Luctor et emergo (лат.) — Я борюсь, но я выживу.
Нью-Йорк, Соединённые Штаты. 01.09.1939. 4:00 am по местному времени.[Audiomachine — The Dance of Death]
Грейс проснулась, как от толчка, из-за какого-то странного, чужеродного оглушающего гула, обволакивавшего всё вокруг и доносившегося, кажется, с улицы. Кровать под девушкой тряслась, а с потолка сыпались крошки штукатурки. В какой-то комнате с полок с грохотом повалились книги. Смит зажмурилась, стиснула зубы и зажала руками уши. Гул давил на них, выворачивая мозг и раскалывая череп на части… Что бы это ни было, девушка точно такого никогда в своей жизни не слышала… — Джеймс! — убрав на свой страх и риск руки с ушей, Грейс тихо позвала юношу, спавшего сладким сном на самом краю её кровати и даже не думавшего просыпаться. Её зов полностью потонул в шуме, который теперь стал отдаваться болью в груди Грейс, что уже начала паниковать. — ДЖЕЙМС! — не своим голосом заорала она в испуге и толкнула друга, так что тот со вскриком свалился на пол, разбудив примостившегося там Стива. — Что?! Что такое?! — Барнс ошалело выпучил серо-голубые глаза, проморгался, а потом затих, прислушиваясь. Резко закрыл руками уши и скривил рот. — …что это, чёрт возьми?! — Я-я не знаю, — выдавила из себя Грейс, молниеносно вскочив с постели и кинувшись к зашторенному окну. Её всю трясло, а к горлу подкатила тошнота. — Что бы это ни было, — стараясь перекричать шум, произнёс Роджерс, тоже закрывшего свои уши, — это убивает наповал. — Держать своё лицо Стив умел отлично, но по блестевшим голубым глазам было видно, что он напуган не меньше, чем его друзья. А гул всё нарастал и нарастал. Блондинка похолодевшими руками раздвинула шторы и зажмурилась от резко ударившего ей в лицо потока света. Она на миг отвернулась, но потом, чуть прищурившись, она всё же распахнула настежь створки рамы и выглянула наружу. Небо было практически безоблачно, что являлось большой редкостью для Нью-Йорка в последние несколько лет. Краешек солнца уже выглядывал из-за горизонта, создавая вокруг некоторых зданий светящийся оранжевый ореол и расплываясь по небосклону ярким кроваво-оранжевым пятном. Грейс бы восхитилась такой утренней красотой, но сейчас ей было не до того. Она повертела головой, ища источник звука, который стал громче, но ничего не увидела. Гул был повсюду — он придавливал к земле, закладывал уши, заставлял ощущать себя так, как будто по голове пробежался табун лошадей. Смит чувствовала себя отвратительно и даже почти не замечала того, как вибрирует пол под её босыми ногами. Соседи, тоже проснувшиеся из-за шума, постепенно появлялись в оконных проёмах или выходили в своих сорочках на улицу, не заботясь о своём крайне непрезентабельном виде. Плакали дети, не привыкшие терпеть боль, тем более что причина её им была не знакома совершенно, взрослые же пытались успокоить малышей, а совсем юные парни и девушки, запрокинув головы, всматривались в небо. — Там что-то есть? — между рамой и Грейс с трудом втиснулся Баки и высунулся из окна, тоже посмотрев в небо. — Чёрт, да что ж это такое?! — дрожащим голосом спросил он, но голос его дрожал скорее от боли, чем от испуга. Хотя, может, и от того, и от другого… В какой-то момент гул вдруг изменился и приобрёл странные очертания — стали слышны другие звуки, их было много. И они приближались. Вот где-то далеко появилось несколько маленьких чёрных точек. Постепенно они становились всё больше и больше, а шум всё менялся и менялся, пока… — Самолёты, — чуть слышно прошептал Стив, протиснувшийся с другого края. — Что они здесь делают? Огромные, шумящие тяжёлыми винтами стальные «птицы», коих было пять, сначала объединенные в звено, вдруг резко разделились — два самолёта развернулось и направилось назад, два других разлетелись в противоположные стороны, а один продолжил полёт над Манхэттеном. Грейс наблюдала за этим действием со всё нарастающей тревогой, не зная, как на это реагировать. Было в воздушных манёврах что-то… враждебное. Опасное. Незнакомое. Непредсказуемое. Смит не могла логично объяснить возникшее ощущение, чувствуя это на подсознательном уровне. Неожиданно из большого сизого облака, проплывавшего недалеко от дома девушки, вынырнула стая манёвренных истребителей. Теперь стало понятно, почему гул быль столь невыносимым — самолётов было бесчисленное множество; они, точно насекомые, роились над островом, не предпринимая пока, однако, никаких действий. Конечно, пока — это вопрос времени. Воздушное судно, что было больше всех истребителей раза в полтора, поднырнув под «стайку», возглавило своеобразное шествие и открыло вид на свой гладкий, светящийся на солнце бок. Грейс ощутила смутный ужас, когда увидела странные знаки на нём: на почти самой середине самолёта — огромный чёрный крест, обведённый белой краской, а на хвосте было что-то, напоминающее элемент орнамента… и только тогда Смит заметила, что те же знаки были и на всех истребителях. Что это? Под брюхом самой большой «птички» был какой-то гигантского размера предмет, назначение которого понять было трудно. И вдруг эта вещь, когда «шествие» развернулось и чуть отдалилось, оторвалась от днища самолёта и с оглушающим противным свистом понеслась вниз. Грейс наблюдала за этим, ощущая, как по телу её расползается холодный страх. Она не заметила, что Джеймс и Стивен что-то крикнули ей почти в самые уши, и поэтому для неё стало неожиданностью, когда Барнс резко схватил её за ткань ночнушки на спине и потянул вниз. Вскрикнув, девушка потеряла равновесие и больно ударилась об пол, а Баки в это время, удержав Стива, закрыл их обоих собой. Роджерс пытался вырваться, извивался и что-то неразборчиво орал, но хватка у Джеймса была стальная. Далёкий взрыв, прогремевший через несколько секунд после необычного происшествия, ошеломил и на какой-то миг всё же оглушил Грейс. Волной после внезапной вспышки выбило стёкла из окон, и мелкие осколки посыпались на спину Джеймсу, с силой зажмурившегося и оскалившего зубы. Вокруг всё затряслось. Смит не знала, почему горло её так начало саднить, но предположила, что она закричала, только, судя по всему, не услышала этого. Звон в ушах перекрывал все звуки, и Смит не услышала, что сказал ей Баки, но по его расширенным от ужаса глазам и бледному лицу она поняла суть произнесённых им слов. Кажется, он спросил ещё о самочувствии блондинки, но она помотала головой, проговорив: «Я не слышу», но собственных слов так и не смогла услышать. Это напугало её. Друзья стремглав бросились на выход и, очутившись на улице, тут же попали в сильную давку. Постепенно слух стал возвращаться к девушке, но то, что она услышала, повергло её в панику — заунывный вой сирен, душераздирающие визги женщин, плач детей, ор мужчин и и какой-то ещё странный звук… Где-то стреляли. И это «где-то» было повсюду. Джеймс сдавливал холодную ладонь блондинки, а та в свою очередь держала за руку Стива, чтобы они не потерялись ненароком в охваченной ужасом толпе, по которой стреляли истребители. Друзья толкались, пытаясь выбраться, пригибались, чтобы в них не попали пули, но и так, чтобы их не втоптали в мостовую. Роджерс уже начинал задыхаться, но не сбавил шагу; Грейс постоянно нервно оглядывалась по сторонам, не решаясь поднять голову, чтобы посмотреть на небо, дабы не отвлечься, не видя конца людской толпе и осознавая с ужасом, отдававшимся горьким привкусом во рту Смит, что, чёрт возьми, кто бы ни были эти нападавшие, они хотят их убить. Всех. Может, конечно, не сразу. Но в живых оставлять их никто не собирается. Это длилось бесконечно — все эти крики, весь этот обстрел. В какой-то миг Смит вдруг споткнулась, неправильно вывернула стопу и ощутила острую боль в лодыжке, но, превозмогая её, только быстрее понеслась вслед за Джеймсом Барнсом, подтягивая следом уставшего и выбившегося из сил задыхающегося Стивена Роджерса. Она обещала их не бросать. И она не бросит их. Никогда. Она умрёт, защищая их, если того потребуют обстоятельства, но будет стоять. До самого конца. Неизвестно откуда взявшаяся решимость обожгла её лёгкие пламенем, и в голову девушке вдруг пришла неожиданная мысль, плотно засевшая в её разуме. «Я буду сильной, — подумала Грейс тогда, — буду. Как того просила тётя. Как того требует ситуация. Буду. Сильной. Ради Стива. Ради Джеймса. Ради Эммы. Ради Норы. Ради всех». Воспоминание о тёте было болезненным, но оно, как ни странно, придало девушке сил. — Барнс! — вдруг прорвался сквозь внешний шум довольно смутный знакомый голос. — Сюда! Скорее! Смена направления была столь резкой, что Грейс едва вновь не потеряла равновесие; это отозвалось болью в вывернутой лодыжке, но что же такое боль по сравнению с нынешними обстоятельствами?.. Они вошли в какой-то дом (Грейс не запомнила, как он выглядел — было не до того), битком набитый народом, что спускался куда-то вниз. Из толпы вдруг вынырнули знакомые люди — парнишка, державший за руку темноволосую девушку-подростка, да женщина, походившая на… — Джеймс! — крикнула дрожащим голосом миссис Барнс, кинувшись к своему сыну; Ребекку удержал возле себя рыжеволосый рослый юноша, в котором Смит признала милого почтальона Питера Проктора. — Стив! Грейс! Господи! — она заключила друзей в объятия и громко разрыдалась. — Хвала небесам, вы все целы! Смит почувствовала некое облегчение. Она боялась даже подумать о том, что было бы, если б они… — Миссис Барнс, прошу Вас, пройдёмте в укрытие, — попросил Питер. Голос его был приятным, но в нём чувствовались нотки тревоги, несмотря на достаточно спокойное выражение лица юноши. — Рад, что встретил вас, — кивнул он Баки, Стивену, и Грейс, — а теперь, поспешим. В погребе было довольно душно, а сырой воздух перегрелся от многочисленных людских тел; Смит это не понравилось совершенно — он начала задыхаться, как и Стив, только-только успокоившийся после долгого вынужденного бега. Все тревожно переговаривались между собой, кричали грудные дети, где-то плакала девочка лет десяти. Друзей, Уинифред, Ребекку и Питера притеснили к бочкам, но никто и не думал жаловаться. Вот дверь погреба закрылась, и стало совершенно темно. Снаружи что-то глухо загрохотало — судя по всему, очередной взрыв. Комната заходила ходуном, с потолка посыпалась крошка, кто-то судорожно вскрикнул. Смит прижалась к Баки, чьё тепло было сейчас так ей жизненно необходимо. Тот обнял её, зарываясь носом в её густые мягкие волосы и начав шептать слова успокоения, но блондинка их почти не слышала. Даже боль — как моральная, так и физическая — отошла на второй план. Она вдруг вспомнила об Эмме, что упоминала в своих мыслях. Девушка мысленно похолодела, а в животе её всё скрутилось в тугой комок. Оставалось только надеяться, что Прайс тоже нашла укрытие. Оставалось только ждать…***
Вашингтон, столица Соединённых Штатов. Белый Дом. 01.09.1939. 4:38 am по местному времени. — Докладывайте! — рявкнул на подчинённых Франклин Рузвельт, нервно стучавший пальцами по поверхности стола. Президента Соединённых Штатов Америки совершенно неожиданно выдернули из постели, когда он досматривал уже свой предпоследний сон, ужасающим сообщением о нападении сил Третьего Рейха на Нью-Йорк, и мужчина пребывал если не в ужасе, то в ярости уж точно. Даже «спокойная маска» и всклокоченные чёрные волосы, почти все покрытые сединой, не могли этого скрыть. — О-они обрушили бомбы на склады, сэр! — дрожа, выпалил молодой человек в костюме. Под его глазами залегли тени, как, впрочем, и у Рузвельта и всех его подчинённых. — У-уничтожили половину наших запасов! — Потери среди солдат? — мрачно спросил Франклин и хотел было стиснуть кулаки, но сдержался — владеть собой он умел отлично. — Незначительные, — доложил второй, более спокойный, но тоже чуть дрожавший. — Выйдите, — коротко приказал Президент, и подчинённые послушно скрылись в дверях кабинета, незаметно переглянувшись между собой. Рузвельт был разъярён и потрясён одновременно. Нападение Гитлера, которого никто — ни он, ни мирные жители — не ожидал, стало для него настоящим шоком, но известие о ликвидации вражескими силами пятидесяти процентов их военных запасов убивало окончательно. Схватив трубку телефона и быстро набрав на аппарате комбинацию, он замер, вслушиваясь в гудки и внутренне пылая праведным гневом. Ждать оказалось недолго. — Что это значит?! — не сдержавшись, крикнул он на английском языке, перебивая собеседника на том конце линии. — О, герр Рузвельт, — полилась из трубки приятная немецкая речь, — рад, очень рад Вас слышать. — На заднем фоне послышался демонстративный звон бокалов. — Чем могу быть полезен? От Франклина не укрылись злобная радость и неприкрытое торжество в нарочито-вежливом голосе Адольфа Гитлера. И это разозлило Президента ещё сильнее. — Вы знаете, который сейчас час? — процедил он на родном языке фюрера, стиснув одну ладонь в кулак. Вопрос был скорее риторический, но Гитлер всё же ответил приторно-ласковым голосом: — Вы позвонили мне из Вашингтона за тем только, чтобы спросить у меня, который сейчас час? — послышался хриплый смех, и Рузвельт заскрежетал зубами в бессильной злобе. — Мы оба с Вами знаем, герр Рузвельт, что наши города находятся далеко друг от друга… — Ваше поведение крайне возмутительно, — оборвал Рузвельт сладкие речи Адольфа, что успели ему всего за несколько секунд изрядно поднадоесть. — А Ваши солдаты, похоже, подзабыли географию, а заодно и честь, как, впрочем, и Вы. Послышался долгий вздох. — Сразу к делу, так, значит, — произнёс фюрер Третьего Рейха уже совсем другим голосом — жёстким, без намёка на какие-либо позитивные эмоции. — Вы, американцы, такие забавные — вас мотает из крайности в крайность. Говорите, что умны, а на деле не видите даже того, что творится у вас прямо под вашим носом… — Это обвинение, герр Гитлер? — почти теряя самообладание, резко спросил Рузвельт. — О нет, что Вы, — невозмутимо возразил Адольф, — я лишь привожу факты, а на правду ведь не обижаются, верно, герр Рузвельт? — Отзовите свои войска, — буквально прорычал Франклин, уже пребывая в полнейшей ярости, — возместите ущерб. Вы нарушили границы чужого государства… — Границы? — Тон фюрера был насмешлив. — Это абстрактное понятие, ничто. Всё равно ваша территория в скором времени станет моей. Так что, выбор у Вас невелик. Конечно, я отзову своих солдат, что сейчас летают над Нью-Йорком… — Он рассмеялся едким смехом. — А там решайте — либо присоединяетесь к нам, либо умираете. Все до единого. И да — для Вас, герр Рузвельт, я — мой фюрер. — И он сбросил трубку прежде, чем Франклин успел что-то сказать. Некоторое время он пребывал в полнейшем ступоре, с силой зажав пальцами переносицу, которую давно прорезали глубокие морщины, но вскоре он очнулся, когда в кабинет вошёл мужчина средних лет в форме Армии США и отсалютовал ему рукой, встав по стойке смирно. — Каков приказ, мистер Президент? — громко спросил он. Франклин вздрогнул, окончательно вырвавшись из пут нелегких мыслей, и мрачно посмотрел на вошедшего своими ясными голубыми глазами. — Он хочет войны? — задал он вопрос скорее себе, чем гостю, и тут же на него сам и ответил, сверкнув глазами: — Он её получит. — И после чуть громче добавил: — Позовите полковника Филлипса. — Но он заня… — неуверенно начал было визитёр, оторопело нахмурившись. — Объясните ему, что дело не требует отлагательств. Сейчас от его решения зависит благополучие нашей страны и, возможно, остальных стран. Без лишних слов мужчина вышел из кабинета, не привыкнув ослушиваться приказов, особенно самого Президента, а через двадцать минут вернулся в сопровождении другого мужчины, также в форме, седого и немного более низкого, но крепко сбитого. Франклин, пребывая на нервах и монотонно отбивая бешеный ритм пальцами по столу, без лишних слов махнул рукой второму, приказывая тому уйти, и обратил всё своё внимание на так нужного ему сейчас для решения проблемы гостя. — Что от меня требуется, мистер Президент? — отдал честь полковник Филлипс. — Рад, что Вы пришли, полковник, — поблагодарил Рузвельт, сложив руки домиком. Подождал, когда первый визитёр вышел. — Вы, верно, слышали о нападении на Нью-Йорк. — Филлипс утвердительно кивнул, помрачнев. — Нам необходим новый резерв Армии, который смог бы втайне поддерживать наших солдат, — пояснил он. — В срочном порядке. Это понятно? — Франклин за все эти двадцать минут успел сделать мысленный подробный набросок плана, который в лучшем случае мог помочь и выбраться из назревавшей войны победителями и выжившими. Если же нет… — Так точно, мистер Президент! — коротко кивнул Филлипс. — И, как Вы уже поняли, — Рузвельт смерил полковника тяжёлым, но всё же полным уважения и доверия взглядом, — возглавлять его будете Вы. Под ваше руководство я вверяю лучших агентов страны. По возможности Вы можете привлечь агентов иностранных разведок, заинтересованных в уничтожении Адольфа Гитлера, а заодно и Третьего Рейха, но под Вашу же ответственность. И секретность резерва будет зависеть от Ваших и только Ваших действий. Всё ясно? Светлые глаза Филлипса, отсвечивавшие сталью, на короткий миг потемнели, но мужчина всё так же, не колеблясь, ответил: — Так точно! Вы можете на меня положиться, мистер Президент.***
Всё стихло так же внезапно, как и началось нападение. Тишина давила не слабее гула, что разбудил Грейс, она заставляла настораживаться и съёживаться всё сильнее и сильнее. Хотелось забиться в угол, как мышке, и дождаться конца бури, ведь, как известно, затишье никогда не сулит ничего хорошего. Кажется, все в погребе подумали о том же самом — не было слышно ни единого звука, дети, как по команде, вдруг перестали плакать. Никто не смел даже вздохнуть; Джеймс напрягся, и Смит ощутила, как перекатываются мускулы под его одеждой. Пол был ледяной, несмотря на прогревшийся воздух, и босые ступни блондинки уже изнывали от холода; щиколотка чуть побаливала, но это не было в тот момент важным. Девушка зажмурилась и теснее прижалась к Барнсу и нашла своей ладонью дрожавшую от напряжения ладонь Роджерса. Конечно, было темно, хоть глаз выколи, но его худощавую руку она узнала бы из тысяч похожих. Минуты слились в вечность. А потом дверь погреба внезапно сотряслась от грохота — кто-то стучал в неё, очень жёстко и сильно. Непроизвольный вздох сорвался с губ Грейс, которая стиснула сильнее руку Стива и была чуть оттеснена назад вместе с, кажется, Ребеккой и Уинифред Джеймсом, подобравшимся, как дикая кошка на охоте, и глухо зарычавшим. Через какое-то время вновь послышался грохот, от которого Смит сильно вздрогнула. Неужели это враги пришли по их душу?! Здесь же много женщин с детьми! Что же делать? Сумеет ли она помочь? Хоть как-то? А Эмма? Где она? А вдруг она всё же нашла укрытие, но её схватили? Что тогда?! — Это солдат Армии США! — донеслась сквозь закрытый проём глухая, но до боли родная английская речь. — Есть здесь кто живой? Миг — и Грейс была прямо-таки оглушена громогласным радостным рёвом толпы, кричавшей на разные лады: «Мы здесь! Мы здесь!» Баки расслабился, а рука Стивена перестала так сильно дрожать. Они спасены.***
[Stephen Price — The Apartment]
Спустя полчаса (а, может, полтора часа?) до друзей, наконец, дошла очередь. Доктор внимательно осмотрел ногу Грейс, диагностировав небольшое растяжение и, сделав всё необходимое, быстро проверил Баки, Стива, Питера, Уинифред, Ребекку и удалился к другим пострадавшим. Смит облегчённо вздохнула и хотела было уже встать со скамейки, как Джеймс быстро оказался рядом с ней и, взяв её за руку, помог подняться. — Не хочу, чтобы ты перетруждала ногу, — произнёс он несколько виновато и тряхнул головой, поправляя взъерошенные, покрытые пылью тёмные волосы. Его голубые глаза сияли печалью при свете солнца, мирно сиявшего на голубом небе. Будто и не было самолётов. Будто не было обстрела. Будто и не было нападения. Но неприятное чувство, засевшее в горле и скрёбшее во рту, говорило об обратном. Горестные крики, раздававшиеся то тут, то там, тоже говорили обо всём — была бойня. Были те, кто не выжил. Были те, кто погиб. Девушке стоило немалых усилий не смотреть на мёртвые тела, но те приковывали взгляд — была видна тёмная кровь на мостовой, затоптанные до смерти и расстрелянные человеческие тела, настолько изуродованные и превращённые в ярко-алое блестящее месиво, что понять, кто это, было очень трудно. Где-то даже виднелись перевёрнутые машины. Запах в воздухе стоял не из приятных. То, что почти никто из друзей не пострадал, было чудом. Грейс мысленно поблагодарила Бога за то, что он их сберёг и… Неожиданная мысль об Эмме током пронзила блондинку. — Надо найти Эм, — выпалила она, перебив Барнса, который хотел было открыть рот, чтобы что-то сказать. — Извини, — вздрогнула Смит. В ушах её почему-то начали вновь звучать сирена, крики, свист пуль и рёв моторов истребителей, грохот взрывов. Девушка поспешно абстрагировалась от воспоминаний, но получилось у неё не слишком хорошо. — Это ты меня извини, — торопливо заговорил брюнет, отведя взгляд в сторону. — Если бы я знал, что ты поранилась… я бы… я бы… — он оборвал себя на полуслове, потому как голос его задрожал и грозился сорваться в ненужный момент. Девушка поражённо уставилась на него. — Ты ни в чём не виноват, — мягко оборвала она друга, чуть сжав его за руку, о которую она опиралась, хоть боль почти совсем не донимала её. — Надо было действовать решительно и быстро, иначе сейчас мы бы не стояли здесь и не разговаривали друг с другом, смотря на то, что сотворили с нами… те люди. Грейс понимала, что не имеет права называть нападавших людьми. То были безжалостные убийцы, напавшие на мирно спящий город и унёсшие жизни многих людей. То были убийцы, но никак не люди. Упаси Боже, называть их людьми. Барнс вздохнул — и Смит даже пискнуть не успела, как он заключил её в крепкие объятия, выжав из девушки остатки воздуха. Пожалуй, так её он не обнимал никогда — держа блондинку очень крепко, он подрагивавшими руками нежно гладил её по спине, ткнувшись носом ей в плечо, так что блондинка чувствовала, как щекочут его мягкие волосы её ухо. Грейс на секунду замерла, а потом обняла его в ответ. Сильно-сильно, крепко-крепко. Она чувствовала, что больше ни за что на свете не хочет его отпускать от себя — окунуться с головой в его тепло, быть с ним одним целым в этот миг показалось ей таким заманчивым желанием… — Я так боялась потерять тебя, — вдруг выпалила она шёпотом, склонив голову к уху брюнета. И те слова не были ложью. В самой гуще паники она поняла для себя, что самый худший страх для неё после смерти тёти Норы был лишиться всех тех, кого она любила. Смит довелось пережить смерть той, что заботилась о ней, и, кажется, она не сумеет пережить ещё и смерть оставшихся близких, хоть и не родных по крови. — Тебя, Стива. Всех. — Я… тоже испугался. — Откровение, вызванное шоком. Признание, которое Баки в нормальном состоянии не выдал бы. Но сейчас ему было всё равно — момент для обиды за потревоженную им же собственную гордость был не подходящим. — Я представил… Что ты… что Стив… мама… сестрёнка… — Он сглотнул. — Это… всё ужасно. — Юноша мгновенно отстранился от подруги, всё так же, однако, поддерживая её. — Ты права. — Произнёс твёрдым голосом, мгновенно взяв себя в руки. В глазах его появился стальной отблеск. — Надо найти Эмму. Но сейчас лучше вернуться и проверить твой дом… а то мало ли. Позвав с собой всех остальных и убедившись, что с ними всё хорошо и все в состоянии идти за ней, Грейс не без помощи Джеймса потихоньку на одной ноге к родной улице, игнорируя холод мостовой, собственную боль, горестные вопли людей. Увиденное поразило её — некоторые дома были разрушены, очевидно, упавшей на них с небес бомбой. К счастью, дом Смит задело только слегка, но всё не было так ужасно, как с иными постройками. Блондинка перевела дух, но её внимание тут же переключилось на стоявшую напротив уцелевшего дома полненькую темноволосую девушку, что сдерживали солдаты. Она была взъерошена, ночная сорочка её немного порвалась у края и была запятнана кровью. — А ну, пустите меня! — воинственно визжала она. — Мне нужно увидеть подругу! Она должна быть там!.. — Мисс, прошу Вас, успокойтесь, — холодно отвечали стражники, без особых усилий держа нарушительницу порядка. — Сейчас ведётся осмотр здания. Туда нельзя. — Но там должна быть девушка — Грейс Смит, знаете такую?! — игнорируя слова солдат, продолжала кричать брюнетка. — Грейс! — стала с новой силой орать она, подняв голову к окнам и выпучив испуганные синие глаза. — ГРЕЙС, ТЫ СЛЫШИШЬ МЕНЯ?! — Я здесь! — прокричала в ответ блондинка, уже подхрамывая к собственному дому. Эмму как ветром сдуло от стражей. Прайс понеслась навстречу подруге, но тут же затормозила напротив неё. — Ты ранена?! — пролепетала она, надрывно всхлипнув. Только теперь Грейс заметила, что Эмму колотит крупная дрожь. Глаза официантки были полны страха. — Как это случилось?! — Споткнулась, ничего страшного, — заверила её Смит, натянуто улыбнувшись. У неё как от сердца отлегло. Сама Прайс, по счастью, не пострадала, только отдалась сильным потрясением, а кровь была не её. Грейс на миг представила, что было бы, если бы не обнаружила подругу, и ей тут же стало плохо. — Ох, слава Богу! — повернулась брюнетка к Джеймсу и заметила Стива, миссис Барнс и Ребекку, только-только приблизившихся к ребятам. — Слава Богу! — Как думаете, кто это был? — вдруг подал голос молчавший всю дорогу Стив. Он был смелым малым, но было видно, что тот тоже не на шутку перепугался. — Кто может быть настолько жесток для нападения на спящее население? — Хилый юноша прямо-таки кипел праведным гневом. — Это бесчеловечно! Неужели будет война? Смит вздрогнула, услышав последнее слово из уст друга, прозвучавшее, точно приговор. Стивен был по-своему прав — просто так никто не расстреливает граждан чужой страны, если это не внутригосударственная смута… Боже, о чём она только думает?! — Точно никто ничего не знает, — ответила Роджерсу Прайс. — Поэтому стоит дождаться выступления Президента по радио, может, тогда что-то да прояснится. А теперь давайте-ка мы подождём, пока нас соизволят пустить, — девушка кинула раздражённый взгляд на солдат, — а потом поднимемся и придём в себя. Может, поспим хоть немножко… Но никому не хотелось ложиться и закрывать глаза. Слишком живы были воспоминания о прошедшем переполохе. Никто не рискнул бы сейчас прилечь и отдохнуть, боясь увидеть в момент долгожданной, не обременённой ничем тишины, ужасы прошедшего утра. Организмы их были на пике своих возможностей и готовы были к новому неожиданному удару. — Грейс, — неожиданно тихим голосом позвала вдруг Ребекка блондинку, когда чуть позже всем позволили-таки зайти в дом, признанный безопасным, подняться в квартиру Смит и расположиться в гостиной с относительным удобством, ибо всюду окна были выбиты взрывной волной. Девушка, стараясь не опираться на больную ногу, незаметно отошла от Баки и приблизилась к девчушке, державшей чёрно-белую фотокарточку в своих руках. — Ч-что это такое? Недоуменно нахмурившись, та осторожно взяла карточку из рук подростка — и обомлела. Почти все лица изображённых людей на фотоснимке были черны. Точно кто-то коснулся горящим кончиком сигары изображения и прожёг его насквозь, оставив сухие некрасивые пятна выжженной бумаги. Вот только три лица остались нетронутыми. Джеймса. Стива. И её. — Что это значит? — прошептала испуганная Бекки, вытаращенными серо-голубыми глазами рассматривая снимок. Лицо её, и так бледное от шока пережитой ночи, посерело и вытянулось. — Не знаю, — только и выдавила Смит. Помотав головой, она кинулась искать свои подарки, но нашла их целыми. Даже прощальная записка миссис Уилсон уцелела. Всё в квартире было хорошо. Но как объяснить произошедшее с карточкой, было неясно. — Давай сейчас мы переоденемся и постараемся всё же отдохнуть, — сказала Грейс, стараясь, чтобы голос её звучал спокойно. — Знаю, будет нелегко, но постарайся. Я тоже буду пытаться. А про это забудь. Хорошо? Получив утвердительный ответ, блондинка отвела Барнс-младшую в ванную, а сама вернулась в гостиную, где они находились до этого, чтобы спрятать снимок глубоко и очень далеко и так, чтобы не вызвать подозрений у Баки. Карточка пугала, вызывала беспокойство и скребущую по сердцу тревогу. Но никто не должен был об этом знать. Больше никто. Что-то будет. Что-то очень скоро будет.***
«— Двадцать третьего августа Советский Союз и Третий Рейх подписали договор о ненападении друг на друга. Я полагал, что Адольф Гитлер, проводя завоевания в Европе, всё же заинтересуется природными богатствами СССР и нарушит акт, как только представится случай, но не ожидал, что удар будет нанесён именно по нам. Новость о нападении на Нью-Йорк потрясла меня до глубины души. То, что Фашистская Германия начала расстреливать наших сограждан… воистину ужасно. Я соболезную каждому, кто потерял этим утром своих родных, близких, друзей. Мы почтим её совместной минутой молчания, как мы чтим погибших во время первой масштабной войны…» Пауза. «…А сейчас я прошу вас всех прислушаться к моим словам. Потому как я не собираюсь пригнуться под алчной рукой Гитлера. Мы — американцы, гордая нация, знаем своё место в этом мире и не собираемся становиться рабами честолюбивого диктатора. Никто не имеет права указывать нам, что и как мы должны делать… Этим утром Адольф Гитлер предложил мне заключить мир взамен на помощь ему в завоевании оставшихся участков суши. Я ему отказал. Поэтому, дорогие юноши, мужчины. Обращаюсь также к тем, кто уже отстоял честь своей Родины. Прошу вас всех встать на защиту Страны, что чуть однажды не подверглась хаосу, а сейчас может утонуть в крови невинных. Добровольцам открыты двери в военкомат — всем до единого! За Соединённые Штаты! Да пребудет с нами наш американский дух!» Радиоприёмник замолк. Грейс замерла на одном месте, сидя на собственной кровати; до неё медленно начинал доходить смысл речи Президента, и ей он совершенно не понравился. Холодок заскользил по спине девушки, невидимыми цепями охватил её хрупкое тело, заставил дрожать, начинал отравлять разум. Нет. Не может быть. Это же чья-то дурацкая шутка. Не может быть так, что на них напала европейская страна, жаждущая властвования над всем миром. США — гигантская страна, она, пожалуй, может соревноваться по размерам с Советским Союзом, но… СССР тоже угрожала опасность. И лидер этой страны не видит этой угрозы, считая, что договор о ненападении неприкосновенен… как и все те прошлые договоры… Всё смешалось в голове блондинки. То нападение казалось ей сном, обычным кошмаром. Все эти трупы, вся эта кровь… Разорванные на части тела… Не может быть так, что… Хотя, нет. Война. Это война. Начался необратимый процесс. Цепная реакция. Это очередная жестокая война, и это только её начало… а это значит… — Не… — пролепетала она в некоторой растерянности, повернув голову в сторону сидевшего на стуле Джеймса, что был мрачнее тучи. Брюнет вздрогнул от её слов и недоумённо воззрился на подругу. Его глаза были серы и темны. — Я не… ты не… — Я обязан, — хмуро возразил Барнс, вставая со стула. Стив, расположившийся на втором стуле рядом с другом, тоже поднялся. — И это не обсуждается. — Голос его был холоден, как лёд, и Грейс, раз вздрогнув, отвела от него взгляд заблестевших голубых глаз. — Что же касается тебя, Стив, — повернулся он к блондину, на лице которого застыла непоколебимая решительность, — ты останешься в городе. Это тоже не обсуждается. — Но я в состоянии сражаться! — воскликнул Роджерс; его голубые глаза вспыхнули настоящим гневом, которого Грейс ещё никогда за время их знакомства не видела. — Я тоже сумею помочь! Крылья широкого, но изящного и чуть вздёрнутого острого носа Баки раздулись. — Нет, и точка, — оборвал он Стивена, распрямляя плечи, грозно засверкав глазами и поджав пухлые губы. Было видно невооружённым глазом, что тот едва сдерживает свой гнев. — Ты можешь погибнуть в первые же пять минут своего пребывания в военной части, а про настоящую битву я уж молчу! — Ты не веришь в меня! — почти сорвался на крик Роджерс и готов был кинуться на вставшего в оборону Барнса, невзирая на силу и опытность второго, но был остановлен вовремя подлетевшей к нему Грейс. — Не веришь! — Так, спокойно, — медленно произнесла она, погладив всё ещё напряжённого блондина по плечу и немного оттеснив его назад. Заглянула в потухшие прекрасные глаза Джеймса. — Ты уверен?.. — дрожащим голосом поинтересовалась она, ощущая щемящую боль и испуг в собственной груди. Она не могла его отпустить. Не так. Не сейчас. Ведь он ей так сейчас нужен… — Я не могу по-другому, ты же знаешь, — хрипло ответил он, приблизившись к блондинке. Брюнет склонился и коснулся тёплой ладонью щеки Смит, вызывая у той непроизвольную дрожь в коленках и мурашки по коже. — Ты ведь понимаешь меня? Она не могла отвести от его лица взгляд. Как же он всё-таки изменился — волевой подбородок, покрытый короткой щетиной, что юноша брил опасной бритвой каждое утро; вишнёвые изящные губы, которые всё время складывались в красивую улыбку; мимические морщинки у великолепных серо-голубых глаз, появляющиеся тогда, когда Джеймс Барнс смеялся… Для Грейс это было родным, хотя, даже не так — слишком личным, образ Баки прочно поселился не только в голове девушки, но и в её сердце, сросся с ней самой и не хотел покидать её ни в какую. А тут война. Смит, безусловно, знала, что друг не останется в стороне, пока на фронте будут умирать солдаты, но душой не могла его отпустить. Она страшилась мысли, что он может не вернуться, а если и вернётся, то будет уже другим, не таким, как раньше — перестанет быть задорным, игривым, немного даже похотливым. Станет замкнутым, угрюмым. Бросит её и Стива… Блондинка помотала головой. Её определённо заносит куда-то не туда. — Конечно, — ответила она, и не узнала собственного голоса — тихого, печального, безнадёжного. — Ты прав — по-другому ты не можешь. — А как же я? — встрял Стивен, всё ещё полыхая яростью, что было удивительно для столь спокойного и уравновешенного юноши. — Я тоже по-другому не могу! Я тоже могу принести пользу! — Есть и другие солдаты, что могут послужить стране, — повернулась к сжавшему кулаки блондину Грейс. На переносице Роджерса появилась глубокая, суровая складка, когда тот ещё сильнее нахмурился. — Но что если без таких, как я, мы не победим? — чуть понизив голос, со всё той же враждебностью прошипел он. — Что если мы и есть главное звено и без нас никак? Это звучало абсурдно, фантастически, даже, можно сказать, утопически. Со своим тщедушным телосложением, хрупким иммунитетом и хронической астмой Стив не мог пойти добровольцем на войну с одной лишь решимостью, и Джеймс был абсолютно прав — он не выдержит и начала подготовки. — Послушай… — начала было Грейс. — Ты тоже в меня не веришь! — окрысился на неё блондин. В его глазах плескались разочарование и боль. — Почему вы не верите в то, что от меня есть хоть какая-то польза? Почему не можете понять?.. — Он сорвался на шёпот, чуть обмяк и опустил плечи, скривив немного дрожащие губы. — Мама всегда верила… И тут Смит всё поняла. — Ты не прав, Стиви, — мягко оборвала она друга, приблизившись к нему и положив руки на его сутулые плечи. — Посмотри на меня. — Тот повиновался — голубые глаза его были красными от полопавшихся капилляров. — Я и Джеймс верим в тебя и всегда верили. Но пойми — мы беспокоимся за тебя. За твоё здоровье, за твою жизнь. Мы дорожим тобой… твоим благополучием и не хотим, чтобы ты, не дай Бог, погиб или покалечился так, что остался на всю жизнь… другим. — Роджерс хотел было отвернуться, но Грейс взяла его лицо в свои руки и задержала его, заглянув прямиком ему в душу через его же глаза. В ней было отчаяние, в ней же была и отвага. — Поверь, был бы шанс, я бы… я бы тоже взяла оружие и пошла сражаться против наших врагов. — Сзади послышалось тихое саркастическое хмыканье, но девушка сделала вид, что не услышала его. — Был бы только он, этот чёртов шанс. Но его нет. Поэтому мы сделаем всё, что в наших силах, чтобы помочь сражающимся достичь победы. Есть и иные пути противостояния. Прошу, остановись… — Стив дёрнулся, как от невидимой пощёчины, но остался на месте. Он моргнул — и маленькая слезинка медленно скатилась по его скуле, оставляя прозрачный след на бледной коже. — Сделай это если не ради нас, то ради твоей мамы. Я уверена, что она не захотела бы тебе такой участи. Ответа на свои слова Грейс так и не получила.***
[Alan Silvestri — Farewell to Bucky]
Неделю спустя… На перроне было людно и даже слишком. Свистели многочисленные поезда, готовые к отходу, всюду плыл молочный пар; жёны провожали солдат на войну — кричали, плакали, наставляли, хотя, в основном, они целовались. Долго, нежно, как в последний раз. Грейс старалась не смотреть на столь душераздирающие зрелища, хотя они были повсюду, куда ни кинь взгляд. Она держалась рядом с Джеймсом, одетом уже в специальную униформу и державшим вещмешок в одной руке, следила, чтобы Стив, а также Уинифред, Бекки и Эмма не отставали от них, и иногда поторапливала. К сожалению (а больше к счастью), Роджерса признали непригодным к службе. Даже неделя подготовки, когда Баки неохотно занимался с блондином боксом, показывая основные приёмы отпора и нападения, особой роли не сыграла. Стивен сильно расстроился, но Смит мысленно возблагодарила Бога за то, что Тот уберёг одного её друга. То же, кажется, думали и остальные. Вот, наконец, они остановились рядом с военным эшелоном, отправлявшимся в форт Маккой, что был в штате Висконсин, и долго ещё смотрели на то, как новобранцы прощаются со своими семьями и друзьями и забираются в открытые проёмы старых вагонов. — Думаю, мне пора, — наконец, сказал Баки, шумно и грустно вздохнув, но тут же натянув на лицо фирменную широкую улыбку и повернувшись к провожавшим его людям. Первой к Барнсу подошла его мама, которая в тот момент будто постарела лет на десять. — Будь осторожен, — прошептала она тихо, нежно поцеловав сына в гладко выбритую щёку. — Учись хорошо, не забывай писать мне, — он пригладила его и так уложенные по моде тёмные волосы и поправила пилотку на его голове, на что Джеймс слегка дёрнулся по своей детской привычке. — Хорошо, мам, — тихо сказал он, кивнув. Обнадёживающе улыбнулся, хоть и ощущение было такое, точно мускулы его лица натянулись, — новая улыбка получилась какой-то вымученной. Следующей к нему приблизились Ребекка и Эмма. — Ты давай там не шали, братец, — ехидно поддела его Барнс-младшая, игриво прищурив левый глаз, знавшая о его славе «ловеласа», — иначе, если я узнаю, что ты там проказничаешь, то первым же поездом приеду к тебе, и, поверь мне на слово, никто меня не остановит. Эмма меня поддерживает. Правда, Эм? — Ага-ага, — энергично закивала Прайс, а потом шёпотом добавила, — ты там старайся уж, коли пошёл воевать. И ты под юбку медсёстрам не лезь, а то приду к тебе во сне и по головушке настучу за это. Понял? — Понял-понял, — искренне рассмеялся Барнс, тепло посмотрев на брюнетку и на миг позабыв обо всех горестях. Душу немного отпустило. — Обещаю, что не буду. Честное слово. — А когда Эмма отошла, чуть задержал сестру и попросил, наклонившись к ней, — присмотри за мамой, хорошо? — Конечно, — кивнула та. Легонько стукнула брата в плечо, — бывай, солдатик. Настала очередь Стива. — Потренируйся там за меня, идёт? — попросил блондин друга. — Но я всё равно буду пытаться. — Даже не сомневаюсь, — хмыкнул Барнс, прищурившись. — Только закон там не нарушай. — Он обнял парнишку и несильно похлопал его по спине. — Бывай, сопляк. — Бывай, тупица, — в тон ему ответил Стивен, крепко, по-мужски обняв Джеймса в ответ. Последней была Грейс. — Будь сильным, — коротко напутствовала друга она, поправив шляпку на голове. Для проводов она надела на себя простенькое закрытое платье, чтобы никто вокруг не подумал, что Смит и Барнс жених и невеста. А то мало ли. — Учись. И… — она неловко переминулась с ноги на ногу и заломила пальцы. — Будешь мне писать? Уголки губ Джеймса медленно поднялись в нежной улыбке, а глаза, ставшие серыми из-за того, что на улице было довольно облачно, весело заискрились. — Каждый день — хочешь? — спросил он, поиграв чёрными бровями. — Нескольких раз в неделю будет больше, чем достаточно, — возразила блондинка, тихонько засмеявшись. Барнс усмехнулся в ответ. — Что ж… — Как бы девушка ни пыталась оттянуть момент, нужных слов она не находила совсем, — пора. — Крепко прижалась к нему, чувствуя, как брюнет с жаром отвечает на её объятия. — Удачи тебе, Джеймс, — срывающимся шёпотом произнесла она, запоминая каждый миг их прощания. Смит не отводила взгляда от друга, пока тот не зашёл в вагон. Махала ему вслед, когда поезд тронулся, стояла до тех пор, пока состав, нёсший в себе призывников, окончательно не исчез вдалеке, растаяв в тумане. — Идём? — позвал девушку Стив, когда уже прошло достаточно времени после того, как поезд умчался в штат Висконсин. — Я… — В горле девушки пересохло, она едва могла говорить. В груди её нестерпимо болело, а во рту был сильный привкус горечи. — Пока тут постою. А вы идите. Ответ она пропустила мимо своих ушей. Грейс в это время вспоминала то, как она познакомилась с Джеймсом — его некрасивую, но не отталкивающую внешность, благородные поступки, весёлые забавы. К глазам подкатывали слёзы, но блондинка держалась, только шмыгая носом. Так, спокойно, Грейс, спокойно. Ничего ещё не произошло. Джеймс только поехал учиться, он ещё не поехал на… Мысли её прервал человек, неожиданно столкнувшийся с ней прямо посередине перрона и чуть не упавший на землю, при этом едва не утащивший за собой и саму Смит. — Прошу прощения! — Грейс неловко пискнула и повернулась к смущённому высокому мужчине лет сорока, лицо которого было покрыто редкими морщинами и едва заметными шрамами. — Я не заметил Вас, очень торопился, право, простите… — Не стоит, — улыбнулась Смит незнакомцу, одетому в светлый костюм, и переступила с ноги на ногу, при этом цокнув каблучками своих новеньких туфелек. — Отчего ж Вы здесь? — вдруг сорвалось с её языка. — Разве Вы?.. Мужчина поправил свои встрёпанные пшеничные волосы и печально улыбнулся. — К сожалению, не могу, — он слегка покосился и неправильно согнул одну ногу в колене. — Старая травма, что уж сказать… Я провожал старого друга… — Ох, извините, — смутилась Грейс, виновато опустив голову. — Да что Вы! — покачал головой тот, усмехнувшись. — Не стоит. Я… Герберт Уинстон, к вашим услугам, — вдруг представился он, странно сверкнув своими карими глазами. — А Вы? — Грейс Смит, — ответила блондинка, робко улыбнувшись. — Смит? — вдруг оживился Герберт. — А Вы случайно не родственница Элеоноры Смит? Такая женщина с тёмными волосами и с характером… — Я её племянница! — воскликнула Грейс, зажмурившись. — Она умерла три года назад… — Соболезную Вашей утрате, — с искренним сочувствием сказал Уинстон. — Ваша тётя была замечательной… да что ж мы здесь стоим? Не составите мне компанию? Думаю, Вам будет интересно узнать об Элеоноре в молодости… — Конечно! — серьёзно кивнула Грейс и последовала за новым знакомым, стараясь идти помедленнее. На какое-то время переживания девушки за Джеймса отошли на второй план. И это было, кажется, даже хорошо.