Во Вселенной виноватых нет

Жму кнопку лифта, но, осознав, что металлический зверь ещё слишком далеко, выбираю лестницу и перемещаюсь крайне рискованно, перепрыгивая слишком много ступенек за раз и ударяясь плечами о стены, оставляю за собой визгливый вопль подошв и трёх женщин со второго этажа, которые испуганно разбегаются, от неожиданности роняя ключи. Когда выбегаю на улицу, во мне уже приличные круговороты тревоги, что подстрекает понимание того, что я понятия не имею, как давно Тэхён покинул квартиру. Но я вращаю головой до хруста и тупой боли, пытаясь найти, заметить, выловить дорогую мне деталь на этой оживлённой улице. Игнорирую чувство безысходности и пессимизма. Глушу порывы истошно закричать и упасть на промёрзший грязный асфальт, чтобы разбить себе голову и внутричерепным кровотечением залить свои упущения и сожаления до хлюпающих звуков удушья. Меня обдаёт порывистым ветром, невидимые языки лижут голые руки и иглами впиваются в кожу под широкой серой футболкой. Только без толку. Потому что в этот самый момент я замечаю мохнатую русую макушку. Это целый взрыв внутри моей грудной клетки. Спонтанная трансформация в тело крылатого огнедышащего дракона. Теряю чувство холода и глотаю в раскалённый желудок озноб и никчёмную дрожь. Тэхён стоит у пешеходного перехода в метрах пятидесяти, разделённый со мной припаркованными машинами и чем-то вроде флигеля — низкой пристройкой к дому, о сущности которой я никогда не задумывался. Я срываюсь с места, намереваясь перехватить Тэхёна до того, как он начнёт переход на противоположную сторону широкой четырёхполосной трассы. Только, наверное, мой мальчик каким-то образом чувствует меня так же, как и я его, потому что он вдруг оборачивается. Привычно испуганный взгляд встречается с моим, и я вижу в нем что-то новое. Не просто печальное, а совсем не утешительное. Словно он совершил какой-то непростительный поступок или, напротив, узнал нечто пугающее и теперь должен спрятаться от этого как можно скорее. Светофор начинает подавать звуковые сигналы, отсчитывая последние секунды господства машин, и те заметно ускоряются, намереваясь успеть проехать до того, как загорится красный. Электронные числа с каждым сопроводительным писком убывают, и, когда остаются последние три секунды, я осознаю, что Тэхён выглядит так, будто ему нужно прятаться от меня. Во взгляде что-то непредсказуемо странное, и оно руководит его телом, бросает в пучины импульсивности, лишает благоразумия. Потому что он быстро отворачивается и, юркнув между впереди стоящими спинами, бросается на шоссе. Я предсказываю всё это ещё по взгляду, отчего волчок одной мгновенной вспышкой бросается к пяткам и толкает меня к самому краю, чтобы дальше я ориентировался сам. И я ориентируюсь настолько, насколько позволяют обстоятельства. Вытягиваю руку и хватаю за меховой капюшон. Тяну на себя так быстро и резко, что спасительная физика рывком возвращает беглеца ко мне в руки под протяжный вой звукового сигнала какого-то автомобилиста. Сначала это всё, что я слышу, слишком сильно прижимая Тэхёна к себе и пытаясь вспомнить, как следует дышать, чтобы не умереть от гипервентиляции легких. Постепенно восстанавливаются все функции организма, перегоревшего от сильного скачка напряжения. Возвращаются звуки и запахи, образы и цвета. Возвращается импульсивность и эмоциональность. Накрывает с головой плотным куполом, через который пробираются глухие отзвуки подошв и очередные звуковые сигналы, теперь уже подгоняющие пешеходов. Я разворачиваю Тэхёна к себе, продолжая прижимать почти вплотную. Подсознательно боюсь, что он каким-то образом ускользнёт ещё раз. — Какого черта ты делаешь?! — сжимаю его за плечи и слегка встряхиваю. Он такой немощный, что трясётся в моих руках, словно тряпичная кукла. Голова опущена, и, кажется, что глаза закрыты. А я слишком перепугался. Паническая атака, которая после перезагрузки стала ощутима теперь уже в полной мере, плещется во мне крупными волнами, бушуя сверху донизу водопадом нервных окончаний, заливая все отсеки организма и вызывая бесконтрольный поток эмоций, который я выплескиваю. — Тэхён! Посмотри на меня! — кричу, но его голова опускается еще ниже. — Тэхён! — хватаю подбородок и насильно поднимаю, возможно, сжимая слишком сильно. — Смотри, я сказал! И он, наконец, смотрит, являя неестественно бледное лицо и кажущиеся огромными глаза, в которых запертые зрачки нервно мечутся в замкнутом пространстве, побуждая переливаться недвусмысленным стеклянным отблеском. Он тоже испугался. — Конец этого дерьма, Тэхён, — произношу, пока цела моя порывистая строгость, — забудь дорогу туда, куда ты собрался! Сейчас мы возвращаемся домой. Ты завтракаешь, пьёшь таблетки и ложишься в постель! Ты понял меня? — его глаза снова прячутся за прядями завивающихся волос, но я вижу, как становятся влажными ресницы, расстилая прозрачные ленты к подбородку, где их принимает моя рука. Все адреналиновые эмоции гаснут, погружаясь в отсеки аварийного снаряжения, и я разжимаю руку, выпуская подбородок. Подаюсь вперёд до тех пор, пока не касаюсь лба Тэхёна своим. Закрываю глаза, чтобы перевести дух. Обхватываю любимое лицо ладонями, чувствую холодную кожу, покрытую влажными дорожками слёз. — Я поймал тебя… поймал… Всё хорошо… слышишь? Всё хорошо. — шепчу, бережно поглаживая замерзшие щеки большими пальцами обеих рук, пытаясь не захлебнуться в этих давно забытых ощущениях. — Это последний раз, Тэхён, всё это — последний раз. Больше нельзя убегать… Больше нельзя. Я всё равно поймаю тебя. Ты слышишь…? Всё равно поймаю… Он молчит, и я заставляю себя отстраниться, чтобы снова увидеть, как он опускает голову, позволяя волосам скрыть мокрые ресницы. Я больше ничего не говорю, беру его за руку и не спеша возвращаюсь к подъезду, где в ожидании уже стоят Богум с Чимином. Оба в пальто, но сквозь плотную ткань последнего по-прежнему виднеются мои серые штаны и малиновая футболка. — Я отвезу его домой. — Богум делает шаг к нам навстречу. — Он. Дома. — заявляю твёрдо и бескомпромиссно, сжимая ладонь Тэхёна и буквально пряча его за собой. Богум зол, я это чувствую, но как-то интуитивно, потому что этот человек по-прежнему аномально сдержанный. Его лицо напоминает маску, на которой каждый фрагмент подвешен в статичном состоянии, и даже губы двигаются по какой-то выверенной программе. — Тэхён поедет со мной, по-моему, я ясно дал пон… — Не надо, Богум. — перебивает Чимин и разворачивается вполоборота, чтобы оказаться строго между нами. — Ты же всё прекрасно понимаешь. — Не лезь. Это тебя не касается. — Совершенно верно. Это касается только их двоих. — Не нужно указывать мне, что и как… Договорить ему не даёт Тэхён. Не успеваю сориентироваться и я, когда ладонь выскальзывает из моей, и осознаю только тогда, когда Тэхён оказывается перед Богумом, а потом, в мгновение, равное одному удару моего сердца, чужие руки кольцуют его талию и соединяются за спиной в собственническом захвате. И Тэхён льнёт, обхватывает руками в ответ, прижимается не к моему телу безнадёжно сильно. В том, что я вижу, есть конкретный смысл. Он внедряется в разум вирусом, деактивирует системы почти мгновенно, оставляя за собой искрящиеся провода, вырванные из сердца. И оно скулит и рычит, мается и бьётся в почти маниакальном припадке. Загорается аварийная сигнализация, запуская оборонительные инстинкты, и тело внемлет им со свирепой отдачей — уже тянется разодрать чужие руки в кровь, полыхнуть огнём до запаха обугленной человеческой плоти. Делаю насильственную попытку сдержаться: стискиваю зубы до боли в скулах и кулаки до колющей рези под кожей, распотрошенной ногтями. Но во мне слишком страшное чувство. Звериное. Я не справляюсь с ним. Мне будет стыдно. За то, что я готов сделать в этом импульсивном порыве, но я всё равно уже делаю шаг. Поддаюсь. Но, прежде чем чувство ревности успевает перерасти в поступок, Тэхён поднимает голову, поворачивая лицо ближе к чужому и говорит Богуму что-то прямо на ухо. Я не слышу слов, но замечаю выражение лица соперника. Впервые за долгое время вижу, как рушится образ каменного жителя острова Пасхи. У Богума дёргаются скулы. Он сжимает зубы. Как и я. Когда Тэхён высвобождается из кольца его рук, в глазах спасителя рвано дышат эмоции, при попытке побега застревая между узкими прутьями. Но он по-прежнему держится, глушит звуки удушья и всматривается в Тэхёна до того пристально, что у меня появляется желание закрыть того собой, лишь бы прервать этот зрительный контакт. Но он обрывается сам. Богум просто разворачивается и уходит в сторону парковки. Я смотрю ему вслед, жадно пытаясь представить, какое значение имеют слова, которые Тэхён прошептал ему на ухо. Когда оборачиваюсь, Чимин стоит перед лучшим другом, пытливо вглядываясь в его глаза. — Есть что-то, что я должен знать? Что-то важное и безотлагательное? — спрашивает по-особенному, в манере, известной только им двоим. Мой мальчик коротко мотает головой в ответ и позволяет Чимину сгрести себя в объятия. Сам тоже обнимает и льнет в ответ, обхватывая покрепче. — Пожалуйста, Тэхён, — негромко просит лучший друг, жмурясь и прижимаясь так, что их молочно-каштановые пряди смешиваются, рождая один тёплый кофейный оттенок, — не делай так больше. Мы сходили с ума. Жизни нет, когда ты уходишь, как ты не поймёшь? Тэхён ничего не отвечает, но Чимин и не ждёт. Продолжает обнимать, слегка покачиваясь, посреди этого раннего февральского утра. — Чимин, — зову, потому что мысли ни на секунду не покидает факт, представляющий для меня чрезвычайную важность, — у него кроссовки мокрые, ему нужно в дом. — Всё. — отступает. — Идите, я заеду вечером с твоей любимой пиццей. — Ты не хочешь подняться и переодеться? — спрашиваю, окидывая его взглядом. — Вечером. Мне всё равно домой перед работой заезжать. Мы прощаемся, я сжимаю ладонь Тэхёна и веду в подъезд. В лифте он высвобождается и прячет обе руки в карманы. Не смотрит на меня. Только в пол или прямо, прорезая пространство расфокусированным взором. Я понимал, что так будет, и вполне готов пройти весь путь от той отметки, которую он выберет сам. Сейчас я нуждаюсь в этой стартовой линии слишком несдержанно и рьяно. Потому что всё ещё не отошёл от объятий, которые Тэхён подарил Богуму. В тот момент мне показалось, будто я сильно опоздал. Уже слишком потерял. Рука, покидающая мою ладонь, чтобы сомкнуться за спиной другого, практически меня задушила. Почти вытащила наружу моё звериное естество, уже рокочущее в кулаках и вибрирующее в челюсти. Ещё свежи и тот истошный вой, и хриплое рычание, что раздавались в моем нутре: до сих пор звенят в ушах и эхом разносятся в межрёберных туннелях. Я смотрю на губы. Снова думаю о том, что они прошептали Богуму. Красные. Сухие. Обветренные. Потрескавшиеся. Любимые. До безумия желанные. Несдержанно и рьяно. Хорошо, что я живу на четвертом этаже. Окажись моя квартира выше, я бы уже не выдержал. Я бы уже целовал без разрешения, пресекая любое сопротивление сильными руками и весом накачанного тела. Я бы уже слетел с катушек и красной нитью зашивал все открытые раны, проникая подкожно и смешиваясь с его кровью. Я бы уже хорошенько встряхнул всю систему его ДНК. Весь этот строительный материал жизни, чтобы не расслаблялись и помнили, что я внутри Тэхёна с рождения. А он внутри меня. Незримой частью генетического кода, парящей прямо среди нуклеотидов и аминокислот.