Неважно, как я паркуюсь и как ищу его квартиру.
Важно, что массивная дверь с электронным кодом служит единственной баррикадой, которой оказывается достаточно, чтобы я стушевался.
И вот мальчик стоит у лифта.
Взрослый трусливый мальчик.
Дело не в отсутствии храбрости, необходимой для защиты посторонних, и далеко не в той ее разновидности, что предполагает импульсивный порыв немедленно бросаться в схватку с драконом для вызволения принцессы или принца.
Подобных видов смелости во мне навалом.
Наверное, это стало понятно ещё в детстве, когда я закрыл мать своим семилетним телом, чтобы пасть громадного ротвейлера сомкнулась на моем запястье вместо её.
Защищать — программа вверенной мне сущности, и очевидно, что больше всего она задействуется рядом с теми, кого я успел полюбить. Но даже если бы сейчас спонтанно родилась потребность ворваться в горящий дом для спасения незнакомцев, я бы непременно помчался, не раздумывая.
Тэхён часто становился свидетелем ситуаций, где я встревал и лез в сторонние конфликты, неспособный пройти мимо. Как провоцировал драки, как переходил на оскорбления.
Видел и называл «
ревностным борцом за справедливость, который не обделён горячностью, зато полностью лишён дипломатии».
Называл, но ни разу не просил остаться в стороне, не сдерживал, говоря «
это не наше дело». Знал, что тогда я буду весь оставшийся день заморачиваться, съедать себя чувством вины и не находить места.
Поэтому он поступал иначе.
Вмешивался сам. По-своему. Вставал передо мной, остужал пыл скандально брошенного «
эй, вы!» и общался.
Общался.
Это он умеет. Говорить. Воздействовать словом.
В трёх случаях из пяти там, где я бы завершил конфликт разбитой губой и стертыми костяшками, он сводил ситуацию на нет, умудряясь получить от оппонентов пару виноватых улыбок в ответ.
Горячая необдуманная смелость, врожденная храбрость, острое чувство справедливости. Во всем этом я никогда не знал лишений.
Взрослый мальчик трусит перед чувствами.
Поначалу их в моей жизни значилось катастрофически мало. Всего-то пару ощущений, которые лень было брать в расчёт, а потом, в девятнадцать, я словно повзрослел экстерном.
Начал гореть до изнеможения, превратившись в эмоционально переполненного мужчину с инстинктами, сконцентрированными вокруг одного человека.
Любовь, обожание, переживание, совестливость, вожделение, уважение, собственничество, преданность, раскаяние, тоска, почтение, доверие, поклонение.
Только часть того, что обрушилось, заволокло и оглушило, когда я повстречал Тэхёна.
Осознавал, усваивал постепенно и со временем признал абсолютно всё. Свыкся и добровольно себя посвятил.
Думал, ничего никогда не изменится.
Он будет моим, я — его, потому что мы пара, потому что это очевидно, потому что как же иначе, я же…
Люблю. Восхищаюсь. Боюсь. Стыжусь. Хочу. Млею. Ревную. Посвящаю. Виню. Скучаю. Обожествляю. Исповедуюсь. Повинуюсь.
Наивный мальчик, который слишком.
Слишком всё.
Слишком опешил, когда все эти чувства без отдачи подступили к горлу, вылезли через рот и обвили шею стальной лианой. Она тоже слишком. Слишком тяжёлая. Слишком холодная. Слишком прочная.
Этот металлический ошейник — и есть мой страх.
Чувствовать вообще и чувствовать в одиночку.
Это как плен, а я и есть принц, запертый в башне. Только драконов двадцать, и с каждым мы на короткой ноге.
Двери — это боль.
Три с половиной года назад я наоткрывал их достаточно.
Сегодня ассоциативно тащит
туда.
И снова вижу Тэхёна.
Как он жмурится, как его лицо тонет в подушке.
Вижу какого-то парня.
Как он сотрясает кровать, как прижимается слишком страстно.
Только теперь у него новый облик. Аристократическое лицо, густые волосы с пробором строго посередине. Я и имя знаю. Ли Богум. Серьёзный, самодостаточный, успешный. В деловых костюмах и с надёжностью, расфасованной по карманам.
Сейчас стыдно.
Сейчас впервые понимаю, что никогда не рассуждал, кто именно нужен Тэхёну, упорно ставя на самого себя. Если бы тогда хоть раз задался подобным вопросом, удалось бы что-нибудь сохранить?
Кажется, что нет. Ведь если я не тот, кто с самого начала был ему нужен, если я не пара, как самоуверенно считал, спорь или сражайся, а борьба за воздушный замок, в котором ничего нет, кроме иллюзий, будет дурной и бессмысленной.
Я не его пара.
Он не мой человек.
Всё логично, правда? А ощущение, что понял это только сейчас. Вот тут, у лифта, в паре метров от двери. Так странно, но впервые для убеждения «измена — восьмой смертный грех» внутри меня вдруг находится… снисхождение? Да. Как и к любому другому греху.
О чем я думаю?
Какие делаю выводы?
Почему они такие новые?
Радикальные. Например, выходит, что Тэхёну было несложно отдать себя другому, потому что он не видел меня таким, каким видел его я. Он изменил мне, но не изменил себе. Вот что важно. Вот что ново и… правильно?
Такие умозаключения видят Свет впервые. Как и любые новорожденные, жутко кричат, разрывая виски и затылок. Люди говорят, рождение — всегда благодать, а сегодня это ложь. Сегодня мне становится хуже.
Сегодня я вроде как понимаю, что стою перед дверью, за которой человек, которого я годами считал своим, теперь в других объятьях. Под защитой
настоящей пары,
настоящего оборотня, которому уже точно никогда не изменит, потому что это не предусмотрено самой природой их уз.
Прежде чем развернуться обратно к лифту и сбежать, окончательно понимаю, что всё это время неправильно расшифровывал свою сущность.
И как я сразу не догадался?
Почему во мне постоянно такие высокие температуры, отчего закипает кровь и плавятся все органы, почему, будучи пригвожденным к земле, меня преследует чувство, словно я когда-то летал. Почему живу в клетке с огнедышащими существами и почему единственный, в ком они видят своего.
Ответ очень простой: потому что дракон. Порождение горячего, солярного полюса.
Значит, и вывод тривиальный: я никогда не был оборотнем.
Казалось, но нет, никогда.
На деле всё прозаично, как в любой драматичной сказке. Нищий влюбился в принца, русалка — в человека, пришелец — в землянина, дракон — в вервольфа. Влюбился и решил, что может заменить его пару. Забыл, глупый, что река течёт на Север — в заснеженные леса, где по мерзлой земле бродят громадные волки, всегда преданные только своим партнёрам.
А вот он я. Рехнувшийся, несущий чепуху, формирующий образы информационных символов на черепной коробке. «Внимание! Хрупкое!», «Боится влаги!», «Соблюдайте температурный режим!», «Тропическая упаковка», «Осторожно! Нужна специальная утилизация!», «Recycled Recycled¹».
Ответ простой, вывод тривиальный, заключение банальное: я не могу позвонить в эту дверь.
Не могу поговорить с
ним сейчас.
Завтра.
Я сделаю это завтра.
Да.
Попрошу встретиться где-нибудь, и он не откажет. Он добрый оборотень, уж я-то знаю. Только доброта и может заставить увидеть в драконе партнёра. Пусть и ненадолго.
Я вызываю лифт.
Двери открываются, гремят в этой ночной тишине, такие гостеприимные, приглашают зайти.
Захлопываются снова, обиженные и шумные: я не двигаюсь с места.
Я не могу уйти.
Стою и сражаюсь с магнетизмом. Стою и не могу справиться. Меня тянет к этой чертовой двери. Меня тянет к. Это жуткое чувство. Мне очень. Очень больно внутри. Хочется лежать в ногах и скулить, шептать, бормотать.
Я так люблю тебя.
Если бы ты знал, как я тебя люблю.
По-моему, я болен.
Это не психиатрия.
Я не знаю, что это. И лекарства тоже не знаю.
Я никому не рассказывал. Может, со всеми происходит то же самое, что со мной. Может такое быть? Если любовь выглядит именно так, меня не удивляет, почему ее выдерживают только бумажные персонажи. У них чернила заменяют кровь и чёрные кляксы вместо сердец.
Я хотел бы продать себя в издательство, чтобы там выжали из меня всё, что смогут, и, возможно, хорошо на этом подзаработали.
А пока квартира четыре-восемь-четыре.
Касаюсь горячим лбом прохладного железа, осторожно опускаю ладонь на ручку двери. Представляю, как
он ее касался. Какая у него была ладонь: тёплая или холодная. Носит ли он перчатки или всё также натягивает рукава на тонкие пальцы?
Хочется лежать в ногах, и продолжать скулить, и беспрерывно шептать.
Вернись ко мне.
Я больше не злюсь, я больше не обижаюсь. Я хочу, чтобы ты был счастлив. Пожалуйста, полюби меня снова, пожалуйста, пусти в свою постель, чтобы я смотрел, как дрожат ресницы, пока ты спишь, пожалуйста, пусти к себе на кухню, чтобы я мог испечь для тебя оладьи, пожалуйста, прогони того, другого, пожалуйста, дай мне тебя обнять, чтобы я с ума сошел от счастья и стискивал в ответ, пока не начнешь жаловаться, что нечем дышать. Пожалуйста, волк, полюби дракона. Он тебя умоляет.
Я уже позвонил в дверь?
Боже, да, я позвонил. Не заметил когда, не понял как.
Сердце колотится, блуждает испуганно где-то в лабиринтах ушных раковин, мешает прислушиваться к тому, что происходит за железными баррикадами.
Писклявый щенячий лай.
Я забыл, что у него теперь есть собака.
Бигль возмущается, пытается запрыгнуть на дверь, царапает поверхность лапами.
Если бы Тэхён не поехал за ним в тот день, мы бы не встретились.
Если бы я не остановился подышать карантинным хвойным лесом, он бы не обогнал меня на шоссе, чтобы потом припарковаться на обочине.
Ему захотелось собаку.
Мне — пару минут чистого воздуха без движения.
Это то самое, что свело нас?
Странно?
Очень.
Но я подумаю об этом позже.
Сейчас шаги, и сердце в пятки, а потом обратно, и органы для него вроде преград по типу тех, что бывают в старых игровых автоматах с надписью «пинбол».
Коротко пищит электронный замок.
Когда дверь открывается, я уже пойман. Как зверь, что застигнут врасплох и ищет способ уцелеть, в неконтролируемом жадном порыве на всё обращая внимание.
Отсутствие сна в удивленных глазах. Взъерошенные волосы, их оливковый цвет, рожденный неполным освещением прихожей. Чёрные брюки по типу моих спортивных, как свободно они сидят, как частично волочатся по полу, как просторная тусклая футболка велика и стара, пока свисает небрежно с плеч.
Давным-давно у меня была такая же.
Тэхён носил ее, когда оставался в моей квартире.
Её я снимал с него в ту ночь, когда мы впервые занялись любовью.
Я снимал ее много раз.
Такую же темно-синюю, только не настолько выцветшую.
— Чонгук…?
Чонгук.
Всё верно.
Взрослый трус, напуганный зверь.
Шесть букв опять прямо мне в грудь. Я должен успеть поймать в полете и задушить в своем кулаке.
Но даже не пытаюсь.
Бессмысленно.
— Тэхён.
