Да, человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен. Михаил Булгаков
Следующие пять часов Стив провёл как в тумане. Он практически ничего не соображал, ничего не обдумывал, не строил никаких логических цепочек и не пытался дойти до какой-либо истины. В то время его охватили настолько противоречивые чувства, состоявшие из слепого отчаяния, горечи потери и неконтролируемой жажды отмщения, что тело действовало буквально на голых инстинктах, открыто пользуясь новоприобретёнными способностями, дарованными ему не матерью-природой, которая, наоборот, лишь искалечила организм Роджерса, но чудодейственными сывороткой убитого немецким шпионом Авраама Эрскина. Его застрелили, как собаку, не дав ему даже опомниться, не дав… хоть что-то сделать перед своей смертью. До последнего он, являясь гражданином Германии, помогал Америке, действуя против родной страны и заботясь об участниках своего проекта… Стивен не до конца понимал мотивы Авраама, как и то, по какой причине тот так по-отцовски относился к нему, однако узнать об этом ему так и не было суждено. Стив запомнил только тот ужас в глазах, когда Эрскин увидал раненную Грейс, и то, как доктор рванул к ней на помощь. И всё же не успел. Предупреждающие выстрелы поразили его смертельно, фатально, и они же убили его меньше чем за минуту. Авраам успел только показать пальцем на грудь Роджерса, напомнив ему тем самым о своих словах, сказанных прошлым вечером за бутылкой вина… — …не хороший солдат, но хороший парень, — немец смотрел сурово, неотрывно, контрастируя с тем добродушным светлым взглядом, с коим он пришёл всего минут десять назад к Стиву. — Запомните мои слова, Стивен. Думаю, они послужат Вам своеобразным напутствием. Далее последовала лишь спасительная темнота, после чего Стив обнаружил себя мокрым с головы до ног, стоящим на коленях возле набережной и держащим свежий труп шпиона. Капсула с цианистым калием подействовала прежде, чем Роджерс успел окончательно осознать себя и выбить из мерзавца чуть больше необходимой информации. Тогда же он окончательно и обнаружил и частично принял в себе кардинальные изменения своего нового тела: широкие плечи, мешавшие при каждом неловком шаге крепких длинных босых ног, сильные руки с нитями выпуклых вен и широкими ладонями. Но больше всего его напугала засохшая на тыльной стороне ладоней кровь, служившая напоминанием о случившемся. При её виде Стив отшатнулся, как если бы обнаружил, что болен ужасной заразой. Его как варом окатило, а после окунуло в ледяную воду. Он бросил Грейс. Бросил её умирать. И это его вина. — Стив. Он сидел, сгорбившись, на стуле, который раньше, до последнего этапа проекта, показался бы ему креслом, и на который теперь едва умещался. Напряжённые мышцы мерно перекатывались под кожей, а руки зарылись во всё ещё жиденькую шевелюру в каком-то отчаянном, болезненном жесте. Роджерс, будто очнувшись от какого-то неприятного сна, при первом улавливании знакомого британского акцента женского голоса заторможено поднял голову, чтобы встретиться взглядом с Маргарет Картер. Агент иностранной разведки была облачена во всё ту же форму, что и утром, и всё-таки взглядом художника Стив приметил чуть расслабленный чёрный галстук на шее девушки и немного растрепавшиеся шоколадные волосы. Ему резко захотелось посмеяться над собой и поаплодировать своей бесполезной на тот момент внимательности к деталям. Потому что, чёрт возьми… Ни на свою футболку, оказавшуюся тесноватой для его нового тела, ни на босые, изрядно подмёрзшие ступни он никакого внимания не обращал, как и на то, как сильно сейчас ему мешали широкие мощные плечи. — Вам бы привести себя в порядок, сменить одежду, — тактично заметила тем временем Картер, многозначительно кивнув на измазанные в крови пальцы. Стивен отрешённо проследил за её взором, с секунду бездумно побуравил глазами воздух, а затем резко отвернулся. Ему ничего не хотелось, кроме как услышать заветные слова: «С ней всё будет в порядке». Пока же этого не случилось, он с места не сдвинется. И плевать на то, что он просидел в таком положении несколько часов. Соглашаясь на любые условия ради своей заветной мечты попасть на фронт и защитить страну от нацизма — паразитической твари, тенью нависшей над всем миром, — Стив не мог предположить даже мысленно, что каким-то неизвестным ему образом в проекте будет замешана и Грейс. Да, себя ещё он мог не пожалеть — возможно, даже согласился бы себя изувечить гораздо сильнее, если бы это хоть как-то помогло уничтожить армию Гитлера, — однако подругу он не мог подвергать такому риску. Роджерс понимал это, как и понимал совсем другое: Грейс — девушка самостоятельная и ответственная, и все её решения, какими бы они ни были, она принимала взвешенно и обдуманно. Это они с Баки считались теми ещё безбашенными придурками из того разряда, которые сначала что-то делают, а уж после думают. Смит же являлась единственной, кто мог предоставить тысячу и один аргумент, чтобы доказать всю опасность готовящейся ими авантюры; кто мог помочь Барнсу дойти до дома, когда тот пребывал в сильнейшем опьянении; кто мог организовать людей, когда у Стива начинался очередной приступ астмы. Можно сказать, после смерти Сары Роджерс Смит заменила Стивену мать. Пускай и косвенно, ибо та сама едва держалась после смерти тёти Норы, но факты невозможно отрицать. И Стив был ей за то благодарен. Всегда. И теперь она умирала. Лежала на хирургическом столе, оперируемая под чутким руководством лучших хирургов мирового уровня, и медленно угасала. Роджерс не мог объяснить то ощущение, овладевшее им, но он будто чувствовал постепенно сжимавшимся от боли сердцем, как Грейс гибла в тот самый момент, когда её друг сидел по ту сторону двери и ни коим образом не мог ей помочь. Стиву вспомнились их первое знакомство, его реакция на, возможно, не красавицу, но симпатичную светлую девочку; его первые подозрения насчёт неё и Баки; наконец, все те дни, проведённые вместе со своими товарищами, которых он, нисколько не сомневаясь, мог с гордостью назвать семьёй… Вина затопила душу Роджерса, заставив похолодеть пальцы рук. Если Грейс умрёт, то как он объяснит это Баки? На том самом вечере на Старк Экспо, когда настало время прощаться, Барнс никак не упоминал про то, чтобы Стив присматривал за их подругой и не давал ей творить глупостей (при этой мысли он на мгновение отмер, коротко улыбнувшись — и снова окаменел), да и, скорее всего, ему даже мысли такой не приходило. Новоявленный сержант, безусловно, знал о новом постановлении Рузвельта, и всё же вряд ли рассматривал тот вариант, где Смит находилась на поле боя. Может, Баки уповал на то, что Грейс побоится пойти не обычной сестрой милосердия, а солдатом, учитывая произошедшее, учитывая случившееся год назад Кровавое утро? Стивен всё больше склонялся к этому варианту хода мыслей своего лучшего друга. И, похоже, они оба недооценили силу духа и патриотизма Грейс Смит. Та не просто согласилась на предложение, но бросилась с головой в военный омут со знанием, что оттуда не возвращаются. Те, кто пытался это сделать, либо давно мертвы, либо пребывали в таком состоянии, когда последствия психической травмы показывали себя во всей своей красе. Стив понимал, на что шёл, и ни разу не запнулся, ответив согласием. А вот Грейс… Со стороны Маргарет послышался продолжительный тяжёлый вздох, но, как ни удивительно, возражений или иных увещеваний от неё не последовало — Роджерс сначала услышал, а затем почувствовал кожей, как та приблизилась к нему и аккуратно присела рядом на свободное сидение. Стив осторожно покосился на неё, выразив исключительно глазами своё немое изумление вперемешку с болью и благодарностью, тогда как лицо осталось неподвижным, точно вымощенным из камня. Моральная поддержка? На неё он не уж точно никак не рассчитывал. Точнее, даже мечтать о ней не смел. — Я… — впервые за время знакомства — а оно длилось пока что не слишком долго — Стивен увидел растерянность на всегда уверенном лице Картер. Агент то напрягалась отчего-то, поджимая обведённые алой матовой помадой губы, то встряхивалась, как бы в желании привести себя в чувства и разбудить свою решимость, которая, кажется, была дана ей от рождения и которой Стив завидовал белой завистью. — Хотела поблагодарить Вас за спасение, Стивен. — Она замолчала и, судя по всему, нахмурилась, потому как после сказанного добавила несколько недовольно и даже с осуждением: — Правда, не стоило прибегать в том случае к излишнему героизму. Роджерс обмер. Он едва помнил, как сбил эту безрассудную девушку с линии атаки, когда немецкий шпион на угнанном такси пытался сбить её, тем самым устранив ненужную помеху. Стив действовал в тот момент почти бессознательно, однако теперь почувствовал смутное ощущение радости из-за того, что Маргарет сидела перед ним здоровой и невредимой. Юноша сумел-таки пересилить себя и, развернувшись лицом к агенту, посмотрел той прямо в глубокие карие глаза. Они разительно отличались от тех гипнотических голубых, глядевших на него разные времена то с печалью, то с радостью, то с надежной и даже яростью: эти же смотрели спокойно, с небольшой толикой армейской суровости, откуда проглядывала стальная женская выдержка. Таких девушек, — нет, женщин, — Стивен не встречал никогда. Хотя, пожалуй, лишь Элеонора Уилсон могла похвастаться своим своеобразным характером и железной волей, однако та давным-давно умерла. А Грейс в тот момент походила скорее на изломанную, израненную девочку, нуждающуюся в помощи ближнего. Как бы та ни спешила на подмогу своим друзьям, своей семье, ей самой требовалась недюжинная поддержка. Стивен не мог ей этого дать, ибо сам находился в похожей ситуации. А Баки мог. — Вам бы… — припомнив тот неловкий диалог в машине по пути на подземную базу, Роджерс передёрнул плечами. — …тоже привести себя в порядок. Выглядите неважно. Ему только хотелось отвлечься от невесёлых мыслей. Хотелось заглушить рвавшийся наружу стон безысходности и боли, убрать то жжение в глазах и вытереть ставший мокрым нос. И хотелось выть. Выть, выть и выть бесконечно, пока связки не сорвутся сами собой, и он не станет окончательно немым. Грейс берегла их обоих, сколько он помнил их общую дружбу. А он не успел. Не среагировал вовремя, не расставил приоритеты, не учёл ту чёртову опасность. Ему же и расплачиваться за эту идиотскую ошибку новой смертью, точно обагрившей его руки кровью и чувством вечной вины. Стив хотел вспомнить ещё хоть что-нибудь из тех времён, тех радостных минут, проведённых в компании Барнса и Смит — и не смог. Он будто оглох и ослеп одновременно, мысли текли неохотно, толкаясь друг с другом и не находя целостной связи между собой. Каких же усилий стоило ему не расплакаться, подобно маленькому ребёнку, перед представителем армии, женщиной, и не предаться окончательно преждевременной апатии. Возможно, она выживет. Но что дальше? Губы Маргарет дрогнули в печальной усмешке. — Вы ведь в курсе, — начала она, однако сквозь нотки напускной серьёзности Роджерс неведомым образом расслышал то ли смешинку, то ли грустное подрагивание, — что это высшее проявление бестактности по отношению к слабому полу? Это было смешно. До невообразимого смешно. Его подруга находилась при смерти, на грани живого и мёртвого, а он сидит рядом с такой неприступной значимой особой и… что? Флиртует? Глупо. Всё выходило так глупо, несуразно и по-идиотски, что желание побиться головой об стену становилось всё отчётливее и отчётливее. Так же Стив отреагировал на заявление Говарда Старка, когда его отвезли на специальных машинах обратно на базу: «Мисс Смит выжила. Но никто не уверен, выдержит ли она. Ранения слишком серьёзны…» Дверь операционной скрипнула, отворяясь прежде, чем кто-то из обоих собеседников решился нарушить неловкую паузу. Вышедший в своём привычном облачении, местами измазанном кровью, хирург стянул с себя маску и снял с переносицы очки, придав тем самым лицу ещё больше вселенской усталости. Доктор измождёно потёр руками, освобождёнными от перчаток и источавшими резкий суховатый запах спирта, глаза и помотал головой, будто отгоняя от себя стайку мошек. Стив моментально подорвался с места и в ту же секунду оказался напротив хирурга. Он слегка сконфузился, когда тот запрокинул голову, чтобы посмотреть тому в лицо глазами с покрасневшими белками, однако вида постарался не подать. Его больше волновал иной вопрос. — Как она? — выпалил Стивен на одном дыхании и с какой-то наивной, детской надежной взглянул на руководителя, несомненно, сложной операции. Маргарет тоже оказалась рядом с ним и теперь составляла молчаливую поддержку пареньку, салаге, который впервые сумел связать с такой, как она, два слова. — Есть… — Роджерс осёкся, увидев в зрачках глаз напротив плескавшееся в них сочувствие в сочетании с сожалением. — …новости? — под конец голос Стива сел окончательно, перейдя на едва различимый шёпот. Юноша успел почувствовать, как его всё ещё испачканных кровью пальцев коснулась тёплая жестковатая рука, которую тот поспешил чуть сжать, инстинктивно контролируя свою новоприобретённую силу. — Пули были успешно удалены из тканей, ни почки, ни репродуктивные органы не были повреждены, — тем временем медленно объявил хирург; он вновь потёр глаза и отвёл их в сторону. — Однако не берусь судить о будущем пациэнтки. Её состояние удовлетворительное, и оно же граничит с нестабильным состоянием. В любой момент может начаться лихорадка, жар, бред — как угодно. Мисс Смит может как очнуться, а после скончаться, будучи в сознании, так и при ином раскладе… Стив почувствовал, как на него накатила такая тяжёлая волна, что его тренированные ноги едва не отказали ему. Вопреки тёкшей по его венам неведомой энергии, смятение души оказалось мощнее и уничтожительнее всего прочего. Выходит, у Грейс ещё есть отсрочка. Но как долго её хватит? И хватит ли, чтобы он мог сказать всё необходимое, то, что должно было сказать уже очень давно, и… попрощаться? Не так он представлял себе всё это. Не так его покидала родная мать, не так ушла и Нора. Теперь Роджерс прекрасно понимал желание тёти своей подруги не приходить к ней в последние месяцы перед смертью: от этого стало бы только хуже… — Стивен, — голос Картер, мягкий и ласковый, точно голос его родной матери, вывел Стива из невесёлых дум. — Вам нужно отдохнуть… — Когда я могу её увидеть? — проигнорировав последние сказанные британкой слова, дрожащим голосом поинтересовался Роджерс. — Я… — Он сглотнул вязкую слюну. Остатки красноречия, которых при нём и без того находилось негусто, окончательно покинули его. — Мне… нужно… — После. — Зазвеневший сталью тон агента Британской разведки вынудил его умолкнуть и уставиться глазами в пол. Под почти ничего не соображавшим взглядом хирурга Маргарет потянула Стива в сторону от операционной, по коридору, а тот не стал ей сопротивляться, позволив вести себя, как слепого ребёнка, потерявшегося во тьме, с коей с детства ходил рука об руку, и которая ему внезапно изменила. — Приведите себя в порядок, смените одежду. Выспитесь, — отдавала она чёткие приказания, попутно следя за тем, чтобы Стив не остановился и продолжал идти за ней. — Все необходимые процедуры будут проведены завтра, и завтра же Вы сможете навестить мисс… Ему хотелось воспротивиться. Замереть, перестать вести себя, как мраморная статуя. Схватить Маргарет за грудки, оторвать её от пола (теперь, он чувствовал, ему это было доступно, и он не испытал бы при этом и лёгкого чувства усталости) и, приблизив её хорошенькое личико к своему, наорать на неё. Сорваться на вопль за наивысшее чувство бестактности, за то, что та не понимала, решительно его не понимала! Как он сумеет навестить Грейс завтра, если в любую минуту, в любую секунду та может умереть?! Каким чёртовым образом поблагодарит её за все те минуты, проведённые с ней, расскажет обо всём: о Баки, его чувствах, сомнениях? Как же можно? Но он промолчал. Крик не вырвался даже в душе, когда, казалось бы, Стива оставили совсем одного. Но бесконтрольный надрывный плач смёл остатки самоконтроля только в отведённой ему спальне, где никто точно за ним не следил. И завывания, приглушённые подушкой, в которую Роджерс ткнулся лицом, упав на кровать, беспрерывно раздавались в гулкой тишине помещения разрывающим уши и душу шелестом.***
Стив обнаружил себя посреди гигантского всеобъемлющего поля. Стоял сильнейший жуткий ветер, дравший высокую, иссохшую на солнце траву, гнавший по серо-голубому небу без солнца облака и нещадно терзавший белоснежные рубаху и штаны, в которые был облачён Стивен. Он, кое-как прикрывая себя руками, огляделся по сторонам, что-то или кого-то ища, и, наконец, увидал недалеко от себя знакомую фигурку, находившуюся к нему спиной. Закрытое чёрное платьице, аккуратная шляпка с вуалью, из-под которой проглядывали родные светлые волосы… — Грейс! — что есть мочи закричал Стив, но порывистый ветер отнёс его слова в сторону. — Грейс! Я здесь! Та не повернулась и даже не заметила своего друга — наоборот, двинулась в противоположную сторону, чтобы затем скрыться в зарослях некошеной травы. Не помня себя, Роджерс с новым криком сорвался с места, противостоя то и дело отгонявшему его назад ветру, растениям и даже самой почве, не желавшей пропускать его вперёд. Она то двигалась, то пыталась засосать в себя непокорного мальца, то опрокидывала навзничь. Но Стив вставал, отряхивался и вновь бежал, задыхаясь, спотыкаясь, снова, снова и снова поднимаясь и несясь сломя голову в призрачной надежде догнать, схватить, увести обратно домой… Нажать на невидимый рычаг, тем самым вернув всё как было. Ни войны, ни смертей, ничего. Только их маленькая братия и беззаботные времена. Дыхание перехватило так, что Стивен был вынужден остановиться, и это стало его ошибкой — его стопы мгновенно погрузились в ставшую вязкой землю, после чего он провалился по самые колени. Животный ужас охватил всё существо хилого юноши. — Грейс! — заверещал он, срывая глотку и пытаясь уцепиться за траву, но безуспешно — та скользила меж пальцев, изворачивалась, отклонялась и как бы насмехаясь над невольным гостем пустоши. — Грейс! — Миг — и на поверхности остались только его голова да руки, ногтями впившиеся в комья чёрной болотистой почвы. Всё тело сидело в холоде, неведомой пустоте и горящем пекле одновременно, и ужас всё быстрее и быстрее овладевал каждой частичкой организма Стива. — ГРЕЙС! — успел снова прокричать он, прежде чем земля окончательно поглотила его… …он проснулся от ощущения, будто во всё время сна тот ни разу не вдохнул. Стивен мгновенно принялся жадно хватать ртом воздух, приподнявшись на одном локте и ежесекундно ошалело моргая слипшимися то ли от грязи, то ли от слёз глазами. Вопреки заверениям Маргарет, что сон сумеет расставить всё по местам, состояние Роджерса оказалось ещё гаже и отвратительнее: опустошение стало суше, глубже, а осознание неизбежности — более неотвратимым. Да и увиденное повергло его в наивысшую степень потрясения. Вне всяких сомнений, Грейс была ещё жива… и она нуждалась в помощи. От этой мысли Стив резко сел на койке, скрипнувшей под его весом. А ведь раньше всё было по-другому. Совсем по-другому! Безусловно, Грейс время от времени требовалась поддержка, однако сейчас перед Роджерсом разложилась совершенно иного рода ситуация: похоже, он увидел свою подругу… где-то между жизнью и смертью, если только он не сошёл окончательно с ума от горя. И тут перед ним встал другой вопрос: если Грейс Смит действительно там, где он её видел… То как ему поступить в таком случае? Ответа не находилось. И это злило Стива. Оказалось, Стивен проспал от силы пару-тройку часов. Объяснение неимоверному отяжелению во всём организме нашлось несколько внезапно, пусть и вполне ожидаемо. Так Роджерс не чувствовал себя даже после астматического припадка: ему было настолько плохо, что хотелось с воем лезть на стену, как бы банально и прозаично это ни звучало. У Стива были связаны руки, жёстко, умело, и он решительно не понимал, как действовать дальше… Хирурги сделали свою работу, но кому под силу перейти грань, откуда ещё никто не возвращался, и вернуть родного человека? Вопросов становилось всё больше, а ответов и без того было катастрофически мало. Его пропустили без лишних вопросов и возражений, просто отойдя в сторону и тем самым открыв путь к двери палаты, куда за то время, пока Стив дремал — именно так назывался тот неоднозначный отдых, не принёсший вопреки своему назначению никакого облегчения, — перевели Грейс, пребывавшую после наркоза в бессознательном состоянии, хотя всех предупреждали, что новоявленный суперсолдат должен быть пропущен лишь на следующие сутки и исключительно после необходимых ему процедур. Первое, что увидел Роджерс, переступив порог, — это безвольное тело своей подруги, плотно укутанное в свежие простыни и неподвижно лежавшее на небольшой койке у самой стены. Возле постели пристроилась высокая капельница, и из закреплённого на нём пакета, по трубочке, введённой в вену с помощью катетера, стекал в кровь прозрачный раствор. Запах стерильности не выводил из равновесия уже очень давно: Стивен настолько привык к нему, пока всё своё детство таскался по госпиталям на осмотры и за рецептами лекарств, лишь ненамного и ненадолго облегчавшими его муки, что практически не обращал на него внимания. Стива напугала неимоверная бледность Грейс. Казалось, она только-только умерла, и дух постепенно покидал её видоизменённое вытянувшееся тело, и всё же едва различимо колыхавшаяся грудь выдавала в ней крупицы сохранённой жизни. При приближении к койке юноша ощутил могильный холод, исходивший от Смит, но, пересилив себя, пододвинул к себе стул и, кое-как справившись со своими плечами, сел. Вопреки всему тому, к чему его тянуло все эти чёртовы часы, он не находил слова. Те самые так нужные в тот момент последние слова, которые всё равно упадут в пустоту, оставшись неуслышанными и неучтёнными. При таком раскладе озвучивать речь было по крайней мере бессмысленно и глупо. Но Стив обещал. Не только себе, Маргарет и прочим людям. Он обещал это Грейс. — В мире, который я придумал когда-то давно сам, втайне ото всех, всё случилось… не так, как предполагалось, — неуверенно принялся говорить он, заломив пальцы и уставившись в ноги, обутые в новенькие кронверсы. Голос Роджерса сел настолько, что даже в тишине палаты он звучал бесцветно и тускло, и Стивену пришлось приложить немало усилий, прежде чем продолжить: — При хорошем раскладе ты бы вышла замуж за Бака. Он перестал бы зазря прожигать свою жизнь, образовал бы с тобой семью, занялся бы её обеспечением… Он был бы… счастлив. Правда счастлив. Поверь мне, когда рядом с ним находишься ты, Бак готов пожертвовать всем — даже собственной карьерой. — Стивен внезапно горько усмехнулся. — Как мы до этого докатились? — вопросил он вдруг, зная, что ответа не получит, и глядя в на первый взгляд умиротворённое белое нежное лицо. — Как мы дошли до такого состояния, где мир находится на грани, а мы сами стали теми, кто мы есть? Почему? — Внутри него поднялся гнев такой силы, что Роджерс едва справился с дрогнувшим дыханием. — Почему ты не пошла, скажем, в Красный Крест, чтобы помогать фронту в качестве медсестры или даже доктора? Почему армия? Я бы сказал «Любая помощь фронту — помощь», как это говорил Баки, но я сам отказался собирать этот идиотский металлолом, от дела для детей, не достигших возраста призыва… Наверное, ответа я так и не получу, — опомнившись, заметил Стивен, и на мгновение умолк, чтобы после начать вновь: — Ты была бы отличной матерью. Не знаю, думала ли ты когда-нибудь о детях, и думал ли об этом Бак, но знай: из вас бы получились пусть и местами неидеальные, но хорошие родители. А вечно холостой иллюстратор Стивен Грант Роджерс приглядывал бы за вашими сорванцами в любое свободное время. — Стив ощутил подступившие к глазам новые слёзы и через силу улыбнулся, почувствовав, как мышцы лица задрожали от напряжения. — Баки любит тебя, Грейс. И ты его. Настолько сильно, что, уверен, ты бы бросилась ради него на самую опасную амбразуру. — Перед глазами юноши встала картина распластавшегося на полу умирающего доктора Эрскина, и пронёсся росчерком внезапный спокойный взгляд глаз немца, словно тот ещё до поразивших его выстрелов смирился с неизбежностью своей судьбы. Знал ли он про свою скорую смерть? Возможно. Мог бы её предотвратить? Навряд ли. — Знаю, скорее всего, ты меня не слышишь и не услышишь больше никогда. Время пролетело слишком быстро, и… Боже, Баки ведь не знает о том, что с тобой стряслось! — Грудь Стива сжали ледяные тиски. — Он будет вне себя… От ярости или боли — не знаю, но, вполне возможно, от всего вместе взятого. — С каждым новым своим словом Стив всё сильнее уверялся в том, что тот его кошмар — всего лишь последствия тяжелейшего шока. За один день он увидел, как стреляют в людей, увидал, как умирают люди и как страдает от таких мерзавцев, как сгинувший шпион, и без того перепуганное мирное население. И всё это было настолько обыденным на фоне этого несуразного сна! — Подумать только… Столько лет вместе — и теперь ты уходишь. — Рука его сама потянулась ко лбу девушки и смахнула с неё спавшие на неё светлые пряди. Подушечки пальцев обожгло морозом. — Одно хорошо, наверное: там о тебе есть, кому позаботиться… — Роджерс приподнялся на ногах, приблизил лицо к Грейс, которая словно мирно спала на этой самой кровати, и оставил невесомый поцелуй на её щеке. Губы свело от холода. Слеза всё-таки сорвалась с его ресниц и прочертила неровную влажную полосу по его скуле, покатившись по линии челюсти и капнув на пол. — Прощай, Грейс. И прости меня. Прости за всё. — …никто и никогда не заставит меня уйти. Если потребуется, я буду стоять насмерть за тебя, за вас. До конца, брат. Стив покидал медицинский блок в чрезвычайно смешанных чувствах. Несмотря на то, что прощание должно было хоть как-то облегчить навалившийся на него груз вины, оно только отяготило его, сделав более невыносимым и совсем невозможным. Сгорбившись — даже притом, что мышцы спины никак не позволяли этого сделать, — Роджерс поплёлся к выходу из коридора, оглушительно шаркая ногами, с опущенной головой. Он никогда не думал потерять ещё одного члена семьи… так. Всё случилось слишком внезапно, слишком глупо, хотя, всё же, то, что сотворила со Стивеном чудодейственная сыворотка, никак не укладывалось в голове. Всё скорее походило на фантастику, нежели на ту пресловутую реальность, которую люди привыкли проклинать и обвинять во всех своих бедах. И почему-то Стиву казалось: если бы ему рассказали о реальном существовании магии, тот бы даже не удивился. — …истер Роджерс! — донёсся до него как сквозь плотную плёнку чей-то возглас. Встряхнувшись, Стив вновь выпрямился, расправил широкие плечи, к коим ему ещё предстояло приноровиться, и, сделав глубокий вдох, точно профессиональный ныряльщик перед прыжком, повернулся к источнику звука. Брови юноши поползли вверх, стоило ему заметить спешившего ему навстречу Говарду Старку. «Светлый ум» американской молодёжи выглядел, как и всегда, безупречно: без единой складочки белоснежная рубашка, под накрахмаленным воротником которой был подвязан тёмно-коричневый, тщательно выглаженный галстук; свежий горчичный пиджак и темнее на пару тонов брюки, так хорошо сочетавшиеся с чёрными туфлями, на мгновение обескуражили Стива. Образ Говарда никак не сочетался, не примирялся с ситуацией и ощущением приближения самой большой в его жизни трагедии. — Мистер Роджерс! — Старк притормозил, торопливо восстановил дыхание и, оправив свою одежду и проведя ладонью по тёмным волосам, повёл небольшими усами. В его карих глазах промелькнула неуверенность, прежде чем юный учёный произнёс: — Хотел кое-что Вам отдать. — Под вопросительным взглядом Стивена тот опустил ладонь в карман пиджака и, порывшись в нём, извлёк из него длинную цепочку, увенчанную кулоном-шариком, тут же отбросившим на стену солнечный зайчик. Роджерс не понял, как, но он заметил небольшие бурые разводы на этом необычном светлом аксессуаре. — Это было в нагрудном кармане доктора Эрскина, когда его… — Говард на секунду осёкся, и всё-таки его поняли правильно. — Кажется, это принадлежит мисс Смит. Я счёл должным не утаивать столь драгоценную вещь от её ближнего. Пальцы Стива, что буквально ещё сегодня утром были испачканы в крови Грейс, приняли кулон, покрытый кровью Авраама; повертели его и так, и эдак, пока подушечка указательного пальца не нащупала на корпусе шарика заметный выступ с выемкой. Стив инстинктивно нажал на него — и аксессуар внезапно развернулся, подобно кольцам Сатурна, открывая вид на небольшие рамочки со вставками в виде фотографий. С изумлением Роджерс обнаружил на одной из них и себя — ещё хилого, с большой непропорциональной головой, тонкой шеей и прилизанными волосами, и сияющее лицо взрослого Баки, и… всех тех, кого он знал достаточно близко. Большим пальцем юноша провёл по фотографии Барнса, заметив на его лице тёмно-красные пятнышки, но убрать их не сумел. — Спасибо, — почти беззвучно произнёс Стивен, подняв голову и благодарно взглянув на Говарда, который в ответ только улыбнулся и кивнул. — Спасибо, — повторил Стив, почувствовав подкативший к горлу новый ком, и отвернулся, чтобы Старк не заметил слёз, скопившихся в уголках его глаз.***
Сердце Грейс перестало биться где-то после полуночи следующего дня. Ещё до того, как Стиву сообщили об этом лично, он проснулся после очередной дрёмы, продлившейся дольше обычного и без всяких сновидений, с ощущением глубочайшей пустоты в груди. Словно кто-то выстрелил в него, уничтожив сердце с потрохами. И, наверное, лучше бы так и случилось на самом деле, — подумалось смутно Роджерсу, когда в комнату тихо постучались, а после разрешения войти в дверном проёме показалось скорбное лицо Маргарет. — Мне очень жаль, — шёпотом проговорила девушка. — Она ушла от нас. И Стив почувствовал, что умер. Во второй раз в своей недолгой, но насыщенной событиями жизни.