•••••
Найл взглянул на телефон с открытыми картами и снова проверил сообщение от Гарри, дважды перепроверив название места. Он совсем не знал Неаполя; Найл проводил большую часть своего свободного времени в северной Италии или с семьей в Ирландии. Гарри написал, что ресторан находится недалеко от океана, в нескольких кварталах от берега, на тихой улочке. Иногда они были спрятаны между двумя церковными колоннами, насколько Найл знал, или за грудой камней двенадцатого века, где какой-нибудь святой оставил пару пальцев. В этом вся Италия, все слишком старое, чтобы строить под или над этим, вокруг церковные реликвии и прочее. Хоран покосился на свой телефон и снова поднял глаза, пытаясь разобрать номера на зданиях. Его глаза превратились в настоящие голубые точки, когда вдруг его хлопнули по плечу, заставив чуть не выпрыгнуть из кожи. — Матерь Божья! — заорал он. — Ебаный свет, чувак, твою ж мать… Господи Иисусе… Хихикая, Гарри еще несколько раз грубо хлопнул его по плечу. — Ты почти на месте. — Гарри указал на улицу. — Сильная рука регбиста могла бы бросить отсюда пинту пива. — Отвали, — Найл собрался с мыслями. — Как поживаешь, говнюк? Ты в порядке? Гарри поморщился, но быстро пожал плечами. — Сойдет, — сказал он, разводя руками. — Добро пожаловать в Неаполь, ирландец. Найл тащил черный, очень большой нейлоновый рюкзак, дорожную сумку с камерой, в которой было место для ноутбука и дополнительного снаряжения. Несмотря на то, что он ехал на юг, на нем были походные ботинки и джинсы, рубашка поло и австралийская шляпа Буша. Он выглядел так, словно был готов заночевать на горе Везувий. — Здесь великолепная погода, — сказал он. — Сейчас солнечно, и я даже не вспотел. Неужели в Неаполе всегда так? — Это морской бриз, — сказал Стайлс. — Ведь прямо за нами целый океан. Вон там. Хоран заглянул Гарри за плечо, как будто океан был и вправду прямо за ним. Когда Гарри улыбнулся, Найл поправил сумку на плече и тихо похлопал друга по плечу. Они шли по выбеленной солнцем улице, яркий свет отражался от мелового тротуара. Волосы Найла торчали точно вверх, а волосы Гарри — наоборот, почти выпрямились и сверкали, как бенгальские огни. Гарри провел их в маленькую забегаловку с кассой для заказа еды и маленькими деревянными кабинками вдоль стен. Он заказал большой сверток — смесь жареной рыбы и осьминога — чтобы есть вместе с Найлом, а также тарелку свежей моцареллы из буйвола и базилика. Хоран принес им две бутылки пива и фаршированную колбасу кальцончини. Расплатившись, они взяли свое пиво и уселись в углу, откручивая бутылки и выпуская газ. Найл сделал глоток и затем спросил: — Так ты правда уезжаешь, бро? Стайлс залпом выпил холодную жидкость. Шипение приятно отдавалось в горле. — Нечего здесь задерживаться, — коротко ответил он. — В Гонконге? — подсказал Найл. — Да блять. Нельзя было выбирать что-то в этом полушарии. Почему ты не выбрал Марс, когда был там? — Ха! — Гарри рассмеялся. — Не знаю. Похоже, это было весело. Найл внимательно посмотрел на него. — Это уж точно. Гарри расхохотался. — Тысячи протестующих на улицах, непопулярные законы с материка, сирены, бронежилеты, слезоточивый газ, баррикады, — он подмигнул. — Очень похоже на вечеринку. — Звучит чертовски круто, — согласился Найл. Он поднял бутылку, и они чокнулись. — А кто там еще будет, кроме Аоки? И кто будет для тебя снимать? — Думаю, люди из Рейтера, — Стайлс пожал плечами. — Я уверен, что Стив лучше знает. Подошел официант с подносом, на котором стояли жареные морепродукты, небольшая тарелка с ломтиками лимона и мельничка для перца. Гарри потянулся через Найла, чтобы схватить салфетки, в то время как тот нырнул под него, чтобы взять кусок рыбы. Когда Гарри положил на тарелку несколько кусочков жареных морепродуктов и выжал на них лимонный сок, официант вернулся со свежей моцареллой и мини-кальцоне Найла. Он вытащил из карманов фартука несколько серебряных приборов и дал каждому по ножу и вилке. Они кивнули в знак благодарности, когда он ушел. — Гарри, — сказал Найл с набитым ртом, — я хочу поговорить с тобой кое о чем. — Это важно? Тот серьезно кивнул. — Очень. Гарри настороженно посмотрел на него. — Что такое? — Ага, — задумчиво протянул Найл. — Просто… знаешь, люди в Гонконге очень умные, и они могут не нянчиться с тобой так, как мы. — Что ты имеешь в виду? — лицо Гарри вопросительно скривилось. — Я имею в виду карты, — мрачно ответил он. — Покер. Техасский Холдем, азартные игры, как угодно. Просто хочу дать тебе знать, чтобы тебя не облапошили. У тебя никогда особо не получалось. — Покер! — с губ Гарри слетел кусочек еды. Он вытер рот тыльной стороной ладони. — Я самый лучший в нем, дурак ты этакий. — Неа, бро, — Найл проглотил пищу. — Ты действительно так думаешь? Это не так. Во-первых, ты дерьмово блефуешь. Очень, очень дерьмово. — Чего? Бред, — Гарри недоверчиво уставился на него. — Ты думаешь, что никто этого не замечает, но ты ошибаешься, — Хоран помахал перед Гарри жареной креветкой. — Это за версту видно. — Я выигрывал все партии, — категорично заявил Гарри, — это все мое мастерство. Честно и справедливо. — Нет, дружище, — Найл закатил глаза. — Даже близко нет. Мы позволяли тебе побеждать. Все мы. Ты просто жалок, это абсолютная чушь. Все это чушь собачья. — Ты все врешь, — Гарри разломил кальцоне. Его глаза безмолвно спросили Найла, хочет ли он половину, и тот кивнул на свою тарелку. Положив половинку к другу на тарелку, Гарри возразил: — Я не знаю, что сказать. — Иисус, — хохотнул Найл, запихивая в рот кусочек моцареллы с базиликом и делая еще один глоток. — Ты даже сейчас это делаешь. Хочешь, я тебе расскажу? Это все твои губы. Они съезжают в уголок, вот так, — он двумя пальцами щелкнул по правому нижнему уголку губ Гарри, а затем торжествующе уставился на него. — Каждый раз. Гарри вернул губы в нормальное положение так быстро, как сумело сделать его тело. Хоран театрально махнул рукой в его сторону. — Гарри. Глаза Стайлса расширились, и он быстро отвернулся, пряча лицо. Пойманным быть достаточно неловко, не говоря уже о том, чтобы признать, что Найл мог быть прав. — Ты не можешь убежать, приятель, — продолжал Найл. Медленно выдохнув, он ждал, чтобы встретиться взглядом с Гарри и привлечь его внимание. — Ты его не забудешь, потому что я знаю, какой ты, Гарри Стайлс. Твоя сердечная боль съест тебя изнутри, как паразит, понимаешь? Кусочек за кусочком, дюйм за дюймом червь будет переваривать мягкие кусочки, пока не останется только жалкая туша. Гарри вернулся на место, переваривая его слова. На мгновение он растерялся, и внезапно уголки его губ начали подергиваться. Черт возьми. Он с силой втянул нижнюю губу. — У меня не болит сердце, — он заставил себя разорвать жареную креветку. — Не говори глупостей. — Да, конечно. Ты будешь продолжать бежать, пытаясь сбежать, но только для того, чтобы забраться все дальше и дальше в своей упрямой голове, — продолжал Найл. — Не успеешь оглянуться, как твоя разбитая задница застрянет где-нибудь в Центральной Азии, в какой-нибудь шахтерской пустоши, сидя на умирающем верблюде, жуя тягучий кусок вяленого мяса, попивая лошадиную мочу, не имея ни Wi-Fi, ни чистого белья, не имея возможности зарядить свой мобильный в яме с еще теплым дерьмом яков, — понимающе глядя на него, Найл сделал большой глоток пива. — Ты же знаешь. Как сейчас, но с еще теплым дерьмом яков. Стайлс на мгновение перестал жевать. — У тебя и правда богатое воображение. — Иди ты, — небрежно бросил Найл. — Я просто говорю, что бегство — это нездоровое решение. — Я слышал, что в это время года в Гонконге очень хорошо. — Что? — недоверчиво спросил ирландец. — В это время года Гонконг — это китовая подмышка. Там влажно, как в аду, если не идет дождь, грязь и бензин во рту весь день, пот в промежности ночью. Экзема, супер мило. Гарри удивленно поднял бровь. — Но там нет монархии. — Да, конечно, никакой Донкастерской королевской семьи, — кивнул Найл. — Я просто говорю, подумай об этом. Луи тоже сейчас фигово. Он совсем один, без родителей, без нас, без кого бы то ни было, а у него только что умер его дедушка. И на его плечах лежит ответственность за всю страну, все на него рассчитывают, — Найл замолчал, а Гарри уставился прямо перед собой на трещину в столе. — Знаешь, он мог бы сказать тебе что-то хорошее. А если серьезно, Гарри, я видел, как ты выглядел там, в посольстве, — он снова кивнул. — Я знаю, старик. — Что знаешь? — Гарри судорожно сглотнул. — Ну и как я выглядел? — Разбитым вдребезги, — ответил ирландец. — Вот как. Как самый счастливый и самый печальный человек на свете, — Найл медленно повертел в руках свою пивную бутылку. — Бедный ублюдок. Бедный вечно влюбленный ублюдок. Вы оба так влюблены друг в друга и так плохо умеете блефовать. Гарри нахмурился и быстро поднял глаза. Его зеленые глаза сверкнули. — Да, — сказал Найл. — Так я и думал. По крайней мере, ты выбрал хорошего человека. Когда Гарри замолчал, Найл продолжил: — Я сказал это еще в клубе и скажу сейчас. Любой может перепихнуться, и у всех нас есть эти временные увлечения, понимаешь? Но когда ты находишь кого-то, кто видит тебя настоящего, и вы оба чувствуете то же самое, может быть, вам не стоит вести себя как пара тупых придурков и убегать. Может быть, ты будешь стараться еще больше. Гарри поднял пиво и залпом допил его, позволяя тепловатой жидкости стечь ему в грудь. Он задержал дыхание, пока сердце не успокоилось. Он чувствовал, как капельки пота выступают у него под носом. Он сменил тему. — Хочешь остаться сегодня на ужин? Наконец-то я смогу доказать маме и отчиму, что у меня есть настоящие друзья. Хоран усмехнулся. — Нет. Мне нужно возвращаться. Мне завтра вечером снимать показ мод. На дорогах будет столпотворение, все будут возвращаться на север, ты же знаешь, выходные. Гарри начал убирать их приборы и тарелки. — Показ мод, да? Ты продвигаешься в этом мире, Ниел. — Заткнись, — он одной рукой остановил руки друга. — Эй, я чуть не забыл, зачем сюда приехал. Подожди, у меня есть кое-что для тебя. С неуверенным выражением лица Гарри поставил тарелки обратно на стол. Найл расстегнул молнию на сумке с фотоаппаратом, лежащей на скамейке рядом с ним, и осторожно достал жесткий конверт размера А4, медленно протягивая его ему. Гарри принял его с насмешливым видом. — Давай, — подтолкнул его Найл. — Открой его. Стайлс медленно расстегнул металлическую заклепку сзади и открыл конверт. Он вытащил два куска картона, зажав между ними еще один толстый лист. Когда она освободилась, он увидел, что это был кусок матовой фотобумаги. — Продолжай, — мягко подтолкнул его Найл. Гарри вытащил фотографию, на которой они с Луи стояли на углу улицы в Трастевере, как раз напротив шоколадного бара. Ее сделали так, что Гарри возвышался над шатеном. Тот, прищурившись, смотрел на него, задрав подбородок. Послеполуденный свет вырезал острые линии на эльфийском лице Луи. Его волосы отражали солнечное тепло, а ресницы отбрасывали густые тени на острые, как лезвие, скулы. Его брови были нахмурены, а рот слегка приоткрыт, собираясь что-то сказать. У основания его шеи была тень кулона, скрытая под мягкими пятнами тонкой рубашки поло. На фотографии Гарри наклонился к Луи так, что его лицо было в профиль. Бедро шатена было слегка наклонено в сторону, и Гарри, казалось, почти прижимался к нему. Выражения его лица почти не было видно из-за тени, а солнце освещало лишь нос и немного подбородка. Однако не было никаких сомнений, что Гарри попал под чары, все его внимание было поглощено одним человеком. — Я распечатал ее, прежде чем отдать Луи флешку, — объяснил Найл. — Она в единственном экземпляре. Я думаю, что в этой фотографии нет ничего компрометирующего, но она может тебе понадобиться… Ну, знаешь, — он пожал плечами, — для воспоминаний. Гарри держал фотографию в руке. В нем поселилась искра. Фотография была сделана всего несколько дней назад. А до этого Гарри не мог бы и пальцем пошевелить в сторону Луи. Принц был просто еще одним известным человеком, который не давал репортерам прямых ответов на вопросы. Теперь же голубоватый оттенок сладости тянулся от фотографии в его руке к прозрачному сердцу, и изображение наклоненного, сморщенного лица Луи пронзало его насквозь. Он посмотрел на Найла, который смотрел на него с невыносимо нежной добротой, его глаза были спокойны, как ночное небо. Гарри снова взглянул на свою фотографию, на которой он стоял, наклонившись к Луи. Поцелуй его, хотел он подсказать маленькой фигурке, качая головой. Не сдерживайся. У нас нет времени. Он ждет тебя. Гарри и так уже был без ума от Луи. Любой дурак мог бы это заметить. Почему он сопротивлялся? — Спасибо, старик, — хрипло сказал он, неловко кивая. — Я очень тебе признателен. Найл допил остатки пива и бросил в рот кусочек кальмара. Пожевав его и повесив сумку с фотоаппаратом на плечо, он встал из-за стола, отряхивая обе ноги. — Как ты думаешь, когда ты вернешься в Рим? — спросил Найл. — Может быть, через пару недель? — Гарри выгнул бровь. — Через пару месяцев, если история окажется стоящей. Стив говорит, что в бюро не хватает репортеров. Может быть, на этот раз удастся найти что-то хорошее, — он пожал плечами. — Короче, буду действовать по обстоятельствам. — Ты будешь… — Хоран заколебался, быстро вдыхая воздух, — готов идти? Ты в порядке? — Бери перо, будем путешествовать, — стоически пошутил Гарри. Он тоже встал, крепко держа фотографию в одной руке. — Хочешь верь, хочешь нет, но я действительно чувствую себя прекрасно. Я с нетерпением жду этого момента. Я так давно этого не делал и… чувствую себя хорошо, чувак. Я готов к этому, — он на секунду отвел взгляд. — Я готов убраться отсюда. — Да, конечно, я веду себя глупо, — сказал Найл. Уголки его губ приподнялись, Найл импульсивно наклонился и схватил Гарри за плечи, притягивая его к себе для объятий. — Не делай ничего такого, чего бы я не сделал, слышишь? Гонконг так же безопасен, как и они, я знаю, но… — Найл обнял его за шею. — Ничего не могу поделать. Вот такие дела. Ты же знаешь, как это бывает. Я просто… — Я могу умереть от гриппа, приятель, — пробормотал Гарри ему на ухо, — но в остальном все будет в порядке. Гонконг — это цивилизация. Это ничем не отличается от поездки в Лондон. — В Лондоне есть свои опасности, ты же знаешь, — рассмеялся Найл. — Толстые британские идиоты, не уважающие приличную пинту пива. Когда вернешься, — он отпустил Гарри и посмотрел ему в глаза, — позвони мне, чтобы сыграть в покер. Мы попросим Митча и Адама присоединиться к нам. Я хочу, чтобы мы устроили настоящую игру с выпивкой, где ты будешь выпивать каждый раз, когда будешь давить на жалость. — Тогда это не проблема, — легкомысленно ответил Гарри, — потому что я не давлю на жалость. — Хе-хе, упрямый, — сказал Найл, указывая на рот Гарри. — Ты действительно нечто. Собственно говоря, ты и сейчас этим занимаешься. Гарри бессознательно прикрыл рот рукой. Затем он улыбнулся и расслабился. — Да пошел ты, Хоран, — сказал он. — Пойдем. Я провожу тебя до машины. Они вышли на нереальное, сверкающее средиземноморское солнце. Свет был чист, как отполированный хрусталь. На этот раз улицы были свободны от приземистого нимба выхлопных газов и испарений. — Я припарковался как раз за углом, — сказал Хоран, ведя его за собой. — Тебя подвезти? — Я пойду в город пешком, — сказал Гарри. — Может быть, пройдет какое-то время, прежде чем я снова вернусь. Мне бы хотелось еще раз увидеть старый Неаполь как следует. Самому, понимаешь? Найл решительно кивнул. — Ладно, приятель. Ты самый лучший. Позвони мне поскорее. Или напиши. Гарри поднял конверт. — Спасибо тебе за все, Найл. Я серьезно. Это, — он поднял фотографию. — Это круто. Найл издевательски отсалютовал, задумчиво улыбнулся, а затем повернулся и пошел вниз по улице, исчезая за углом. Гарри наблюдал за ним, пока от него не остались только конверт и ожерелье. И воспоминание о волевом подбородке, спрятанном в изгибе его плеча. Его запах, нежный и серьезный, витал рядом с Гарри, когда они спали. А его суровые губы говорили: «Раньше никто этого не знал, понимаешь? А теперь ты знаешь». Гарри повернулся к мощенному галькой тротуару и начал подниматься в гору, глаза его остекленели, а сердце упало на землю. С каждым шагом он чувствовал, как она слегка подпрыгивает, ее электрические волокна спотыкаются и бьют по древним, зазубренным костям Неаполя, пока мягкая мышца его страстного желания не начала проясняться над бестелесной грязью.•••••
ὁ ἄναξ: принц (Древнегреческий) Как было уже множество раз в его жизни, принц Луи стоял перед зеркалом в полный рост, а вокруг него деловито и безмолвно кружились люди, целая бригада суетилась вокруг будущего короля. Луи смотрел в воображаемый мир, отраженный в зеркале: коридоры, уходящие в бесконечность, окна, ведущие в другие сады, исчезающие точки, скрывающие свои безмолвные возможности. На той стороне все казалось таким спокойным. Лиам стоял позади Принца, а королевский портной и стилист совещались с ним, примеряя ему несколько костюмов для многочисленных поминальных служб по Королю Уильяму. Они были консервативного покроя, шкафообразные и лишенные какой-либо изюминки, скрывающие фигуру Луи и варьирующиеся по цвету от темно-синего до темно-ониксового. — У этого костюма от «Prada» тонкие лацканы, — стилист поднял костюм на вешалке, держа в руках тонкий лоскут ткани, — и у него есть атласный блеск, который могут уловить камеры. У него более современный вид. Ваше Королевское Высочество, безусловно, могут надеть его, но это может быть непросто для публики, для этого мрачного случая. — А еще штанины кажутся тоньше, — заметил Лиам. — Вот здесь. — Да, сэр. Они заужены, — ответил стилист, — и немного уже на бедрах. Не думаете, что они слишком узкие? Они ждали, что скажет принц, но его взгляд был устремлен куда-то вдаль, в какой-то другой мир. — Это может привлечь неуместное внимание, — наконец ответил Пейн. — Трудно сказать, пока его не примерят. Принц не сделал ни малейшего движения, чтобы показать, что он все слышал. Стилист повесил костюм на вешалку на колесиках и взял следующий-матово-светлый шерстяной костюм темно-синего цвета. — От «Burberry» более традиционный, — сказал он. — Его можно надеть на государственном приеме в воскресенье, — он снял с вешалки еще один костюм. — Я подумал, что от «Valentino» подойдет для церемонии прощания. У этого костюма такие красивые линии, такой изысканный пошив, который характерен для Дома Валентино. Покрой просто великолепен. — Какой приятный цвет, — сказал Лиам. — Если Его Королевское Высочество пожелают его примерить, мы могли бы внести некоторые окончательные коррективы? Луи молча сбросил пиджак, взял костюм у стилиста и направился в раздевалку. Остальные трое мужчин наблюдали за ним с затаенным, напряженным вниманием. Сделав несколько шагов, принц резко развернулся, заставив их всех подпрыгнуть. — Лотти уже здесь? — сухо спросил он Лиама. — Принцесса Шарлотта прибыла во дворец сегодня рано утром, — сказал Лиам. — Думаю, что она отдыхает. Не желает ли Ваше Высочество послать за ней? — Я не разговаривал с ней целую вечность. — Принцесса уже давно не возвращалась из Лондона, — ответил Пейн. — По меньшей мере год. Я думаю, что это ее первая поездка в Донкастер? — Лотти была здесь на Пасху, — сказал Луи. — Но да, прошло уже несколько месяцев. — О, вы совершенно правы. Не угодно ли Вашему Высочеству позвать Принцессу Шарлотту? — Пусть она отдохнет. Должно быть, она очень устала, — Томлинсон протянул ему костюм, висевший у него на руке, а затем повесил его обратно на вешалку. — Вообще-то я и сам хотел бы немного отдохнуть. Может быть, чуть позже мы это сделаем? Его стилист слегка наклонил голову. — Конечно, Ваше Королевское Высочество. Луи повернулся к Лиаму: — Что у нас сегодня на повестке дня, Пейно? Пейн глубоко вздохнул и вытащил свой телефон. Через несколько щелчков он открыл расписание, составленное как самая лучшая военная стратегия. — В одиннадцать часов состоится брифинг в Министерстве внутренних дел, на котором будет обсуждаться предстоящий законопроект в парламенте, а затем частный обед… — Я бы предпочел пропустить это, — прервал его Луи, глядя в сторону. — Это можно устроить? Мне совсем не хочется есть. Лиам с беспокойством посмотрел на Принца. — Ваше Королевское Высочество даже не завтракали. — Я пил кофе, — оправдываясь, сказал Луи. Королевский стилист поочередно смотрел то на Луи, то на Лиама. — Кофе, — неодобрительно повторил Лиам. Оба наблюдателя быстро отвернулись, как только Принц устремил на них свой взгляд. — Спасибо за костюмы, ребята, — сказал Луи. Его рука скользнула вниз по линии отглаженных рукавов. — Позже я еще раз примерю, — когда он отвел взгляд, все поняли, что сеанс окончен и их отпускают. — Я пошлю за вами, — вежливо добавил Лиам. — Благодарю вас, джентльмены. — Это большая честь для нас, — снова поклонился стилист, — Ваше Королевское Высочество. После того как они закрыли за собой двери, Луи опустился на диван и поник. Руки и ноги были раскинуты в стороны, как у тряпичной куклы, и он закрыл глаза достаточно надолго, чтобы Лиам начал думать, не следует ли ему извиниться, но тогда он нарушит напряженную тишину. Лиам задумался, поворачиваясь, чтобы уйти, а затем снова поворачиваясь, не зная, что ему делать. Тем временем Луи лежал неподвижно, как камень, пока наконец не сделал глубокий вдох. — Лиам, ты когда-нибудь задумывался… — начал он. Лиам Пейн подождал несколько секунд, а затем, когда больше ничего не последовало, прочистил горло. — Ваше Высочество? Луи медленно, печально и соблазнительно приоткрыл один глаз. — Я же говорил тебе, когда мы одни, просто Луи. — О нет, — сказал Лиам. Он принялся возбужденно расхаживать взад-вперед. Луи склонил голову набок и открыл оба глаза, предостерегающе глядя на помощника. — Нет, нет, нет. Пожалуйста, Ваше Высочество, умоляю вас. Для нас будет непростая неделя. Мы подчиняемся таким строгим протоколам и посетители приходят и уходят в любое время суток… — Ты же не говоришь о себе в первом лице множественного числа, Лиам, — небрежно, как бы между прочим, сказал Луи, — королевское Мы, — повторил он, насмехаясь над Лиамом, — только потому, что мы одни. Если только у тебя не выросла еще одна голова или что-то в этом роде. Протокол не превращает тебя в двух придурков. Лиам страдальчески потер затылок. — Я… — Как бы то ни было, — блаженно продолжил Луи, — я всего лишь спросил, ты когда-нибудь ценил радость быть простым смертным, — Лиам смутился. — Например, у всех богов в греческой мифологии есть свои сверхспособности, но они порабощены ими. Они не могут просто взять, опустить свои щиты или молнии и сказать: «Нет, не сегодня. Сегодня я не хочу». — Ну, Ваше Высочество… — Луи. Лиам издал какой-то страдальческий стон. — Луи. Я имею в виду, что Боги — это сверхлюди, не так ли? — продолжил он. — Их сверхспособности означают сверхответственность. Они могут летать по небу, управлять погодой и спать с кем угодно, но они должны появляться, понимаешь, что я имею в виду, когда долг зовет. — Вот именно, вот именно, — Луи указал на него пальцем. — Теперь ты понимаешь, что я имею в виду. Неужели ты думаешь, что боги когда-нибудь откажутся? — Что? — спросил Пейн, не понимаю, к чему все ведет. — И больше не будут богами? Луи подтянулся и, как ящерица, опустился на диван, упершись обеими ногами в пол. Он пожал плечами. — Ну да, просто чтобы взять выходной. Чтобы свободно сказать, сегодня не будет никакой борьбы с преступностью или перехода на чью-то сторону. Никакой мифической чуши с Троянской войной. Я беру отпуск. — Пожалуйста, Луи, говори по-человечески! — выпалил Лиам, в голове пролетели уроки ораторского искусства. — Тогда они не были бы богами, если бы не обладали силой и не вмешивались в человеческие дела, верно? Они были бы… — он заколебался. — Им пришлось бы… — Они отрекаются от престола, — спокойно закончил за него Луи. Лиам обернулся, глаза его сузились до крошечных щелочек, и Луи внезапно понял, что он имеет в виду. — Не похоже, чтобы у них был выбор, верно? — холодно выдохнул Луи. — Они не могут просто так уйти. Бог есть Бог, Гора Олимп и все такое. Им даровано бессмертие. Такова их участь в жизни. Их судьба. — Луи… — Лиам нахмурился, глядя на него. — И что мы будем со всем этим делать? В сотый раз с тех пор, как он отдал свой амулет, рука Луи блуждала у основания горла, ища золотую цепочку, которой там больше не было. Лиам смотрел, как рука шатена беспомощно трепещет, нежно поглаживая ткань рубашки, и ускользает прочь. Луи бросил взгляд на дальнюю стену. Вместо того чтобы ответить Лиаму, он сменил тему разговора: — Думаю, что сегодня пообедаю с Лотти. Как думаешь, ты сможешь это устроить, Пейно? — Конечно, — Лиам подошел к Луи и остановился перед ним. — Меню шеф-повара вполне устроит, — заверил его Луи. — А теперь спроси у Лотти, чего она хочет. Она гораздо разборчивее меня, да и вообще мне не хочется есть. — Да, я позабочусь об этом, — Лиам сделал паузу. — Мой дорогой, дорогой Луи, — тот поднял на него ясные и широко раскрытые голубые глаза. — Я бы никогда не стал сомневаться в тебе. Ты просишь меня быть твоим другом, и вот я здесь, пытаюсь быть им, но не для того, чтобы осуждать тебя. Все, что мы здесь говорим, держится в строжайшей тайне… Томлинсон нахмурился. — Чего? Лиам глубоко вздохнул. — Я знаю, что это не мое дело. Тебе не обязательно говорить, но я просто хочу знать, есть ли у тебя что мне рассказать. Все, что угодно. Ты же знаешь, я никому не скажу ни слова. Я чувствую, что во времена большого горя мы не должны принимать никаких больших, достойных сожаления решений. Так что если ты хочешь мне что-то сказать… — Лиам неловко поежился. — Я тебя слушаю. Луи искоса взглянул на него. — Кто говорит о больших решениях? Лиам отрицательно покачал головой. Абсолютная самоуверенность Принца и его абсолютная сдержанность делали его грозным и неприкасаемым. — Я… — коротко ответил Пейн, — мне показалось, что вы упомянули об отречении, и я просто… простите, если я переступил черту, Ваше Высочество. Я не знал, что… — Успокойся, Лиам. Ты просто пытался помочь, — Луи рассеянно моргнул. — Это не твоя вина, если ты не знаешь. Я думал о цитате из Гете, которую недавно услышал. Она звучит примерно так: «Когда ты себе доверяешь, ты знаешь, как жить.» — Так ты теперь в философы заделался? — съязвил Лиам. — Я пытаюсь дать тебе образование, нахал, — нахально ответил Луи. — Неважно. Это было просто какое-то глупое дерьмо, которое я недавно узнал. Лиам приподнял бровь. — Ничего особенного, — Луи помахал рукой в воздухе. — Ладно? Забудь это. — И вообще, зачем ты это цитируешь? Где ты это слышал? — Ах, Лиам, мир полон бесполезных мертвых поэтов, — ответил Луи, — писающих в темноте на историю. Не беспокойся. Пейн фыркнул от смеха, немного озадаченный, но и слишком взволнованный, чтобы расспрашивать дальше. Тут он понял, что разговор окончен. — Луи, Луи. Есть ли еще что-нибудь, что я могу сделать? Принц взглянул на худощавую, высокую фигуру Лиама, его причесанные волосы, невероятно красивого в накрахмаленной рубашке с закатанными рукавами. — На самом деле, — сказал он, — да. Лиам ждал, не зная, что будет дальше. Луи оценил его реакцию и улыбнулся. — Мне нужно кое-что из ресторана в Риме, — закончил Луи. — Я знаю, что это будет чертовски сложно, Пейно, но мне нужно, чтобы ты нашел кое-что, что я потерял, и отправил это по адресу в Неаполе. Он не мой… он принадлежит кое-кому другому. Я обещал вернуть его законному владельцу. Лиам кивнул: — Это не проблема. — Отлично, — Луи снова посмотрел в зеркало. — Забавно, что всего несколько дней могут иметь большое значение, не так ли? Пейн задумался над этими словами. — Как бы то ни было, Луи, я знаю короля Уильяма всю свою жизнь. Твой дедушка был замечательным человеком. Мы все очень любили его, — он сделал паузу. — Нам будет очень его не хватать. Я очень сожалею о твое потере. По телу Луи разлилось спокойствие. Он был всего лишь пылинкой во Вселенной, медленной и непостижимой волной, которая усыпляла молнии. Что такое молнии и грозы в отсутствие ничтожного ожерелья-талисмана? — Время лечит, — тихо сказал он. — Это всегда работало. — Да, время лечит, — повторил Лиам. — И Луи, друзья есть друзья, и не только наедине. Ты можешь на меня рассчитывать. Я сохраню все в тайне. Я твой, — серьезно кивнул Лиам. — А теперь, если тебе больше ничего не нужно, я пойду разберусь с обедом. — Иди и соблюдай свои «протоколы», чертов бюрократ», — рассмеялся Луи. Лиам страдальчески пожал плечами. — Даже у тех, кто служит богам, не бывает выходных. — Отвали, — резко бросил ему Луи. — И Лиам… спасибо, приятель. Я действительно очень это ценю. Ты хороший человек. Ты меня понимаешь? Лиам оглянулся на своего друга, прямого наследника престола Донкастера. Луи легко развалился, как русалка на камнях, одна его рука покоилась на спинке дивана, а глаза были полузакрыты от удовольствия. Луи был уже не тем человеком, который всего несколько дней назад с такой беспокойной энергией прыгал на кровати, и Лиам не знал, что с ним делать.•••••
Энн вошла в квартиру с охапкой продуктов, ключами, зажатыми в указательном пальце, и пластиковым пакетом с почты, зажатым в другой руке. Хотя вес пакета был невелик, костяшки ее пальцев побелели, когда она тащила все это по коридору, стараясь ничего не уронить. — Гарри! Он сидел в своей комнате, уставившись на кривобокую книжную полку своего детства, и пытался подобрать антологию стихов, чтобы собрать ее в Гонконг. Некоторые из них были настолько стары, что рисковали развалиться на части, попав в багажный отсек самолета. Другие были толстыми и тяжелыми, как валуны. По крайней мере, он мог бы использовать их в качестве гирь, подумал он, на случай, если не сможет попасть в спортзал. — Гарри! Где ты? Услышав голос Энн, Гарри вынырнул из своих мыслей. Он быстро взглянул на несколько рубашек, брошенных на кровать, и обошел открытый чемодан, лежащий на полу. Гарри вспомнил, как в последний раз он быстро собрал свою жизнь воедино. Он упаковал вещи слишком поспешно и почти забыл забрать свой багаж из багажного отделения в Риме — мозг был в оцепенении, он почти плавился из-за смены часовых поясов, вызванной перелетом из Каира, и наполовину в коматозном состоянии от слишком интенсивной психотерапии. — Иду! — завопил он. Он тихо прикрыл за собой дверь. Тонкий ковер заглушал его шаги в коридоре, где от оштукатуренных стен эхом отдавались звуки расставляемых на кухонном столе продуктов. Энн стояла к нему спиной. Она выкладывала из пакетов свежие овощи и фрукты и раскладывала их рядом с банками соусов и пакетами сушеных специй. По столу были разбросаны различные оттенки дерева от шартрез до розового дерева. Из открытых пакетов на пол сыпались листья и стебли. Гарри бросился вперед, чтобы поймать пакет баклажанов, соскользнувший со столешницы. — Спасибо, — задыхаясь, сказала Энн, забирая у него баклажаны. Ее ключи звякнули о столешницу. — Этот пакет положили в почтовый ящик, — она указала на пухлый коричневый конверт. — Срочная доставка для тебя. Похоже, кто-то мог оставить его еще ночью; на нем даже нет марок и штампов. На конверте было написано только «Гарри Стайлс», без адреса. Почерк был в общем-то изящный, легкий, как перышко. Гарри повертел его в руках, рассматривая дорогую обертку пакета. Внутри зашуршало содержимое. Женщина бросила на него быстрый взгляд. — Что это? Не хочешь его открыть? — Да, — вздрогнул Гарри. Она ждала ответа. — Знаешь, кто его прислал? — Нет, — он покачал головой. — Я ничего не жду, — за день до того, как он должен был уехать в Гонконг, его ждали всевозможные сюрпризы. Он раздумывал, стоит ли открывать его в присутствии Энн. И он решился. — Я сейчас вернусь. Тяжело дыша, Гарри поспешил дальше по коридору. Он чувствовал, как любопытство Энн прожигало ему спину. Он неуверенно держал сверток в руке, надеясь вопреки всему, что это как-то связано с Луи. Фотография Найла подарила ему ничтожную надежду. Гарри опустился на груду рубашек на своей кровати. Он вскрыл конверт и переложил содержимое на смятые простыни. Оттуда выпал сложенный кусок белой ткани и серебряная карточка в тяжелой картонной оправе. Гарри сразу же узнал выцветшую надпись на своей футболке Hot 'N Hard. Приподняв его обеими руками, он обратил внимание на отверстия в нижней левой стороне. Это была его футболка, оставленная в ресторане Стефано. Он заставил себя сохранять нейтральное выражение лица, насколько это было возможно, медленно приближаясь к футболке, пока его нос не оказался на одном уровне с воротником. Гарри сделал глубокий вдох, как будто действительно целовал Луи — медленно, с нежной осторожностью и обдуманностью. Футболка мягко прижалась к его щеке. К его разочарованию, она пахло совсем не так, как Луи. Прошло уже несколько дней. На самом деле она ничем не пахла. Гарри прижал футболку к себе и смущенно фыркнул. И вообще, что он пытается сделать? Любовь превратила его в ребенка. Он не мог мыслить рационально. Футболку, которая принадлежала ему, просто возвращали, вот и все. Хлопчатобумажная ткань нематериально смялась в его руках, а сердце Гарри потускнело, как убывающая Луна. Чувствуя себя глупо, он заерзал на кровати, резко ударившись задницей об угол сопроводительной карточки. Он взял эту карточку и перевернул ее. Конверт был голубовато-серый, без каких-либо опознавательных знаков. Он почти ощущал разочарование внутри себя. Однако прежде чем Гарри успел открыть его, его телефон завибрировал. Достав его из кармана, он увидел, что Найл отправил ему сообщение по видеосвязи. Он два раза нажал на него, чтобы открыть. Воспроизвелся выпуск новостей, в котором скорбящие отдавали дань уважения Королю Уильяму. — Поминальная служба в честь Короля состоится в Донкастерском соборе через два дня, — показали огромные кучи цветов, оставленные за воротами дворца. На темном асфальте лежали букеты из тюльпанов и гипсофил. — Ожидается, что здесь будут присутствовать высокопоставленные лица со всей Европы. Затем последуют похороны Короля. Мы больше ничего не слышали о коронации наследного принца, которая, как ожидается, состоится в свое время. Запросы во дворец до сих пор оставались без ответа. Скорбящие, некоторые из которых стояли в очереди часами, если не всю ночь, преданно ждали, чтобы отдать дань уважения своему любимому королю. Телефон снова завибрировал. На экране появилась строка текста. до меня дошли слухи Это был Найл. да? какие? ответил Гарри что Луи сейчас нет в Донкастере да? гарри Гарри сильно нахмурился, стараясь не слишком волноваться. гарри гарри гарри, не уезжай в Гонконг. почему у меня есть предчувствие может быть, это изжога? Гарри прислал в ответ. ха ха. уезжай на свой страх и риск, но все уже происходит, не торопись, приятель что происходит ты не узнаешь, если уедешь, правильно? ты что-нибудь знаешь, неил… ? знаю? неииил давай уже неа Точки замигали. просто интуиция подсказывает, мой друг. я думаю, что ты должен сидеть на попе ровно извини бро, но интуиция не пишет статей и не платит арендную плату значит. ты уезжаешь завтра? Пальцы Гарри замерли над телефоном. увидимся через несколько месяцев хорошо. езжай с миром Гарри сунул телефон обратно в карман. Опустив взгляд на свои колени, он распечатал конверт и вытащил оттуда тяжелую прямоугольную карточку с двойной золотой каймой по краям. Оно было свежим и как будто не тронутым человеческими руками. Перевернув его, Гарри разглядел две маленькие выгравированные строчки, напечатанные заглавным шрифтом:КАСТЕЛЬ-ДЕЛЬ-ОВО 5 часов вечера
Стайлс уставился на карточку, переворачивая ее снова и снова в надежде, что там есть что-то еще, но увидел только эти несколько слов. Он положил ее обратно, сбитый с толку, почти забыв о своих вещах. На кухне за дверью спальни Энн раскладывала помидоры и горчицу по полкам холодильника. Мясо, которое она купила для жарки, лежало на столе в ожидании масла, лимонного сока, соли и перца. Она посмотрела в коридор в направлении комнаты Гарри. Его не было уже несколько минут, но все еще не было ни звука. Из окон, выходящих на море, дул теплый ветер. Тем временем у Гарри в голове была полная неразбериха, он часто дышал, а в горле пересохло, как будто он кричал несколько недель. Или, может быть, именно так чувствует себя тело перед окончательным разочарованием? Его грудная клетка определенно была слишком тесной, чтобы сдержать бешено колотящееся сердце, кровь носилась по венам, как беспокойные пони. Гарри уставился на однообразную серость картонного листа, удивляясь, как несколько слов могут так сильно сбить его с толку, подарить такие причудливые полеты надежды. Он чувствовал себя одновременно живым и слабым — таково было яростное притяжение неуловимого Донкастерского Принца. Найл был прав — он всегда был прав, черт возьми. Одному из них нужно было набраться храбрости. Один из них должен был отбросить осторожность и бросить вызов богам. Гарри однажды сказал Луи, что он храбрый, но в то время он еще не осознавал на сколько. Чистота этой храбрости, соединенная с его удивительным умом и несравненной красотой, жгла Принца Луи, как пожар, пока он не затмил всех и вся. Теперь Гарри держал в руках лучик света Луи и он манил его к себе.•••••
Chi nasce pé te, nun more pe’ n’at. Тот, кто родился для тебя, не умрем для кого-то другого. — Неаполитанская поговорка. — Что ты имеешь в виду? Какие еще друзья? — недоверчиво спросила Энн. — Ты же понимаешь, что завтра утром рейс, — она подчеркнула: — Рано утром. Чтобы перелететь через весь мир. — Мне нужно… — Гарри старался не смотреть ей в глаза. — Пожалуйста, мама, это очень важно. Я не могу сейчас ничего объяснить. Я вернусь домой вовремя, обещаю. — Значит, ты уже собрался, Гарри? — тихо спросил Робин. — Да! — нет, определенно нет. Он сделает это позже. — Почти, — Гарри перевел взгляд с Робина на Энн, а затем, с подрагивающими губами, посмотрел на часы на своем телефоне. А потом снова повернулся к родителям. — Мне очень жаль. Я должен идти. Летнее солнце все еще стояло высоко над горизонтом, когда Гарри вышел из их дома. Он поднял руку, чтобы прикрыть глаза. Поскольку он ушел рано, он не торопился и решил прогуляться по океанской стороне Партенопе. Он надеялся быть пунктуальным, но и не казаться слишком нетерпеливым — как будто кто-то смотрел за ним. По мере того как он приближался к центру города, уличное движение в выходные дни становилось все более оживленным. Небольшие группы пешеходов толпились тут и там, смеясь и щелкая фотоаппаратами. Несмотря на тонкий слой пота, собиравшегося под мышками, руки Гарри были холодными и липкими, словно тупые гири, свисающие с плеч. Он вытер их о джинсы. По кончикам пальцев пробежался электрический разряд, когда желудок сжался от нервного напряжения. Золотой амулет запрыгал по ключицам, под воротником тонкой черной футболки. На жаре волосы Гарри вились как сумасшедшие и слипались на голове. Он нервно зачесал волосы вверх, откидывая на бок. Сдвинув темные очки обратно на нос, Гарри почувствовал себя неловко и выбился из ритма, как неровно тикающая бомба. Его ноги плыли по тротуару. Слава Богу, он не контролировал гравитацию; Гарри вряд ли знал, как ее контролировать. Его ноги задрожали, как будто он находился в невесомом лабиринте. Он украдкой огляделся вокруг, проверяя, не наблюдает ли кто-нибудь за ним, и кто мог бы подумать, что он, должно быть, пьян. Он скоро увидится с Луи. Так ведь? Гарри повторял это как мантру, хотя на карточке ничего подобного написано не было. Сложенное и засунутое в передний карман джинсов послание напомнило Стайлсу, что он его не выдумал. У него была вполне реальная футболка. Кто-то прислал ее из Рима, и это мог быть только Луи… ведь так? А может быть, это была сама Флавия? Но она не знала, что он был в Неаполе, и это не объясняло ни записки, ни того, как была сложена футболка. Когда солнце начало клониться к западу, показался парапет Замка Ово, темный и резкий на фоне вечернего неба. Гарри уставился на каменную крепость над водой. Может быть, Луи уже ждет его по ту сторону стены? Он наполовину шел, наполовину бежал по мощеной дорожке полуострова, огибая большую группу студентов на экскурсии. Отделенная от старого города, крепость переживала пики и затишья в количестве посетителей, меняясь в зависимости от времени суток и времени года. Гарри прошел через темный вход с высоким потолком, освещенный янтарным светом. Повсюду были исторические артефакты и пояснительные плакаты. Он пробежал глазами по людям, но никого знакомого не нашел. Выйдя из зала, он очутился в начале летних сумерек, в полосе персикового оттенка над горизонтом. Иногда восходящие склоны замка были переполнены туристами, но сегодня он был почти пуст, поразительно и чудесно подвешенным во времени. Остроконечные крыши рыбацкой деревни внизу безучастно отражались в воде. Гарри побежал вверх по дорожке, чтобы войти в укрепленные недра замка. По сторонам прохода тут и там были маленькие деревянные двери, некоторые из них были выкрашены в яркие цвета, чтобы контрастировать с мрачными известняковыми стенами. Парочки смотрели в окна, выходящие на море и гору Везувий. Во всем остальном там было пусто. Ничуть не смутившись, Гарри побежал вверх так быстро, как только мог, уверенный теперь, что ему суждено подняться на самый верх. Солнце палило вовсю, отбрасывая удлиняющуюся тень. Он был весь в поту, когда добрался до смотровой площадки. Обычно это живописное место было заполнено людьми, позирующими для фотографий на фоне широкого синего моря и далекого вулкана. Гарри не увидел ни намека на королевскую свиту, ни телохранителей, ни даже намека на человеческую фигуру, которую он ожидал увидеть. Он быстро прошел вдоль парапета, высматривая кого-нибудь, кто мог бы оказаться переодетым Луи. Обнаружив лишь обычные случайные группы туристов, Гарри остановился посреди площади и достал из кармана карточку, просто чтобы еще раз удостовериться. Внезапно его охватила паника, что он может оказаться не в том месте. Его пальцы надавили на края картонки. Пока Гарри стоял, уставившись на карточку в своей руке, на нее упала тень, затеняя слова. Прежде чем он успел отреагировать, его остановил мужской голос: — Его здесь нет, — по-доброму сказал человек. Гарри резко и энергично поднял голову. Молодой человек был одет в пиджак поверх голубовато-серой футболки, и быстрый взгляд показал, что это тонкая шерсть мериноса. Его глаза были прищурены от удовольствия, хотя на лице не отражалось никаких эмоций. Он был худощав, и его плечи были изящно мускулистыми. Гарри понял, что этот силуэт принадлежит Пейно — Лиаму Пейну. — Мистер Пейн, — неуверенно произнес он. — Мистер Стайлс, — дружелюбно кивнул Лиам. — Как поживаете? Гарри в замешательстве сдвинул брови. Покачав головой, он посмотрел на карточку в своей руке, как будто ответ мог выскочить невидимыми чернилами. Хихикающая толпа закружилась и поредела; голоса приходили и уходили. Чайки парили над детьми, держащими в руках сладкие, рассыпчатые бисквиты. Матери кричали, чтобы их дети подошли поближе. Поднялся ветер, несущий с собой запахи обеда, кораблей и морских буев. — Вы не голодны? — спросил Лиам, выгнув брови. — Прошу прощения? — Гарри сделал шаг назад. — Мистер Пейн, я ничего не понимаю, — он машинально сложил карточку по сгибу и с тревогой сунул ее обратно в карман. — Я… не понимаю. Почему я здесь? — Он ненавидит замки, — продолжал Пейн. — Знаете, так было всегда. Полагаю, учитывая, сколько замков принадлежит его семье, можно было бы найти это ироничным. Вот каково Его Королевское Высочество… Вы не можете изменить его решение, как только оно будет принято. Умный, но упрямый, как бык. Поверьте мне, я потерял десятки аргументов в его сторону, — Лиам со смехом покачал головой. — Если, конечно, у него нет соответствующих стимулов, — он понимающе посмотрел на Гарри, встретившись с ним взглядом. Стайлс посмотрел в лицо Лиама, пытаясь что-то прочесть. Возможно, было бы слишком самоуверенно ожидать, что Луи окажется здесь, но присутствие Пейна было неожиданным и сбивало с толку. — Пройдемте со мной, — кивнул головой Лиам. — Его Королевское Высочество решили, что вам понравится традиционный обед. — Мы с ним встретимся? — голос Гарри прозвучал резко, с неконтролируемым надломом. Он негромко откашлялся. — Идемте, — пожал плечами Пейн. — Сюда. Они медленно спускались по мощеному пандусу крепости. Небо уже начинало светиться розовым. Сквозь прорези в каменных стенах виднелись отблески океана, отражающие солнечные блики. Янтарные тени, казалось, удлинялись поперек их пути. Крики морских птиц стихли, сменившись отдаленным шумом городского движения, когда они приблизились к выходу из замка. Гарри не увидел свиты, ожидающей их в конце коридора, ни машин, ни охраны. Его плечи опустились. С каждым шагом становилось все яснее, что никто не идет им навстречу. Как и приливы, предвкушение Гарри постепенно угасало. Он молча последовал за Лиамом, не понимая, почему его ведут за собой. Сложенная карточка в кармане джинсов вонзилась ему в бедро, как кинжал. — Мистер Пейн, — сказал Гарри, — как вы меня нашли? Неужели я сделал что-то не так? Лиам слегка обернулся. — Нет! Нет-нет. Нисколько. Вас ждет приятный сюрприз, Мистер Стайлс. По крайней мере, я так думаю; мне были даны строгие инструкции, все, что нужно знать и все такое. Но я не думаю, что вам стоит волноваться. Они подошли к оживленному Пассаджио, ведущему из замка. Гибкая фигура Лиама обогнула других пешеходов, направляясь по узкой тропинке к главной дороге. Кучки заблудившихся туристов остановились на полпути, когда Лиам вежливо попросил их пройти. Гарри огляделся, но по-прежнему не увидел никого знакомого. Они прошли мимо низко нависших карнизов ресторанов морепродуктов у входа в замок и приблизились к невзрачному черному седану с опущенными стеклами, припаркованному на небольшой стоянке. Прикусив губу, Гарри не поднял головы и с надеждой посмотрел вниз. Он не осмеливался заглянуть в окно. Когда они приблизились, водительская дверь открылась. Водитель в аккуратной униформе вышел из машины, добродушно улыбаясь Лиаму и дружески кивая Гарри. Незнакомый Стайлсу водитель обошел машину со стороны пассажира и открыл дверцу. Двигатель машины тихо урчал. Водитель уже давно ждал их. — Здесь мы расстанемся, Мистер Стайлс, — сказал Лиам, указывая на машину. Подняв брови, он стоял, скрестив руки на груди, спокойный и невозмутимый. — Машина… — Гарри заколебался, — для меня? Пейн кивнул: — Принц поручил мне только это. Как я уже упоминал, он может быть весьма убедительным и настойчивым, — он усмехнулся. — Весьма убедительным. Вряд ли ему можно когда-нибудь сказать «нет». — Получается… — Гарри задумался. Он обменялся взглядом с водителем, который терпеливо держал дверцу машины открытой. — Мы обо всем договорились, — заверил его Лиам. Почувствовав, что Гарри колеблется, он добавил: — Вы будете в порядке. Он бы… — Лиам тщательно подбирал слова. — Он бы никогда не причинил вам вреда. В это придется мне поверить. Он просто не такой человек. Особенно… в данном случае, — глаза Лиама весело сверкнули. — Вы зашли очень далеко, Стайлс. Езжайте. Вы не разочаруетесь. После небольшой паузы Гарри смягчился. — Куда я еду? Губы Лиама изогнулись в улыбке, но он просто смотрел на Гарри, не отвечая. Стайлс провел рукой по своим спутанным кудрям, прилипшим к левому боку и тут же упавшим на правый глаз. У него вспотели ладони. Быстро вздохнув, он подошел и сел в машину, а водитель решительно закрыл за ним дверь. Волна кондиционера холодила его влажное тело. Гарри смотрел прямо перед собой, когда водитель дал задний ход и направился к Партенопе. Элегантная фигура Лиама в боковых зеркалах становилась меньше и меньше. Они повернули налево и несколько минут молча ехали по неспешному, суетливому потоку неаполитанского субботнего вечера. Салон машины был скудно элегантен, отделан вручную сшитой телячьей кожей и деревянными панелями. Нигде не было ни пылинки, ни размазанных отпечатков пальцев. Толстые стекла заглушали все звуки внешнего мира. Гарри вовсе не чувствовал себя неловко. Просто у него осталось много вопросов без ответа. — Вы всю жизнь на них работаете? — спросил он водителя, нарушая молчание. — Я работаю в королевской семье уже семь лет, — ответил водитель. — Это хорошая работа. Первый раз я езжу в Неаполь. Они остановились в пробке. Гарри выглянул наружу и подумал, не видит ли кто-нибудь через окно машины неуверенность на его лице и что они подумают. — Какая красивая машина, — пробормотал он. — Она арендована, сэр, — ответил водитель. — У королевской семьи есть свои машины, — Получше, чем эта, намекнул он. Опершись локтем о карниз окна машины, Гарри сжал пальцами губы, пока они не опухли и не покраснели. Вскоре водитель свернул с дороги, и машина заскользила к скромному ресторану на берегу моря, дверь которого была затенена полосатым бело-голубым тентом. Он заглушил двигатель. — Мистер Стайлс, мы сейчас сюда войдем. — Сюда? Казалось абсурдным, что Принц будет ждать в филиале популярной сети пиццерий Неаполя. Водитель вышел из машины и поспешил к Гарри, открывая перед ним дверцу. Он осторожно выбрался из машины. Он скептически посмотрел на навес ресторана. Когда они вошли, к ним подошел метрдотель, чтобы шепотом перекинуться несколькими словами с водителем. Полный мужчина посмотрел на Гарри сквозь жесткие кустистые брови и серьезно кивнул. — Пойдемте, — сказал он, не оставляя места для споров. Они последовали за ним вглубь ресторана. Вдоль белой лепнины были натянуты цепочки разноцветных огней. На стенах были нарисованы картины виноградников и голубых гаваней в стиле оптической иллюзии. Высоко у окон громоздились лимоны, а со стропил свисали связки засушенных перцев. Это был типичный приморский ресторан, но в нем также подавали одну из лучших пицц в Неаполе, как Гарри уже знал. Зал был полностью зарезервирован для них. Это было очевидно, так как все столы были убраны, за исключением одного, столика на двоих в центре комнаты. На столе стояла ваза с нарциссами, оттенки которых варьировались от бледного просекко до персикового, и одинокая свеча в форме конуса. Сквозь голубые занавешенные окна Гарри увидел полоску океана за возвышавшимся тротуаром. Метрдотель жестом пригласил Гарри сесть. — Я подожду снаружи, — откланялся водитель. Гарри вопросительно повернулся к нему. Водитель вежливо кивнул. — Я буду вас ждать. Наслаждайтесь, Мистер Стайлс. Как только Гарри сел, из кухни быстро выпорхнул официант, неся идеально приготовленную пиццу «Маргарита» прямо из духовки. За ним последовал еще один официант с большим причудливым серебряным блюдом, накрытым серебряным куполом. Комнату наполнял аромат помидоров и жареных кедровых орехов. Единственный, красиво изогнутый лист базилика покоился в центре пиццы. Свежий сыр усеивал тесто, которое пузырилось в разных местах, с едва поджаренной хрустящей корочкой. Первый официант поставил перед Гарри всю пиццу целиком. Тот поднял взгляд и, видя, что к нему никто не присоединится, осторожно потянулся к пицце, чтобы разорвать ее руками, как делал уже тысячу рад. Его остановил суровый ц! — Un gentiluomo usa l'argenteria per cenare, — предупредили его. Джентльмены пользуются настоящим столовым серебром. Он жестом подозвал второго официанта и тот с громкими фанфарами поднял серебряный купол, извлек оттуда серебряный нож и вилку и положил их рядом с тарелкой Гарри. Столовое серебро было тяжелым, подходящим для торжественных обедов в белых галстуках. Они выложили льняную салфетку в причудливую форму. Изучая все это с возрастающим любопытством, Гарри заметил, что на ручках столового серебра виднелась детальная, замысловатая филигрань и безошибочно узнаваемые знаки королевской семьи Донкастеров. — Buon appetito, — поклонился метрдотель. Гарри уставился на столовое серебро, молча обдумывая все это. Узором на серебряных приборах была изящная витиеватая буква «Т», обозначавшую королевскую семью Томлинсонов, правителей королевства Донкастер. Из его горла вырвался невольный смешок. — Больше пармезана? — вежливо спросил первый официант, стоя наготове с маленьким серебряным блюдом и ложкой — все, конечно, с гербом Донкастера. Гарри отрицательно покачал головой. Еб твою мать, Луи, будь проклята его наглость. Сердце Гарри дрогнуло, сильно забившись при мысли задушить Луи, когда он увидит его. Бессознательно он коснулся амулета у основания шеи, обводя золотые края, которые после руки Луи со временем стали гладкими. Официант поставил пармезан на стол и вежливо отступил назад, пока Гарри пристально смотрел на него. Ты слишком умен, чтобы быть королем, Луи, подумал он. Слишком уж ловко ты со всем управляешься. Ты должен быть со мной. Из кухни выскочил третий официант. — È troppo presto per il dessert? — Не слишком ли рано для десерта? Едва переводя дыхание, официант с размаху поставил свою тарелку рядом с пиццей. На фарфоровой десертной тарелке лежал батончик молочного шоколада «Cadbury Fruit and Nut», разрезанный на шесть навязчиво точных, идеально симметричных кусочков. Гарри поднял голову. — Ha detto di tagliarlo a pezzetti, — ответил метрдотель, — in modo che possa essere mangiato con argenteria giusta, — Он велел разрезать его на мелкие кусочки, чтобы его можно было есть столовым серебром. Внезапно Гарри оттолкнулся от стола и встал. Его резкое движение заставило мужчин отшатнуться от неожиданности. — Он здесь? Где он? Четверо мужчин с опаской уставились на него. В конце концов, что у них было, кроме дорогого столового серебра и английского шоколада? В обмен на кругленькую сумму денег они получили лишь набор необычных инструкций по подаче пиццы. Метрдотель раскрыл ладони в знак того, что они так же растеряны, как и Гарри. Вести переговоры о делах сердечных с помощью причудливых столовых приборов — это одно; никакое количество идеально прожаренной моцареллы не могло бы проявить возлюбленного. Гарри переводил взгляд с одного мужчины на другого. Убедившись, что Луи не собирается появляться, он направился к выходу. В последнюю минуту он резко развернулся и, схватив с десертной тарелки кусочек шоколада, сунул его в рот. — Что? — спросил он. Четверо мужчин уставились на него, как на дикого зверя. — Он мой должник! — чуть ли не закричал он. — По крайней мере, он должен мне кусок шоколада. Он вытащил бумажник, чтобы расплатиться за еду, но метрдотель мягко накрыл его руку своей. — Andate da lui, — Идите к нему. Гарри едва не выбежал из ресторана, обойдя ожидавшую у дверей толпу людей. Снаружи над крышей машины виднелись ноги водителя, над его головой тянулся сигаретный дым. Увидев Гарри, он вскочил и затушил сигарету о тротуар носком ботинка. Гарри подошел к нему. — Где Принц? Водитель отрицательно покачал головой. — Отвезите меня к Принцу, — его глаза яростно вспыхнули. — Отвезите меня к нему! Водитель бесшумно открыл пассажирскую дверь. Гарри неуверенно вошел и подождал, пока дверь закроется. Теперь, когда он был уверен, что увидит Луи, его ладонь покалывало от предвкушения, да так сильно, что ему пришлось прижать ее к внешней стороне бедра. Каждый мускул на его ногах был напряжен, как будто он собирался пробежать марафон. Он смотрел прямо перед собой и медленно, шумно дышал, сосредоточившись только на том, чтобы не задыхаться. Водитель завел мотор, и они поехали назад, к грандиозным приморским отелям и коричневым зданиям старого города. Гарри едва сдерживал свое нетерпение, пока они ехали, стояние в пробках было только помехой для его Луи, Луи, Луи — его яркой звезды, его радужной колибри. Тем временем шофер ловко вел машину, имея за плечами многолетний опыт, совершенно не спеша. Справа от них мелькали торговый порт Неаполя, большие круизные лайнеры и доки, они свернули налево, к старому университету, прямо в город. Через несколько извилистых улочек и кривых переулков они подкатили к началу Сан-Грегорио-Армено, улицы, полной магазинчиков под открытым небом. Водитель припарковался рядом с маленьким желтым седаном. Он поспешил к Гарри и открыл дверь. — Номер двадцать восемь, — сказал он. — Вверх по той улице. Вы должны увидеть дверь справа от себя. Они ждут вас, сэр. Гарри выжидающе посмотрел на него. — Он там? — Нет времени объяснять, — покачал головой водитель. — Мы немного опоздали. Я сообщу мистеру Пейну, чтобы персонал был в курсе. — Что же мне делать? — Гарри вышел из машины. — С кем мне говорить? — Номер двадцать восемь, — сказал водитель. Он обошел Гарри и закрыл дверь. — Вас ждут, мистер Стайлс. Гарри неловко провел рукой по волосам, зачесывая густые каштановые пряди назад. Улица Сан-Грегорио-Армено, также именуемая Рождественской Аллеей, известна продажей пресепе, или украшений ручной работы, статуэток и картин круглый год. Под конец дня лавки зажигали вереницы огней, перед которыми были выставлены замысловатые декорации с целыми деревнями и холмистым гипсовым рельефом. Гарри побежал по многолюдной мощеной дорожке, сверяясь с номерами высоко на стенах. Уже начали сгущаться сумерки. Тени четкими линиями резали столы, отделяя янтарный свет солнца от темноты. Наконец он заметил закрытую деревянную дверь, густо покрытую итальянскими граффити, с маленькой красной цифрой «28», прикрепленной над козырьком. Он постучал в дверь и стал ждать. Через мгновение щелкнул металлический замок, и дверь медленно открылась внутрь. На пороге показалось чье-то лицо. Это была пожилая стройная женщина с длинными светлыми волосами, одетая в светло-голубое платье, доходившее ей до колен, и белые спортивные тапочки на ногах. Она едва доставала Гарри до плеча, выражение ее лица было непроницаемым. — Вы опоздали, — сказала она с безупречным оксфордским акцентом. — Пробки, — выдохнул Гарри, неловко махнув рукой в сторону тротуара. Она помахала ему, в нескольких шагах от дверного проема. Гарри моргнул, чтобы привыкнуть к тусклому свету. Дальше комната расширялась, высокие окна выходили в тихий внутренний дворик. Лососевый свет заливал интерьер, придавая ему алебастровый жидкий блеск. Он проследил за ее движением, когда она направилась к двери, а затем, поколебавшись, закрыл дверь и последовал за ней. Она подошла к карнизу высотой по пояс. На оштукатуренной стене громко тикали часы с кукушкой, словно болтливая армия. На самом деле, теперь, когда Гарри мог осмотреть комнату, тикали еще несколько часов. Это напомнило ему старую сапожную мастерскую, где одновременно стучало множество людей. На деревянном карнизе лежали различные диковинки: старинная столешница, пара деревянных кубиков, старая настольная игра, ракетки для пинг-понга с темными блестящими дубовыми ручками, отполированными временем. Дама взяла в руки пресс-папье, который, на первый взгляд, был прозрачным и хрустальным, обвязанным вокруг дна золотой лентой. Его тяжесть отягощала обе ее руки, прежде чем она передала его Гарри. В центре шара стоял причудливо раскрашенный коттедж. Вокруг игрушечного домика кружился пушистый снег. Вдоль крыши и на коричневых оконных рамах были нарисованы небесно-голубые листья. В маленьком окошке стояли ярко раскрашенные розовые и фиолетовые анютины глазки. Гарри присмотрелся внимательнее и увидел написанную от руки вывеску над дверным косяком, на которой было написано слово «ДЖЕПЕТТО». Он понял, что снежный шар — это домик из детской сказки о кукле, которая хотела стать настоящим мальчиком, Пиноккио. Затаив дыхание, Гарри почувствовал, как будто сам переносится внутрь домика, а на крышу, под которой он находился, падал снег. Мир затих, когда снег закружился внутри шара и за его стенами, невесомый и нереальный. Он поднял голову. — А больше он ничего не оставил? Сообщение? — Он велел отдать тебе снежный шар, — ответила она. — И что ты все поймешь. — И больше… — с надеждой произнес Гарри. — больше ничего? — Домой, — сказал она. — Он сказал идти домой, белиссимо. На этом твое приключение закончилось, — она помолчала, размышляя. — Со временем ты все поймешь. К тебе же все вернулось, да? Ты вернулся к самому началу. Все на своих местах. — Нет! — запротестовал Стайлс. Он отвернулся, быстро моргая, чтобы скрыть свое разочарование. Шар был маленьким и красивым в его больших руках. — Нет. Я не знаю, что с этим делать. Я вообще ничего не понимаю. Я видел Пейно… Лиама Пейна там, в замке. И что я должен думать? А это вообще зачем? — Гарри поднял шар. — И где Луи? Я думал, что увижу его. Она склонила голову набок. — Это тебя смущает? — Я ходил в пиццерию! — чуть ли не кричал Гарри. — Вы ничего не понимаете. Я съел его шоколадный батончик — его разрезанный на кусочки шоколадный батончик гребанным столовым серебром! — Гарри раздраженно сглотнул. Дама повернулась к нему. — Гарри, — она нежно накрыла его руку своей. Ее кожа была мягкой и теплой, успокаивающей. — Он не пытается причинить тебе боль. Ты мне веришь? Он молчал, и его губы дрожали. Нахмурив брови, Гарри прищурился, чтобы не расплакаться. — Иди домой, — мягко продолжила она, — Тебя отвезет водитель. Все уже сделано. Когда ты знаешь, ты узнаешь. — Но завтра я уезжаю, — сказал Гарри, — в Гонконг. Возможно, я еще долго не вернусь. Я так надеялся… — Да, бамбино, — сказала она. — Надежда — это хорошо, — ее спокойный, успокаивающий голос был волной, уносящей его в море. — Все оставляете на потом. После того, как все уже улетело. Стайлс сильно прикусил губу, снова пытаясь остановить слезы. Он посмотрел на шар, который держал в руке. Его Луи стал настоящим мальчиком, с настоящими обязанностями в реальном мире — мальчиком, который станет королем. Хватит мечтать, Гарри, казалось, шар мягко подтолкнул его. И очевидно, для Гарри сказка закончилась. Может быть, именно это Луи и пытался ему сказать? Почему ему никто не мог перевести это послание? Гарри получил на память шар, шоколадный батончик и амулет. Он встречал незнакомцев, которые, казалось, знали больше, чем он сам. Но не было парня с искрящимся смехом и хриплым голосом, когда он сонно бормотал что-то Гарри. Ни у кого не было таких острых скул, как у него. Оставались только вопросы. — Спасибо, — совершенно удрученно сказал он. Гарри сжал в руке шар и повернулся в ту сторону, откуда пришел. Мир за дверью был погружен в сумерки, свет сливался с чайными тенями, рынок был усыпан светящимися звездами. Он медленно пошел назад, туда, где его ждала машина, его сердце было разбито вдребезги. Хуже всего было то, что, вернувшись, он даже не смог найти машину. Оглядевшись по сторонам, Гарри не увидел ни седана, ни водителя. На их месте стояли другие машины, гудели моторы и клаксоны, и Гарри вдруг захотелось что-нибудь сломать. Он подумал, не швырнуть ли шар в ближайшую стену… его действительно кинули. Вздыхая себе под нос, он изо всех сил старался не чувствовать жалости к себе. Когда он переходил улицу, чтобы начать длинную прогулку по потемкам к станции метро, к обочине подъехала крошечная бордовая машина и несколько раз маниакально просигналила. Гарри взглянул на нее, а затем продолжил идти. Дама, шедшая впереди с двумя собаками, замедлила его продвижение. Пока он терпеливо ждал, когда они уйдут, машина снова неприятно засигналила, ее комичный сигнал был настойчивым, но едва ли пугающим. Гарри уставился на нее, недовольно бормоча. Вселенная давила на него, но он продолжал идти вперед. Водитель уже опускал стекло. Возможно, это все было из-за его настроение, но у Гарри было дежавю. — Гарри Стайлс! — вдруг крикнул ему водитель. — Эй, Гарри Стайлс! Гарри остановился как вкопанный. Место было выбрано неожиданно, вот и все, но угловатый мягкий свет раннего вечера в конце концов вернул его память на место. Рубиновый автомобиль, холодный ночной воздух, широкое кожаное заднее сиденье, на которое со всей силой тяжести рухнуло тело Луи. Шофером был Томазо, его шофер с первой ночи в Риме. — Что ты здесь делаешь? — Гарри подбежал к машине. — Ti porto a casa, — крикнул в ответ Томазо с загадочной улыбкой на губах. Я приехал, чтобы отвезти тебя домой. — Из самого Рима? — Забирайся, — сказал Томазо. — За твою поездку из самого Рима заплатил какой-то сумасшедший. — По имени Луи? — спросил Гарри, ликуя и задыхаясь. — Ха! Он ведь очень милый, правда? — сказал Томазо. — А еще у него прекрасное чувство юмора. Хороший выбор, Гарри. Моя бабушка всегда говорила, что нужно выбирать сердцем, а не глазами, но некоторым людям всегда везет. У тебя ведь было и то, и другое, да? — Завтра я лечу в Гонконг, — запротестовал Гарри. — Я не могу поехать в Рим. — Тогда Рим сам придет к тебе, — сказал Томазо. — Ты же знаешь, что это вечный город. — Томазо, — настаивал Гарри. — Я улетаю завтра. Я вовсе не шучу. Тот пожал плечами. — Это так плохо? Тогда нам лучше поторопиться. Они снова выехали из города вдоль океана, направляясь в другую сторону, в сторону Рима, к живописному неаполитанскому побережью, где параллельно пляжу тянулись лужи голубых уличных фонарей. Гарри чувствовал гладкий хрустальный шар в своей руке, мальчик становился реальным, мечта становилась реальностью, так близко, что он почти ощущал ее вкус. Когда пальцы нашли кулон у основания шеи, он ясно ощутил, как к нему вернулся цветочные нотки аромата Луи, его щетину, угловатый подбородок, манящие вены на шее. Они подъехали к стеклянному фасаду отеля «Ромео». Один из портье подошел к машине. После короткого обмена репликами портье внимательно посмотрел на Гарри и достал из кармана запечатанный конверт, чтобы вручить его ему. Повернувшись к Гарри, Томазо сказал: — Мы немного опоздали, но я уверен, что он поймет. Стайлс, казалось, не мог найти слов. Он неуверенно улыбнулся Томазо, который протянул руку и похлопал его по плечу. — Тебе повезло, что он оказался таким умным, — сказал Томазо, — и сам напросился в твою жизнь. Теперь иди и надоедай ему! Гарри выбрался из машины, сжимая в одной руке конверт, а в другой — свой снежный шар. Портье захлопнул за ним дверь. — Спасибо, — крикнул он в ответ Томазо. Тот отдал честь и нетерпеливо отмахнулся. Гарри повернулся, чтобы посмотреть на стеклянные двери, а затем снова на конверт. Улыбка шла от чистого сердца. Он прижал конверт к груди, сжимая его так крепко, что бумага сложилась пополам. Гарри вбежал в вестибюль, разорвал конверт и достал ключ-карточку от номера Скайлайн. Он посмотрел на лестницу, а затем на лифты. Подниматься должно быть не труднее, чем в его квартиру в Риме, подумал он. Он выбрал лестницу и начал подниматься по ней, перепрыгивая через две ступеньки.