Алым-алым

Женевьева никогда не была на Севере. О его холодном величии она слышала лишь от матери. Студёные, морозные сказки на ночь надолго отложились у неё в памяти. Заклинательница часто перебирала их, как льдинки, когда жизнь в Асшае сменилась жизнью при Красном храме в Волантисе. Мать однажды проболталась, что отец её был северянином, настоящим, с зимой в жилах, со снегом в волосах. Он плыл в край магов и колдунов долгими десятилетиями в поисках выживших драконов, о которых легенды слагались и по сей день. Вместо дракона ему подвернулась пышногрудая девица с глазами-озёрами, тёплыми, как Летнее море. Там он обрёл покой, забыл думать о драконах и бесконечном снеге, и оставил после себя Женевьеву, подставив спину под нож портовых разбойников. Миновав болотные тропы, отряд Робба без знамён вышел на Королевский тракт. Кейтилин с войском Ридов они нагнали там. Робб учтиво поприветствовал капитана гвардии и осведомился о положении дел в Сероводье и благосостоянии лорда Хоуленда Рида. Капитан гвардии коротко кивнул, поблагодарил Молодого Волка и сообщил, что лорд Рид находится в здравии и рад, что Роббу Старку и его леди-матери удалось выжить, а посему он ожидает скорых вестей о победе. Кейтилин рассказала лорду-вассалу всё, что посчитала нужным, чтобы прояснить ситуацию, так что удивлённых взглядов удалось избежать. Сама Кейтилин беспокоилась о предстоящей битве, о разговоре с остальными вассалами и со Станнисом Баратеоном. Симпатии лорд Штормовых земель у неё не вызывал, особенно после отказа объединиться с армией её сына. Если бы Женевьева имела неосторожность сообщить, что Станнис Баратеон не только убил своего брата Ренли руками Красной жрицы, но и покушался на жизнь Робба, Кейтилин не задумываясь бы разрубила его пополам, следуя давнему завету мужа: кто выносит приговор, тот и заносит меч. Колонна растягивается. В голове едут Робб с леди-матерью, за ним следуют Эдмар Талли и капитан войска Ридов. Нимерия семенит где-то в стороне, её светлая шерсть сливается с ландшафтом. Женевьева замыкает колонну, компанию ей составляют Серый Ветер и Улль. Её маленькая тень общий язык с Кейтилин всё-таки нашла. Леди Старк не находила в себе сил ненавидеть кого-то ещё, кроме Ланнистеров и их продажных союзников, поэтому шустрого Улля просто приняла, как данность. Кроме того, на пути в Сероводью он сослужил ей хорошую службу. Когда конь под Кейтилин начал спотыкаться, совсем не привыкший к болотистой местности, Улль просочился через его тень ему под кожу, и с тех пор дорога сделалась намного терпимее. Женевьева встретила Улля за спиной у Кейтилин, а сама леди Старк восседала на новом крепком коне. Условным местом для сбора войск вассалов становится Волчий лес. Чтобы как можно дольше оставаться незамеченным, Робб велит заходить через Курганы, не достигая реки Белый нож. Лагерь лордов разбит вниз по реке, спину им прикрывает лес. Между деревьями тут и там горят небольшие костры, а шатры и спальные циновки полностью покрывают заснеженную землю. Большой шатёр, где располагаются лорды и капитаны гвардий, разбит у истока Белого Ножа. Выставленные дозорные в темноте разглядывают знамя Ридов и тут же отправляются на доклад. Через несколько минут они с почтением приветствуют прибывших, не узнав в них ни Робба, ни Кейтилин Старк. В шатре жарко и шумно. Маленький Джон Амбер был самым громким, его голос, низкий и трубный, Робб слышит издалека. Он спешивается, отдаёт коня подоспевшему стюарду с гербом Мандерли на доспехах и решительно входит в шатёр. Кейтилин идёт следом. Внезапно становится тихо и мучительно напряжённо. Все смотрят на вошедших, никак ожидая увидеть в них Старков. — Какого чёрта! — только и может выдавить Маленький Джон, поражённо поднимаясь с места. Его окружают юный Клей Сервин, Тирек Толхарт, капитаны гвардий остальных домов Севера, присягнувших на верность дому Старков. Они поднимаются со своих мест следом, недоверчиво глядя перед собой. Робб так внезапно теряет все заготовленные слова, потому что он выжил, а люди, охранявшие его в Близнецах, погибли. А теперь Молодой Волк вынужден держать ответ перед их живыми родственниками и вновь просить помощи. — Говорят, Старков нельзя убить, — замечает капитан гвардии Дастинов, хмыкнув в лохматую бороду. Он нависает над круглым столом, застеленным картами. — Мы шли на помощь к леди Сансе, а перед нами стоит живой Король Севера! И его леди-мать! — После предательства Русе Болтона я был вынужден залечь на дно, — отвечает Робб. — Меня одолевали сомнения, достойны ли вассалы дома Старков прежнего доверия. Теперь я вижу, что достойны. Кейтилин едва заметно качает головой. Если хоть одно слово заденет кого-нибудь из собравшихся в этом шатре, всё погибло. Мужчины переглядываются, Робб сжимает кулак. Полы шатра хлопают, когда внутрь просачиваются капитан гвардии Ридов и Серый Ветер. — И так король Севера платит нам за верность? — Маленький Джон Амбер призывно подаётся вперёд. — Позволяет выиграть Ланнистерам войну, потеряв вверенных ему людей? — Разве Ланнистеры победили? — вступает в разговор Кейтилин. — Разве Север сдался и позволил себя подчинить? — Смерть Неда Старка сошла им с рук, миледи, — отзывается Тирек Толхарт, — а Север страдает под гнётом Болтонов и от набегов железнорождённых. — Я посылал людей столько, сколько представлялось возможным, чтобы отбить их атаки, — возражает Робб, а глаза его сверкают, как и прежде, дерзко и смело. Слышать о предательстве Теона Грейджоя ему не доставляет никакого удовольствия. — А скольких людей вы потеряли, милорд? — капитан гвардии Флинтов хорошо помнит, как лорд Робин Флинт повёл войско под знаменем с парой голубых глаз над синими волнами на помощь к сюзерену. Его леди-мать, Лиесса Флинт, до сих пор не может смириться с потерей сына. — Пошлите леди Флинт слово с вестью: её лорд-сын выжил и находится в добром здравии, — просит Кейтилин мягко, но твёрдость в её голосе по-прежнему звенит, пусть и призрачно, едва различимо. Капитаны гвардий остаются молчаливыми, они лишь переглядываются друг с другом, не вступая в перепалку лордов. Юный Клей Сервин остаётся в стороне. Ему удалось избежать Войны Пяти Королей, но от безумия Рамси Болтона спасения он найти не смог. Маленький Джон Амбер делает знак, и его щуплый стюард тенью выскальзывает из шатра. — Я сражался за Север, милорды, — произносит Робб, одаривая взглядом каждого присутствующего, — нам и теперь придётся это сделать. Только на этот раз наши мечи должны быть заточены не для Юга. Грядёт другая война, цена победы в которой — жизнь целого Севера и остальных королевств. — Станнис Баратеон решил в одиночку захватить Север после того, как мы отказали ему в помощи, — сообщает Маленький Джон Амбер, немного умерив свой пыл, — его лагерь разбит здесь, в Волчьем лесу. Боги не позволят южанину выжить в наших снегах, а бастард Болтона разобьёт его, поддерживаемый армией Карстарков. — Мы выставим его в авангард, — Робб настраивается на обсуждение стратегических планов, приближается к карте. Кейтилин, уставшая с дороги, занимает место капитана гвардии Дастинов, крепкого и рослого, похожего скорее на медведя, чем на человека. — Рамси уверен в победе, армия Станниса ослаблена голодом и холодом. Он наверняка пойдёт конницей на пехоту и отрежет путь к отступлению. Наша конница, тем временем, окружит его. Нельзя допустить, чтобы он укрылся за стенами Винтерфелла. Замок может выдержать многомесячную осаду, а мы к этому не готовы. — Станнис Баратеон знает о вашем плане, милорд? — капитан гвардии Гловеров остаётся безучастным ровно до этого момента. — Переговоры с ним мне ещё предстоят, но в их успехе я уверен, — Робб обращает к нему взгляд. Воспоминание о способе получения людей Гловеров навсегда будет жить в нём. — На кону стоит его жизнь, — напоминает Кейтилин. Оказавшись среди знакомых лиц, она чувствует себя немного лучше. От них пахнет Севером, к которому она всё никак не может привыкнуть. Однако Кейтилин всё чаще находит следы Севера в самой себе, и от этого уже не становится так страшно, как было поначалу. — Я прошу вас вновь вверить мне свои мечи, как я готов вверить вам свою жизнь. Моя сестра стала пленницей в собственном доме, а Севером жаждет управлять предатель, поднявший меч на сюзерена. Вы все знаете, что говорил мой отец: его ждёт смерть. Грудь Робба под нагрудником тяжело опадает, кожаный воротник трёт шею. Он ждёт, когда лорды-вассалы и капитаны гвардий выскажутся о своём согласии, и опасается их отказа. — Рамси Болтон снял кожу с моих родителей у меня на глазах, — произносит Клей Сервин с тихо звенящей ненавистью, — он не достоин сидеть в Винтерфелле, прикрываясь браком с леди Сансой. Не таким должен быть Король Севера. Мой отец был верен дому Старков до самого конца, как завещал быть верным и мне. Звон меча разрезает воцарившуюся тишину. Ещё не окрепший лорд Сервин поднимает меч остриём вверх, кончик опасно блестит в тусклом свете. — Да здравствует Король Севера! — нерешительно произносит он в ожидании громогласной поддержки следом. Маленький Джон Амбер смотрит на Робба совсем, как Большой Джон Амбер, пронзительно и с толикой сомнения. Поборов себя, он вынимает из ножен свой тяжёлый меч и вздымает руку вверх с громким и трубным возгласом. Шатёр постепенно наполняется воодушевлёнными вскриками. Северные лорды и капитаны их гвардий вновь решились довериться своему вассалу, уверенные, что в этот раз он их не подведёт. Так старые боги шептали им на ухо, вселяя в сердце надежду. Военный совет затягивается. Кейтилин, утомлённая дорогой, уступает место брату и с позволения собравшихся покидает шатёр. Робб терпеливо объясняет союзникам, как ему удалось выжить, что стало с Русе Болтоном и какие планы он надеется воплотить в жизнь. О Женевьеве он говорит лишь пару слов, упоминая лишь об её роли в своём спасении, и просит воздержаться от вопросов до тех пор, пока Винтерфелл не будет отвоёван. Удовлетворившись согласными кивками, он говорит ещё немного, а после выходит из шатра в ночь. На небе большой серебряной монетой блестит луна, так ярко, будто пытается затмить солнце. Робб запускает руку в шерсть выбежавшего следом лютоволка и отправляет его на поиски Женевьевы. Заклинательница, тем временем, находит приют у реки. Арв жадно пьёт ещё не застывшую во льдах воду, а Женевьева сидит рядом на плоском камне, вытянув ноги вперёд. Тело после долгой дороги гудит, жалобно ноет и просит отдыха. Серый Ветер, так внезапно появившийся из леса, заставляет заклинательницу вздрогнуть. Его медовые глаза оказываются наравне с её. Женевьева облегченно выдыхает, но в её непринужденном почёсывании за ушами лютоволк чувствует укоризну. — Как прошёл совет, ваша милость? — в отличие от Серого Ветра, Робб двигается не так бесшумно. Женевьева поворачивается ему навстречу. — Утомительно, — делится Робб, равняясь с Арвом. Конь на мгновение отрывается от блестящей широкой ленты реки и подставляет морду под его широкую, затянутую в перчатку ладонь. — Но в конце концов мы пришли к согласию, и теперь мне предстоят переговоры с лордом Станнисом. — Он считал вас узурпатором, а его жрица пыталась убить вас магией крови, — Женевьева подставляет лицо луне. — Придётся постараться, чтобы прийти к согласию с ним. — Поэтому я попрошу тебя о сопровождении, — Робб приближается, смотрит на неё сверху вниз без всякого высокомерия и спеси. Заклинательница позволяет себе усмешку. — Вы правы, что боитесь, — отзывается она, — красных жрецов стоит бояться, а Красную женщину особенно. Робб не отрицает своих опасений. Кейтилин нуждается в отдыхе, а ему лишняя пара глаз не помешает. В конце концов, если речь заходит о Женевьеве, она редко ограничивается лишь одной парой глаз. — Если будет угодно милорду, я поеду с ним, — заклинательница неохотно поднимается, не выпуская пальцев из шерсти Серого Ветра. Стоя он почти доходил ей до плеча, в то время как у Робба лютоволк касался лишь локтя. — Тебе по-прежнему не холодно? — щурится Робб, наблюдая, как она одним движением прячет голову в глубоком капюшоне. — Север суров к южанам. — Я не южанка, милорд, — Женевьева берёт Арва под уздцы и увлекает за собой, — мать клялась, что мой отец был северянином. Настоящим, как снег зимой. — Правда? К какому дому он принадлежал? — Робб склоняет голову набок, подстраиваясь под ритм её шагов. Серый Ветер медленно скользит рядом, бесшумный, словно тень. Тень Женевьевы, любопытный Улль, прячется за её капюшоном. — Этого мне, увы, никогда не удастся узнать, — Женевьева жмёт плечами. Робб улавливает в её голосе тоску и сожаление. — Ещё одна история на целый мех вина? — догадывается он. Женевьева отрывает взгляд от дороги. Печальная полуулыбка касается её губ. — Вовсе не на один, ваша милость, — заклинательница хочет переменить тему или же прекратить разговор вовсе. Им снова предстоит дорога и тяжёлые переговоры, силы нужны как никогда. — Возможно, когда-нибудь, когда реки вина будут глубже рек пролитой крови, я расскажу вам страшную сказку. Её слова звучат, как присказка, что сказкой никогда не станет. Лишь замрёт на губах тонкой коркой и треснет при первом же прикосновении к ней языка. Робб понимающе кивает и замолкает, продолжая просто идти рядом, не слишком близко, но и не слишком далеко, изредка замечая, как их рукава соприкасаются. Достигнув лагеря, Молодой Волк выбирает в сопроводительный отряд Робина Флинта, уже бывавшего его телохранителем прежде, и несколько солдат, что остались живы после Красной свадьбы. Серый Ветер негласно избирается проводником. Для него северные леса были родными, он знал каждую тропку и дерево. За лютоволком следует Робб, Женевьева позволяет себе ехать рядом, как и Робин Флинт. Заклинательница, погружённая в свои мысли, доверяется Арву, слабо держа в руках поводья. Встреча со Станнисом её не страшит, ведь исход давно известен. Женевьева чувствует в груди стеснение, как перед ужасающей битвой. Даже северные ветра не в силах выбить это ощущение из её рёбер. Они лишь несут туда что-то неизведанное, о чём Женевьева раньше могла только слышать, но наверняка никогда не чувствовала. Лагерь Станниса кажется пустынным. Измученные дозорные держать свой пост уже не в силах, их одолевает холодный сон. Серый Ветер, прибывший к лагерю первым, будит их гортанным рыком. Дозорные вскочили бы, если могли, но им удаётся лишь через силу подняться. Женевьева понимает, что Робб был прав: Север для южанина слишком суров. Пока один дозорный ковыляет по снегу к шатру Станниса, второй, опираясь на копьё, держится на ногах и сохраняет угрюмое молчание. Арв нетерпеливо переминается с ноги на ногу, ощущая волнение Женевьевы. Улль прячется в её тени, не дожидаясь просьбы. Вернувшийся дозорный просит спешиться и оставить вместе с лошадьми лютоволка, но Робб соглашается лишь на первое условие. Женевьева оставляет с Арвом Улля на случай, если лорду Станнису вздумается не выпустить их из лагеря. По дороге к шатру Станниса Робб обнаруживает нехватку людей, пустые шатры и отсутствие лошадей. Дозорный семенит рядом, Женевьева с другой стороны идёт уверенно, точно шагами режет землю на куски, а Серый Ветер не отстаёт от неё. Здесь, в укрытии гор, ветра нет совсем, так что снег падает ровно, не лезет в лицо и чинно оседает на плечах. Шатёр Станниса самый большой и высокий, его трудно не заметить. Дозорный порывается войти первым и доложить вновь, но Робб отсылает его жестом руки. Он велит Робину и солдатам никого не впускать и входит в шатёр вместе с Женевьевой. Лорд Станнис, измождённый и сильно постаревший, встречает их гневным взглядом. Мелисандра тихо стоит за его спиной, словно тень, цепко оглядывая вошедших. Она слабо верит, что магия крови не сработала, но когда за плечом живого узурпатора Робба Старка мелькает Женевьева, Красная женщина меняется в лице. Женевьева же, превратив собственное лицо в маску, что она обычно носит, смотрит только на Станниса. — Лорд Баратеон, — Робб почтительно склоняет голову, и мокрые кудри падают ему на лоб. — Миледи. — Лорд Старк, — Станнис опирается на стол, широко расставив руки, — а я уж было поверил слухам о вашей кончине. От внимания Женевьевы не ускользает косой взгляд лорда Баратеона за спину, туда, где стояла Мелисандра. Он оказался здесь из-за неё, и это очевидно всем. Женевьева чувствует, как стеснение в груди нарастает, выпирает из рёбер. Мелисандра всегда умела смотреть так, словно вздёргивает кого-то на виселице одним лишь взглядом. Женевьева этому научиться не могла до сих пор. — Ланнистеры надеялись выиграть ими войну, — Робб выдерживает взгляд Красной женщины и Станниса, по привычке опуская руку на хребет лютоволка. — На этот раз решили прийти за помощью лично, — Станнис пытается выдавить кривую ухмылку, но не выходит. Осознание провала приходит слишком уж запоздало. Теперь, когда Робб Старк жив, ни один лорд Севера не поддержит его, даже если он отвоюет Винтерфелл. — Ваш брат уже присягнул мне на верность, решили последовать его примеру? — Вы встречались с Джоном? — Робб хмурится, а вена на лбу опасно набухает. — Он взял несколько моих кораблей, чтобы привезти одичалых на Стену. Джон Сноу всё твердит об армии белых ходоков, и как лорд-командующий он обязан предотвратить эту угрозу. — Я здесь не для разговоров о моём брате, — отрезает Робб, но весть о брате заставляет сердце биться чаще. — Я здесь, чтобы дать вам шанс выжить. Мелисандра, привычно сцепившая руки, подходит к столу, плавно и неторопливо. Длинные волосы бьют ей по спине, а блеск неизменного ожерелья ярче, чем сияние её померкших глаз. — Вы не Владыка Света, чтобы даровать жизнь, ваша милость, — произносит она. — Вы не Владыка Света, чтобы забирать её, леди Мелисандра, — вступается Женевьева, и это выглядит точно ответный укус. — Позвольте лорду Станнису в этот раз принять решение самому. — Миледи? — Станнис щурится, не припоминая, чтобы заклинательница назвалась. Он чувствует, как злость разливается в груди тяжёлым свинцом. Сначала по прихоти Владыки он лишается дочери, а потом узнаёт, что проклятый узурпатор Робб Старк всё-таки жив, а за его спиной стоит такая же красная жрица, как и Мелисандра. — Женевьева, если будет угодно милорду, — ответ сопровождается учтивым кивком, холодным, как глаза Молодого Волка. Она держится прямо и гордо, но Мелисандра чувствует её напряжение. Красная женщина ищет глазами тень, что всегда вилась у её ног, но к своему разочарованию не находит. — Стало быть, Король Севера прячется за новой юбкой, — колет Станнис. Робб позволяет себе ледяную усмешку. — Вам не пристало упрекать меня в этом, — одного коротко взгляда на Мелисандру хватает, чтобы осадить Станниса. — Чем мы заслужили такой визит? — Мелисандра всё держит руки сцепленными, пытаясь удержать себя. — Вам не выстоять в битве против Рамси Болтона, лорд Станнис. У него есть конница, пехота и лучники в достаточном для победы количестве. Кроме того, они привыкли сражаться на Севере, стоя по колено в снегу, а ваши воины наверняка впервые увидели снег. Женевьева давно замечает, как Робб держит пальцы в кулаке при любых обстоятельствах, не позволяя им расслабиться. Так Молодой Волк стоит и теперь. — Хочу напомнить, что мои люди — не пушечное мясо, — резко отзывается Станнис, смутно угадывая его намерения. — Ваших людей, как и вас, ждёт неминуемая гибель, если вы не согласитесь выступить в авангарде. Робб жёсток. Чем дальше к Северу, тем больше уверенности он чувствует в родных землях, в отличие от лорда Станниса, совершенно не привыкшему к таким условиям. И это очевидно точно так же, как и его привязанность к Мелисандре, которая вот-вот обернётся для него смертью. Сама же Красная женщина сбитой с толку не выглядит. Она тщательно скрывает свои смешанные чувства. Владыка не предупредил её о надвигающейся угрозе, и это ввергает её в смятение, подрубает столпы её веры. — Вам не укрепиться на Севере в случае победы, — Робб продолжает давить, произнося очевидные вещи, — а победа при такой расстановке сил невозможна. — Мальчишка, — цедит Станнис презрительно, — зря я не доверился старому доброму мечу. — Ланнистеры доверились, но мальчишка выжил. Это моё последнее слово, лорд Станнис. И это ваш последний шанс выжить. Миледи, — Робб вновь учтиво склоняет голову и разворачивается к выходу. Серый Ветер следует за ним, но Женевьева замирает, остаётся стоять на месте и не сводит глаз с Мелисандры. Красная женщина всё понимает без слов и отходит от стола, глубже в тень, в свою привычную обитель. — Лорд Станнис, миледи, — Женевьева поочерёдно кивает, принимая ответ жрицы, и выходит вон, ощущая горький привкус на языке. На обратном пути Женевьева сохраняет прежнее молчание и угрюмое выражение лица. Робб видит её такой впервые. Улыбка не касается её чуть полноватых губ, у глаз не собираются смешливые морщины, а вздёрнутый нос, обычно служивший символом взбалмошного склада характера, но шедший вразрез с мудростью глаз её, сейчас был понуро опущен. Молодой Волк интуитивно угадывает новую историю для тех времён, когда страшные сказки вновь обратятся лишь в слова. Он не лезет с расспросами, лишь молча едет рядом и обдумывает слова Станниса о Джоне. Стало быть, его брат теперь главный на Стене и намерен соединить два мира, чтобы были разделены так давно. Это было похоже на Джона. Он многому научился у Неда Старка, как и сам Робб, даже унаследовал большее количество отцовских черт. Роббу не терпится встретиться с ним вновь. Он вспоминает их прощание и надеется, что увидит брата в чёрном, как и обещал. Обратный путь выходит коротким, но по-прежнему утомительным. В лагере уже давно царит тишина, лишь из большого шатра лордов доносятся голоса. Робб благодарит всех за сопровождение и отправляется на ночной военный совет. Женевьевы, к своему неудовольствию, он рядом не обнаруживает. Она отстаёт на границе лагеря. Выносливый Арв бодает её в спину, когда заклинательница буквально валится с седла. Женевьева отправляет коня в лагерь, при себе оставляет лишь Улля и мешок из тёмной ткани. Внутри мелодично гремят мелкие белые кости, гладкие и приятные на ощупь. Заклинательница оставляет мешок на Улля, а сама быстро собирает хворост для небольшого костра. Обходясь лишь парой слов, она разводит огонь и опускается перед ним на колени. Когда её блестящие от пламени глаза, чёрные грозовые тучи вонзаются в Улля, он ускользает вместе с мешком костей, что всё так же мелодично звенят. Тень быстро достигает земель у замка Винтерфелла, будущее поле битвы, развязывает узлы и вытаскивает на лунный свет маленькие кости. Они падают на землю, а слова Женевьевы заставляют эту землю их принять, проглотить послушно и жадно, будто это был первый желанный посев. Улль не доходит до замка совсем немного, разбрасывает кости повсюду быстро и незаметно для чужих глаз. Костёр гаснет с последним заклинательным словом. Измотанная Женевьева на короткий миг припадает к земле, касается гладкого снега лбом и выдыхает. День выдался слишком тяжёлым, как и этот лоскут ночи. Заклинательница замирает в этом положении, пока в плечо ей настойчиво не тычется Серый Ветер. Он пригибается к земле, проползает под её телом и ищет медовыми глазами её взгляд. Мигом обернувшийся Улль кладёт пустую сумку рядом с испускающими последний дух тлеющими ветками и помогает ей подняться. Серый Ветер позволяет себя обнять. — Север просто утомителен для южан, ваша милость, — Женевьева научилась отличать лютоволка от Робба в его шкуре. Молодой Волк вёл себя сдержанней, а взгляд его был совсем другим. Человеческим. Заклинательница обнимает лютоволка, трётся лбом об его шерсть, а Улль висит у неё на шее, умиротворяюще урча на ухо. Они сидят вот так ещё немного. Собравшись с силами, Женевьева поднимается на ноги. Тело слушаться отказывается. В лагерь Улль ведёт её за руку, а впереди семенит Серый Ветер, уже без Робба под клетью рёбер. — Я не заметил, как ты отстала, — Робб отрывается от наточенного меча и беспокойно оглядывает Женевьеву. Он сидит у своего шатра, подставив кудри худым пальцам луны, что любовно треплет его по волосам. Позади слышится громкое сопение Эдмура Талли. Снег под ногами Робба приглушённо-рыжий от полосы света из шатра. Сам он сидит на старом рассохшемся пне и борется с бессонницей, что обычно одолевает его перед битвой. — Ты в порядке? Женевьева опускает капюшон, обнажая толстые змеи волос, и подставляет лицо луне. Её свет всегда казался ей целительным, а мать твердила, что луна важнее солнца, ведь она дала жизнь драконам, чьё пламя теперь носит в себе Владыка Света. — Просто хотела убедиться, что завтра победа будет за нами, милорд, — заклинательница опускает голову, — волнуетесь перед битвой? — Битвы меня будоражат, — Робб сжимает точильный камень и резко проводит им по лезвию. С колдовством вокруг себя ему приходится смириться, потому что этому искусству он обязан жизнью. — Со временем это пройдёт, — Женевьева позволяет ладони Улля выскользнуть из своих ослабевших пальцев. — Надеюсь, битва о которой ты говоришь, будет последней, перед которой я буду мучиться бессонницей, — меч находит приют в ножнах, а следом и на коленях Робба. Точильный камень мягко опускает в снег рядом. Женевьева только кивает, призрачно и коротко улыбнувшись. — Разве лорд Эдмар может спать в таком шуме? — она кивает на меч и камень. — Дядя может спать при любых обстоятельствах, — голос Робба смягчается, напряжённо сжатые губы расслабляются. — Полезный навык для воина, — отзывается Женевьева, борясь с желанием заснуть под разлапистым железностволом. Робб согласно улыбается. — Когда я был в темноте, — хрипло начинает он, хмурясь, — я слышал древний мотив. Это было твоё колдовство? — Просто колыбельная, милорд. Старая, как мир. Эта колыбельная осталась Женевьеве от матери, рассыпалась веснушками на лице, что к зиме становятся совсем невидимыми. — Я спою её, если будет угодно милорду, — Роббу не нужно просить. Заклинательница уже видит муку в его глазах и соглашается сделать это в последний раз. — Возвращайтесь в шатёр, моя песнь будет слышна даже на краю мира. Женевьева кивает на прощание и, потрепав Серого Ветра по холке, направляется к шатру к Кейтилин, давно забывшейся глубоким сном. — Женевьева, — заклинательница оборачивается, её профиль в лунном свете выглядит точёным, будто над ним старательно работал лучший мастер, — останься завтра в лагере. Ты сделала достаточно для нашей победы. Тень Робба достаёт макушкой Женевьеву. В тяжёлых доспехах и с мехами на плечах он выглядит совсем иначе. В лунном свете Робб похож на волка, алчущего свежей крови своих врагов. — Благодарю за беспокойство, милорд. Женевьева уходит, а Робб, удостоверившись, что Нимерия впустила её в шатёр, уходит в тепло сам. Устроившись на ночлег, он и вправду слышит тихий голос, что нашёптывает ему сон на ухо. Женевьева поёт про чрево зверя, оглушительно красивые звёзды, мир, что он должен завоевать, кровоточащие раны и сердце в его ладонях. Робб не успевает проникнуться, как тут же засыпает, впервые позабыв о своей боли, что так жадно глодала его кости.