Алым-алым

Богороща остаётся молчаливой и мрачной даже при свете дня. Тусклое белое золото зимнего солнца осыпает лишь верхушки деревьев, не касаясь заснеженной земли. Призрак и Лето тенями скользят между толстых и тёмных стволов. Бран сидит под красными ветвями сердце-дерева со страдальческим ликом на белом стволе и медленно, нить за нитью, плетёт для Джона новое полотно, что он волен будет оставить свёрнутым за спиной или же устлать им перед собой новый путь. Бран рассказывает брату о Рейгаре Таргариене, о том, каким его знали другие, и о том, каким он знал себя сам. После Рейгара речь заходит о Лианне Старк, которую никогда не похищали и не насиловали. Джон мельком думает, сколько жизней удалось бы сохранить, если бы Рейгар и Лианна поступили иначе. Возможно, сам Джон и не появился бы на свет, или, появившись, вырос бы совсем другим, отличным от себя нынешнего, но реки крови были бы не такими полноводными. Но возможно, всё стало бы только хуже. Это гиблое дело — придумывать для истории другие пути, не принимая того, что уже произошло, но человек раз за разом испытывает своё сердце и своё воображение, возвращаясь к ядовитому «если бы». — Ты видишь будущее? — спрашивает Джон, когда Бран заканчивает с прошлым. — Нет, — качает головой Бран, — пока ты не принял решение, я вижу лишь пустоту. — Чтобы заявлять о правах на трон, нужны доказательства, — замечает Джон, — никто не поверит словам, кто бы их не произнёс. — Лорд Хоуленд Рид — единственный, кто выжил в битве у Башни Радости и видел всё своими глазами. Он должен знать правду о тебе. Они с отцом были близки, лорд Рид послал мне на помощь Миру и Жойена, а после он дал Роббу людей. Его слова значат больше, чем мои и леди Женевьевы вместе взятые. Я думаю, он поддержит тебя. — Посылать ворона с такой просьбой не безопасно, — сомневается Джон. — Леди Женевьева поможет нам скрыть его, — предлагает Бран. Джон, поразмыслив, соглашается. — Ты рассказал Сансе и своей леди-матери о том, кто ты? — спрашивает Джон чуть погодя, опускаясь на валун под чардревом. Бран кивает. — Как они приняли это? — С трудом, — опускает глаза Бран, — они не совсем понимают, что это значит. — Честно говоря, мы все не понимаем до конца кто такой трёхглазый ворон. — Представь, что это лишь часть меня, — говорит Бран, — как дракон является частью тебя. Или же Безликие являются частью Арьи. — Ты принял эту часть? Смирился с ней? — У меня было время и хороший учитель, — Бран с грустью вспоминает о Жойене. Ему никогда не расплатиться с Мирой за этот долг. Бран чувствовал вину и перед Хоулендом Ридом, что отправил своих детей ему на помощь. Быть может, он, как и Жойен, знал, что домой вернётся лишь Мира, но Брану кажется, такое знание приносит лишь больше боли, нежели облегчения. От одной мысли о Мире Брану становится тоскливо, но не так тяжело, как при мыслях о её брате. Даже теперь, когда он дома и среди своих, Миры не хватает. После всего, что выпало на их пути, Мира тоже стала своей. Богороща медленно наполняется волками. Серый Ветер проносится между дубов, перемахивая через толстые торчащие из-под земли корни, и присоединяется к братьям. Нимерия идёт подле Арьи, не желая сегодня бегать по старому лесу вместе со всей стаей. — Где Рикон? — спрашивает Джон. — Матушка всё ещё надеется сохранить детство хотя бы для него, — отвечает Санса, останавливаясь под сенью чардрева. — В это время Рикон теперь занимается с мейстером Уолканом, и она не хотела бы, чтобы мы обсуждали при нём какие-либо планы. — Разве мейстер Уолкан не должен заниматься ранеными вместе с другими мейстерами и заклинателями? — спрашивает Бран, когда Робб разворачивает его спиной к чардреву и лицом к сёстрам. — Думаю, какое-то время они смогут обойтись без него, — отвечает Молодой Волк, возвращаясь к Сансе. — Рикон остался единственным ребёнком, которого мать ещё может вырастить. А потому она будет непреклонной. Все они, не сговариваясь, думают о том, как много упустила Кейтилин. Робб помнит, какой разбитой она была, сидя у постели Брана, как стойко приняла весть о кончине младших сыновей, чтобы позволить старшему опереться на неё в то тяжкое для всех время. Он видит, как тяжело матери сейчас, несмотря на всю радость, что принесло ей возвращение детей. Кейтилин приходится мириться с тем, что её волчата были вынуждены повзрослеть вдали от дома, друг от друга и её материнского крыла. — Зачем ты собрал нас здесь, Джон? — Санса прерывает молчание. Все, кроме неё, догадываются о причине. Джон поднимается на ноги и становится напротив Сансы, против воли замечая её сходство с матерью, на которое прежде он никогда не обращал внимания. — Ты единственная, кто ещё не знает, — произносит он, поведя плечами и обхватив ладонью сжатый кулак под плащом. — Я никогда не был тебе братом, Санса. Даже братом-бастардом. Моё имя — Эйгон Таргариен. Я — сын Рейгара Таргариена и Лианны Старк. Санса замирает от откровения, ощущая на себе взгляд каждого брата вместе с Арьей. Кажется, будто и Нимерия смотрит на неё в ожидании. — Как ты узнал об этом? — Санса сводит брови и оборачивается к Брану. — Тебе рассказал о том трёхглазый ворон, Бран? — Я и есть трёхглазый ворон, Санса, — напоминает Бран сестре, чьё лицо по-прежнему выражает непонимание, и тогда он решает смилостивиться. — Да, это рассказал мне он. Санса задумчиво кивает, делая вид, что удовлетворилась ответом. — Я ужасно относилась к тебе, — говорит она, помолчав. Воспоминания о далёком детстве оживают у неё перед глазами. — Я думала, что ты мне не ровня. Ты был так удивительно похож на отца, больше, чем кто-либо из нас, кроме, пожалуй, Арьи. Но совсем недавно ты был единственным братом, что у меня остался. Я могла довериться лишь тебе, уверенная, что ты никогда не причинишь мне зла, потому что ты Старк, Джон. У тебя может не быть нашего имени, но в тебе есть наша кровь. У Джона сжимается сердце, всё нутро натягивается и больно, натужно звенит. Санса подходит ближе и опускает свою тонкую ладонь на его сжатый в камень кулак. — Ты достоин трона, Джон, — говорит она, — больше, чем кто бы то ни было. Санса отнимает ладонь от его рук, кладёт их на плечи, и Джон позволяет себя обнять. Робб за спиной у сестры ему улыбается. — Рикону не понравится, что он узнает об этом последним, — замечает Арья, поглаживая Нимерию. — После занятия с мейстером возьму его в Волчий лес, — говорит Джон, выпуская Сансу, — расскажу, пока лютоволки будут охотиться. — Ты принял решение, Джон? — Робб становится серьёзным. — Я не могу собрать ассамблею, пока мы не решим, как действовать. Лордов нельзя долго держать в Винтерфелле. Прошлой ночью Джон впервые в жизни увидел настоящего живого дракона, тёплого, как пламя. Джон коснулся его хребта, такого же белого, как шерсть Призрака, и что-то давно и крепко спящее шевельнулось внутри него. Джон опустился на край кровати и долго смотрел на сопящего, обвившего себя хвостом Рейгналя, держа при том лютоволка за холку. Он сидел так, пока в комнату не вернулась Женевьева с плащом наперевес и Роббом за спиной. И даже когда он лёг в собственную постель, красная чешуя сверкала у него перед глазами, напоминая о том, кем он мог бы когда-то стать. — Железный трон выпил крови больше, чем Стена, — сосредоточенно отвечает Джон. — Я не хочу, чтобы это продолжалось. Я предъявлю права на трон, но лишь за тем, чтобы созвать Великий совет и вместе с лордами великих домов решить дальнейшую судьбу Семи королевств. Если Север останется независимым, остальные потребуют того же, и тогда государство распадётся на части, как это было до Эйгона Завоевателя. Управлять таким большим континентом в одиночку почти невозможно. Я считаю, так будет лучше для всех. — Пожалуй, кроме тех, кто хочет власти, — замечает Робб. — Кто ещё знает о твоём происхождении? — спрашивает Санса. — Ваша леди-мать и леди Женевьева, — отвечает Джон. — Не говори о том лордам, Робб, — просит Санса. — Они могут обсуждать это между собой вне стен замка, а у Серсеи повсюду шпионы. Джон может не добраться до Королевской Гавани. — Я не могу лгать им, Санса, — возражает Робб. — Северные лорды должны знать. Они не простят мне, если я скрою это от них. — Люди должны знать, за что они сражаются, Санса, — поддерживает брата Джон. — Они слышали достаточно обещаний от королей с Юга, но мы предложим им биться не за меня и не за Железный трон, но за их свободу и независимость. — Вам обоим не стоит недооценивать Серсею, — настаивает Санса, — ей не нужен ещё один претендент на трон. Ей проще всего послать за тобой убийц, пока ты не начал собирать сторонников. Полагаю, и о леди Женевьеве Серсея наслышана. Если ты всерьёз надеешься на её помощь, Робб, тебе лучше поберечь и её. — Я приму это к сведению, Санса, — покладисто, но твёрдо отвечает Робб. — Но если Джон решит открыть своё происхождение перед лордами Севера, я поддержу его. — Вы должны быть умнее, чем отец, — с горечью произносит Санса. — Поэтому прошу вас прислушаться к тому, что я говорю вам о Серсее. — Мы используем всё, что ты знаешь о ней, я обещаю тебе, — отвечает Джон. — Санса, — зовёт Бран. Санса с надломанным взглядом оборачивается. — Боги послали Джону Призрака. Он сбережёт его. — Призрак не уберёг его от ножей предателей в Чёрном замке, — возражает Арья. — Он был заперт, Арья, как был заперт и Серый Ветер в Близнецах, — отзывается Бран, — но вспомни, как Нимерия бросилась на твою защиту на Королевском Тракте, когда была и в половину не такой, как сейчас. Лето загрыз убийцу, подосланного ко мне Мизинцем, и спас меня вместе с матушкой. Призрак почует неладное быстрее, чем человек. К тому же, у вас есть я, а если меня не окажется рядом, Джона сбережёт пламя. Взгляд Брана стекает с сестёр и устремляется вдаль, туда, где уже плавятся глаза Робба. Женевьева проходит под сенью страж-деревьев в приталенном пальто с запа́хом. Тёмно-серое, как стволы деревьев, оно надёжно бережёт её от холода, выполняя обещание Сансы. Рукава вместе со стоячим воротником оторочены светлым мехом, по кромке их змеится тёмная вышивка, похожая на вихры дыма от костра, а по краю укороченного подола кое-где виднеются тонкие пламенные языки. Горло под воротом надёжно укрыто плотным платком глубокого винного цвета. Женевьева всё никак не желает расставаться с красным, что следовал за ней по пятам всю жизнь, начиная с младенчества. Асшай для неё был серым, как Пепельная река, и красным, как её деревянная маска заклинательницы теней. Женевьева приветственно кивает всем присутствующим, а Робб спешит ей навстречу. — Что-то случилось? — спрашивает он, первым делом проверяя, есть ли на её руках перчатки. Если бы не внимательный северянин, которому заклинательница лечила раненое бедро, она бы совершенно точно снова забыла их брошенными на столе. — Не тревожься, — успокаивает Женевьева, сжимая его ладонь, — меня утомили люди и я пришла за лютоволками. Мы с мейстерами приняли решение исцелять раненных постепенно, не перенося весь недуг на тело целиком. Так люди будут готовы к наступлению, когда бы ты его не собрал. Мы решили начать с солдат, об их важности упоминать не стоит. Но будет лучше, если вы с Джоном найдёте меня после того, как закончите здесь. Мы собрались в Вороньей вышке, в кабинете мейстера Уолкана. — Раз уж вы здесь, — подаёт голос Арья, — что вы знаете о Дейнерис Таргариен? Женевьева протяжно и тяжело выдыхает, переводит глаза с Робба на Арью, на Сансу и Брана, и останавливается на Джоне. — Не много, — отвечает Женевьева, возвращаясь к Арье, — я изредка наблюдала за ней и Визерисом, как наблюдала за Рейгаром. Всю свою жизнь я провела рядом с Таргариенами, так что следить за ними вошло в привычку. — Но вы из Асшая, — произносит Арья. — Почему вы служили вестеросским королям? — Мы с матерью были прокляты Мейгором Таргариеном, — открывается Женевьева, — Мейгором Жестоким. Полагаю, его не заботили другие короли, кроме тех, кого он оставит в наследство. — Сколько же вам лет? — поражается Арья. — Арья! — Робб с Сансой дёргают сестру в один голос. — Миледи устанет считать, — продолжает отвечать заклинательница без всякой обиды. — Ваша молодость — дело рук красного бога? — всё наседает Арья. — Да. Но мне так же известны способы, позволяющие сохранить кровь молодой как можно дольше. Что миледи ещё хочет знать обо мне? — Вы останетесь на Севере? — выпаливает Арья давно зудевший в горло вопрос. — И если нет, поможете ли вы нам в грядущих битвах? Женевьева замолкает, пристально глядя на Арью с лёгким наклоном головы. Призрак-трава в тугом плетении волос от коснувшегося её солнца сверкает наточенным кинжалом. Женевьева не питает надежд, ибо знает — Арью волнует лишь Север и брат, но никак не судьба заклинательницы. Робб смотрит на Арью с укоризной, разминая Женевьеве пальцы. — Даже если я покину Север, я не оставлю волков одних между львом и драконом, — отвечает Женевьева. Арья смотрит в её тёмные решительные глаза и понимает — если заклинательница встанет за Роббом, она задушит тенями кого угодно, лишь бы он остался цел, а вместе с ним они, его стая, за которую он так долго сражался. Арья заклинательнице верит. Арья, быть может, даже уважает её за это. — Ты закончила? — спрашивает Робб. Арья смотрит на брата, сплавленного с Женевьевой, и кивает. — Дейнерис — дочь Безумного короля, — возвращается к насущному заклинательница, — но я не могу сказать, что замечала за ней отцовское безумие. Однако, и у неё есть недостатки. Дейнерис не умеет признавать свои ошибки, не вдаётся в политику, разрушает многолетние традиции и устои, не предлагая ничего нового взамен. Она скорее завоевательница, нежели правительница. — Она захватила залив Работорговцев, — добавляет Бран, — но не смогла удержать в нём власть. Дейнерис пыталась освободить рабов в захваченных Астапоре, Юнкае и Миэрине, но всё очень быстро возвращалось на свои места. — Рабы не знают, что делать со свободой, потому как её у них никогда не было, — поддерживает Женевьева. — Она не смогла справиться с тремя городами, — произносит Робб. — Почему она так уверена, что сможет управиться с целым континентом? — Дейнерис считает, что трон по праву принадлежит ей, — отвечает Бран. — Она хочет вернуться домой и вернуть всё, что у неё когда-то отняли. — А что её брат, Визерис? — спрашивает Санса. — Он мёртв, — сообщает Женевьева. — Он оскорбил кхала Дрого, — рассказывает Бран, — и тот вылил ему на голову расплавленное золото. — Кхал Дрого ведёт дотракийцев? — спрашивает Джон. — Нет, — качает головой Бран, — кхал Дрого умер. Дотракийцы идут за Дейнерис, как и Безупречные. Дейнерис сожгла других кхалов в Ваес Дотрак, куда должна была вернуться после смерти мужа, и дотракийцы последовали за ней, когда она вышла невредимой из пламени. — Она не горит? — вытягивается Арья. — Кто такие Безупречные? — Санса вслед за сестрой в недоумении сводит брови. — Элитные воины-евнухи из Астапора, — отзывается Арья, не глядя на Сансу. — Они хороши дисциплиной, к тому же бесстрашны. Так Дейнерис неуязвима для пламени? — Она вошла в погребальный костёр кхала Дрого с тремя яйцами, а вышла оттуда с тремя драконами, — жмёт плечами Бран. — Такое возможно? — спрашивает Арья у Женевьевы как у единственной среди них, кто искусен в магии. — Я могла войти в огонь и выйти невредимой, но лишь потому, что Владыка Света благословил меня. О таком я слышу впервые, — отзывается Женевьева. — Если Дейнерис сядет на Железный трон, — задумчиво произносит Робб, не обращая внимания на разговоры о магии, ведь неопалимость Дейнерис никому не угрожает, в отличие от её войска, — что будут делать дотракийцы? Они живут набегами и грабежами. Что Дейнерис Таргариен хочет здесь создать, приведя за собой армию дикарей и воинов, умеющих лишь проливать кровь? — Она не хочет ничего создавать, Робб, — отвечает Бран. — Она хочет сломать колесо. — Сидя на Железном троне? — уточняет Арья. — Дейнерис хочет освободить мир от тиранов, — произносит Женевьева. — И что станет с миром, когда тиранов не останется? — спрашивает Санса. — Тогда тиранов придётся выдумать, — отзывается заклинательница. Тишина подступает незаметно и прячет богорощу под толстым куполом. Старки смотрят друг на друга, не зная, что ещё можно сказать. Внезапно Серсея Ланнистер утратила былую важность, уступив место той, что по давнему пророчеству придёт отнять у неё трон. — Если мы не можем противостоять Серсее и Дейнерис одновременно, — прерывает гнетущее молчание Робб, — значит, мы должны объединиться с одной из них. И вы не хуже моего знаете, что выбор падёт не на Ланнистеров. — Дейнерис потребует твоей присяги, — замечает Джон. — Ты не можешь преклонить колено, Робб. — Северяне никогда мне этого не простят, — соглашается Молодой Волк, — я не стану этого делать. Слишком много крови было пролито за Север. Если Дейнерис узнает о Джоне, согласится ли она на честную борьбу за трон, Бран? — Я не знаю, Робб, — Бран качает головой. — Но кто из лордов Вестероса поддержит её? — спрашивает Арья. — Дейнерис поддержали Дорн и Простор, — рассказывает Бран, — но Оленна Тирелл мертва, а Эллария Сэнд в плену у Серсеи. Ей также присягнула Яра Грейджой, но Эурон Грейджой уничтожил её флот, а саму её держит в плену. — Грейджои разобщены, — говорит Робб, — Эурон присягнул Серсее, Яра присягнула Дейнерис, а Теон пока с нами. Его нельзя снова ставить перед выбором, но даже если он выберет Джона, его людей всё равно не хватит. — Я могу рассчитывать лишь на поддержку Севера, — произносит Джон, — и, быть может, Речных земель. Остаётся Долина и Штормовые земли. — Думаю, рыцари и лорды Долины могут поддержать тебя, — вступает Санса, — они видели тебя на Стене как лорда-командующего Ночного дозора, ты сражался за живых вместе с остальными. К тому же, в прошлый раз они остались в стороне. На этот раз им придётся сделать выбор. С лордом Джоном Ройсом из Рунного Камня можно договориться — он имеет большое влияние на Робина Аррена. Если вы с Роббом сможете убедить лорда Ройса, у нас будет поддержка Долины. — В Винтерфелле гостит Ширен Баратеон, — напоминает Женевьева, — а с ней и сир Давос Сиворт, который хорошо знает Джона и к тому же имеет влияние на принцессу Ширен. Пусть она и не единственная из дома Баратеон, но лорды хотя бы знают о ней в отличие от Джендри Баратеона. — Он бастард, — вставляет Арья, не удержавшись. — Джендри Баратеон никогда не был бастардом, миледи, — возражает Женевьева. Арья быстро переводит вопросительный взгляд на Брана. — Ты просила меня закрыть мой вороний глаз и никогда им на тебя не глядеть, — парирует Бран, не сдерживаясь от улыбки. — Но Джендри здесь не при чём, — упрямится Арья. — Разве? — Робб вскидывает бровь. Санса опускает на сестру вопросительный взгляд, зная лишь о тех странствиях с Джендри и Пирожком, о которых Арья захотела ей рассказать. Арья, делая вид, что не замечает испытующие глаза сестры вместе со сдерживаемой улыбкой, отмахивается от всех разом. — Мы обсуждаем судьбу королевства, — говорит она, — а не Джендри, и уж тем более не меня. — Джендри Баратеон — наследник короля Роберта, — подаёт голос Женевьева. — Ещё один претендент на трон. Однако, не думаю, что он заявит о правах, и уж тем более получит поддержку. Он всего лишь кузнец, выросший в трущобах Королевской Гавани. Но держать Джендри на своей стороне не будет лишним. Полагаю, это не составит никакого труда. Арья мечет тяжёлый взгляд на заклинательницу, но она легко его поглощает чистыми глазами, без капли враждебности. Арья шумно выдыхает и опускает ладонь на загривок Нимерии. — Можно было бы посадить на трон вас обоих, — Женевьева возвращает разговор в прежнее русло, глядя на Джона, — но дотракийцы, Безупречные и драконы никуда не денутся. К тому же, было бы ужасно надеяться, что вам удастся сдерживать дурные порывы Дейнерис, Джон. Вашему отцу не всегда удавалось урезонивать Роберта Баратеона, а они и были друзьями с детства. Что уж говорить о вас. — Ты знаешь о страхах Дейнерис, Бран? — внезапно спрашивает Санса, будто очнувшись от тяжёлых дум. — У неё есть драконы и армия, она бы давно могла захватить трон, но до сих пор не сделала этого. Почему? Чего она опасается? Чего не может допустить? — Она не хочет, чтобы пострадали простые люди, — отвечает Бран. — Дейнерис Таргариен не хочет быть, как её отец. Она не хочет быть королевой пепла. — Если вы хотите заключить с ней союз, что северные лорды вряд ли одобрят, — Санса оборачивается к старшим братьям, — вы должны давить на этот страх. Пока человек чего-то боится, им можно управлять. — Ты научилась этому у Ланнистеров? — спрашивает Робб, потемнев. — Я на коленях умоляла сохранить отцу жизнь и пощадить тебя, пока Серсея смотрела на меня свысока, а Джоффри смеялся мне в лицо. Я была бы непроходима глупа, если бы не извлекла хотя бы одного урока из тех, что преподали мне Ланнистеры. Если вы хотите, чтобы Дейнерис Таргариен помогла нам расправиться с Серсеей, сохранив при этом независимость Севера, заставьте её поверить, что каждый следующий шаг будет неизбежно вести к её самому страшному кошмару. — Леди Санса права, — вступает в разговор Женевьева, глядя на Робба. — Вы с Джоном не обучены лить сладостные речи, да и Дейнерис слышала их достаточно. Если вам удастся убедить её в том, что она идёт по стопам Безумного короля, и предложить ей иной путь, всё может получиться. Робб молчит и смотрит на Джона. Ему не нравится эта затея, но иного выхода он не видит. Он не может снова потерять Север, а потому на этот раз придётся оставлять волчьи клыки обнажёнными даже во сне. Робб тяжело выдыхает, прикрыв глаза. Волчья челюсть смыкается с угрожающим клацаньем, и все принимают это за ответ. — Это нельзя обсуждать в письмах, а отправляться на Драконий Камень неразумно, — рассуждает Робб, возвращая глаза к стае. — Она вряд ли согласится встретиться в другом месте, но эта встреча необходима. Прежде всего я хочу посмотреть на Дейнерис Таргариен собственными глазами. Ты позволишь мне провести с ней переговоры от твоего имени, Джон? Думаю, ей как раз и не следует знать, кто такой Эйгон Таргариен. — Ты можешь даже не спрашивать меня о таком, Робб, — Джон соглашается без малейшего колебания, доверяя Роббу, как себе. — Дейнерис — кхалиси Великого Травяного моря, — вслух размышляет Женевьева, — а её люди возложили ей на голову корону. Мне нужна помощь трёхглазого ворона, лорд Бран. — Всё, что угодно, леди Женевьева, — согласие Брана незамедлительно. — Вы можете перенестись в те далёкие времена Мейгора Таргариена и отыскать того колдуна, что проклял мою мать? Мне нужно знать, что именно он сделал: сварил зелье, прошептал заклинание или же обратился с просьбой к какому-либо богу. Если я буду знать это, мы сможем вернуться на ту поляну, где я встречала королей, а кровь Джона поможет нам призвать на неё и Дейнерис. — Это не трудно, — отвечает Бран, — но я не знаком с колдовством. Я не смогу передать вам ни слов заклинания, ни названия трав. — Я буду рядом с вами, но мне нужно пламя. — Мы с Джоном как раз хотели попросить вас о помощи — нам нужно скрыть ворона. — Хоуленд Рид может подтвердить моё происхождение, — поясняет Джон. — Ворон предназначен ему. Робб вместе с сёстрами согласно кивают. — Мне нужно кое-что обсудить с вашим братом, — говорит Женевьева. — Не возражаете, если я присоединюсь к вам позже? — Нисколько, леди Женевьева, — соглашается Джон, заходя Брану за спину. — А как же лютоволки? — переживает Арья. — Я займусь ими, как только мы закончим с лордом Браном, миледи, — отвечает Женевьева. Арья соглашается и велит Нимерии отправляться вслед за братьями. Призрак и Лето появляются из тени леса, следуя за хозяевами. Серый Ветер, оставшись один, возвращается к Роббу, радостно прикусывая пальцы пришедшей Женевьеве. — Санса, — Робб зовёт готовую уйти сестру. Санса останавливается и вкладывает в протянутую братнину ладонь свои затянутые в кожу пальцы. — Я хочу, чтобы ты знала — я не виню и не упрекаю тебя за всё, что ты сделала, пока была в Королевской Гавани. Тебе удалось выжить — и это главное. А полученные уроки редко бывают лёгкими. — Ты научился этому у леди Женевьевы? — спрашивает Санса. Заклинательница ей улыбается, а в глазах её Санса может различить искры гордости. Робб опускает на Женевьеву глаза. Они ни разу не разняли рук, пока стояли здесь, единые, будто бы целиком выточенные. Санса не знает, каким был брат с погибшей женой, но ей нравится нынешний Робб, с тускло поблёскивающей короной в тёмных осенних волосах. Молодой Волк вместо ответа мягко целует сестру в лоб. Санса сжимает его ладонь, учтиво кивает Женевьеве и торопится взять протянутую руку ожидающей её Арьи. Когда богороща пустеет, Робб заключает Женевьеву в кольцо рук, глядя на неё сверху вниз. Заклинательница устраивает руки на его плечах и смотрит на него в ответ. Они могли бы провести так час за часом, в молчании, глядя друг на друга, касаясь при том лишь сердцами. Роббу хотелось сохранить этот момент, растянуть до невозможной длины, сделав его и вовсе бесконечным. Роббу хотелось остаться в Женевьеве навсегда. — Где Рейгналь? — спрашивает Молодой Волк. — Мару помогает мейстерам готовить снадобья для раненых, — отвечает Женевьева, — Рейгналь с ним. Я не могу танцевать с тенями с драконом на плече. — Тебе действительно нужно со мной поговорить или ты просто хотела побыть наедине? — Всё сразу. Робб наклоняется с поцелуем, а после, отняв свои губы от губ Женевьевы, замечает, как твердеет её лицо. Внутри у него шевелится колючий холод, вновь не предвещая ничего доброго. — Нам предстоят тяжёлые дни, Робб, — начинает заклинательница, а голос её перестаёт приятно шуршать, обретая звон металла. — Немало крови прольётся прежде, чем всё закончится. Я знаю, как можно обойтись кровью малой. Всего лишь парой капель. У Робба сковывает горло. Он сводит брови, глазами выискивая во взгляде Женевьевы хотя бы намёк на искры света, но они остаются полными темноты. Молодой Волк разжимает руки и делает шаг назад. Женевьева, растёкшаяся было по его рукам, собирается обратно в густую, плотно сбитую тень. — О чём ты? — решает уточнить Робб, внутренне подозревая, что ответ не придётся ему по нраву. Холод из живота ползёт к сердцу. — Полагаю, ты уже догадался, — спокойно отвечает Женевьева, сцепив руки внизу живота. — Магия крови. — Та самая магия, которой Станнис Баратеон надеялся заполучить трон? — Ты зажат между двумя воюющими женщинами, Робб. Численность их войска в разы превышает твоё, а зима уже здесь. Ни одна из них не отступится от своего, как и ты. Но ваши желания, увы, не совпадают. Пара капель королевской крови, и не будет ни Серсеи, ни Дейнерис. Джон сядет на трон, Север останется независимым, но главнее всего этого будут живые и невредимые люди. — Ты не можешь предлагать мне этого, Женевьева, — Робб против воли делает ещё один шаг назад, совершенно обескураженный. По голове будто бы ударяют чем-то тяжёлым, да так, что она начинает звенеть колоколом. Робба начинает тошнить. — Что я говорила тебе за Стеной перед тем, как ты впервые меня поцеловал? — спрашивает Женевьева. — С тобой я бы выиграл Войну пяти королей, — Робб помнит так хорошо, будто слышал эти слова вчера. — Ты думаешь, какой могла быть моя помощь? Советников у тебя и без того предостаточно, а вот ведьмы за спиной никогда не было. Твой отец погиб в Королевской Гавани, а ты почти погиб, выйдя против Ланнистеров. Пусть ты уже не тот мальчишка, но и против тебя бьются не те. Что ты будешь делать, если тебе не удастся склонить Дейнерис на свою сторону? Ты командовал лордами, бывшими втрое старше тебя, но они твои вассалы. Дейнерис не всегда слушает собственных советников, и шанс, что она послушает тебя, ничтожно мал. Что ты будешь делать, если она откажет тебе? Если после Серсеи она придёт за тобой? На Севере можно было бы укрыться от дотракийцев и Безупречных, не привыкших сражаться в снегу, но перед Севером раскинулись Речные земли, а тебя назвали и королём Трезубца. Ты не станешь прятаться в стенах Винтерфелла, но тебе бы и не удалось, и ты сам знаешь, почему. — Ты не можешь решать все проблемы одной лишь магией, Женевьева, — отрезает Робб. — Я не могу бежать к тебе за очередным заклинанием, когда не знаю, как поступить. Каким тогда королём я буду, если стану убирать своих врагов руками заклинательницы теней? — Ты будешь живым королём, Робб, — голос Женевьевы низко звенит, перетекая в гул. — Но Станнис Баратеон мёртв, — вырывается у Робба из глотки. Женевьева осекается, резко выдохнув. Укушенную руку больно саднит, так, что приходится поморщиться. — Надейтесь не кончить как я, узурпатор Робб Старк, — повторяет она предсмертные слова Станниса, наливая каждое слово звоном. — Твой отец намеревался посадить его на трон, как и ты вслед за ним. А Станнис в ответ почти убил тебя руками Мелисандры. Думаешь, между мной и Мел нет никакой разницы? — Речь не об этом, Женевьева, — хлёстко возражает Робб, — а о том, что я не стану использовать твою магию, чтобы расправиться с Дейнерис и Серсеей. — Ты отказываешься от всей моей магии или лишь от той, что тебе не по нраву? От той, что может запятнать твою честь? — Женевьева склоняет голову, и Робб чувствует, как тяжело ему даётся принятие её многоликости, будто бы она, а не его сестра, служила Многоликому богу. Робба всё ещё поражала эта способность Женевьевы молниеносно менять личины, скользить из мягкой, пылкой любовницы в медную, дребезжащую заклинательницу теней. — Когда ты говоришь, что хочешь быть со мной, ты держишь в голове, что я ведьма? Что я навсегда останусь ей? Даже если у меня отнимут силу, я всё ещё смогу приготовить яд, который убьёт кого угодно одной лишь каплей. Магия столько лет помогала мне выжить и была частью меня. Ты не возражал, когда моя магия спасала жизнь тебе, твоей леди-матери и твоим людям. — И я никогда о том не забуду, — сдержанно отвечает Робб, пытаясь унять бурю внутри. — Но сейчас всё иначе, Женевьева. — Ни капли, ваша милость. Ваша жизнь, как и ваше королевство по-прежнему под угрозой. — Не делай этого, — тяжело просит Робб, ощущая, как ледяной вихрь застревает между ними. Он делает шаг вперёд, но Женевьева отступает назад. Вена у него на лбу вздувается от отчаянного напряжения. — Будьте осторожны, ваша милость, — с пустой вежливостью произносит заклинательница, ошпаривая Робба безразличием, — потому как когда человек усердно пытается не превратиться в кого-то, то может не заметить, как одним днём он этим кем-то стал. Прошу меня простить, ваша милость, но меня ждут ваши братья. Заклинательница стыло, учтиво кивает, а у Робба дробятся кости. К глазам подступает лёд. — Женевьева! — окрик больше походит на рык, но Женевьева даже не поворачивает головы, безрассудно обнажая перед ним прямую, как жердь, спину. — Серый Ветер! — мягко, но твёрдо зовёт она. — Идём, тебя нужно подлечить. Лютоволк смотрит на хозяина и, получив тугой согласный кивок, прибивается к боку Женевьевы. Робб стискивает кулак до немоты в пальцах, в бессилии сжимая челюсть. Корона, что Женевьева снимала одним прикосновением, оставляет у него на лбу глубокий и красный след, и Молодой Волк думает, что снять её теперь можно будет лишь вместе с головой. — Значит, Джендри Баратеон? — спрашивает Санса, когда они с Арьей входят в Великий Замок. — Прекрати, Санса, — морщится Арья, останавливаясь. Она оборачивается к сестре с кривым от недовольства лицом. — Мне хватает насмешек братьев. Будто бы Бран не смущается, когда речь заходит о Мире Рид, а Робб не улыбается как дурень каждый раз, когда видит Женевьеву, будто ему всё ещё семнадцать. — Арья, — насмешливо упрекает Санса, вскинув брови. — Это заметит даже леди, — парирует Арья. Санса коротко смеётся, прикрыв губы пальцами. Арья отзывается смешком. Они никогда не были так близки с тех пор, как начали взрослеть. Они всё время норовили друг друга уколоть, будто бы вовсе не были сёстрами. Им тяжело давалась общая кровь, так по-разному бегущая в их жилах. — Мира Рид и правда замечательная, — произносит Санса. — Она останавливалась в Винтерфелле по пути в Сероводье. Рикон был ей очень рад. — Она потеряла своего брата, чтобы спасти нашего, — тускло говорит Арья. — Я знаю, — Санса поправляет короткие волосы сестры, убирая их за спину, и сжимает ей плечо. — Мы навсегда останемся перед ней в долгу. — Ещё немного и мы станем похожи на Ланнистеров, — Арья не скрывает своего презрения. — Будет лучше, если между нашими домами не будет ни малейшего сходства, — гулко отзывается Санса. — Ты была женой одного из них. — Я вышла замуж не за худшего Ланнистера, — возражает Санса, — пусть и не по своей воле. Тирион не причинил мне никакого вреда и хорошо относился ко мне. Пожалуй, его единственный порок был в том, что он карлик. — И Ланнистер, — без сомнений добавляет Арья. Санса соглашается кивком и разворачивает сестру к лестнице, чьи каменные ступени помнят шаги их маленьких детских ног. Кейтилин долго сражается с ниткой, прежде чем кончик её войдёт в игольной ушко. Ей тяжело держать вёрткую иглу в пальцах, но мазь, что дала ей Женевьева ещё в хижине и имела малый расход в силу своей густоты и жирности, всё ещё помогала Кейтилин справиться с плохой подвижностью пальцев. Кейтилин жжёт свечи даже днём, чтобы лучше видеть своё шитьё. От вышивки её отрывает стук в дверь. Кейтилин сдувает локон с лица и позволяет войти, обнаруживая в дверях дочерей. — Джон закончил с вами? — спрашивает она, откидываясь на подушки. Санса садится в изножье кровати, а Арья, отодвинув плащ, устраивается рядом с матерью. — Зачем он вас собирал? — Чтобы сказать мне о своём происхождении, — отвечает Санса, складывая руки на коленях. — Ты злишься на Джона даже теперь? — спрашивает Арья, глядя на опавшие материнские ладони. Кейтилин молчит, отдавая глаза расстеленному на постели узорному плащу. Она злилась, когда Нед привёз Джона в Винтерфелл, когда воспитывал его наравне со своими законными детьми, злилась, что дети её приняли бастарда словно родного и считали его самым настоящим братом. Кейтилин злилась, что не могла вытянуть из мужа и слова, а особенно она злилась, когда всё-таки узнала правду. Нед Старк столько лет провел рядом с ней, любил её и оберегал, зачал с ней пятерых детей, доверял ей любые секреты, кроме самой главной тайны в его жизни, которую он открыл какой-то заклинательнице теней. Кейтилин злилась и на Женевьеву. Потом, когда злость угасла, ей на смену пришла какая-то невыносимая печаль. Кейтилин стало жаль Неда, так долго носившего в себе это тяжёлое бремя, не в силах разделить его ни с кем. «Семья, долг, честь» — это были её слова, слова Талли. Но Нед Старк добавил к ним кое-что от себя. «Семья, долг, честь, но семья на первом месте» — так он говорил детям. Так он поступил сам. — Нет, не злюсь, — отвечает Кейтилин, взглянув на Арью. — Что он решил насчёт трона? — Он хочет созвать Великий совет и вместе с лордами решить судьбу государства, — рассказывает Санса. — Я предлагала Роббу сделать то же самое, — Кейтилин кивает. — Это не худшее решение. Стало быть, мужчины снова уйдут, оставив нас ждать. — Уйдут не только мужчины, мама, — твёрдо произносит Арья, глядя матери в глаза. У Кейтилин с тяжёлым вздохом опадает грудь, а лицо болезненно сминается. — Я ухожу с братьями. — Ты хочешь биться вместе с ними? — голос Кейтилин падает вниз, в дрожащую хрипоту. Арья медленно кивает. Игла по-прежнему с ней. Ей бы давно пора взяться за другой меч, и оставить подарок брата, выкованный по детской руке. Быть может, она так и сделает перед отъездом, но от Иглы, всё же, не откажется. — Этому ты училась в Браавосе? — Кейтилин продолжает падать. — Отнимать людские жизни? — Я училась защищать себя и тех, кто мне дорог, — Арья тверда. Она больше не сможет скрывать от матери ту, кем стала. Она приняла решение, а вместе с тем и ответственность за свой выбор. — Ты ведь всегда знала, что мне не стать такой, как Санса. Она была во всём лучше меня. Септа Мордейн не уставала замечать, что её стежки так же красивы, как и она сама. Глаза Кейтилин становятся искрящимися от влаги, а с губ срывается мягкий смешок. Санса против воли вспоминает голову септы на пике рядом с головой отца. — Когда я спрашивала о тебе, септа лишь фыркала и говорила, что у тебя руки кузнеца, — вспоминает она. — Отец как-то сказал, вы обременили её невозможным заданием, захотев превратить меня в леди, — подхватывает Арья. — Я действительно хотела, чтобы вы с Сансой были теми, кем вам полагается быть, — делится Кейтилин, выпуская иглу из рук, — чтобы вы умели всё, что умеют благородные дамы. Я никогда не думала, что волей богов вы окажетесь вдали от дома, там, где никто не сможет дать вам защиту. Я мечтала, что Санса вырастет, станет ещё прекрасней, чем была в детстве, и будет достойной леди. Но ей, вопреки моим ожиданиям, пришлось выживать среди лгунов и мерзавцев, посягавших как на её жизнь, так и на её честь. Ей, в конце концов, пришлось обезглавить мужа по заветам Неда. Ты же была моим испытанием, Арья. Полумальчишка-полуволчонок. Тебе невозможно было что-либо запрещать — ты тут же хотела сделать это с удвоенной силой. Быть может, именно твои зубы помогли тебе перенести всё, что выпало на твою долю. Я была глупа, но теперь знаю — волк остаётся волком, даже одетый в шёлк. Арья сжимает материнскую ладонь. Санса с тем же намерением садится ближе. — Ты защищала Брана и едва не лишилась рук, — проникновенно говорит она. — Ты была готова пожертвовать собой, лишь бы Уолдер Фрей сохранил Роббу жизнь. Ты заставила Мизинца заплатить за всё, что он сделал, чтобы ввергнуть страну в хаос. Люди говорят, что мы дочери Неда Старка. Но они забывают, что мы и твои дочери — дочери Кейтилин Талли. Кейтилин печально улыбается, а по щеке у неё бежит слеза. Санса крепче сжимает её ладонь, стягивает перчатку, и торопится горячими пальцами собрать материнские слёзы. Арья устраивается у матери на груди, глядя на сестру, протягивая руку и ей. Кейтилин целует Арью в затылок и прижимается к ней щекой. — Я больше не могу говорить тебе, что делать, — произносит она. — Ты выросла. Жаль, что таким путём, но всё же. Что ты будешь делать после того, как всё закончится? — Я не вернусь в Винтерфелл, — отвечает Арья. — Быть может, однажды, когда Робб надумает жениться или чтобы повидать его детей. Я хотела вернуться домой — и я вернулась. Ты цела, а Винтерфелл по-прежнему стоит несмотря на всё, что с ним было. Быть может, я поплыву в Асшай, в Край теней, чтобы найти драконов. Я не хочу быть запертой в замке. Это не для меня. — А Нимерия? — спрашивает мать. — Я больше никогда её не оставлю, — говорит Арья, — она часть меня. — А ты, Санса? Ты останешься в Винтерфелле? Санса мягко качает головой. — Люди Болтонов присягнули мне, — отвечает она. — Я поеду в Дредфорт. Дом Болтонов мёртв, даже если я ношу их имя, и на этом месте я создам что-то новое, как Санса Старк. Я вряд ли когда-либо вновь выйду замуж и рожу наследника, а потому хочу взять Рикона с собой. Мейстер Уолкан научит его всему, что должен уметь лорд, и когда придёт время, Рикон сядет в Дредфорте. Ты можешь поехать с нами, матушка. — Рикон знает об этом? — спрашивает Кейтилин. — Он согласен и хочет, чтобы ты жила с нами. Что ты на это скажешь? Кейтилин сжимает Арье плечо, глядя в синие, как у Робба, глаза Сансы. Север никогда не был ей домом, даже после того, как она стала волчьей женой и волчьей матерью. Если боги будут милостивы и благосклонны к ним, Робб примет корону и построит в Винтерфелле собственную семью. Арья покинет Север, а Санса примет обязанности леди северного дома. Бран, быть может, отправится в Сероводье, или же в Цитадель — Кейтилин не знала, что полагается делать трёхглазым воронам и где им нужно жить. В ней пока ещё нуждался лишь Рикон. — Я поеду с тобой в Дредфорт, — соглашается Кейтилин. — А когда и Рикон вырастет вслед за вами, я вернусь туда, где моё место. Я вернусь домой.