Снег, которого не было

      Этот человек умелыми движениями сделал тоненькую дорожку из порошка и теперь ждал, когда я решусь. А я не медлила, резко втянула всю дорожку за раз и тут же выронила трубочку. Было жутко больно, словно я мелкие осколки вдохнула носом, а они исцарапали всю слизистую. Глаза слезились и жутко хотелось чихать, но это делать мне запретили. Нужно было терпеть. И я терпела, вытирая слёзы и втягивая воздух быстро, шморгая носом. Гей сидел в своём кресле и улыбался моей неопытности. Да пошёл он. Такой навык нахер мне не всрался.       Нос всё ещё болел, но теперь я могла с этим вполне смириться. Я посмотрела на этого человека. Он сидит вальяжно в своём кресле и так вкусно пьёт из своего стакана. Во рту пересохло, и хоть я понимала, что алкоголем шибко ситуацию не исправишь, но холодный лёд в напитке так и манил. Горло обожгло, стало ещё хуже. А когда я посмотрела на вилку, заранее воткнутую в яблоко, то не смогла различить, где та: общая картинка закусок сливалась и плыла, так что никак и не разграничишь, где там яблоко, а где вилка. Я попыталась встать и, будучи незрячей, даже не почувствовала, что покачнулась, и так бы и упала, если бы не тот человек, вовремя подхвативший меня под руку.       – Что за… дерьмо…       Слова будто не приходили на ум, который вдруг решил отключиться. Свет, до этого нормальный, слепил глаза, а лицо гея плыло перекошенной гримасой. Зелёные концы его волос резко выделялись среди расплывчатого мира.       – Я знаю, что за сон ты видишь. Всё стало очень ярким и сюрреалистичным.       В руках этого человека я понимала, что теряю силы и дальше удерживать в кулаке воротник бежевого пиджака, но я цеплялась до последнего, не желая признавать поражение.       – Ты не можешь мне сопротивляться. Единственное, что для тебя сейчас абсолютно ясно и чётко, мой голос. Интересно, каким ты его слышишь?       Он был словно не рядом. А внутри меня. В голове. Он располагал к себе, манил. Диктовал и не шёл на компромисс.       – Никогда не понимал психов, которые специально вводят женщин в такое состояние. Женщины – слабовольные создания. Так зачем? Хотя ты не такая, как они, нет. Не та, которая прогнётся от малейшего давления. В тебе есть стержень, который до сих пор я находил лишь у мужчин. То, как ты хладнокровно разбила голову здоровенному мужику пепельницей, а потом просто затушила бычок и переступила через него… Признаюсь, моё сердце замерло. Я был готов любоваться часами.       Я потеряла всякую волю, лишь наполовину понимая, что происходит, но будучи не в силах сделать хоть что-то. Такая усталость. Рука плавно соскользнула по бежевой ткани, но была сжата в цепкой хватке, она была под полным контролем этого человека. Горячие пальцы сжимали моё запястье, вытягивали руку во всю длину сначала к нему, а потом над моей головой. Этот человек был совсем близко, он буквально излучал тепло, согревал.       – И вот теперь ты, вся такая холодная и неприступная, полностью в моих руках. Будешь слушать только меня, делать всё что захочу. Сделаю больно, а ты и не посмеешь вскрикнуть. Знаешь? Ведь теперь я понимаю, насколько это заводит. Но мне не нужна власть над тобой. Ты теряешь всю свою обворожительность, когда такая вот.       Пальцы грубо впились в мои щёки, прошлись по линии скул, повернули мою голову то в сторону, то наверх и обратно. Потревожили рану на губе, оставленную кольцом мелкозубого педика.       – Боже, какое прекрасное личико ты сейчас показываешь. Искренность. Откровенность. Сейчас ты бы не солгала мне ни о чём. Ах, все деньги бы отдал, лишь бы оказался на твоём месте другой человек.       Его лицо приблизилось ко мне почти вплотную. Я так чётко видела яркие голубые глаза. Он касался носом моего и едва шептал, хотя я слышала всё намного чётче, чем можно было предположить.       – Сегодня больше никому его не показывай. Будем считать это платой за мою услугу. А теперь иди домой, солнышко.       Он отстранился, и свет снова ослепил глаза, заставляя хоть и вяло, но жмуриться.       – Выведите гостью через золотой вход.       Грубая хватка сжалась на обеих моих плечах, поднимая вверх. Я куда-то шла. Перед глазами было то темно, то ярко. От этого ноги подкашивались, не зная, куда становиться, но я не падала. Меня грубо тянуло вверх, вынуждая снова стать на ноги и продолжить плестись неведомо куда.       – Это что с ней такое?       – Кажись, с наркотой перестаралась.       Сердце колотилось, а перед глазами всплыли картинки. Лица, места, и я не могла понять, что всё это такое. Разбитые солнечные очки. И кровь. Она капала на трещины в тёмном стекле. Бутылка спрайта в автомате. А потом снова очки.       – Дальше сама, принцесса.       Под пальцами сырой асфальт. Сидеть здесь я не хотела. Встала и на нетвёрдых ногах дошла до колонны, врезавшись в ту плечом. Если не поспешу, не успею на автобус. Шла к вокзалу, но перед глазами были странные переулки, пустынные улицы. Ноги так устали. И я присела ненадолго, спиной проехавшись по каменной стене. Вдруг огромный переполненный мусорный бак стал сам по себе тихо и медленно ехать в сторону. Из-за него вылезла рука, бледная и тощая. Она медленно ползла ко мне, а я не могла найти сил чтобы встать и убежать. Лишь завалилась на бок и старалась ползти. За спиной кто-то дышал, я не хотела смотреть кто. Как бы ни старалась, от него не уйти. Я закрыла глаза, спряталась за руками, свернулась. Так меня не найти.       Человек шёл по улице и орал. Пел. Так шумно. Впереди мигает фонарь. Эта лысина на макушке сама как лампа. Отражает свет и блестит так противно. Остановился. Начал орать в всё горло ругательства. Раздражает. Приложи ему камень к блестящей макушке, ему понравится. Откуда ты знаешь, что макушка блестит? Ты не здесь, ты в моих ушах. Можешь только говорить. Голос не может смотреть.       Очки. Тёмные. Упали. Разбились. И кровь. Нет, стой, это кровь, её много. Остановись, слышишь?       Я открыла глаза. Бледной руки не было. Больше никто не дышал в затылок. Но я не могла пошевелить и пальцем. В конце переулка стояла тень. Здоровенная такая. А ещё у неё нож в руке. Это не нож. Саи, помнишь? Они не могут жить друг без друга. И они хотят забрать тебя.       Я кое-как встала на ноги. Посмотрела на тень. Раф.       – Что с тобой творится?       – Не знаю… – прохрипела я и попыталась откашляться от этого песка во рту, но песка на самом деле не было.       – Ты ведь убила людей.       – Нет.       – Если не помнишь, думаешь, что и не сделала ничего? Что это не ты?       Тень приближалась быстрыми шагами, и я уже думала, что это смерть. Но Раф остановился передо мной.       – Прекрати дурачить всех. Всё ты помнишь.       – Нет.       Лицо обожгло болью. Рука Рафа тяжелее того молокососа, я не могу выдержать удар, отшатываюсь и чуть ли не падаю, но он хватает меня за капюшон до того, как я встретилась с асфальтом.       – Ты серийная убийца.       – Я не помню этого.       – Бред! Нельзя убить пятерых и забыть об этом.       – Я никого не убивала.       Раф снова ударил меня.       – Ты шла за ними по пятам, наблюдала. Зачем? Что ты хотела?       Я молчала. Я не знала.       – Ты смотрела им в спины. А что делала потом? Сразу убивала? Или для начала помучила?       – Я не убийца.       – Не ври мне!       – Да пошёл ты, Раф! Чего ты хочешь? Правды? Чтобы я призналась? Тебе нужен виновный? Или козёл отпущения? Так не жди! Убей меня уже, наконец! Давай!!       Только сейчас я заметила, что он занёс руку для ещё одного удара. Но остановился. Теперь он смотрел на меня не как Раф. Иначе. Я не знала, как именно. Как-то так странно и непривычно.       – Я устала. Так устала. Бегать, искать, озираться при каждом шорохе. Устала думать и гадать, что делать дальше. А ещё дико устала быть твоим врагом.       Я что, плачу? Или это просто в глазах всё плывёт?       – Мне не нужна правда больше. Её нигде нет. Правда то, во что ты веришь. Раф, просто делай как хочешь.       Он отпустил меня. А я просто мешком рухнула наземь. Даже не смотрела на него. Не было сил. Сколько времени уже прошло?       Я смогла встать. И я была в переулке одна.