каждого, кто был рядом, укрывая пологом, что в миг делала невидимым всё под собой. Только теперь, когда Робб был вынужден бороться со своими кошмарами каждую ночь, Женевьева молчала, не давала ему свет и защиту, просто стояла в стороне в мучительном ожидании его перерождения. Кейтилин чувствовала это нутром. Происходящие события осмыслению поддавались плохо. Женевьева заклинала огонь и тени, заставляла их овладевать воронами и нести послания на Север, помогала Роббу стать зверем. Кейтилин видела, как сын неумолимо становится другим. Северные ветры застревают в его волосах, а по венам течёт жидкий лёд. В нём проталинами проступал Нед, с каждым днём всё больше, так, что нельзя было угадать, в каком месте заметишь отцовские черты в следующий раз. Кейтилин с чужими богами бороться не могла и не хотела. Мазь Женевьевы подействовала, леди Старк вновь взялась за плетение молитвенных колёс, прося защиты у своих богов, в которых она до сих пор прочно верит. Зима подходила ближе. Она уверенно топталась у дверей лета, стряхивая с себя снеговые хлопья прямо на землю, не спрашивая на то разрешения. Кейтилин волновалась, что вороны не долетят до лордов из-за северной пурги и ветров. Робб успокаивал её мягким жестом и тёплым взглядом, а Женевьева не отрывала глаз от огня, пристально следя за каждой птицей. В перерывах она пряталась в лесу, проверяла силки, собирала сезонные травы и ягоды. Там, под сенью тёмных деревьев, Женевьева чувствовала себя просто уставшей женщиной, которая по счастливой случайности что-то смыслит в колдовстве. Там от неё ничего не ожидалось и не требовалось, кроме почтения древней лесной магии. Робб прерывал её одиночество лишь изредка. Заклинательница позволила оседлать ему своего коня, невысокого, вороного, с крепкими ногами и изогнутой шеей. Женевьева любила расчёсывать ему гриву, длинную и шелковистую, которая не раз спасала ей жизнь при внезапном падении. Коня звали Арв, что в переводе с асшайского означало «ветер». Он был дружелюбным и покладистым, но иногда становился совершенно суровым и резким, как самый северный из ветров. Арв подпускал к себе Робба так же легко, как Серый Ветер подпускал к себе Женевьеву, позволял долго чесать шелковистую гриву, кормить сладкими кореньями и ездить верхом в лесу. В седле Робб осваивается быстро, несмотря на безрадостные пророчества заклинательницы. Молодой Волк держится уверенно, длительные прогулки его не утомляют, как и ежедневные упражнения на мечах. В лесу сегодня необычайно тихо и пусто. Робб застаёт Женевьеву у тёмного железноствола на коленях, со связкой мёртвых кроликов за плечом. Заклинательница слышит хруст ветки под копытом Арва и оборачивается. — Вы принесли мой лук, — облако пара виснет в холодном воздухе прозрачной кисеей, — как нельзя кстати, ваша милость. Половина силков оказались пустыми, попалось лишь немного кролей. Есть вести от леди Кейтилин? Робб спешивается, поправляет тёплый плащ на плечах и снимает с седла крепкий самодельный лук. Женевьева поднимается, передаёт ему добычу и тянется за колчаном. — Она ещё не достигла замка Ридов, — связка кролей скрывается в седельной сумке на боку у Арва, — им осталось всего лишь пара лиг. На этот раз обошлось без львоящеров и змей. Воронов для слов лордам Женевьева наловила в лесу. Её шустрая тень, что стекала по её руками чёрным мёдом, завладела их пернатыми тельцами и доставила к хозяйке. Заклинательница поместила их в заготовленную клетку, подчинила себе их кривые тени и отправила на волю, выполнять поручения. Первыми ответили Хорнвуды, за ними пришло ответное слово от Слейтов из Чёрной заводи. Вассалы Старков были готовы оказать посильную помощь попавшей в беду Сансе. Леди Кейтилин решила ехать тотчас же, как только услышала новости. В дорогу она собралась быстро, отряженные в конвой солдаты тоже не задержались. Женевьева собрала провиант из глубин своего погреба, в котором, казалось, могло уместиться запасов на две самые долгие зимы. Она как будто готовилась к этому с того момента, как научилась видеть в огне не только языки пламени. Робб снарядил с матерью Серого Ветра. Теперь, когда он мог оборачиваться, это казалось ему хорошим ходом, чтобы видеть всё своими глазами. Кроме того, так Робб мог успокоить своё волнение хоть ненадолго. Кейтилин не возражала. Мысль, что сын её может быть с ней рядом, пусть даже и в волчьей шкуре, придавала ей сил. Когда небольшой отряд был собран, Женевьева отозвала леди Старк в сторону, под тень хижины, расползшейся по земле. — Я обещала вам тень, миледи, — за широким рукавом Кейтилин заметила силуэт. Эта тень была совсем не такая, как та, что убила Ренли Баратеона. Она была маленькой, щуплой, походила на быстро вытянувшегося ребёнка. Лица не было. Лишь очертания носа, скул, рта, и большие глаза, почти человеческие, зелёные, как лето. — Это Улль, — сообщила Женевьева и протянула руку. Тень цеплялась за её пальцы и разглядывала Кейтилин с нескончаемым любопытством. Кейтилин стало не по себе. — Он маленький, но проворный, соображает быстро. Улль не такой, как другие тени. Ему не нужна кровь и боль. Он просто будет прятаться в вашей собственной тени, а когда вы почувствуете в нём нужду, назовите его имя. Не бойтесь, миледи. За это время Кейтилин удалось свыкнуться с мыслью, что тени — на их стороне, но принять одну из них в свои провожатые она не решалась. Однако в голосе заклинательницы она услышала знакомые интонации. Так сама Кейтилин говорила о собственных детях. — Возьмите его за руку, миледи. Ему нужно пару мгновений, чтобы ощупать вашу тень. Кейтилин протянула твёрдую руку. Улль, стекая по руке заклинательницы, переполз к ней. Его прикосновения прохладные и сухие, приятные, как лёгкий шёлк в жару. Тень издавала странные урчащие звуки, похожие на кошачьи. Очертания его рта сложились в удивлённый круг, он метнулся обратно, за рукав заклинательницы. На губах Женевьевы Кейтилин заметила снисходительную улыбку. — Он цепляется за твою юбку, словно за материнскую, — Кейтилин сцепила пальцы. Волнение ослабило хватку. — В каком-то роде так и есть, — ответила Женевьева без всякого смущения и легко подняла Улля на руки, — леди Кейтилин тебя не обидит. С миледи будет Серый Ветер, если её тень тебя не примет, спрячешься в его шерсти. Лютоволк тебя признаёт. Кейтилин склонила голову набок. — Женевьева, мне пора в путь. Заклинательница подставила щёки под чёрные ладони. Улль коротко погладил её, сполз на землю и прибился к подолу Кейтилин. Леди Старк кивнула Женевьеве и направилась к лошадям, взяв с самой себя слово не смотреть на комок черноты у юбки слишком холодно и строго. В конце концов, если бы Женевьева хотела им вреда, она могла просто не появляться в Близнецах. — Ответные слова от лордов? — тугая тетива скрипит и режет кожу тонких перчаток. — Им нужно время, чтобы принять решение. Часть войск, посланных в подмогу, погибли, сражаясь за меня. Я бы не стал просить их об этом снова, если бы того не требовали обстоятельства. Женевьева опускает лук и отдаёт Роббу удручённый взгляд. — У них нет выбора, милорд. На войне никто не принадлежит себе. Только богам и смерти. — Ты упустишь добычу, — Робб кивает за спину заклинательницы, где в ветвях мелькает жирный фазан. Рассуждать о войнах на пороге новой ему не хотелось. Женевьева разворачивается, снимает капюшон, чтобы было удобнее двигать головой. Её толстые косы в сложной причёске напоминают большое змеиное гнездо. Мелкий снег мгновенно тает, лишь коснувшись её огненных волос. — Немного помощи не помешает, милорд, — Женевьева снова натягивает тетиву до подбородка, берёт птицу на прицел и задерживает дыхание. — Расслабь левую руку, — Робб тихо приближается, обходит ветки, чтобы не спугнуть добычу. Арв за спиной словно превращается в недвижимую статую. Женевьева даже не может недовольно дёрнуть плечом. Вместо этого ей приходится скосить глаза вбок, но глаза Молодого Волка уже тянет белой поволокой. В следующее мгновение заклинательница теряет контроль над собственным телом, её разум будто подменяют, а мысли становятся чужими, окрашенными в холод. Фазан, вскрикнув, грузно снимается с ветки с громким хлопком крыльев. Женевьева среагировать не успевает, она только видит перед собой собственные руки с луком, стрелу в небе и грузное падение птицы. На мгновение её уши будто забивает мхом, она теряется в лесу и собственном теле, часто моргает, пока наваждение наконец не сходит. В чувство её приводит Арв, коротко заржав. Суровое лицо Робба озаряет мальчишеская улыбка, которая слишком давно не касалась его губ. — Ты просила делать это чаще, — защищается он, но Женевьева даже не думает начинать ссору. Оторопевшая, она опускает руки и часто дышит. — Вне сомнения, — соглашается она, убирая лук за спину, к колчану. — Каково это, когда тебя лишают воли? — интересуется Робб, замечая, как в ореховых глазах Женевьевы что-то быстро гаснет. Ей на лицо сыплет белый, как её кожа, снег, а она стереть его не торопится. Огонь в волосах медленно тлеет под зимним натиском. Глаза заклинательницы в растерянности бегают по его заросшему лицу. — Страшно, — признаётся она на выдохе. — Я не должен был делать это без твоего согласия, — Робб трясёт головой, опускает глаза на землю для короткой передышки, а после возвращает взгляд Женевьеве. — Не должны, — отзывается заклинательница, — но вы не сможете спрашивать разрешения вечно. — У тебя бы следовало. Прости, — Робб настаивает. Женевьева легко касается его плеча, согласно кивает и теряется между деревьев, удаляясь за добычей. Робб взлетает в седло и следует за ней, в самую чащу леса. Заклинательница убирает тяжёлую птицу в свободную седельную сумку на другом боку коня и вскидывает голову, когда Молодой Волк тянет ей руку. — Это мой конь, ваша милость, — замечает она, натягивает капюшон на влажные от снежной крупы волосы. Несколько выбившихся прядей, намокнув, начинают крупно виться. — У тебя есть мой волк, — на фоне серого неба и побелевших волос глаза Робба горят особенно ярко. Седая прядь в снежной мгле теряется вовсе. Его кудри влажно блестят и спадают на лоб. После недолгих колебаний Женевьева крепко сжимает протянутую ладонь и легко садится в седло. Красный плащ взмахом разрезает грязно-серый мир на две одинаковые половины. Робб двигается к передней луке седла, чтобы заклинательнице было удобнее. Женевьева без стеснения обхватывает его сзади, смыкая пальцы на жёстком животе, прижимается к нему теснее, чтобы не вылететь из седла. Робб чувствует, что коленки у неё совсем не острые, а покатые и округлые. Нагруженный Арв, повинуясь лёгкому толчку в бока, трогается с места. Тепло накрывает спину Робба разом, будто ветер несёт ему жар от костра. Женевьева задирает голову к небу и подставляет лицо снежной пудре, чтоб не угодить носом в мокрый от снега мех у Робба на плечах. Конь идет по тропе из леса неторопливо, стук копыт поглощает совсем сгнившая листва и трава, изредка снизу доносится хруст веток и осыпавшейся хвои железноствола. — Тень, что ты дала моей леди-матери, — Робб прижимается щекой к мокрому меху, смотрит на Женевьеву боковым взглядом, — совсем другая. — И много теней милорд повидал на своём веку? — голос у заклинательницы насмешливый. Она улыбается, клонит голову на бок, разглядывая покрытого снегом Молодого Волка. — Я видел достаточно в Близнецах, — отвечает Робб куда-то в небо. — Этого недостаточно, ваша милость. Я могла бы рассказать больше, но эта история — не на один мех вина. — В твоём погребе вина хватит, чтобы напоить всех людей Винтерфелла, — Робб затылком чувствует взгляд Женевьевы. Заклинательница крепче стискивает пальцы. Кончики начинает покалывать. Женевьева не торопится с ответом до самого Зелёного Зубца у кромки леса. Арв послушно объезжает дымящуюся на морозе реку и останавливается у хижины. На крыше два чёрных ворона сверкают крупными бусинами глаз. Робб слезает с коня, подаёт Женевьеве руку. — Благодарю, ваша милость, — коротко улыбнувшись, Женевьева ловко спрыгивает с коня сама. Она поднимает руку, и вороны слетают вниз, вцепляясь в неё. Заклинательница забирает завитки бумаги и отпускает птиц, вернув им волю. — Одно от лорда Гловера, — сообщает заклинательница. Робб устраивается рядом и устремляет взгляд ей через плечо. — Он отказал, — сухо резюмирует он мрачным голосом. — Мы это исправим, — обещает Женевьева и разворачивает второе послание, — ваша леди-мать сообщает, что успешно достигла Сероводья. Значит, скоро в дорогу отправимся и мы. Идите в дом, я расседлаю Арва и мы займёмся лордом Гловером. По возвращению Женевьева застаёт Робба в задумчивости. Перед ним на столе лежат свёртки, а сам он, откинувшись в плетёном кресле, буравит их взглядом. — Милорд, — зовёт заклинательница, оставляя плащ на крючке. Она ставит седельные сумки на стол и садится напротив Робба. — Карстарки наверняка присоединятся к Болтонам, — произносит он отрешённо. — Они уже присоединились. Амберы колеблются. Они не признают никого, кроме Старков, на северном троне. Их слово уже в пути. Пока мы не можем ничего сделать с ними. А вот лорд Гловер, — Женевьева многозначительно замолкает. Её острый подбородок в отсвете пламени походит на кинжальное лезвие. Робб прикрывает глаза, чтобы воскресить в сознании образ своего вассала. Женевьева поднимается из-за стола, снимает перчатки и замирает у кресла. Молодой Волк раскрывает глаза, затянутые белой поволокой. Заклинательница устремляет взгляд в огонь. Она видит в нём немолодого Робетта Гловера, седеющего, с вытянутым лицом. Робб овладевает им, и выражение его лица меняется, становится решительным. Лорд Гловер посылает за своим капитаном гвардии, приказывает тому явиться немедленно. — Держитесь, ваша милость, — подбадривает Женевьева. В теле Серого Ветра Робб мог бродить всю ночь. В теле человека он побывал сегодня впервые. Настойчивый стук в окно заставляет Женевьеву обернуться. Ворон бьётся крыльями о стекло, а на лапке его белеет лоскут бумаги. Пока Робб терпеливо дожидается капитана гвардии дома Гловеров, заклинательница раскрывает окно, ловит птицу, освобождает её от бремени и оставляет сидеть на своём плече, не позволяя ворону освободиться от подчинения. Она вынимает из голенища сапога острый кинжал и возвращается к Роббу. Капитан гвардии уже прибыл к лорду Гловеру и уже слушает его распоряжения. — Не возвращайтесь, пока не скажу, — командует Женевьева. Она берёт ладонь Робба, тянет её к себе, раскрывает и проводит лезвием по коже, вспарывая. Кровь выступает мелкими каплями, набухает и растекается по жёлобу пореза. Заклинательница сжимает его ладонь в кулак, снимает птицу с плеча и подставляет её трепещущее тельце под капли. Как только перья ворона слипаются под кровавым сургучом, птица сникает. Женевьева оставляет руку Робба на подлокотнике, а сама резко сворачивает птице голову, шепчет заклинание и бросает тельце в огонь. Пламя вспыхивает и ворчит, охотно принимая жертву. Заклинательница колдовством заставила лорда Гловера поверить, что решение о помощи Сансе Старк он принял сам. — Лорд Робб, — Женевьева стирает кровь влажной тряпицей и закрывает неглубокий порез чистой повязкой. Молодой Волк с громким вдохом возвращается и судорожно обводит комнату взглядом. Повреждённая ладонь жжёт и пульсирует. — Вы справились, всё получилось. Прошу меня простить за порез, это было необходимой жертвой. Вы в порядке? Робб успокаивает дыхание, проверяет ладонь и запоздало кивает. Быть кем-то другим, кроме себя и Серого Ветра он ещё не привык. — Если бы Санса сама просила помощи, — произносит Робб скрипуче, — она бы не смогла изменить их отрицательных решений. Кто бы пришёл ей на помощь? Женевьева сталкивается с ним взглядом, и ей становится не по себе. Глаза у Молодого Волка полны колотых льдин, что блестят на солнце острыми краями. — Север помнит, — отзывается заклинательница, — помощь обязательно бы прибыла к вашей леди-сестре. — Ты можешь показать мне Сансу, Женевьева? — Нет, милорд, — ответ выходит поспешным и жёстким, — она жива и она в Винтерфелле. Это всё, что следует знать вашей милости. — Я должен увидеть сестру, — Робб сжимает целую ладонь в кулак и поднимается. Женевьева становится каменным изваянием, а лицо превращается в непроницаемую восковую маску. Заклинательница медленно качает головой, сжав губы в тонкую линию. — Гнев будет глодать ваши кости до самого Винтерфелла, вы не сможете противостоять ему. Лучше я покажу вам Арью. Робб собирается настоять, но по глазам Женевьевы понимает: её не сломить гневными, полными стали речами. Молодой Волк тяжело дышит, на лбу вздувается толстая вена. Пальцы заклинательницы скользят в его повреждённую ладонь, всегда тёплые и мягкие. Женевьева увлекает Робба за собой к огню, обхватывает его ладонь двумя руками. Роббу жарко. Мех греет плечи, жар пламени пышет прямо в лицо. Женевьева скрежещет заклинание, и в огненном зеркале Робб видит сестру, вытянувшуюся, грязно-серую, ощетинившуюся, заковавшую себя в жажду мести, как в доспехи. Её когда-то белый конь теперь такой же грязный, как и всё вокруг. Арье всё равно. Она просто следует своей дорогой, где конечным пунктом стоит она сама, совсем иная, настоящая волчица с Севера. У Робба режет глаза. Он моргает, отводит взгляд. Его ладонь в руках у Женевьевы медленно плавится. — К концу времён вся стая соберётся вновь, — шепчет заклинательница убаюкивающе. В её голосе Робб слышит песнь по-зимнему тёплой метели. Женевьева почти одинакового с ним роста, так что смотреть на неё сверху вниз не приходится. — И конец близок? — Ближе, чем можно себе представить. Женевьева позволяет себе засмотреться лишь на мгновение. У Робба Старка в глазах разливается Нефритовое море, а волосы пахнут Пепельной рекой. Заклинательница вспоминает о доме. Только там она чувствовала себя на своём месте, среди призрак-травы и высоких чёрных гор. Там, где не было солнца, она научилась это солнце доставать из-за клетки рёбер. — Прилетел ещё один ворон, — рука Робба без ладоней Женевьевы чувствует холод несмотря на близость очага. Заклинательница возвращается к столу, Робб слушает её вполоборота. — Лорд Амбер уже собирает людей, — выдыхает Женевьева и позволяет себе улыбку, — все вассалы дома Старков вновь готовы биться за своего сюзерена. Вашей леди-матери также удалось прийти к соглашению с домом Ридов, — добавляет она, взглянув на огонь. Робб коротко выдыхает и едва заметно улыбается. — Выступаем на рассвете, — он разворачивается спиной к огню, — предупрежу солдат, чтобы не напивались. — Я займусь ужином и провиантом в дорогу, — кивает заклинательница. Робб достигает двери в пару широких шагов, замирает на мгновение и оборачивается, смотрит на неё из-за плеча. — Женевьева, — заклинательница замечает в нём черты леди Кейтилин, тонкие и почти невидимые, — спасибо. На рассвете земля прячется под снегом. Кажется, что на этот раз навсегда. Робб, закованный в свои доспехи, которые теням удалось спасти из горящих Близнецов, проверяет готовность отряда. Убедившись, что всё в порядке, он походя чешет за ушами у Нимерии, устроившейся у его коня, и выходит к хижине. Женевьева длинной палкой чертит на снегу замысловатый знак, Арв топчется рядом, фыркая. — Когда-нибудь эта хижина вновь понадобится ведьме, — поясняет она, услышав скрипучие шаги Робба. — Она разве не твоя? — Робб натягивает перчатки глубже, кожа приятно скрипит. Женевьева отбрасывает палку в сторону, шепчет пару слов и оборачивается. — Нет, — огненную голову она прячет под тёмно-алым капюшоном, — мне нельзя привязывать себя к месту. Я с рождения привязана к королям. Заклинательница легко взлетает в седло. Взмах её плаща разливается густой кровью по белому снегу. Робб выдыхает облако пара, глядя на неё снизу вверх. Арв гарцует, вытаптывая на снегу плохо читаемые узоры. — Я поеду в конце колонны, чтобы у ваших людей не возникало лишних вопросов. Одна женщина подле вас их уже сгубила. Робб мрачнеет, но согласно кивает. Он залезает в седло, объезжает выстроившуюся колонну из остатков своей армии и возглавляет её. Снегопад усиливается. Север приветствует своего короля.