***
Луиза Смит, мать «Крохи» Грейс, любила путешествовать по всей территории США, и в 16 лет, только-только окончив школу, вступила в труппу, где стала одной из ведущих знаменитых актрис. Как-то раз, уже спустя много лет, когда во Флориде разросшаяся труппа ставила один из знаменитейших спектаклей Мольера, Луиза встретила высокого белокурого юношу с выразительными голубыми глазами. И понеслось. Роман их строился сугубо на одной лишь страсти, поэтому любовь прекратилась так же внезапно, как и началась. Труппа покинула штат Флорида, а Луиза последовала за ней, оставив позади мимолётного возлюбленного, не зная тогда, что под её сердцем зародилась новая жизнь. После рождения дочери Луиза не бросила актёрское дело (как и ожидалось) и продолжила разъезжать по Америке, оставив новорождённую малышку на попечение миссис Уилсон. Та не отвергла дитя своей легкомысленной сестры, приняв под своё крыло и начав растить, как собственную дочь. Будучи старше Луизы на семь лет, Нора не имела детей — муж женщины сгинул во время Первой мировой, а сама она дала себе зарок, что никогда и ни за что не родит от другого мужчины. Добровольно обрекла себя на одинокую жизнь. А тут, как нельзя кстати, в её жизни появилась Грейс. Нора часто стыдилась одной только мысли, что маленькая Грейс Смит спасла её от горького одиночества и скрасила посеревшую жизнь женщины яркими красками. Если бы не малышка, возможно, из глубокой ямы отчаяния женщина так и не выбралась бы. Не нашла бы в себе сил сделать это. Одним дождливым днём на пороге маленькой квартирки Норы появилась промокшая и зарёванная Луиза с маленьким свёртком на руках. Женщина получала письма от сестры, в которых она рассказывала о своём возлюбленном, позже в них появилась информация, якобы они расстались. Как говорится, не прошло и года. Но Элеонора Уилсон не думала, что роман Луизы мог закончиться так. Выслушав историю Луизы (показавшуюся Норе откровенно глупой), женщина всё же согласилась оставить у себя ребёнка, а первая, горячо поблагодарив сестру и наскоро вытерев слёзы (чем сильно разозлила Элеонору, но та сделала вид, что не заметила жеста сестры, выдавшего её с головой), мгновенно улетучилась, кинув напоследок, что её ждут, чтобы отправиться на очередные гастроли. Элеонора спросила было, какое имя она выбрала для девочки, но Луиза равнодушно пожала плечами и окончательно исчезла, давая понять, что судьба её дочери её саму не очень-то и интересует. Взглянув в голубые глазки малышки, по цвету схожие с умиротворёнными водами океана, и на редкие светлые волосики на её крошечной головке, Нора, не долго думая, назвала её Грейс — в честь её с Луизой покойной доброй бабушки — миссис Уилсон была уверена, что девочка будет похожа на старушку, царство ей небесное, если не внешностью, то хотя бы характером. А фамилию крошке оставила девичью — Смит. Один только Бог и соседи миссис Уилсон знали, как тяжело было растить маленькую Грейс. Как её приходилось кормить сначала разжёванной пищей, ибо у Элеоноры не было молока, а потом молоком молодой девушки по имени Уинифред, родившей тогда совершенно недавно сына. Все поражались его удивительным каштановым волосикам и удивительным, практически невозможным серым глазам, казавшимися голубоватыми в ясные солнечные дни; поражались они и Грейс, такой крошечной и голубоглазой. Часто, когда новоиспечённая мать, выбиваясь из сил, кормила сразу обоих — родного и чужого ребёнка, — они смотрели друг на друга сначала с большим удивлением; позже привыкли, но всё продолжали разглядывать друг друга. Мальчик не отличался красотой с самого рождения. Но старшее поколение заверяло молодую мать — со временем он превратится в настоящего красавца, по которому будут страдать тысячи девочек. Та кивала, прижимая к себе сына, настойчиво толкавшего её, каждый раз так давая понять, что он проголодался. Грейс же в этом плане была спокойнее своего молочного брата. «Настоящая красавица и скромница», как её называли старушки с умилением, только хныкала, стоило ей захотеть кушать, и никогда не пихалась. Когда Грейс исполнился один год и она перестала есть молоко, плавно перейдя, как и положено было в её возрасте, на каши, Уинифред с сыном переехали жить с Манхэттена в Бруклин и больше не показывались в доме, где они жили раньше. Малышка Смит не помнила своего молочного брата и очень редко виделась со своей биологической матерью. Луиза так и не смогла по-настоящему привязаться к дочке. Грейс не обижалась на свою незадачливую мать. Настоящей мамой она считала Нору, пусть и называла её тётей. Об отце Грейс Элеонора отзывалась крайне нелестно, но вслух об этом при самой девчушке не говорила. Лишь кривила губы, стоило ей услышать одно лишь упоминание о нём. Когда малышка Смит наивно поинтересовалась, почему её папа не навещает их (тогда ей было всего от силы четыре года), сестра Луизы фыркнула: «Погиб на войне». И Грейс мгновенно отстала. Позже её удивляло то, с какой лёгкостью и лаконичностью ей поведали о смерти её же родного отца; не стали скрывать, а наоборот — сказали напрямую, в лоб. Боли не было. Она даже не знала того, благодаря кому она родилась. Да, детство Грейс можно было назвать счастливым. Да и школьные годы тоже. Перед учителями она была скромной и стеснительной, а во дворе — задорной и задиристой. В такое время это было непозволительной дерзостью, но разве это мешало девчушке жить так, как ей того хотелось?***
1928 год Однажды Грейс возвращалась после школы домой, решив пройти более коротким путём, о котором ей поведали одноклассники. Погода стояла облачная и ветреная, отчётливо пахло свежестью — зима была не за горами. Малышка Смит, ёжась от холода и жалея, что недостаточно тепло оделась, смотрела на затянутое светло-серой плёнкой небо, после начала считать обнажённые корявые ветки серо-чёрных, точно покрытых золой, деревьев, бросала короткие взгляды на проезжавшие мимо машины, заворожённо глядела на однотипные кирпичные здания нейтральных тонов, совершенно обычные, но от того прекрасные и любимые сердцу. Прохожие вежливо улыбались девочке, а та отвечала им взаимностью, как и положено. Старенький кожаный ранец был таким большим и тяжёлым, что Грейс пришлось тащить его двумя руками, попутно стараясь идти как можно быстрее и не столкнуться ненароком с кем-нибудь. Завернув за угол, в переулок, Кроха, пыхтя, остановилась, чтобы перевести дыхание, опёрлась спиной о серую кирпичную стену и вдохнула полную грудь влажного воздуха. Выдохнула. Снова вдохнула. Лоб девочки покрылся испариной, но той было всё равно до омерзения холодно. Она прямо-таки дрожала, даже положила на тротуар ранец, чтобы подышать на заледеневшие ладошки. Коленки Грейс сводило от холода, да и не только коленки. Нос и щёки щипало, в горле было сухо, как в пустыне. Как же малышка Смит ненавидела зиму. Конечно, по календарю была ещё только осень, но погода — дама капризная. Как, впрочем, и остальные времена года. Постояв так немного, девочка вцепилась в ранец и хотела было продолжить свой путь, но её отвлёк тихий шорох с левой стороны. Сначала она подумала, что это всего лишь какая-нибудь кошка вышла погулять и ничего больше, но тут же поняла, что ошиблась, стоило ей повернуться на источник звука. Из-за мусорных баков выскользнуло множество теней, которые на замедлили окружить Грейс со всех сторон, отрезая ей пути к отступлению. Девчушка слегка запаниковала, увидев хмурые лица мальчишек-подростков, но постаралась не подать вида, что напугана. Конечно, отношения с мальчуганами у неё были неплохими, но с такими, как они, трудно было наладить контакт. — Ты чё здесь забыла? — грозно прорычал самый высокий из всей компании. У него была потрёпанная одежда и отталкивающая внешность. — Ты на нашей земле, малявка! Вали отсюда! Несмотря на испуг, малышка Смит ощутила невыносимый жар в области груди. Да кто он, в самом деле, такой, чтобы заявлять якобы о своей территории? Право, как пёс! — Где написано? — вскинув голову и прямо посмотрев, очевидно, главарю в его тёмные неприятные глаза. Кольцо из мальчишек сжалось плотнее. Лицо главаря перекосилось от ярости и стало ещё более отвратительным, чем прежде; лица же его прихвостней стали ещё темнее. Он поднял над её головой стиснутый кулак, и девочка приготовилась к удару, встав в боевую стойку. У неё был малый, но всё же опыт в уличных драках. Конечно, дралась она в шутку, но более старшие мальчики как-то немного научили её самообороне. На всякий случай. — Снова за своё? Грубиян так и замер с поднятым кулаком. Глаза других округлились от непонятного ужаса, а Грейс склонила голову набок, недоумевая. Как по команде, мальчики расступились, и взору девочки предстал вихрастый темноволосый неказистый мальчик с квадратным лицом, что был одного роста с Крохой. На незнакомце была странная мешковатая одежда, покрытая многочисленными заплатками; удивительные серые глаза его, казавшиеся слишком большими на его бледном лице, недобро сощурились, стоило ему перевести взгляд с главаря шайки на девчушку. — Снова за своё? — повторил он, расправив худые плечи и стиснув кулаки, так что на его худых предплечьях вздулись вены. — Вам прошлого раза не хватило? Грубиян, бывший на две головы выше темноволосого мальчугана, вдруг отчего-то съёжился, опустил кулак и с явной опаской поглядел на мальца. Грейс так и вытаращила глаза от удивления. Махнув рукой и пронзив девчушку последним злобным взглядом, хулиган и его компания поспешили пройти мимо сердитого мальчика и скрыться за переулком. Проводив компанию взглядом и удостоверившись, что всё плохое позади, мальчишка повернулся к Грейс, так и стоявшей в изумлении посреди безлюдной улицы, и нахмурился. — Ты как, нормально? Крошка поёжилась под пытливым взглядом серых глаз, неуверенно переступила с ноги на ногу, взглянула на выпавший из её руки ранец и робко посмотрела на своего спасителя. — Да, — тихо и испуганно пролепетала она, опустив глаза на туфельки. Какое-то время оба молчали. — Где живёшь? — неожиданно спросил мальчик и подошёл к Грейс. Та осторожно подняла голову и встретилась с его взглядом. Вблизи глаза её спасителя казались ещё красивее. Вообще несмотря то, что внешность незнакомца не была симпатичной, она не отталкивала. Скорее наоборот — притягивала. — Н-на Манхэттене, — прошептала малышка Смит, испуганно съёжившись. Тот уточнил улицу, затем кивнул своим мыслям. — Давай провожу лучше, — категорично заявил он, чем крайне удивил Грейс. — Ты умудрилась не заметить этих оболтусов, пока они за тобой шли. А они, знаешь ли, не мастера прятаться. Грейс обиделась. — Я была занята, между прочим. Ранец тащила, — возразила она, надувшись и скрестив руки на груди. Смельчак же он, этот мальчишка, её спаситель, но… нахал какой-то! Мальчуган фыркнул, подошёл к упавшему ранцу девочки, наклонился и поднял его одной рукой. Смит не стала противиться. — Тяжеленный, — заметил он. Встряхнул ранец; послышался глухой стук. — Ты там что, кирпичи носишь? — Грейс пожала плечами. И снова они замолчали; вот только молчание стало почему-то очень неловким. Шумели и гудели машины, болтали прохожие, а они всё стояли и стояли, пока… — Как зовут? — спросил он вдруг. Малышка Смит вновь опустила голову, стараясь не смотреть на своего спасителя и удивляясь возникшему смущению. — Я Грейс, — неестественно бойко произнесла она, всё ещё не глядя на мальчика. — А тебя? Возникла короткая заминка. — Джеймс, — недолго подумав, ответил он.