«Не хочешь ничего рассказать?»
И мой мальчик всё рассказывает. Не подозревая, что дядя стоит позади, подпирая плечом дверной косяк, и что они с женой, руководствуясь фразой «всё сразу понятно по взгляду», уже обсуждали подозрения всю ночь сразу после того, как я в три часа утра забрал их племянника с собой. Первое время было тяжело. Тэхёну постоянно казалось, будто отношение родных к нему кардинально поменялось: исчезла легкость в общении, сократились объятия и разговоры. Не знаю, может, так и было. Только совсем недолго. Вплоть до завтрака ранним утром субботнего дня, когда миссис Ким, шурша инструкциями от таблеток, обратилась к моему мальчику с дежурным вопросом.«Слушай, Тэхён, а ты не мог бы позвонить своему парню и спросить, можно ли начать пить "Глюкофаж" вместе с "Омепразолом"? Он же у тебя на фармацевтическом?».
В итоге я стал персональным посредником между миссис Ким и всей аптечной продукцией, потому как эта женщина пила таблетки так же часто, как ее племянник терял телефоны. — Правильно помните. — отвечаю, вспоминая, что семь лет назад в волосах мистера Кима ещё не было седины. — И куда ты делся потом? — притязательно, но без упрёка. — Уехал. — И что ты хочешь сейчас? — Вернуть то, что было. — Зачем? Я думаю о том, как лучше ответить по-человечески, когда мужчина трактует мою паузу по-своему и интересуется: — Ты понимаешь, почему я устраиваю тебе этот допрос? — Хотите его защитить. Мистер Ким убирает руки в карманы брюк и коротко вздыхает: — Раз уж он пришёл именно к тебе, я не буду лезть в прошлое и спрашивать, что между вами произошло. Вопрос в том, понимаешь ли ты, в каком он состоянии сейчас? Что он не такой, каким ты его знал раньше? — Полностью. — У него посттравматическое расстройство и серьёзная наркозависимость, парень. Ему нужно снова ложиться в клинику. Проходить новый курс, обследоваться, работать с врачами. Это ты понимаешь? — Вполне. — А мне кажется, что не «вполне». Ты просто свалился с Луны и теперь думаешь, что обо всем имеешь представление. Только вот ты не имеешь. — мужчина выдерживает паузу, возможно, думая, что я намерен возражать. А я молча жду, понимая, что он ещё не закончил. — Раз Чимин дал мне твой адрес, делаю выводы, что вы знакомы. Можешь спросить у него, через что он иногда проходит, когда дело касается Тэхёна. И этот парень, который появился полтора года назад. Богум. Он присматривает за Тэхёном, потому что у него когда-то брат умер от передозировки, так что его мотивы я понять готов. А вот твои — нет. — А я без мотивов. — Тогда зачем тебе всё это? — Вы же знаете, каков будет мой ответ. — говорю, потому что вижу всё по его глазам. — Неужели любовь? — губы мистера Кима искривляются в насмешливой, но печальной недоулыбке. — Вот прям большая и чистая? Я не успеваю себя сдержать и, возможно, слегка снисходительно вздыхаю. Ненамеренно. Просто такова реакция волчка на фразу «большая и чистая любовь», призванная описать мою связь с Тэхёном. «Большая»: можно измерить. «Чистая»: способна запылиться. Возможно, сейчас я звучу высокомерно, но эти два прилагательных — в моем понимании почти оскорбление. Когда я думаю о Тэхёне, анализирую всё, что чувствую и осознаю, мне приходит в голову лишь два существительных — «Вселенная» и «Бесконечность». А «любовь» — это так. Земное слово. — Возможно, ты думаешь, что я взрослый дядька, который ничего не понимает, но одно я знаю точно, Чонгук: любви недостаточно. — как ни странно, я с ним мысленно соглашаюсь. — Так что не идеализируй и не переоценивай свои эмоции. Ты о них забудешь, как только столкнёшься с реальностью, в которой не будет той романтики, что ты себе напридумывал. А мне не нужно, чтобы мой племянник испытывал ещё какой-нибудь стресс. А он его непременно испытает, когда ты поймёшь, что погорячился, и уйдёшь. — мистер Ким вынимает руки из карманов, застёгивает единственную пуговицу пиджака и добавляет. — Поэтому давай мы с тобой сразу договоримся: я его забираю завтра днём, а ты проявляешь мудрость и больше не лезешь к нему со своими юношескими мечтами. — Он останется. — заявляю сразу же, не считая нужным что-то доказывать, потому что собеседник не в курсе, что фраза «я его забираю» — это код активации моих почти звериных инстинктов. Густые брови мистера Кима плавно приподнимаются, придавая лицу мужчины недоуменно-возмущённый вид. — Дайте мне время, и Тэхён ляжет в клинику, пройдёт повторный курс и обследуется. Я возьму на себя то же, что брали вы и все остальные. Просто не стойте на пути. Наверное, грубо и бесстыдно, возможно, я даже упустил в тоне что-то ещё, потому что мистер Ким неожиданно заявляет: — Я сам в состоянии позаботиться о своём племяннике. — Спасибо. — Что? — хмурит брови, снова скользя глазами по моему лицу. — Спасибо, что заботитесь о нем. Что заменяете ему родителей. Что любите его таким, какой он есть, что не бросаете и стараетесь помочь. — Так… И что ты хочешь этим сказать? — То, что уже сказал. Спасибо. И простите. — объясняю я честно. — За что? — За всё. Мужчина замолкает на некоторое время, подозрительно поглядывая прищуренными глазами. — А ты сам-то здоров, парень? — рождается вопрос, и мне трудно сказать, насколько он закономерный. — В целом — да. — отвечаю. — Из пороков только хронический символизм. — И после таких ответов ты хочешь, чтобы я поверил, будто ты настроен серьёзно? — Знаю, впечатление я произвожу хреновое, только это ничего не меняет. — заявляю, так и замерев в одной позе — с руками вдоль серой спортивной кофты. — Тэхёна я всё равно заберу и решения своего не поменяю. — А не слишком ли ты обнаглел, мальчик? — Я слишком долго отсутствовал, мистер Ким, а наглеть я ещё даже не начал. Пока мы меримся взглядами, из-за его плеча появляется супруга и дипломатично предлагает закончить разговор, толкая мужа в прихожую. — Твой отец — Чон Хонжу? — спрашивает мистер Ким, когда женщина буквально впихивает ему в руки чёрное пальто. — Он самый. — Мне бы с ним переговорить. — На предмет? — Воспитанности его сына. — Номер телефона написать или найдёте? Не сводя с меня глаз, он как-то очень быстро обувается и выпрямляется: — Сколько тебе лет, Чонгук? — Мы с Тэхёном ровесники. — Двадцать семь, значит. — подытоживает, не замечая, как его жена, уже успевшая закутаться в белоснежное меховое манто, выхватывает недавно поданное ему пальто и собственноручно пытается надеть, свободно манипулируя руками супруга. — Молодые люди в это время женятся, а не выдумывают себе какую-то блажь. — Обязательно воспользуюсь советом, мистер Ким. Как только в Корее разрешат однополые браки, возьму в мужья вашего племянника. — отвечаю, когда миссис Ким открывает входную дверь и тянет негодующего мужа за порог. — Ты его слышала, Лин? — возмущается мужчина, пытаясь развернуться и встретиться глазами с женой. Но она, эта миниатюрная ухоженная женщина, чей стиль очень похож на стиль моей матери, смотрит на меня, как мне кажется, сочувственно и понимающе. Одними глазами даёт согласие. Подпускает, позволяет, разрешает. Я успеваю всё это прочесть, прежде чем она прощается, бросает поспешное «до завтра» и закрывает дверь перед носом мужа. Сердечный часовой механизм на пару с писком замка бьет очередные пять минут, и я перемещаюсь в спальню, чтобы проверить Тэхёна. Прислушиваюсь к дыханию, касаюсь лба и задерживаюсь на несколько секунд. Отнимаю ладонь, оставляя лишь указательный палец, и почти невесомо, дабы не разбудить, веду им от участка между бровями вниз к кончику носа, где невольно соскальзываю и замираю, когда соприкасаюсь с горячей поверхностью моих любимых губ. Меня тянет к ним немыслимо. Ощущаю этот аномальный магнетизм на кончиках волос, что покрывают мои руки. Желание холодит кожу, спрыгивает с запястий к пояснице и воздушными шагами взбирается вдоль позвоночника к затылку. Я почти ощущаю, как оно кольцует бархатной лентой моё горло и завязывается на нем лёгким бантом, прикрывая отметины многолетнего стального ошейника. В этот момент я обещаю себе, что буду целовать эти губы снова. Но не как раньше. Иначе. Больше и лучше. Защищающе. Очищающе. Так, чтобы смыть отпечатки чужой плоти, которая к ним допускалась. Ознаменую собой. Снова. Навсегда. Бесповоротно.