«Четвёртое марта две тысячи девятнадцатого года.
Ты спросил, каким снился мне все эти годы, и я могу ответить: разговорчивым. Практически в каждом втором сне ты ел свои любимые роллы, размахивая палочками, смотрел в глаза и говорил со мной. О сезонах, планетах, пластиковых пакетах, лимонах, рецептах, философах и криптовалюте. Ещё про автогонщиков и почему у них болят спины. Это то, что я запомнил. В реальности ты не хочешь ни слушать меня, ни разговаривать, а я не вправе давить и эгоистично требовать. Только суть не меняется: я хочу поговорить с тобой обо всем. Почему у автогонщиков болят спины и зачем колибри дана способность летать назад. А ещё я хочу поговорить о смерти, теле и душе. О мыслях в твоей голове, о боли, которую ты терпишь, о решениях, которые принимаешь. О любви и страхе. Жалости и чувстве вины. Ты наверняка общался уже с огромным количеством врачей, и мои слова с ними не сравнятся, но я хочу их произнести. Все до единого. Ты можешь не читать. Можешь вырвать эти листы и сжечь. Но я хочу поговорить. Ты должен знать, что я никогда бы не полез в твой дневник, если бы не страх, который испытывал в те дни, когда ты пропал. Ещё раз прости меня. Но я должен был. Я очень испугался. Страх — сильное чувство, хоть тоже, по сути своей, очередная программа планеты. Югэм писал что-нибудь о страхе? Сравнивал с любовью? Если да, о чем именно была речь? Наверняка о химии. Основной состав эмоции страха — это пептиды, кортикотропин, норадреналин и адреналин. Последний в списке — гормон, который содержится в разных органах и тканях, вечно даёт о себе знать и играет важную роль в физиологической реакции "бей или беги". Помнишь, когда-то у нас был вечер фильмов ужасов, после которого мы несколько часов обсуждали, как бы поступали на месте главных героев. Тогда у нас постоянно расходились мнения. Потому что "бей или беги", Тэхён, это два варианта, две реакции-состояния, при котором организм мобилизуется для устранения угрозы. Тоже базовая программа планеты, но даже в ней у тебя всё-таки остаётся выбор. Прозвучит не ново, но выбор — вообще единственное, что делает тебя тем, кто ты есть, а не программы, которым ты подчиняешься по умолчанию. На свадьбе Чимина ты спросил меня, что проще: думать, что ты изменил мне, или знать, что не изменял, но стал наркоманом, который платит за дозу своим телом. Я выбрал первый вариант и поздно осознал, что ты неправильно понял смысл моего ответа. Ты заставил меня делать выбор. Я сделал. И тогда, и сейчас я предпочёл бы думать, что ты мне изменил. Причина не в том, что проще жить с изменой, а не со знанием того, что "когда-то я делил постель с ущербным наркоманом, который отсосал доброй половине центра". Причина в том, что проще жить как угодно, но не с пониманием того, сколько боли ты испытал, как мучился и страдал. Причина в том, что добровольный секс с Джинхо — это только мои страдания. Я выбрал и буду выбирать варианты, в которых ты не страдаешь. На страницах этого блокнота, в последней своей записи, ты спросил, что лучше: быть тем, кем ты можешь быть, или не быть совсем. Я думаю, что на этот вопрос не может быть универсального ответа. Было бы жестоко сгонять всех в рамки, где один выбор считается хорошим, а второй априори плохим. Самоубийство — реакция человека, и тоже базовая, внесённая в мозг в виде программы самоликвидации. Ее протокол есть в каждом, и каждый сам выбирает, как его применять. Мне кажется, лучше не быть совсем, если осточертела жизнь. Целиком и полностью вывела из себя. Когда уже всё перепробовал, когда всё не нравится, когда устал и выдохся. Тогда можно и сворачивать лавочку. Но ты, Тэхён, разлюбил не жизнь. Ты разлюбил самого себя. Это другое. Ты стыдишься своего тела и поступков, которые совершил. Не хочешь пытаться очиститься, потому что тебе стыдно даже за допущение, будто это возможно. Ты думаешь, будто испоганил душу и тело. Изгадил так сильно, что исцеление возможно только смертью. Наверное, сейчас я впаду в долгие рассуждения, которые, возможно, не вызовут у тебя никакой положительной реакции. Но я всё равно впаду, потому что хочу, потому что я даже не заставляю тебя читать это. Может, прямо сейчас эти самые строки пожирает огонь, выпущенный из твоей зажигалки. Если нет, послушай меня ещё немного. В ту ночь, когда я притворялся незнакомцем, ты сказал, что от всех хороших людей пахнет Вселенной. Сказал, что точно знаешь, потому что бываешь там каждый день. Самое важное во всем этом — тот факт, что это правда: ты действительно бываешь там каждый день. Только для этого тебе не нужны наркотики. Потому что ты, читающий эти строки здесь и сейчас, — это не весь ты целиком. Ты — гораздо больше, чем думаешь. То, что мы называем Душой, разделено на несколько частей, и те помещены во множество разных мест, чтобы объяснять твою интуицию, внутренний компас и ощущение необъяснимой сопричастности. Чтобы защищать тебя по всем фронтам, видеть больше и подсказывать. Твоя душа — всего лишь небольшая часть Тебя, крохотный фрагмент, а всё остальное может быть где угодно, в любой части космического пространства, или в ботанических садах Кью-Гарденс в Лондоне, или на дне Тихого океана среди коралловых рифов. Я не знаю, где именно, но важно другое: Душа не сосредоточена в одном месте, значит, ее никогда нельзя испортить полностью. Зарыться в теле, а потом отречься от него и выдать в чужое пользование ещё до смерти — вот самое плохое, на что часть Тебя способна вообще. Это то, что делаешь сейчас Ты. Я неплохо изучил человеческое тело. Знаешь, оно ведь способно переждать твои надругательства, насилие, халатность, оно способно всё тебе простить. Но тяжелее всего ему даётся отречение. Когда ты достигаешь этого уровня, твое тело сокрушается, скулит и ревет. А потом обижается так сильно, что не желает больше подниматься, и больно кусается, если по истечении времени его вдруг хотят принять и полюбить снова. Оно проявляет характер. Истошно сопротивляется и мстит, доказывая вечную истину о том, что любое злодейство — от недостатка любви. Многие решают умереть, когда такое случается. Думают, что исцелят душу, если уничтожат тело. Хотят от него избавиться. Сбросить. Усыпить, как бешеного пса. Самая грубая ошибка из всех. Потому что с душой не бывает проблем. Никогда. Даже в самом жестоком психопате, любующемся на препарированную жертву, обитает самая порядочная душа, та же, что была первоначально. Дело в теле. Никогда нельзя его недооценивать. Тело — живой и самостоятельный организм этой планеты, Ты с ним в удачном симбиозе, то есть в партнёрстве. В любом союзе простая истина: сколько сторон, столько и точек зрения. Твоё тело своенравно: оно поддаётся окружающей среде и подчиняется законам планеты, на которой создано. Ты же предположительно создан в космическом пространстве, и важность для тебя представляют законы Вселенной. Очевидно, что без переговоров не обойтись. Жизнь вообще — череда обсуждений, призванных мотивировать тот или иной выбор. Угадаешь, кто зачастую выигрывает в своей настойчивости? Тот, на чьей стороне больше поддержки. Тот, на чьей территории ведутся переговоры.Твоё тело.
Судить его не за что. Оно предано своему дому и легко позволяет влиять на себя эмоциям, чувствам, природе, всему, что родом отсюда. И Мы сдаёмся. Смиряемся. Попадаем под влияние. Все мы. Оттого в нас так много от земли и ничтожно мало от космоса. А ведь на самом деле всё обстоит иначе. Есть вполне обоснованное мнение, согласно которому та часть, что есть в человеке от космоса, по умолчанию делает его гораздо мощнее даже третьей по удалённости от Солнца планеты целиком. Только любой возразит и будет наполовину прав, потому что никакая мощная сила, заключённая в нас, не гарантирует иммунитет от ужасов, которые случаются на этой планете. Протест принят, и ответ на него простой: любой силой нужно уметь пользоваться. А нас этому никогда толком не учили. Меня этому не учили. Поэтому я поддался эмоциям, ревности, обиде, ненависти. Всей этой земной смеси, и просто слинял из того чертова общежития, не увидев очевидного. Не увидев, что тебе больно и плохо. Я позволил телу вести себя. И оно вело. Оно не обижалось, даже когда я подвергал себя опасности, потому что ему было известно, что я чувствовал, и оно принимало мой выбор. Поэтому и ты проходишь через все это. Потому что у твоего тела сработала "экстремальная реакция на насилие и чувство брошенности". Тело тоже повело тебя, и ты тоже позволил. А потом возненавидел. И его, и себя. А теперь хочешь избавиться. Только ничего не выйдет, родной. Прости, но в твоём плане существенный пролёт, который не позволит достичь желаемого результата. Одновременно ты прав: во Вселенной нет виноватых и испорченных, нет грешных или безгрешных. Потому что там отсутствуют чувства и эмоции, а значит нет самой возможности винить, стыдиться или сожалеть. Зато там полным полно памяти и информации. Там всё, что ты сделал, каждый твой выбор и поступок — всё остаётся. Разница лишь в том, что там, куда Ты вернёшься, дела тебе до них не будет ровным счётом никакого. Душа не исцеляется смертью. Только освобождается. Это разные вещи. Тело также не исцеляется смертью. Только и не освобождается тоже. Если вдуматься, станет ясно, что в Тебе и проявляется вся его свобода. Ты без тела живёшь вечно, тело без Тебя — ни секунды. У него есть только ты на короткий период времени. Оно за тебя держится, оно тебе благодарно, оно тобой дорожит. По сути своей, именно жажда жизни и заставляет его слушаться Тебя больше, чем законы природы и программы планеты. И если ты попросишь у него прощения, если захочешь отмыть, вернуть себе, оно примет все твои извинения. Прямо здесь и сейчас. Оно любит тебя и хочет быть любимым. Это правило неизменно. Тебе нужно перестать относиться к наркотикам и связям так, словно они характеризуют Тебя, твое тело, твоё прошлое, настоящее и будущее. Наркота и секс не определяют ни тебя, ни твое тело. Они — ответ на отречение и насилие, они — обиженные решения. Такой же выбор, как и все прочие выборы в мире. Не рок или проклятие, а просто выбор. Выбор — это детали, из которых состоит путь. Путей полно, они постоянно меняются, Тэхён, так что не придавай им слишком много значения: они все всё равно ведут в пространство и время, которое существует совсем по другим законам. А ты — всегда и повсюду Ты. Знаю, тебе кажется, будто я путаю любовь с жалостью и чувством вины. Я бы сказал: оправданная мысль, только, к счастью, долга любить не существует. Есть долг прощать или принимать. Но не любить. Любить можно только свободно. И я люблю тебя, Тэхён, люблю свободно и добровольно. Всеми частями Себя. Какой бы путь ты ни выбрал, каким бы обиженным ни было твоё тело, каким бы грязным ты себя ни считал. Я обожаю Тебя. Не потому что так велела природа, заботясь о демографии. С ее стороны было бы нелогично влюблять меня в тебя. Потому что где-то глубоко внутри я знаю, что мог бы сотворить ужасные вещи, если бы ты попросил, если бы на кону стояла твоя безопасность, если бы ради тебя. Это не должно прозвучать одержимо, я пишу осмысленно, хоть и эмоционально, но я бы убил сотни людей ради тебя. Неуспешная стратегия для планеты, согласись? Я бы мог знатно подпортить статистику ее населения. Природе было бы проще лишить меня способности влюбиться вообще, потому что так ей откровенно безопаснее. Ты упомянул и то, что любовь живет три года. Знаешь, этой новости столько лет, что каждому уже давно известно, что три года — максимальный срок для состояния влюблённой эйфории, которая рано или поздно сходит на нет, потому что это гребаный парад эмоций, за ним не видишь и не понимаешь, только чувствуешь. Когда эмоции затихают, ты начинаешь видеть и понимать. Мыслишь яснее, свободнее. И здесь у каждого всегда три варианта того, о чем нужно подумать и что нужно понять: либо "я люблю безусловно", либо "я люблю, потому что", либо "я привык и не хочу, чтобы…". Мои "три года" закончились на дне рождения Чимина в конце третьего курса. Когда тебя рвало после гребаных гамбургеров. Ты выглядел ужасно, и пока я смотрел, именно тогда понял, что мне напрочь перехотелось лезть по твоему пищеводу в желудок. Розовая мишура смылась в унитаз вместе с твоей блевотиной, и я это осознал, пока мы ехали домой на такси. Когда эйфория прошла, Тэхён, от тебя пахло рвотой и кислым пивом, а я сидел, понимал и думал. О том, что Тэхён не всегда будет замечательно пахнуть, и иногда, когда он будет касаться моей кожи, вот как сейчас, у меня не будет парализовывать все органы и замирать сердце. Иногда он не будет возбуждать меня до той степени, когда сводит живот. Иногда мне придётся смотреть на его лицо и видеть остатки рвоты на подбородке. В машине ты в тот момент положил голову мне на колени, чтобы меньше укачивало и тошнило. Периодически еле слышно поскуливал от боли в желудке и цеплялся за мою коленку. Я опустил взгляд, посмотрел на тебя и не почувствовал, что кнопку любви во мне кто-то вырубил, что пора заканчивать или начинать потихоньку на это намекать. Не подумал, что должен повстречаться ещё немного из жалости или, напротив, в таких вопросах лучше не тянуть из уважения. Я подумал совсем о другом. О своей сломанной пароварке. Зарекся наконец купить новую, чтобы готовить для тебя овощи и мясо на пару, потому что ты весь месяц жаловался на боли в животе, питался одними чипсами и пил дохрена крепкого чая, после чего, очевидно, желудок и послал тебя нахрен вместе с четырнадцатью гамбургерами. Я думал о том, что тебя нужно отвести к врачу, не к Чимину с вопросами "чего мне выпить, чтобы не болел живот", а к нормальному врачу, чтобы тот дал тебе пинка и заставил нормально есть. Чтобы припугнул язвой желудка и сказал, что это дело операбельное, и чтобы ты запаниковал, потому что боишься боли, а к наркозу теперь относишься скептически, потому что на днях мы посмотрели одноименный фильм с парнем из Звездных Войн, где он всю операцию был в сознании, но не мог пошевелиться. Вот как это работает, Тэхён. Когда гормоны любви стихают, голову забрасывает не эмоциями, а мыслями. И ты уже не романтизируешь желудок своего человека, желая в него попасть, ты просто сидишь и думаешь, как бы, блять, этот желудок не пришлось лечить. Как бы, блять, сделать так, чтобы твой человек не стал в точности как моя бабуля, которая ест по расписанию и заглатывает ранитидин всякий раз, стоит ей съесть что-нибудь жареное или острое, или даже обычный чёрный хлеб с помидорами, а уж о шоколаде и пирожных и говорить нечего. Как бы, блять, лет через пять, а то и меньше, мне не пришлось готовить для него отдельно и избегать его любимого сочетания слов "лук, чеснок, горчица, перец", потому что после них ему придётся закидываться если не ранитидином, то пенталгином как минимум. Знаешь, ведь именно в день, когда по общим прогнозам должна была умереть любовь, я понял, что хочу провести с тобой всю жизнь. А одна только мысль о том, что кто-то другой будет помогать тебе умываться после рвоты, или везти тебя домой в такси, или что ты будешь цепляться не за мою коленку, что кто-то другой будет готовить для тебя или покупать ранитидин, а потом укладывать спать, всё это и ещё сотни прочих "или что" взбаламутили меня так, что на следующий день в университете мы поругались из-за того парня с твоего курса, который пошёл с тобой в столовую. Это было давно, и я извинялся, конечно, но всё равно еще раз прости за то, как я распсиховался. Меня тогда ещё в такси слишком накрыло мыслями о том, что ты можешь быть не со мной. К тому времени, когда мы подъехали к дому, я уже всё про себя понял. Что я знатно так влюбился, а точнее уже люблю. Не стихийно, инстинктивно или потому что. А осмысленно. Сильно. Безусловно. Мое мнение не изменилось даже в прихожей, где тебя снова вырвало. И после, когда я убирал за тобой. И на следующий день, пока я выбирал пароварку. И через неделю, когда слышал твой хриплый кашель, сидя у кабинета, за дверью которого тебе делали гастроскопию. Не изменилось и спустя все эти годы. Вопреки природе или в согласии с ней, без разницы. Я хочу, чтобы ты знал, что я твой и всегда буду принадлежать тебе. Ты можешь прийти и взять то, что тебе будет нужно. Когда угодно. Я написал не всё, что хотел, но всё, что пока могу. Пожалуйста, выполни своё обещание. Постарайся быть счастливым и живым. Жизнь тебе очень идёт. И тело, и взгляд, и опыт, и сигаретный дым. Я бесконечно люблю тебя. Спасибо и прости меня, твой Чонгук.»