Non Domina

Годы дружбы со Стивом и Джеймсом стали самыми счастливым в жизни Грейс. Упорство и вера в свои идеалы первого вдохновляли второго, а девушка вдохновлялась и гордилась ими обоими, ведь такие друзья являлись чрезвычайной редкостью, чуть ли не феноменом. Как-то учитель истории сказал на уроке своим ученикам: «Героями не рождаются — ими становятся». Смит могла бы, не задумываясь, поспорить с этим утверждением. Стивен и Джеймс были прирождёнными героями, готовыми встать на защиту своей страны, не колеблясь ни секунды. Они были такими друзьями, которых не остановили и не разъединили бы ни огонь, ни вода, ни война, ни даже смерть. То же самое было и с дружбой Грейс с обоими юношами. Она чувствовала, что их братство ещё сыграет свою роль в жизнях их троих. Бесстрашие Стива, задорность и шутки вперемешку с обаянием Джеймса — вот то, что грело душу Смит помимо нежной заботы тёти Норы. Стив безумно любил рисовать. Джеймс всегда был равнодушным к такому занятию и считал его пустой тратой времени (как, впрочем, и уроки) и внёс его в список, состоявший на тот момент из двух пунктов, под названием «Бзики моих друзей». Грейс, услышав об этом, только глаза закатила, а Роджерс смерил Барнса взглядом своих светлых глаз, полным искреннего упрёка. Глаза Стивена — ярко-голубые, как чистейшее летнее небо — по мнению Смит не могли тягаться по красоте с глазами Джеймса. Никак не могли. Несмотря на явное равнодушие к искусству, Джеймс уважал увлечение хилого мальчишки из Бруклина и ни капли не возражал против него, как это могло показаться на первый взгляд. Однажды, когда друзья сидели в маленьком кафе и пережидали дождь, Роджерс набросал портреты Барнса и Смит в своём потрёпанном альбомчике вначале по отдельности, а потом, недолго думая, нарисовал их вместе. Последний рисунок смотрелся очень даже хорошо, поэтому Стивен решил оставить его себе на память и не говорить о нём своим друзьям, а остальные отдал, но распределил их странным образом — портрет Грейс он отдал Баки (так он в своей манере назвал брюнета, напомнившего ему героя из какой-то детской книжки, а Грейс не очень понравилось — она посчитала имя «Баки» кличкой для животных), а портрет самого Баки — Грейс. На вопрос друзей «почему так?» Стив только загадочно улыбнулся и ничего не ответив, крайне разочаровав и Смит, и Барнса. Ребята любили дурачиться, гулять вместе и мечтать. Стив нередко попадал в неприятности из-за чувства справедливости, которое было посильнее, чем у Джеймса, а Смит и Барнсу всегда приходилось вытаскивать друга, никогда не сдававшегося даже тогда, когда его избивали чуть ли не до полусмерти. После такого Грейс и Баки отводили парнишку к тёте Норе, а после обработки ран друзья запирались в комнате девушки, которая предлагала им отдохнуть и послушать её чтение. Элеонора баловала свою племянницу разными книжками на французском и немецком языках, которые яростно и ревностно взялась учить, несмотря на скептическое отношение Джеймса к такому, как ему казалось, необдуманному решению. Но Барнс и Роджерс любили послушать свою подругу, ибо им нравился её размеренный тихий голос, повышающийся или понижающийся на нужных моментах. И хоть парнишки зачастую не понимали, о чём говорилось в той или иной книге, они никогда не отказывались от такого удовольствия, как просто посидеть на кровати Грейс и, закрыв глаза, погрузиться в мир фантазий. Нередко Стив и Баки засыпали под чтение Смит, которая никогда не будила их. Но как-то раз всё получилось наоборот — Грейс, читая вечерком на французском одну из книг, которую по программе они давным-давно прошли, вдруг на середине тихонечко засопела, опустив голову. Джеймс и Стивен заметили это не сразу, ибо сидели рядышком с закрытыми глазами. Но, насторожившись из-за наступившей тишины, они потрясли головами, отгоняя сон, и увидели такое зрелище: дремлющая девушка с опущенной головой и растрёпанными белокурыми волосами, на коленях которой лежала практически выпущенная из ослабевших рук книга. Тогда друзья положили на прикроватную тумбочку, где лежали заколка в виде стрекозы и фолиант с пьесами, иностранное чтиво, уложили Смит на кровать, поправили подушку под её головой, накрыли её одеялом и поспешили ретироваться из комнаты. Джеймс тогда немного задержался у кровати, всматриваясь в умиротворённое личико подруги. Осторожно, чтобы не разбудить, поправил прядь светлых волос. И тихо вышел, прикрыв за собою дверь. Грейс искренне считала, что ничто не разрушит её с Джеймсом дружбу. Стивен тоже так считал, отметив однажды вслух, что их обоих связывает некая прочная, особая нить. Даже когда однажды Джеймсу и Стиву пришлось возвращаться домой в кузове рефрижератора из-за того, что Роджерс купил на последние деньги хот-догов, а Баки потратил аж три доллара (!), чтобы выиграть плюшевого медведя для Долорес, бросившей «мужчину своей мечты», которую, несмотря ни на что, брюнет продолжал любить, Смит уверенно думала, отвешивая провинившимся несильные подзатыльники и передавая юношей в руки взбешенных не на шутку матерей, что их дружба выдержит всё. Как же она ошибалась.

***

Май 1935 год

Подходил конец учебного года, а заодно и конец обучения в старшей школе для Джеймса и Грейс, поступивших в один класс вместе с Долорес. На носу был выпускной бал, к которому девушки выпускных классов начали усиленного готовиться. Смит не стала исключением. Она купила самую красивую ткань с кружевами и принялась за пошивку платья аж за месяц до торжества и уже предвкушала праздник с весёлой музыкой и танцами, которые потихоньку начинали ей нравиться. Парни, как и положено, постепенно приглашали барышень на бал; особенно много ухажёров нашлось для Долорес, которая прямо-таки расцвела за прошедшие пять лет. Грейс передёргивало от восхищённых взглядов Джеймса, обращённых на рыжую, но она не подавала виду, что бесится по этому поводу. В самом деле, это дело брюнета — кого любить. А он и Грейс так, друзья просто. Грейс пригласило на бал сразу несколько юношей, уверенных в неотразимости белокурой девушки, но та вежливо отклонила их предложения. Она искала объяснения этому поступку, ведь все те парни были довольно симпатичными; но стоило ей об этом только подумать, как перед ней всплывали, словно наваждение, серо-голубые задорные глаза, и Смит теряла нить рассуждения. Вначале девушка предположила, что отказ продиктовала банальная неуверенность в себе — считала себя недостойной их. Но вскоре эта теория потерпела предсказуемый крах. Долорес со своими подружками щебетала возле школы после уроков и, хихикая, обсуждала красивых парней. Грейс же сидела недалеко от них, на лавочке, и с упоением читала очередной немецкий роман, подаренный Джеймсом на её последний день рождения. Конечно, друг и в последующие такие дни дарил ей незабываемые книжки, плюс ещё Стив, с которым она смогла-таки найти общий язык, буквально завалил её рисунками, но самые первые подарки запомнились девушке навсегда. Фолиант она перечитывала каждый раз, как в первый, а заколкой в виде стрекозы решила воспользоваться на выпускном. Перелистнув страницу, Грейс улыбнулась. Всё-таки всё шло так, как надо. Всё цвело и благоухало, свежий ветерок доносил до неё запахи цветов, небо голубело над её головой, а птицы щебетали в ветвях деревьев, одетых в зелёную листву. Всё было… Последующие мысли девушки прервал истерический девчачий визг, сопровождавшийся тихими возгласами: «Баки! Это же Баки Барнс!» В левой области груди Смит что-то болезненно ёкнуло. Подняв голову, Грейс невольно залюбовалась крепким высоким юношей, неспешно подошедшим к наигранно смущённой Долорес. Гладко зачёсанные волосы, широкая оптимистичная улыбка, от которой сходили с ума все девушки без исключения, смеющиеся морщинки у прекрасных искрящихся глаз, уверенная осанка… Мечта любой женщины. Смит тряхнула головой, завела непослушную белокурую прядь за ухо и вернулась к чтиву. Ей было всё равно, что хотел Джеймс от рыжей, по которой он всё ещё, как оказалось, страдал. Совершенно всё равно. Так она думала. — …не откажете ли Вы мне, мисс, в просьбе сопроводить Вас на столь замечательный бал? — донёсся до Смит обрывок вопроса Джеймса. Она неверяще вскинула голову и натолкнулась на счастливый, торжествующий взгляд Долорес. — Не откажу! — Слова, как нож, воткнулись Грейс аккурат в сердце и провернулись несколько раз по часовой стрелке. Всё внутри сжималось и разжималось от пульсирующей боли, дёргалось в молчаливой агонии; Смит была уверена, что её школьное платье всё в крови. Но с удивлением обнаружила, что ткань чиста. Лёгкие разрывало, девушке казалось, что рёбра её трещат под напором всё не успокаивающегося сердца. В горле стало мгновенно сухо, а в глазах неприятно защипало. Так невыносимо ей не было ещё никогда. А когда Джеймс весь просиял и, взяв рыжую за руку, коснулся губами её тонких пальчиков… Зубы Смит непроизвольно стиснулись, воздух толчками прорывался в нос, а все мысли разваливались под натиском всепоглощающих гнева, боли и разочарования.

***

Грейс не пошла на бал. Кинула недошитое платье в гардероб и просто не объявилась на торжестве. Смит было стыдно. Все обзавелись обворожительными кавалерами, тогда как она осталась одна-одинёшенька. По-собственной глупости, между прочим. «Это ты во всём виновата! ТЫ!» — кричала её совесть, а Грейс, тихо плача и закусывая кулак, не знала, как возразить ей. Потому как знала, что эта самая сволочь-совесть права. За такие слова Стив бы её отругал, но девушке было всё равно. Даже статус «не леди» не спасал. Хотелось рвать на себе кожу, кричать, реветь на весь дом, но разве бы это помогло делу? Нет. — Какие у тебя планы на вечер? — как бы между прочим устало поинтересовалась Элеонора у племянницы, тихо сидевшей за столом и глядевшей пустым взглядом на нетронутую чашку с уже остывшим чаем. Грейс медленно подняла голову, и миссис Уилсон ужаснулась: тёмные круги залегли под глазами Смит, кожа лица её побледнела, губы были поискусаны, а всегда жизнерадостные глаза цвета моря покраснели то ли от усталости, то ли от слёз. — Может, к Стиву пойду, — запинаясь, пролепетала она, но тут же смолкла. — Нет… наверное, лучше останусь. Ты болеешь, за тобой глаз да глаз нужен. — Ну, уж нет! — возмутилась Элеонора, хмыкнув и скрестив тонкие руки на груди. — У меня просто голова иногда болит. Простуда — что тут такого! — Да ты же похудела! — не отставала Грейс, повторяя жест за тётей. — Такого никогда не было! — Иди лучше проветрись! — отмахнулась от племянницы женщина. — Тётя… — Это моё последнее слово! — отрезала та. — Стивен — хороший мальчик. Он будет рад тебе. — Но… — Иди. Девушка с сомнением посмотрела на женщину. Вся серая, она начала жаловаться на головную боль и частые боли в желудке, становившиеся всё сильнее и сильнее, ещё в начале весны. Грейс предполагала худшее и старалась ни на шаг не отходить от тёти, которая отвергала все её попытки помочь, говоря, что с ней всё прекрасно. Но Смит подчинилась. Не стала препираться с тётей, посчитав это слишком уж непростительным по отношению к человеку, который её вырастил и дал ей всё, о чём многие дети и не мечтали. Тётя Нора была права — Стив, закончивший предпоследний класс, обрадовался появлению подруги, но, поймав её усталый взгляд, вмиг растерял весь настрой и, согласившись на прогулку, молча оделся и пошёл за ней. Юноша умел поддерживать, но видел — слова тут не помогут. Он знал причину вселенской печали Смит, хоть она ему этого и не рассказывала, — узнал это от самого Баки, сиявшего, как медный пятак. Услышав, что друг пригласил рыжую на бал, Роджерс на полном серьёзе дать другу подзатыльник хотел, но ограничился одним «тупица». Баки, конечно, оскорбился, спросил, почему это его так обозвали, на что получил тихое «заслужил». Тогда они чуть не подрались. А Стив мысленно обругал друга за толстокожесть и явную тупость — ведь видел, что между ним и Грейс что-то намечается! Но нет же — Барнс пригласил Долорес на выпускной! Ребекка, с которой Стивен немножко сдружился, придерживалась того же мнения. — Мой братец — полный идиот, — фыркала она. — Дальше своего носа ничего не видит! Такую девушку упускает! Даже в свои двенадцать Бекки оказалась умнее Джеймса — восемнадцатилетнего парня, у которого, как выяснилось, опилки и ветер вместо мозгов. — Ты как? — решился-таки спросить Стив у Грейс, тенью шедшей вслед за другом. Белокурая девушка печально выдохнула, вздёрнула подбородок и приосанилась, но лицо её так и осталось весьма грустным. — Нормально. — Голос Смит дрогнул. — Ты не думай, всё хорошо, просто… — Она шмыгнула носом и проморгалась, сдерживая слёзы. Кажется, поняла, что её друг-художник всё знает. — Стив, я такая глупая! — вдруг воскликнула она, судорожно вжав голову в плечи. Роджерс покачал головой. — Нет, это… — он замялся, подбирая слова. — Каждый человек когда-нибудь да ошибается. Знаешь, я много раз ошибался, но всегда находил правильный ответ. И ты найдёшь. В этом я уверен. Грейс на это только усмехнулась. — Нет, Стиви, — покачала она головой, обхватив себя руками. — Это… не те обстоятельства, при которых можно что-то изменить. — Закусила нижнюю губу, уже почти не сдерживаясь. — Чувства насильно не перепишешь, как бы сильно тебе этого ни хотелось. Если Джеймс любит Долорес — я буду только рада. Если она… — Запнулась. — …сделает его счастливым, то я… это будет даже хорошо. — А как же ты? — Голос Стивена был тише шёпота, но сквозь городскую суету девушка расслышала его вопрос. — Если он будет счастлив, — заранее заготовленная ложь горчила язык, но Грейс нахмурилась и нашла в себе силы договорить, — то и я тоже.