Алым-алым

На Севере нет гостя желанней солнца. Светило заснеженный край чтит редко, не ласкает и не целует, как нелюбимое дитя. Но порой оно всё-таки является, запускает бледные пальцы в снег и разбивается на драгоценные камни. Сегодня солнце золотит верхушки башен, пляшет бликами на Стене, зайцами отскакивает от доспехов и мечей. Вместо блёклого сукна по небу выстилается нежный голубой шёлк. Воздух морозный и свежий, Арья глубоко вдыхает его, испытывая свои лёгкие на прочность. Ей нравится наблюдать с помоста за битвами солдатов, отмечать, где бы она ударила по-другому, а где бы увернулась. На Стене уже собрались все северные, речные лорды и лорды Долины. Жрецы и колдуны заняли всё Копьё, Джон уже готовился уплотнить чёрных братьев в казармах. Он ожидал Тормунда с отрядом одичалых из Восточного Дозора, Робб говорил, и Теон может прийти на выручку. Помощь с Юга же пока не прибыла и оставалось загадкой, прибудет ли. Но Мелисандра заверяла, здесь будут все. Так говорит огонь. С тех пор, как прибыли жрецы, она была нечастой гостьей в приёмной Джона. Арья по-прежнему щурила глаза, когда жрица входила, сир Давос был угрюм и не дарил ей даже беглого взгляда. Но Мелисандра исправно приносила вести из-за Стены, и даже если Джона не было в покоях, она находила его в любом уголке Чёрного Замка. — Она наверняка спасла тебя, чтобы потом использовать, — не сомневалась Арья каждый раз, когда дверь за жрицей закрывалась. В первое утро Арья караулит Мелисандру и загоняет в тёмный угол коридора. Она одним взглядом приставляет к бледному горлу лезвие и замечает, что красная женщина сменила одежды. Вместо платья на ней теперь были штаны и расшитый камнями камзол с широкими рукавами. В ярёмной впадине по-прежнему горел крупный рубин. — Что ты сделала с Джендри? — Арье до её нарядов не было дела, ей нужны были лишь её язык и сердце. Нимерия, вспомнившая теперь, каково это, ходить за маленькой хозяйкой след в след, коротко рычит. — Он был нужен мне, чтобы убить твоего брата. Но ничего не вышло. Сир Давос вывез его с Драконьего Камня, спроси его. — Ты хотела убить Робба? — Арья готова вынуть Иглу, чтобы покончить со всем здесь и сейчас. Мелисандра устало смотрит в её горящие яростью глаза. Ей становится тяжело влачить собственную тень, напитавшуюся людской кровью за столько долгих лет. Арья ищет в её глазах единственную искру, походящую на раскаяние, а в маске лица — трещину, откуда бы сочилось её истинное нутро. — Я была готова убить всех, кто встанет на пути у принца, что был обещан. Уж это ты должна понять, — Мелисандра резко вонзает восковые пальцы Арье в подбородок, её глаза превращаются в камни и свет в них манко, гипнотически рассеивается, и Арья не может отпрянуть, как бы не хотела. Нимерия напрягается, приготовившись к прыжку. — Ты закрыла почти все глаза, что я тебе обещала. — Твои будут последними, — обещает Арья ей в ответ, спихивая жреческую руку со своего лица, и стискивает загривок своей лютоволчицы. Гладкое восковое лицо Мелисандры расходится рябью. Она улыбается, и Арья не может понять, снисходительно ли, обречённо или же просто насмехается. — Не будут. Красная женщина отстраняет её и уходит, лишённая бремени подбирать свои шуршащие юбки, оставляя Арью наедине с тенями и сладким запахом граната. С прибытием жрецов Мелисандра вновь может дышать. Теперь косые взгляды достаются не ей одной, почти все их забирает Мару, но ни одному из них не удаётся ранить его сердце. Мелисандра порой сомневалась, есть ли оно у него, или же в груди его пусто как в покинутых замках сгинувших королей. Иногда она так думала и про себя. Но у неё была Женевьева, которой в случае чего никогда не составит труда сердце Мелисандре обжечь, чтобы чувства вернуть. Мару же она не видела около сотни лет, и черты его почти исчезли из её памяти. Остался лишь проникновенный взгляд искалеченных глаз, и именно его она держала в памяти в моменты, когда Станнис грубо брал её в Палате Расписного стола на Драконьем Камне. Мару привёз ей гранаты, крупные, спелые, почти лопавшиеся от зёрен. Мелисандра их любила, глянцевые зёрна напоминали ей рубины, а запах был похож на давно забытый материнский. Ей всегда хотелось думать, что до Красного храма в Волантисе у неё был гранатовый сад, а тени деревьев были достаточно большими, чтобы спрятать её от палящего солнца знойным днём. Детей в Асшае почти не было, но город удивительным образом не вырождался и всё продолжал пухнуть от умельцев в магии. Но если вглядеться в него тщательнее, можно увидеть, что стоит он на разбитых мечтах и мёртвых надеждах, угасшей радости, вечной усталости, обречённости и колдовстве. Кроме гранатов Мелисандру ждал новый костюм из шёлка и атласа, такой же красный, как и её глубинная суть. Подол платья быстро намокал от снега и тяжелел, затрудняя движение, а потому такой подарок пришёлся ей по душе. Женевьеве Мару тоже привёз обновку, но её камзол был расшит материнскими руками, чёрная горловина мягко стекала на красные плечи, а разрезные рукава белели по краям, и это было похоже на самый настоящий костёр. Мать Женевьевы никто никогда не видел, но асшайские жрецы вместе с Женевьевой передали в волантийский храм три свёртка: один худой и длинный, второй мягкий и плоский, а третий пухлый и тяжёлый. Раскрывать их было не велено, потому как можно было обрушить на себя страшное проклятье, наложенное Рейдой, матерью Женевьевы. Она лично взяла клятву с верховного жреца, того самого, что потом соблазнила Женевьева, и он поклялся ей на крови: свёртки будут переданы её дочери в срок. Назначенное время подкралось незаметно, его совсем никто не ждал, но жаждал и боялся одновременно. Рейды давно нет в живых и возможно, дух её уже давно получил другое тело, но свёртки её до сих пор теплы, даже если их не касаться, её материнская любовь бережно хранила их столько лет, и теперь пришло время вытащить дары на свет. На залитом солнцем дворе кружатся чёрными мошками солдаты. Мечи лязгают друг о друга, тела мешками валятся на землю, из лёгких вырываются стоны, а с губ сыплются проклятья. И так по кругу. Джона всегда поражала удивительная способность Стены ставить людей в один ряд, делать их равными. Благородная кровь здесь вовсе не имеет значения, если ты грешен против людей и богов. — Почему тебе всегда так нравились мальчишеские забавы? — Джон опирается на перила и внимательно следит за сестринским взглядом. — Септа Мордейн была скучной, — Арья жмёт плечами и поднимает глаза на брата. Джон замечает, как цвет их становится глубже от внезапной печали. — Мне не стать лучшей леди, чем Санса, Джон. И я хочу защищать нашу семью. В последний раз, что Джон помнит, Арья бросалась в Сансу едой на пиру в честь приезда короля. Леди Кейтилин это ужасно раздосадовало, и Роббу пришлось увести сестру с пира, стерев с лица мальчишескую улыбку. Теперь же Джон знает, через что Арья прошла, сжимая зубы, снося голод, побои и унижения, прикрываясь чужой кровью. Арья поведала ему всё: как видела глаза отца в последний раз, потом его голову, катящуюся кочаном капусты с характерным стуком, пока крики Сансы заполняли ей уши — и это было единственным, что она тогда слышала; как стала мальчишкой Арри; как каждый раз становилась кем-то, лишь бы не быть Арьей Старк из Винтерфелла для спасения собственной жизни. Арья молчала лишь о заветном списке. Каждое имя из него оттиском проваливается ей в кожу и не даёт заснуть, пока не проведёшь по ним пальцами. Она никогда не скажет Джону, кого убила, но скажет, чьей смерти желает. — Иногда и меч бывает бессилен, — изрекает Джон и смотрит куда-то вдаль, поверх чёрной линии замка. Арья придвигается к нему ближе, и Джон принимает сестру под крыло. — Но иногда один меч может спасти много жизней. Джон согласно кивает. Иногда один меч решает всё. В этот день рог поёт впервые. Арья с надеждой вскидывает голову: возможно, это братья наконец вернулись из-за Стены. — Это не Робб, — Джон сжимает Арье плечо, наблюдая, как ворота открываются, и ручей из меха устремляется во внутренний двор Чёрного Замка. — Одичалые. Джон говорил, что обещал им землю, но северные лорды часто страдали от их набегов и явно будут против такого соседства. — А Маленький Джон не поднимет шум? — От Амберов всегда много шума, — Джон улыбается Арье и подталкивает вперёд пропуская Нимерию следом, — идём, я познакомлю тебя с Тормундом. — Это с тем, что спал в животе у великанши? — Арья зорким глазом в толпе видит и других, чёрных всадников, и узнаёт в них Братство без знамён, а среди них белеет изуродованное лицо Пса. — Для тебя он Тормунд Великанья смерть. Зычное «хар-р!» Тормунда отражается от чёрных стен гулким эхом, когда он сжимает Джона в своих крепких объятьях. Арья прячет руки под плащом, с любопытством разглядывая прибывших одичалых. Она никогда не видела их раньше, и теперь ей кажется, что они ничем не отличаются от тех, кто живёт по эту сторону Стены. — Что за воронёнок? — Тормунд кивает Джону за плечо. Джон отстраняется и жестом зовёт Арью ближе. — Арья Старк из Винтерфелла, — говорит она, шагая вперёд. Тормунд оглядывает Арью с головы до ног, находит её слишком щуплой для леди да и вовсе путает с мальчиком поначалу. Арья, поразмыслив, тянет ему твёрдую руку, запрокинув голову наверх. Нимерия послушно сидит рядом, принюхиваясь к только что прибывшим людям. Тормунд косится на лютоволчицу, вспоминая о Призраке, готовом за каплю крови хозяина перегрызть дюжину глоток, и аккуратно жмёт ладонь в ответ. — Тормунд Великанья смерть, — произносит он, а затем неуверенно добавляет: — миледи? — Если будет угодно миледи, — поправляет Арья, на мгновение представляя себя Сансой. Джон в стороне прячет усмешку в кулаке. — Я понял, — кивает Тормунд, выпуская маленькую ладонь из своей, — миледи. Арья улыбается, смотрит на Джона, и тот кивком головы велит ей не мешаться. Арье кажется, будто сделал он это совсем как отец, когда тот точно также просил не путаться под ногами у Родрика Касселя, пока он обучал искусству владения мечом Робба, Джона или Теона. Ей вдруг захотелось, чтобы Джори назвал её Арьей-Надоедой и утянул прочь со двора. Арья запускает пальцы в шерсть Нимерии и зовёт её за собой, чувствуя неприятную тугость в груди. Она возвращается на помост, чтобы лучше разглядеть всех, кто прибыл, с высоты. Братство без знамён оказывается поредевшим. Из всех тех, кого она помнит по своим скитаниям, остаются лишь Берик Дондаррион, дорнийский лучник Энгай и Торос из Мира. Арья находит глазами Пса, никогда прежде не бывавшего на Севере, и оттого чувствующего себя чужим. Её Игла легко могла войти в его грязную плоть тогда, на пути в Орлиное Гнездо, но рука отчего-то даже не дрогнула. Арья надеялась на его мучительную смерть. Арье очень хотелось на это надеяться. — Арья! Арья оборачивается на звук дядиного голоса. Лорд Эдмар приближается к ней размашистым шагом и протягивает маленький белый свёрток. — Ворон из Винтерфелла. Арья цепко хватает слово и быстро разматывает бумагу, впиваясь жадными глазами в написанное, узнавая материнский почерк. В некоторых местах чернила расплываются, и Арья сразу догадывается — её леди-мать плакала от счастья, получив весточку от младшей дочери, а рука её подрагивала. — Кто прибыл на этот раз? Одичалые? — спрашивает Эдмар, натягивая перчатки. — Северные лорды назвали бы их сбродом, — Арья жмёт плечами, не отрываясь от чтения, пусть строк на таком свёртке много не уместишь. — Вечером в трапезной так и будет, — согласно кивает Эдмар. — Ты видел их, дядя Эдмар? Сансу и маму? — Арья скатывает слово и зажимает его в кулаке. Её голос остаётся ровным, но глаза, устремившиеся наверх, увлажняются. Арье так хотелось по пути к Стене заехать домой хотя бы на короткое мгновение, убедиться, что сны ей не лгали, как не лгали и жрецы, но Мару ей не позволил. Даже когда она собралась улизнуть тайком, чтобы потом вернуться в караван, ей этого не удалось. Вездесущий жрец стерёг Арью днём и ночью, познавший её дикий, необузданный нрав. — Санса выросла настоящей красавицей, волчицей. По завету вашего отца она лично обезглавила Рамси Болтона, — отвечает Эдмар, поёжившись от воспоминаний. Пусть он и видел многое, сражался в битвах и сам пускал кровь сотни раз, такое зрелище не скоро позабудется. — Санса взяла в руки меч? — Арья не верит своим ушам. Волна восторга и восхищения сестрой гребнем щекочет ей горло, вызывая неровный смешок. — Нед Старк всегда отрубал голову с одного удара. У Сансы казнь заняла больше времени, но она справилась. Робб позволили ей самой принять решение. — А что сказала мама? — Я думаю, у Кэт не нашлось слов. Радость быстро гаснет у Арьи где-то в животе, уступая место гневу. Что такого бастард Болтона сделал с сестрой, если ей пришлось променять свои иглы на острый меч и запачкать свои нежные белые руки кровью? Что случилось с Сансой, если их леди-мать молча взирала на страшную казнь? Арья слышала слухи о свадьбе, но лицо сестры видела лишь после того, как Робб вернул Винтерфелл. Обернувшись Нимерией во снах, она принимала её поглаживания по своей холке, слушала материнский голос, видела Бриенну, но всё это казалось неправдой, предрассветным туманом над рекой. — Как ты думаешь, у неё найдутся слова, если Робб отдаст земли одичалым? — Арья меняет русло, боясь вернуться в прежние воды, где она захлёбывалась и тонула, лишь бы не думать, что скажет леди-мать, если прознает про кровь, окропившей её имя. — Кэт как никто другой знает, какие потери повлекла за собой Война пяти королей. Многие лорды остались совсем без людей. Одичалые могли бы возделывать эти земли, если не согласятся воевать за своего господина. Санса как леди Дредфорта может дать им кров, если пожелает. — Если они выживут, — Арья отворачивается и замечает на другой стороне Мелисандру, вышедшую на возгласы Тороса из Мира, — если мы все выживем, — добавляет она, пристально глядя сначала на жрицу, а затем и на хохочущего внизу жреца. Эдмар следует за её взглядом и бережно трёт ей щёку кожаным пальцем. Он помнит её совсем ребёнком, непоседливым, непослушным, юрким. Теперь же Арья научилась щетиниться и скалить остро заточенные зубы. Эдмар до сих пор не верит, что она выжила, одинокая, одичавшая, покинутая отцом и богами на далёком, чужеродном Юге. — Есть вести от Робба? — Ведьма говорит, что больше не может их видеть, будто ей что-то мешает. Она пытается научить Джона оборачиваться Призраком, но в последний раз у него получилось четыре дня назад. Робб нашёл Брана, но как далеко они от Стены, Джон не знает. — А твои сны? — Ты знаешь? — Арья отрывается от Тороса и удивлённо смотрит на дядю. — Я провёл с красной жрицей долгие месяцы. Она говорила такое про Робба, стало быть, и тебе это по силам. Арья качает головой в разочаровании. — Джон оборачивается Призраком, а я могу обернуться Нимерией. Если бы она была за Стеной, тогда что-то могло бы получиться, — лютоволчица скулит, тычась влажным носом хозяйке в плечо. Арья чешет ей за ушами, всё ещё радуясь каждый раз, когда обнаруживает Нимерию рядом. — Они вернутся, Арья. Я видел, что может Женевьева. Если её бог им не поможет, то она призовёт теней. Арья молчит. Если огненный бог не вернёт ей братьев, то список её вновь станет больше. В бесконечной белизне, оттенённой лишь стволами деревьев и заменившей собой всякий цвет, Стена обнаруживается неожиданно. Она теряется высоко в небе, разрывая собой облака. Женевьева чувствует, как тело и дух её тяжелеют с каждым днём. Её словно неустанно заносит снегом, и она больше не может разжать ладони, чтобы стряхнуть его с себя. Испытание Севером даётся ей тяжело. Она часто думает об отце, пока конь под ней усердно сражается со снегом, а перед сном, крепко прижавшись к Роббу, Женевьева представляет, чтобы было бы, родись она здесь, стань она северной леди. Бран не рассказывает ей большего, в темноте у костра они обходятся отвлечёнными разговорами, шутят, чтобы смех их хотя бы немного подтопил снег вокруг. Робб, прижимая к себе Брана в седле, взгляд со Стены переводит на Женевьеву. Лицо её всё-таки пострадало от сурового ветра, и даже огонь в теле её не спас, но для него это не имеет никакого значение. Роббу теперь хватает её тёмных глаз, чтобы отогреться. Её поцелуй замёрз на его губах, и никакое вино теперь не в силах разрушить эти чары. Робб трогает коня, и Женевьева следует за ним. Ходор везёт пустые сани. Улль сидит на его плече, готовый в любой момент завладеть разумом великана, чтобы управлять телом вместо него. Рог поёт единожды, долго и протяжно, и звук его поднимает решётку ледяного тоннеля. Путников никто не встречает, все с нетерпением ждут во дворе, и чем ближе ещё одна решётка, тем громче гул и волчий вой. Робб въезжает во двор первым, обнаруживая перед собой взволнованного Джона, дядю Эдмара, Бриенну Тарт, сира Давоса и Мелисандру. За ними растекаются чёрные братья, одичалые и прибывшие рыцари. Джон забывает сделать вдох, когда видит перед Роббом в седле подросшего Брана. В последний раз младший брат даже не дотягивался до изножья кровати, а теперь его глаза тяжелеют от пережитых испытаний и знаний, что он за них получил. Ходор с помощью Улля снимает Брана с коня и возвращает в сани. Робб спешивается следом, помогая ступить на землю Мире, а затем и Женевьеве. Он вглядывается в её лицо, незаметно для всех ладонью ласково касаясь её шершавой щеки. Заклинательница кивком головы сообщает, что в порядке, и торопится к истосковавшейся по ней Мелисандре. Джон первым коротко обнимает Робба, а затем отходит в сторону. Арья, по-прежнему худая, но уже не такая маленькая довольствуется вытянувшимся лицом старшего брата. — Арья, — облегчённо шепчет Робб, когда сестра летит к нему в руки. Он обнимает её, чувствуя, как тело её окрепло, и отрывает от земли, выпрямляясь. Арья жмётся к нему щекой, закрывая глаза. Когда-то давно она хотела стать такой же сильной, как Робб. Когда-то давно она ждала его победы и вслушивалась в каждый волчий вой, надеясь распознать в нём голос Серого Ветра, говорящий, что путь домой наконец свободен. — Я не успел тебя спасти, — шепчет Робб, проведя ладонью по спине сестры. Он опускает её на землю, чтобы наконец рассмотреть её лицо. — Ты начал из-за меня войну, — успокаивает Арья, сжимая его руку. — Но не смог её выиграть. — Не смог. Но теперь эту войну мы выиграем вместе, — Арья опускает свободную руку на Иглу и ободряюще улыбается. Робб с улыбкой на лице ласково треплет её по голове и снова коротко обнимает. Джон опускается на колени в снег перед Браном. — Жаль, я не смог попрощаться с тобой тогда, — говорит Бран, когда Джон дрогнувшей ладонью касается его отвердевшего лица. Джон прижимает брата к себе, и сердце его начинает радостно биться. Ему кажется, будто со дня отъезда из Винтерфелла прошла целая жизнь. Шрам на сердце напоминает ему, что так и было. Арья, оставив Робба, бежит к Брану и залезает в сани. Джон успевает вовремя отпрянуть, когда она падает брату на грудь, сжимая в объятьях. Бран обвивает её руками, а перед глазами его восстают все пронзённые Иглой. Он ни за что не скажет Арье, что знает об этом, пока сама она не захочет рассказать. Лютоволки, как и прежде при воссоединении, превращаются в один большой меховой ком. Конюшие спешат забрать лошадей, пусть они и измотаны до крайней степени, при которой даже стая лютоволков больше не в силах вселить в них и каплю страха. Женевьева устало прижимается к Мелисандре, уложив голову ей на грудь. — Мы так долго не могли вас отыскать, — говорит Мелисандра со звенящим сердцем. — Пришлось учить Джона Сноу перекидываться лютоволком. — Великий Иной нашёл нас, — Женевьева показывает обожжённую холодом ладонь, — он коснулся лорда Брана в одном из видений и оставил такой же след. Пришлось прятаться. — Стало быть, именно так он нас и найдёт, — кивает Мару, появляясь у них за спиной. Женевьева запрокидывает голову и улыбается, наконец-то избавляясь от чувства чужеродности в груди. Она тянется к нему свободной рукой, не желая отрываться от Мелисандры. В их долгой разлуке после Волантиса, в размолвке длиною вечность, заклинательница вспоминала о ней редко. Злость на Мелисандру вытесняла всякую скуку без неё, но не теперь. Женевьева после объятий осматривает лицо Мару и прикрывает ладонью его изувеченный глаз, как в их первую встречу. — Так по-прежнему лучше? — спрашивает он, и Женевьева честно кивает. — Хорошо, что кроме тебя так больше никто не думает. Мару улыбается, отнимая её ладонь от лица. — Лорд Робб, — зовёт Женевьева. Робб, оторвавшись от представления Джону Миры, приходит на зов. — Это Мару, если будет угодно милорду. Мы вместе служили Владыке Света в волантийском храме. — Ваша милость, — Мару склоняет голову, краем глаза замечая подошедшую Арью. — Это он привёз меня сюда, Робб, — произносит она, — и не позволил отомстить Фреям за предательство. — Благодарю за сестру, — Робб мягко кивает, опуская ладонь сестре на плечо, — а Фреев больше нет, Арья. Они погибли в Близнецах, когда Женевьева пришла за мной. Арья наконец может разглядеть ту, что слыла спасительницей Робба, их леди-матери и всего Винтерфелла в устах Джона и в языках огня. Женевьева с неохотой отнимает руки от Мелисандры и выпрямляется, позволяя шустрым глазам Арьи рассмотреть все её изъяны. — Женевьева Асшайская, если будет угодно миледи, — Женевьева учтиво склоняет голову. Робб не сводит с неё пылающих глаз. Заклинательница оставляет северное имя при себе и не торопится им называться. Арья прищуривается и слушает шёпот своего дикого сердца. — Валар моргулис, — говорит она вместо положенного ответа. — Валар дохаэрис, — отвечает Женевьева. Робб переводит непонимающий взгляд с сестры на заклинательницу. — Валирийский, ваша милость, — поясняет Женевьева. — Тебе нужно многое мне рассказать, верно? — Робб сжимает Арье плечо. — Как и тебе, — отзывается Арья и возвращается к Брану. — У вашей сестры крутой нрав, ваша милость, — замечает Мару. — В этом она похожа на нашу леди-мать, — согласно отзывается Робб и оглядывает жрецов перед собой, — раз уж здесь собралось так много колдунов, может быть, кто-то знает, как помочь Брану? — Вы имеете ввиду излечить лорда Брана от недуга? — уточняет Женевьева. — А это возможно? — у Робба в груди рождается надежда. Женевьева вытащила его из тьмы, а асшайское искусство исцеления ставила выше любого мастерства мейстера. Женевьева переводит взгляд на Брана, увлечённого разговором с лордом Эдмаром. — Боюсь, ваша милость, это невозможно. Помните, что я говорила вам о цене магии? — Робб мрачно кивает. — Ваш брат наделён удивительным даром. Ваши боги подарили лорду Брану крылья, взяв ноги взамен. Вы пойдёте против богов? — Они этого не любят, — замечает он, оглядываясь на брата. Вдали, в тенях помоста Робб обнаруживает Теона. Большой кракен ползёт по его доспеху, не позволяя другим забыть, кто он таков. Теон прибыл на Стену сегодняшней ночью. Людей с ним пришло около сотни, слишком мало, чтобы одолеть Иных или заслужить прощение Робба. Теон кивает головой в надежде, чтоб Робб ответит на приветствие, но Робб упрямо оставляет этот жест без внимания. Он оборачивается к заклинательнице. — Тебе нужен отдых, Женевьева. Сегодня я не буду тебя тревожить. Робб не решается её коснуться среди людей. Женевьева понимающе улыбается и зовёт Улля. — Останешься с лордом Браном, пока мы не придумаем, как помочь ему передвигаться по замку, — тень ластится к руке Мелисандры, а после шустро исчезает. Лютоволки, наконец рассыпавшись по одиночке, садятся в снег кругом и принимаются стройно выть, запрокинув головы. — Они плачут по мертвецам, — замечает Мелисандра, крепче сжимая Женевьеву в руках. — Разве кто-то уже успел умереть? — спрашивает Робб. — Лютоволки плачут по тем, кому уготовано стать таковыми, — отвечает Женевьева, глядя ему в глаза. Мару касается её спины. Красные жрецы знают, по ком воют лютоволки. Женевьева едва ощутимо касается пальцами ладони Робба. Обожжённый касанием, он оборачивается, но заклинательница уходит. Робб думает, так она напоминает ему о долге.