Откровенно говоря, чувствует себя Чимин просто отвратительно. Он даже не успел нормально позавтракать, потому что потратил практически всё своё утро на то, чтобы настроиться на нужный лад. Чтобы в очередной раз не облажаться, навлекая на себя новую волну из сплетен, а спокойно подойти к Чонгуку и поблагодарить за вчерашнее. Желательно не заикаясь, как последний идиот. Он вспоминает про дыхательную гимнастику всю дорогу в автобусе, даже не обращая внимания на дикую боль в висках, и сжимает нервно пальцами чужую куртку, ощущая, как предательски скручиваются внутри все органы из-за сдерживаемого стресса. И вроде бы в том, чтобы подойти, обменяться парой фраз, нет ничего такого. Вот только Чимин готов был разбить свой будильник лишь за то, что тот посмел выдернуть его из сна, в котором он, Пак, любезно держался за руки с юношей, подозрительно напоминающего того самого Чон Чонгука. Чимин вспоминает о том, что буквально ненавидит своё слабое на красивых парней сердце и любовь к мелодрамам ещё с подросткового возраста. Выглядит, к слову, он не лучше, чем себя ощущает. Рёбра всё ещё подозрительно скулят при резких движениях, и приходится лишь надеяться, что так себя проявляют синяки и лёгкие отёки, а не раздробленные кости. Разбитая губа распухла окончательно, на правой скуле за ночь расцвёл внушительный синяк, синеву которого даже под двумя слоями тонального крема не получилось полностью спрятать. Что уже говорить о сильном отёке возле глаза и разбитой брови? Но всё же, чтобы не привлекать к своей персоне ещё большее внимание, приходится спрятать солнцезащитные очки в рюкзак, переступая порог университета, натянув следом поглубже на себя излюбленный капюшон куртки, надетой поверх форменной рубашки. Чимин старается не поднимать голову, чтобы лишний раз в таком виде не пересекаться с кем-либо взглядами, а потому рассматривает носы своих белых кед, пока идёт по направлению к столику, за которым сидит Чонгук со своим лучшим другом. Он буквально спиной ощущает десятки изучающих и заинтересованных взглядов, направленных в его сторону, когда он останавливается возде этого злополучного столика, и, Боже, как же его это раздражает. Хочется уже скорее сунуть чёртову куртку в руки её законного владельца и испариться прямо посреди столовой, будто его никогда здесь не было. Будто не он сейчас весь избитый подходит к одному из самых узнаваемых парней университета хотя бы из-за того, что его отец работает здесь ректором. — Добрый день, хён, — Чон слегка склоняет голову в качестве приветствия и тактично игнорирует тот факт, что Пак больше напоминает собой каменное изваяние, чем живого человека, который всеми силами старается не светить своим изуродованным лицом. — Как твоё самочувствие? — Всё нормально, — Чимин двигает плечами, стараясь скинуть с себя все эти облепляющие его фигуру взгляды, прочищает нервно горло, пытаясь как-то привести в порядок свой осипший голос, и, наконец, протягивая Чонгуку куртку. — Не буду вас беспокоить, просто хотел вернуть её. Ты сказал, чтобы я вернул её на большой перемене. — Оу, — Чонгук, кажется, только сейчас замечает знакомую вещицу в чужих руках и забирает её, небрежно затем кидая на свободный стул, будто бы через мгновение уже забывая вовсе про её существование. — Да, без проблем. Ты только что приехал? Что насчёт того, чтобы сесть со мной и Намджун-хёном, м? Если ты, конечно, ещё нигде не приземлился. Неожидав такого предложения от малознакомого ему человека, Чимин в шоке поднимает голову, чтобы посмотреть в глаза Чону, и уже в следующую секунду видит, как лёгкая улыбка Гука слегка тухнет, стоит золотистым глазам заметить разбитую, омерзительно опухшую губу и остальные следы драки. Да, вчера он не выглядел настолько плохо, возможно, именно поэтому Чонгук и остался с ним, помогая привести внешний вид в порядок. Но сейчас же Чимин прекрасно понимает, что ничего не вызывает в глазах окружающих, кроме отвращения. Он прекрасно знает, какие слухи о нём ходят в университете, знает, почему с ним никто не общается и сторонится, как огня. А теперь ещё его и так достаточно пухлое за счёт щёк лицо совсем потеряло какую-либо форму. Вот только Пак в глубине души всё же надеялся, что хотя бы Чонгук не будет его травить и надсмехаться, раз вчера встал на защиту. Боже, как же он ошибался. Они смотрят так друг на друга ещё пару секунд, за которые Чимин окончательно, кажется, рушится, понимая, что Чонгук ничем не отличается от тех, кто сконфуженно воротит нос, лишь стоит Паку пройти мимо. А сам Гук неожиданно для себя осознаёт, что во что бы это ни стало будет защищать маленького хёна, который в данную секунду быстро разворачивается и практически убегает из столовой на глазах у всех зевак, подогревая свой собственный котёл ещё сильнее. Он хочет защищать Чимина. Потому что слишком хорошо его понимает.
Чимин вздыхает тяжело и морщится. Сбрасывает с себя пушистое одеяло, ощущая, как его человеческая оболочка нагревается, и из-за этого ангельской сущности тоже становится некомфортно. Жарко. Душно. В глаза бьют лучи только что проснувшегося Солнца, пытаясь пробудить вместе с собой и Ангела, что очень даже хорошо получается, если судить по недовольному пыхтению и стонам. Чимин сжимается весь, а затем всё же медленно открывает глаза, не понимая, где он сейчас находится. Проходит пару секунд для того, чтобы сознание окончательно прояснилось, и только тогда Небесный Воитель вскакивает на своей кровати, ощущая лёгкое головокружение из-за резких движений. Боже. Похоже, он действительно рехнулся. Иначе как описать то, что он прямо сейчас находится в самом центре белоснежной комнаты, полностью залитой солнечными лучами, которым буквально неоткуда появиться? Но Чимин ведь всем своим телом ощущает солнечную энергию, которая подпитывает его силы, наделяя небесной мощью. Он недоумённо переводит взгляд на свои руки, с которых полностью пропали какие-либо царапины и синяки, и с удивлением замечает, как небесное сияние изнутри подсвечивает его сквозь светлую тонкую кожу. Он проводит кончиками пальцев по своему лицу, понимая, что и там все ранения исчезли непонятным образом, а затем ведёт плечами назад, не ощущая каких-либо болей во всём теле. Аккуратно, оглядываясь в поисках каких-то ловушек, Чимин свешивает ноги с высокой кровати и поднимается, держа оборонительную позицию. Каждая его мышца напряжена, сознание контролирует ситуацию, чтобы в первый же момент отразить атаку. Он рассматривает незамысловатый интерьер спальни и невольно хмурится. Всё это слишком напоминает его дом. Но даже для Рая здесь подозрительно слишком тихо и спокойно. В этой комнате, если не считать огромной белой кровати, стоит белоснежный письменный стол с букетом подсолнухов в хрустальной вазе, и это заставляет Ангела остановиться на месте. Что это значит? Цветы отравлены? Что здесь вообще происходит? Следом взгляд находит деревянный стул, накрытый жёлтым пледом, книжную полку и большое зеркало, к которому и спешит Чимин для того, чтобы посмотреть на себя со стороны. Что же, следы битвы действительно чудесным образом исчезли с его оболочки, глаза сияют небесным светом, затмевая естественный карий оттенок сосуда, и воздух слегка искрится возле, переливается, предвещая врагов о том, что с этим Ангелом лучше не стоит шутить. Вот только единственное, чего не хватает, — пушистых и могучих крыльев за спиной, разрезающих когда-то воздушное пространство словно раскалённое лезвие. Чимин стягивает с себя свободную белую рубашку, замечая тёмные ленты под ней, и отбрасывает одежду на пол, открывая вид на перемотанную бинтами грудь с неизвестными ему символами. Древние руны? Чимин хмурится, не понимая незнакомого языка, ведёт аккуратно подушечками пальцев по подсвечивающимся алым знакам и хочет уже стянуть с себя бинты, не доверяя дьявольским проделкам, вот только ему опять не позволяют. — Я бы не советовал тебе снимать их. Чимин резко оборачивается, мгновенно попадая под гипноз золотых глаз. Как он не почувствовал присутствие другого существа в комнате? Даже не услышал, как тот, кого он видел последним до очередной потери сознания, здесь появился. Вот только на этот раз Чимин сильнее, а потому быстро трясёт головой, моргая, смахивая с себя очаровывающий туман. В этот раз он способен бороться, пускай и знает, что не сможет одержать победу. Лучше умереть в бою, чем быть подопытным кроликом или личной игрушки Рыцаря. Поэтому призвав всю Небесную Силу, которая накопилась в его организме за время сна, он сжимает кулаки, чувствуя, как на кончиках пальцев начинает собираться энергия, готовая защищать своего хозяина. — Что это? — требует истину Ангел, взмахнув рукой. — Где я нахожусь? — Ты всё ещё в моих владениях, а эта комната была создана специально для тебя. Не волнуйся, за тобой никто не следит, кроме двух стражников на входе, который ты самостоятельно не сможешь найти. Для твоей же безопасности. Стены внутри расписаны заклинаниями, — Вельзевул стучит костяшками по белоснежной стене, и та начинает мягко мерцать похожими иероглифами, как и на бинтах, будто приветствуя своего хозяина. — Тебе же нужно чем-то питаться, верно? — И что всё это значит? — не унимается Ангел, потому что этой информации ему ничтожно мало. — Вы хотите, чтобы я поверил, что весь этот спектакль ничего не значит, а вам, хитрым и жестоким детям пекла, от меня ничего не нужно? Что за руны нанесли вы на меня? Они подавляют мою энергию, я прав? — Твоя энергия всё ещё при тебе, и ты прекрасно это знаешь, не глупи, — устало вздыхает Верховный. Чимин только сейчас замечает, что Демон не облачён в свои традиционные доспехи, как в их прошлую встречу. Сейчас на нём приталенный чёрный костюм с серебряной переливающейся нитью. Взгляд голубых глаз скользит по атласной рубашке с неприлично глубоким вырезом, замечая кулон в виде красного кристалла, в котором заключено золотое кольцо. Что это значит? И какой вес имеет? Чимин не думает, что Нижние являются любителями обыкновенных людских украшений, а потому акцентирует своё внимание на этой детали. Демон, похоже, замечает взгляд своего пленника и ухмыляется. — Что? — Вельзевул ведёт языком по губам и расправляет горделиво плечи. — Нравится то, что видишь? — Ты бредишь, — шипит Ангел, возвращая взгляд золотистым глазам, и слышит, как ваза за его спиной начинает тихо трещать. Тонкие предметы не выдерживают выбрасываемой небесной энергетики, и остаётся лишь считать мгновения до того, как здесь всё взорвётся и разлетится в щепки, если Чимин не возьмёт себя в руки. — Ты противен мне до глубины души. Ты держишь меня здесь, как своего питомца, как какую-то игрушку. Не знаю, зачем ты это делаешь, но меня это, знаешь, уже достало. Ответь мне, почему я здесь нахожусь! Ну же! Вельзевул хмыкает и качает головой. Он с грацией дикой кошки, что удивительно для сосуда с такими физическими данными, подходит к кровати, садится на мягкий матрац и скрещивает пальцы в замок, переводя спокойный взгляд на Ангела. — Для благих целей, узнать о которых ты ещё не готов. Теперь тебе легче? — Благие цели? У Демона? И вы хотите, чтобы я поверил в эту сказку. К тому же, я слишком низок по рангу для того, чтобы меня можно было использовать как оружие в войне, которое длится уже несколько десятков столетий! — Демон перед ним лишь ухмыляется и пожимает плечами, явно давая понять, что не настроен больше ничего говорить и доказывать. «Как знаешь». И это окончательно приводит Ангела в ярость. Он вдыхает резко, ощущая, как его кончики пальцев начинают искриться. В груди вспыхивает Небесное Пламя, распространяя по всему телу электрические разряды. Чимин рычит, концентрируется на источнике энергии, переправляет всё в свои ладони, а затем швыряет в демона электрический импульс, от которого Вельзевул… с хладнокровием отмахивается. Ангел практически замирает, глядя на то, как Верховный буквально проводит по сгустку энергии широкой ладонью, оглаживает любовно, а затем стряхивает на пол, будто какую-то безобидную жидкость. Энергия впитывается в мягкий ковёр, а Демон лениво смахивает невидимые пылинки со своих брюк, выражая всем своим видом максимальную скуку. Чимин в полной мере ощущает свою собственную беспомощность, которая начинает отражаться в нём подступающей паникой. Он потратил практически все силы для того, чтобы сконцентрировать энергию и направить её на Демона, но тот даже бровью не повёл. Боже, какая сила у этого Верховного? — Что же… Ты почти пытался. Я практически что-то даже почувствовал. Только не делай так больше, лишь себе навредишь. Всё так же не хочешь сначала подумать, а уже потом делать. — Хватит говорить так, будто уже давно меня знаешь! — кричит Ангел, чувствуя, как постепенно вновь начинают слабеть его конечности. Вот только на этот раз у него всё же удаётся вызвать в Верховном хотя бы какие-то эмоции. Ангел видит, как непоколебимый Вельзевул замирает всем телом на мгновение, впиваясь пустым взглядом в свои руки, как-то даже болезненно хмыкает, а затем поднимает взгляд на Ангела, из-за чего тот ощущает себя совершенно крошечным в этой загадочной, непонятно откуда появившейся комнате. — Я не виноват в том, что ты просто не помнишь меня, ***. Мгновение. Ангел щурится от внезапной вспышки света и жара, после которой он падает на свои колени, оставшись, наконец, в полном одиночестве. В ушах противно звенит от напряжения и выброса столь могущественной энергетики, и Чимин зарывается пальцами в высокий ворс, пытаясь отдышаться, почувствовать хотя бы малейшую связь с этим миром. Широко распахнутыми глазами он замечает возле себя золотое кольцо, украшенное белыми драгоценными камнями, слишком похожее на то, что его личный Дьявол носит у себя на груди. Ангел рычит раздосадованно, поднимает кольцо и отбрасывает его в угол комнаты дрожащими пальцами, даже не посмотрев, где приземлилась подаренная ему драгоценность. Чувствуя слабость во всём теле, он облокачивается спиной на тёплую стену, подтягивая колени к груди, и закрывает глаза, всё ещё слыша тихий голос Верховного в своей голове. Этот Демон знает его настоящее имя. А это значит, что теперь жизнь Ангела полностью в его руках.Чимин улыбается счастливо, когда Чонгук в очередной раз притягивает его к себе и целует звонко в щёку. Кажется, уехать от всех этих проблем на пару недель в Японию — их лучшее решение, принятое за этот сумасшедший год. Он, наконец-то, не ощущает больше тяжести на своих на плечах, которая, казалось, поселилась там на постоянной основе, дышит спокойно полной грудью и смеётся заливисто, открыто, что не видит ничего вокруг, из-за чего приходится хвататься за плечо Чонгука, дабы не упасть и разбить себе нос. За эти пять дней Чимин, кажется, ещё сильнее влюбляется в Чона, хотя это казалось совершенно невозможным. В конце концов, они уже два года официально вместе, испытав на себе полностью тот самый цветочно-букетный период. Но вот сейчас, прямо в данную секунду, Пак поднимает взгляд на своего любимого и ощущает, как его сердце увеличивается в размерах и давит на грудную клетку, грозя сломать рёбра. Любовь буквально переполняет его, течёт вместе с кровью по венам, окрашивая весь мир в розовый, перекрывая все тяготы и переживания, которые терзали его ближайшие месяцы. Не это ли настоящее чудо? — Готов? — спрашивает Чон, переплетая их пальцы. Они стоят уже несколько минут, дожидаясь своей очереди, и Пак, откровенно говоря, начинает немного замерзать. Чонгук прекрасно чувствует это, а потому тянет Чимина на себя, заставляя опереться спиной на широкую грудь. Руки обхватывают поперёк талии, обнимают слишком привычно и так по-домашнему, помогая ощутить тепло тела, из-за чего Чимин вскоре окончательно расслабляется, слегка склоняя голову в сторону. Чон привычно упирается подбородком в любезно подставленное плечо, вызывая мурашки вдоль позвоночника. — Так теплее? — Определённо, — хмыкает довольно Чимин, практически мурлычет от наслаждения и аккуратно шагает вперёд каждый раз, стоит очереди продвинуться хотя бы на миллиметр. Чонгук подстраивается под эти маленькие шажки, из-за чего сердце, кажется, увеличивается ещё на пару сантиметров. — Только мне немного страшно, честно говоря. Я никогда не катался на колесе обозрения. — Даже в детстве? — удивляется Чон, и Чимин смеётся от этой возмущённо-шокированной интонации, прекрасно зная, как его молодой человек уже с малых лет любит экстремальные виды развлечений. — Тем более в детстве. — Ты такой скучный, хён, — хмыкает Гук и, слегка повернувшись, тычет кончиком носа в щёку. — Но не волнуйся, ты же будешь со мной, — Чимин чувствует, как объятия становятся ещё крепче, будто бы намекая на то, что Чонгук действительно рядом и спасёт от всего и всех. — Вот увидишь, тебе очень понравится. Обещаю. Им приходится отлипнуть друг от друга, когда наступает их очередь залезать в кабинку. Чонгук прыгает в неё первым, чтобы подать Чимину руку и помочь подняться. Он затягивает всё ещё слегка сопротивляющегося Пака к себе и тихо смеётся, ощущая, как маленькие ладони хёна сжимают его запястья в приступе паники. И кто ещё из них здесь старше? — Мы ещё даже толком не поднялись, так что не стоит так волноваться, — мурлычет на ухо Чон, обнимая Чимина одной рукой за плечи, а вторую отдаёт на пытки десяти украшенным кольцами пальцам, которые отчаянно пытаются оставить синяки на ни в чём неповинном запястье. — Тем более я с тобой. Я рядом, слышишь, хён? Открой глаза, пожалуйста, и посмотри на то, как здесь красиво, — Чимин ощущает, как его висок начинают покрывать лёгкими поцелуями-бабочками, пытаясь успокоить и отвлечь. И ведь это действительно помогает. Дыхание становится более размеренным, звон в ушах от напряжения пропадает, а ком в горле вместе с ощущением тошноты постепенно сходят на «нет», оставляя лишь лёгкое волнение. Но с этим можно справиться. Чонгук, похоже, его действительно слишком хорошо знает. — Давай же. Поверь мне и посмотри, как здесь красиво. Чимин вдыхает глубоко и неуверенно разлепляет веки, смотря на свои колени первую пару секунд, а затем всё же поднимает осторожно голову для того, чтобы увидеть перед собой, кажется, весь Токио. Из груди вырывается тихий вздох восхищения, и в тёмных глазах отражаются десятки фонарей, освещающих Диснейленд, и окунувшийся в уютную тьму город. Над головой лишь тёмное полотно ночного неба с редким вкраплением сияющих звёзд, а шум оживлённого города остаётся за прочными стеклянными стенами кабинки, не позволяя нарушить столь прекрасный момент. Чимин даже слегка выпрямляется, позабыв про своё волнение, когда крутит восторженно головой, чтобы рассмотреть город с высоты птичьего полёта, и рот распахивает, не замечая, как уголки губ поднимаются в улыбке. — Здесь так красиво, — шепчет он и переводит взгляд сияющих глаз на мягко улыбающегося Чонгука. Изнутри разрывает чувство восхищения и лёгкого благоговения перед этим незабываемым моментом. Чимин видит, как светятся в ответ глаза его возлюбленного, чувствует, как он точно также сжимает ладони чужие, потому что эмоции переполняют и выливаются безжалостно через край. — Но не красивее того, что я вижу перед собой. Чимин прикрывает доверчиво глаза, когда замечает, как рука Чонгука поднимается и движется к его лицу. Он слегка склоняет голову, когда щеки касается широкая тёплая ладонь, и двигается неосознанно ближе, сталкиваясь коленями с Чоновскими. К кабинке, словно по волшебству, появляется лёгкое напряжение, искрящееся невидимыми импульсами между двумя телами возлюбленных, а затем через несколько мгновений раздаются тихие вздохи, когда мягкие губы накрывают чуть более пухлые, вовлекая в лёгкий, но столь сладостный поцелуй. По телу мгновенно пробегают обжигающие кожу мурашки, а на кончиках пальцев скапливается электричество, которое Чимин стирает о джинсы Чона, кладя ладонь на сильное бедро, слегка сжимая. Он практически мурлычет в поцелуй, когда ощущает, как чужая ладонь поднимается к волосам, слегка массируя кожу головы, и приоткрывает доверчиво рот, позволяя чужому языку проскользнуть между губ. И мир вновь теряет краски. Каким бы красивым ни был Токио в своём океане цвета, искры, которые вспыхивают во время поцелуев с Чонгуком перед глазами, всё равно сиют в миллиарды раз ярче. Позабыв совершенно о том, что они находятся не у себя дома и даже не в отеле, Чимин практически наваливается на Чона, положив руки тому на плечи, вот только вскоре их аккуратно, чтобы не обидеть, опускают обратно. Чимин хмурится недовольно, когда Чонгук прерывает их поцелуй, начиная отстранятся, и уже хочет потянуться за новой порцией, вот только Чон не позволяет. — Подожди, хён, — качает мягко головой Гук и прижимается лбом ко лбу, желая восстановить дыхание. Чимин не понимает, что происходит, и буквально чувствует, как напрягается всё тело донсена, что заставляет волноваться. Он хочет спросить, что происходит, сделал ли он что-то не так, но Чонгук вновь качает головой, не позволяя сказать ни слова. Вместо этого он аккуратно раскрывает ладонь Пака, вкладывая в неё что-то лёгкое, практически невесомое, а затем сжимает чужие пальцы в кулак, не позволяя посмотреть. — Обещай, что будешь со мной всегда, — шепчет Чонгук, всё так же не открывая глаз. Чимин не знает, что находится в его руке, но где-то в глубине души понимает, что именно этот вечер повернёт их жизнь с ног на голову, одновременно поставив жирную точку в отношениях. Он тяжело сглатывает, ощущая, как начинают дрожать его руки, и кивает, вслушиваясь в тяжёлое дыхание своего молодого человека. — Обещай мне, Чимин. Потому что порой мне кажется, что я просто не смогу жить без тебя. — Я обещаю тебе, Чонгук, — шепчет Пак, не доверяя сейчас собственному голосу, и видит, чувствует, как Чонгук кивает. Доверяет. Чон отстраняется слегка, открывая глаза, а затем, наконец, позволяет своей ладони соскользнуть, давая позволение разжать кулак. Чимин поджимает губы, не решаясь несколько мгновений сделать столь ответственный шаг, а затем медленно выпрямляет пальцы, переводит неуверенно взгляд на свою ладонь и в следующее же мгновение осознаёт, что начинает плакать. В груди что-то сжимается, трещит и надламывается, когда Чимин видит на своей ладони тонкое золотое кольцо, украшенное маленькими белыми камнями. Оно светится, искрится от искусственного освещения, практически сверкает даже в столь позднее время суток. Пак всхлипывает тихо и переводит взгляд на руку Чонгука, чтобы окончательно убедиться в планах своего возлюбленного. Он видит точно такое же кольцо на безымянном пальце, разница лишь в том, что кольцо Чона украшено чёрными камнями. Их известная особенность. Чёрно-белая парочка. Губы не слушаются своего хозяина, леденеют, и пальцы дрожат, когда Чимин свободную ладонь прижимает к своему рту, сдерживая рыдания. Он лишь улыбается, бормочет что-то и не может до конца осознать происходящее, из-за чего Чонгуку приходится помочь своему любимому, целуя затем кольцо уже на пальце. — Не плачь, прошу, не могу смотреть на тебя такого, — криво улыбается Чонгук, сам ощущая, как собирается влага в уголках глаз. Он крепко обнимает вздрагивающего Чимина, прижимает к своей груди, позволяя согреваться теплом своего тела, и целует в волосы, зарываясь носом в макушку, вдыхая любимый аромат сладкого парфюма и самого Пака. Его будущего мужа. — Мы не можем сделать пока это официально, но клянусь, что когда-нибудь мы произнесём свои клятвы перед алтарём, пташка. Ты же веришь мне? — Чимин кивает быстро-быстро и жмётся ещё сильнее, ощущая, как из-за его слёз намокает кофта Чонгука. Но тому, кажется, абсолютно всё равно. — Тогда я рад. Я так сильно люблю тебя, мой будущий Чон Чимин. Чимин неверяще качает головой, прячась ещё сильнее в складках одежды, и смеётся тихо. — А я тебя, мой Чон Чонгук.
Чимин медленно снимает с себя рубашку, складывает её аккуратно возле себя и удобнее усаживается на кровати, нервно поведя плечами. Он всё ещё чувствует напряжение, когда находится наедине с настоящим Демоном, особенно, подставляя собственную спину. Волосы на руках встают дыбом, выдавая всё волнение Ангела, но Чимин всеми силами пытается выровнять дыхание и не меняться в лице, лишь отчаянно прислушиваясь к тому, что происходит у него за спиной. — Как ты себя чувствуешь? — интересуется любезно Марбас, и Чимин буквально слышит, как Демон растягивает губы в своей фирменной квадратной улыбке. Возможно, она даже смогла бы покорить сердце Чимина, падкого на всё милое и яркое, если бы её обладатель не излучал чистейшую энергию тьмы, клубящую порой возле рук Марбаса во время заклинаний сизым дымом с алыми вспышками. Ангел хмурится и стойко молчит, не имея никакого желания общаться с потомками Люцифера. Марбас на такое откровенное игнорирование обиженно надувает губы и ставит на прикроватный стеклянный столик какие-то новые склянки. — Почему ты не хочешь со мной общаться, а? Ты какая-то бука, Уриил. К тебе всей душой, а ты. Не знаю, что Вельзевул в тебе нашёл. — У тебя нет души, — фыркает Чимин, а затем мелко вздрагивает, когда до его затылка касаются обжигающе горячие пальцы. Как только человеческие оболочки вообще выдерживают такую температуру? — Вот это было, кстати, обидно, Ури, — вздыхает за его спиной Демон и разрезает аккуратно бинты своим кинжалом. Чимин чувствует, как место, где раньше были его крылья, начинает противно жечь, стоит лишь заживляющим рунам исчезнуть. — Только не брыкайся, как тогда, хорошо? Иначе я не смогу тебе помочь. Раны уже практически зажили и не кровоточат, — Ангел глухо выдыхает через рот и закрывает глаза, когда Марбас проводит когтями по омертвевшей коже, заставляя её раствориться в воздухе. Пускай, он всё ещё напичкан различными зельями, которые не позволяют испытывать полноценно весь спектр боли, перед зажмуренными глазами всё равно начинают плыть белые круги, когда Демон начинает промывать раны. — Молодец, потерпи ещё немного, хорошо? Я уже почти закончил. Чимин выдыхает облегчённо, когда Демон, наконец, заканчивает промывание и начинает кружиться возле него, вновь туго стягивая грудь плотными бинтами. Он наблюдает за тем, как Марбас шепчет заклинания на совершенно незнакомом ему языке, после которых на бинтах проявляются уже знакомые на вид магические руны. Это даже немного завораживает. Через несколько мгновений Чимин понимает, что впадает в некий транс, когда боль в лопатках утихает, а глубокий, слегка хриплый голос Марбаса убаюкивает беспокойное сознание. Демон, довольный своей работой, ещё раз улыбается Ангелу, будто всем своим видом пытаясь его приободрить, и возвращается к своим колбам, ставя всё на золотой поднос. Чимин натягивает на себя вновь рубашку, разворачиваясь на кровати так, чтобы можно было следить за действиями Демона. На самом деле, как бы Чимин не хотел это признавать, Марбас почему-то не вызывает каких-либо негативных эмоций. Наоборот, Ангелу кажется, что уже когда-то он видел и эту квадратную улыбку, и необычный разрез глаз, и огненную капну волос, которая столь сильно выделяется в белоснежной комнате. Марбас не вызывает столь сильный праведный гнев в душе Ангельского Воина, как Верховный Демон, и Чимин задумчиво прикусывает свою губу, думая о том, стоит ли начинать разговор, тема которого мучает его уже не первый день или нет. Он замечает, что Марбас практически закончил уборку за собой, а потому, пока внутри бушует решимость, всё же сдаётся. — Марбас, — зовёт тихо он, замечая, как спина целителя напрягается в один миг. Демон удивлённо поворачивается к своему постоянному пациенту, неверяще выгибая бровь. До этого Чимин ещё ни разу не был инициатором разговора. — Кажется, вы с Вельзевулом в хороших отношениях, поэтому я хочу задать тебе один вопрос. Недавно он оставил мне на прощание золотое кольцо, и я заметил, что подобное он носит в кулоне уже длительное время. Я не понимаю, что я должен делать с этим. Какое это имеет значение. Раз вы оба мне твердите, что не держите меня здесь в качестве забавы или какого-то питомца, — Чимин нервно облизывает губы и впервые открыто заглядывает в глаза с рубиновой радужкой. — То что всё это значит? Марбас в ответ лишь грустно улыбается и пожимает плечами, показывая, что понятия не имеет, о чём говорит Ангел. Вот только Чимин ему совершенно не верит.