Shake Up Christmas — Train Чимин крутится вокруг зеркала уже минут пять точно, постоянно кусая от волнения нижнюю губу, одёргивая в очередной раз одежду, стряхивая с неё невидимую пыль, пытаясь понять, насколько хорошо он выглядит. Сегодня канун Нового года, а потому поверх рубашки на Чимине традиционная красная кофта с милыми оленями, тёплое пальто и массивный шарф, в который можно, если что, прятать покрасневший от холода нос. Пак надевает ботинки, засунув в них края узких джинс, натягивает на руки перчатки, суёт быстро телефон в карман и выбегает из квартиры, сверяя время на наручных часах. Чонгук должен подойти к дому с минуты на минуту, и Чимин не хочет, чтобы донсен ждал его на холоде хотя бы лишнюю секунду. Однако всё равно вздыхает разочарованно, когда распахнув дверь, узнаёт сразу же знакомые красную шапку и в тон ей шарф. Вот только широкая улыбка всё равно расцветает на лице, потому что уже в следующее мгновение Чонгук оборачивается на тонкий писк домофона и сам счастливо улыбается, явно радуясь тому, что, наконец, видит своего хёна, по которому невероятно соскучился из-за своей недельной поездки в Нью-Йорк вместе с семьёй. Он смеётся громко, когда Пак налетает на него с разбегу, обвивая руками шею, и прижимает маленького хёна к себе ближе за талию, слегка приподнимает и кружит, из-за чего уже Пак недовольно ругается и цепляется сильнее, боясь, что его уронят. Будто Чонгук себе это когда-то позволит и простит. — Отпусти! — кричит Чимин почти возмущённо, бьёт кулаками по плечам, вот только улыбка слишком широкая, слишком довольная, а потому Чонгук не торопится быстро выполнять приказ. Люди, проходящие мимо этой сцены воссоединения, на них косятся, некоторые улыбаются, качая головой по типу «ох, уж эти дети», вот только друзьям совершенно всё равно. Они смеются и не замечают никого, погрузившись вновь в свой маленький мирок, где важны лишь хорошее настроение друг друга, комфорт и душевный уют. Чимин, вновь чувствуя землю под ногами, поправляет на Чонгуке бини, слегка приподнявшись на цыпочки, и застёгивает куртку до конца, нарекая беречь себя. — Потом будешь модничать, а сейчас не смей мне заболеть. Я не побегу к тебе опять с лекарствами, так что мучиться с температурой будешь в одиночестве. Врёт. Нагло врёт в глаза, и оба это прекрасно знают. Потому что данную тему уже проходили, когда Чонгук однажды слёг с ужасно высокой температурой, а Чимин приходил из университета каждый день, меняя компресс на лбу и отпаивая чаем с вареньем и мёдом, которые притащил из дома. Потому что родители Чона постоянно на работе, и заботиться о больном ребёнке совершенно некому. Так что Чимин уже давно носит гордое звание любимого, маленького хёна, что заставляет сердце биться чаще, а щёки — мило краснеть. Вот и сейчас Чимин кутает донсена в одежду, не позволяя замёрзнуть от лёгкого, но всё же ветра, а Чонгук держит его ладонь в своей крепко и тащит через рынок, сияющий разноцветными, пёстрыми огнями, ближе к центральной площади. Повсюду дикий шум: счастливый смех и звон колокольчиков на каждом углу. Витрины магазинов переливаются из-за многочисленных гирлянд и новогодних шаров, а каждый кафетерий сейчас переполнен людьми, желающими отогреться после длительного марафона покупок подарков и почувствовать новогоднюю атмосферу, держа в руках пузатую кружку с горячим напитком и слушая «Last Christmas», которая льётся из каждой второй колонки. Друзья заряжаются мгновенно этой волшебной энергией, когда протискиваются между людьми с красными подарочными пакетами, улыбаются, замечая шипящие бенгальские огни, и практически впадают в детство перед огромной наряженной ёлкой на площади. Они кидают друг в друга снежки, присоединяясь к резвящимся неподалёку детям, из-за чего на лицах других взрослых тоже появляется улыбка, ведь как можно грустить, видя настоящее счастье других? Чимин возмущается забавно, когда ему за шиворот попадает добротное количество снега, надувается весь, будто снегирь на ветке, и, разбежавшись, валит со всей силы Чонгука в сугроб, будто не он просил беречь здоровье буквально час назад. Он ощущает себя победителем, кричит что-то про неблагодарного донсена, а ещё не может перестать улыбаться, чувствуя, будто за спиной вырастают огромные крылья, уносящие в личную утопию. Только Чон не даёт насладиться этим ощущением, имея собственные планы, из-за чего в один момент переворачивается резко, поджимая под себя миниатюрное тело хёна, и уже сам довольно скалится, седлая чужие бёдра. Чимин кряхтит, пыхтит, пытается сдвинуть с себя раскачавшуюся тушку донсена, вот только сил совершенно нет, ибо те полностью уходят на звонкий смех до слёз. Чимин обессиленно бьёт ладонями в грудь, что совершенно не несёт какого-либо результата, не видит ничего практически и может открыть глаза лишь в тот момент, когда относительно успокаивается, а затем замирает с абсолютно глупой улыбкой на лице, когда понимает, в каком положении они сейчас находятся. Чонгук склоняется над ним, улыбается счастливо, до ослепления ярко и смотрит глаза в глаза, практически соприкасаясь кончиками покрасневших носов. Чимин благодарит стоящий на улице холод за то, что его щёки уже давно похожи по цвету на помидорки, потому что уверен, что в такой ситуации залился бы румянцем мгновенно. А потому он сейчас лишь отводит взгляд смущённо, ощущая, как бухает гулко сердце в его груди, и давит ладонями на чужие сильные плечи, заставляя слезть уже с себя. Чонгук на удивление послушно поднимается на ноги, похоже, чувствуя, как в один миг изменилось настроение хёна, протягивает руку, чтобы помочь встать, вот только чужую ладонь отпускать не торопится, а тянет вновь за собой, только в этот раз уже на причал, откуда видно будет фейерверк лучше, да и людей определённо меньше. Mistletoe/Christmas Day — (cover by BTS) Они молчат некоторое время, погрузившись в собственные мысли, но даже эта тишина ощущается между ними уютной, и не хочется разрезать её лишними словами. Чимин кутается сильнее в пальто, прячет лицо в шарфе, и Чонгук, замечая это, приобнимает за плечи, спасая своей широкой спиной от поднявшегося ветра. Чон смотрит на бенгальские огни в руках людей, на крыши магазинов и кафе, переливающиеся всеми цветами радуги, говорит о том, что всё это действительно завораживает, что это так красиво. И Чимин, конечно же, соглашается. Вот только смотрит он совершенно не на украшенную улицу, а в глаза донсена, которые напоминают ему сейчас открытый космос. Такие же тёмные, бездонные, загадочные и притягательные. Люди на площади резко начинают суетиться, кричать о том, что осталось совсем немножко до наступления нового года, и этот маленький хаос трогает сердце Пака, побуждая тоже ощутить лёгкое волнение в глубине души. Чимин сжимает крепче руку Чонгука на своём плече и под нос, как и все на площади, ведёт обратный отчёт до наступления нового года. А когда до долгожданных двенадцати остаются жалкие две секунды, Чонгук неожиданно поворачивается, тянет за шарф и… Взрываются фейерверки. На улице. И в душе Чимина. Потому что Чонгук целует его. Пылко, страстно, так искренне, что мурашки мгновенно пробегают по всему телу вместе с обжигающим сознание шоком. Пак даже не успевает глаза закрыть, в каком-то святом благоговении смотрит на то, как дрожат ресницы донсена, а сердце будто увеличивается в сотни раз, грозясь сломать свою клетку из ребёр. Вдохнуть получается только тогда, когда Чонгук отстраняется, так и не решаясь заглянуть в глаза Чимина. Пак понимает, что даже не заметил того момента, когда успел вцепиться в руки Чона в поисках поддержки и опоры, а осознание того, что его поцеловали, проходит только в ту секунду, когда Чон неловко кашляет и поднимает, наконец, голову. — С Новым годом, — хрипит Гук и вздыхает как-то слишком грустно с видом побитого щеночка. — Прости, если… — Даже не смей извиняться, — тоже не узнаёт собственный голос Пак, и Чонгук распахивает шире глаза, не имея понятия, что творится сейчас в голове хёна. Вот только Чимин не даёт обоим задуматься, не хочет ничего говорить, не хочет что-то объяснять. Не сейчас, когда все кричат о любви друг к другу, поздравляют и обнимаются. Именно поэтому он тянется резко выше, обвивает руками шею своего Чон Чонгука и жмётся ближе, целует слегка холодные губы, благодаря этим за лучший подарок, о котором он даже мечтать не смел. Чонгук отвечает мгновенно, цепляясь, словно утопающий, в ответ с такой же страстью, и вжимает Пака в деревянный борт причала, чувствуя, как дрожат от холода и волнения чужие пухлые и такие сладкие губы. Такие, какими Чон их представлял уже долгое время. Гук отстраняется первым, ощущая, как начинает постепенно задыхаться, потому что воздуха катастрофически не хватает, и склоняется сильнее, утыкаясь лбом в светлую макушку. — Кажется, ты мне нравишься. — Кажется, ты мне очень нравишься. Чонгук улыбается своей фирменной кроличьей улыбкой, качает головой, не веря в то, что ему ответили взаимными чувствами, облегчённо выдыхая. Зарываясь носом в мягкие волосы Чимина, он уверен, что именно это первое января станет для него особенным.
— Все ангелы умеют так хорошо рисовать? — спрашивает Марбас, сидя на кровати Чимина и поедая клубнику из глубокой тарелки. Ангел же, облизнув губы в очередной раз по привычке, которую даже не замечал, пока лекарь не указал на неё, пожимает плечами и аккуратно заканчивает прорисовывать складку на ткани. Он мешает акварель на палитре, добиваясь правильно оттенка, и переходит в верхний край холста, пыльно-голубым окрашивая утреннее небо. — Честно говоря, я и сам не знал, что умею рисовать, — признаётся Ангел, растягивая цвет, добавляя в некоторых местах тёмную лазурь. Он откатывается на стуле подальше, рассматривая практически законченную картину перед собой, и слышит, как Марбас подходит к нему, протягивая спелую ягоду. Чимин смотрит с настороженностью на неё пару мгновений, а потом всё же откусывает, мгновенно ощущая, как сладкий сок смешивается со слюной. Невероятно вкусно. — Дома у нас нет времени на подобные развлечения. У нас есть лишь чёткий график, и отклонение от него считается нарушением закона. Так что это первый раз, когда я решил как-то…проявить себя? — Ангел вздыхает и уже самостоятельно берёт с тарелки новую ягоду, замечая краем глаза довольную ухмылку Демона. — Тебе не кажется, что этот парень очень похож на тебя? — усаживаясь на стул рядом, спрашивает Марбас, что заставляет нахмуриться. Чимин даже не думал о том, что и кого хочет изобразить. Герои его картин будто сами выходят из-под кисти, и разглядеть их окончательно получается только после окончания написания. До этого на всех его картинах были лишь определённые пейзажи и расплывчатые фигуры, силуэты, но сейчас Ангел присматривается к чётким пропорциям, чертам лица юноши, сидящего к зрителю так близко на светлом подоконнике, и действительно видит себя. Только будто более молодую версию, с нежно-персиковым цветом волос и в белоснежной длинной рубашке на голое тело, которая закрывает большую часть бёдер. Явно не с его плеча. — Я…Я не помню этого, — моргает удивлённо Ангел и нервно начинает хрустеть костяшками пальцев, пытаясь понять, что с ним происходит. Он уже практически начинает паниковать, когда вдруг ощущает нежное касание тёплой ладони на своих переплетённых пальцах. Марбас сжимает их своей большой ладонью и в один момент перемещает обоих на кровать, чтобы следом накрыть плечи Ангела объёмным одеялом. — Ты и не должен это помнить, Уриил, — говорит тихо Демон, а затем касается двумя пальцами чужого лба, ощущая, как температура сосуда постепенно поднимается. — Отдохни, Ангел. И уже в следующий момент сознание погружается во тьму.Euphoria (DJ Swivel Forever Mix) by JK — BTS — Ты такой красивый. — А ты смущаешь, — бурчит Пак, сводя обнажённые ноги сильнее и отворачиваясь в сторону окна, чтобы хотя бы немного скрыть свои покрасневшие от смущения скулы. — Если работаешь, то работай молча, а не заставляй чувствовать свою модель неловко. Чонгук тихо смеётся на это напускное недовольство, но всё же извиняется и продолжает рисовать. Откровенно говоря, Чимин уже привык к тому, что Чонгук имеет привычку вот так его долго разглядывать, а затем расхваливать. Но румянец всё равно расцветает на лице, спускаясь после на шею и грудь, потому что взгляд глаз Чона слишком пронзительный, откровенный, а порой и вовсе пожирающий. Поэтому сердце начинает биться в груди испуганной птицей, и хочется прикрыться, спрятать лицо в ладонях, будто они с Чоном чужие люди, и тот не видел его во всех возможных состояниях. Но Пак слишком стеснителен по природе своей, да и не получал никогда столько внимания от других. А здесь сам Чон Чонгук. Красавец, который каким-то чудесным образом достался именно Чимину. До сих пор поверить сложно. Пак облизывает губы и поворачивается слегка, бросая быстрый взгляд из-под цветной чёлки на художника. Чонгук действительно сказочно красив. Даже перемазанный краской и в растянутых на коленях спортивных штанах. Такой домашний и уютный, вызывающий безграничное тепло в районе солнечного сплетения. Уголки губ дрожат, предвкушая лёгкую улыбку, и Чимин спешит вновь вернуть себе исходное положение, ведь знает, как Чонгуку важно, чтобы всё было идеально, когда его сознание неожиданно озаряет своим прибытием вдохновение. Глаза Гука мгновенно начинают гореть в такие моменты, сиять. Чимин видит, как лучи утреннего солнца отражаются в радужке больших глаз, осветляют её на несколько тонов, из-за чего та кажется и вовсе золотой. Иногда Пак серьёзно задумывается над тем, что, возможно, его парень, Боже, теперь уже жених сбежал со страниц всех известных сказок про принцесс и принцев, только на этот раз история повествует, похоже, о двух рыцарях на белых конях. Чимин хихикает тихо от этой мысли, прикусывает нижнюю губу, чтобы хотя бы немного сохранить серьёзность, вот только не получается ничего. — Почему ты смеёшься? — с лёгкой улыбкой спрашивает Чонгук, а Пак отмахивается, прикрывая маленькой ладонью губы. — Давай же. Я сделал что-то смешное? — Вовсе нет, — качает головой Чимин и склоняет её слегка, разглядывая лицо своего жениха тем самым влюблённым взглядом, как это было и несколько лет назад. Пускай они уже достаточно долго живут вместе, а пару недель назад Чонгук и вовсе встал на колено, отдавая своё сердце окончательно, между молодыми людьми любовь расцветает с каждым днём всё сильнее и сильнее, а конфетно-букетный период не собирается прекращаться. — Просто подумал о том, что тебе идеально бы подошёл камзол того же Эрика из «Русалочки». — Откуда такие мысли? — хмыкает Чон, откладывает аккуратно кисточку и поднимается с места, чтобы подойти ближе к Паку. — Ты просто похож на принца, — пожимает плечами Чимин и проводит большим пальцем по щеке жениха, растирая по коже краску ещё больше. Чон удивлённо приподнимает брови и тихо смеётся. — Нестандартная сказка у нас получается, знаешь ли. — А мне всё равно нравится, — Чимин ощущает, как его сердце спотыкается и замирает, когда Чонгук, прикрыв глаза, перехватывает тонкое запястье и прижимается к нему губами, там, где кожа тонкая, позволяющая почувствовать ускорившийся в один миг пульс. Пак спускает ноги с подоконника, позволяя жениху устроиться между ними, и обнимает в привычной манере за шею. Из-за высокого подоконника они сейчас одного роста, а потому так удобно прижаться лбами друг к другу, заглядывая в глаза, делясь любовью лишь одним взглядом. — Главное, чтобы у сказки был счастливый конец. — А других вариантов и нет, — будто какой-то секрет говорит Чон. Тихо-тихо, мягким шёпотом, чтобы никто не услышал. Чимин кивает и жмурится трогательно, когда Чонгук накрывает его губы в ленивом, утреннем поцелуе. Сладко. Очень сладко. Он зарывается пальцами в отросшие каштановые прядки, перебирает их, массирует кожу головы, и Чон мычит довольно в знак благодарности. Крупные ладони, на которых с недавнего времени появились чёрными чернилами татуировки, проскальзывают под хлопковую ткань рубашки, и Пак вздрагивает от пронизывающей до костей нежности. Выдыхает резко, двигаясь ещё ближе, и прижимается кончиком носа к щеке, трётся, будто маленький котёнок о ласковую руку хозяина. — Я люблю тебя, — шепчет доверительно в кожу, а затем скользит пальцами по рукам Чонгука вверх, который держит его, Чимина, лицо в своих ладонях. А Чон вздыхает рвано, будто впервые слышит это признание, и качает неверяще головой, заглядывая в глаза напротив. — И я тебя. Очень. Очередная улыбка тонет в приторности нового, но уже далеко не первого поцелуя, а картина остаётся заброшенной на неопределённый промежуток времени, потому что Гук, кажется, нашёл более интересное времяпровождение, когда ощущает, как его талию обвивают сильные ноги танцора, буквально призывая вернуться в спальню. И Чонгук совершенно не против, оставляя свою белоснежную рубашку, которая так красиво смотрится на его будущем супруге, свисать с подоконника.
С губ слетает тихий стон, когда длинные пальцы Рыцаря касаются напряжённых мышц на спине. Тэхён поворачивает слегка голову, склоняет, позволяя шею осыпать лёгкими поцелуями, вот только всё равно не может никак расслабиться, пускай его любовник и пытается улучшить настроение всеми известными им обоим способами. — Ты слишком напряжён, — шепчет, слегка шепелявя, Юнги, и Тэ поджимает губы, жмурясь ещё сильнее. Он вскрикивает и вздрагивает, когда ощущает укус клыков на своей шее, а затем и горячий язык, слизывающий проступившие капли крови. По венам мгновенно расползается яд, вот только он проносит далеко не боль, а лишь лёгкое наслаждение с привкусом возбуждения. — Буду кусать до тех пор, пока окончательно не расслабишься и не поделишься тем, что так тревожит тебя. Это всё из-за этого Ангела, я прав? — вот только лекарь молчит, из-за чего вновь получает укус, но только уже в плечо. — Я не шучу, Марбас. Говори, иначе весь будешь в метках. — А я просил тебя обращаться ко мне моим настоящим именем, когда мы одни, — бурчит недовольно целитель, разворачиваясь и залезая на бёдра Рыцаря. Он заглядывает в глаза цвета неба и обнимает за шею, прижимаясь виском к виску. — Ты же знаешь, что я не хочу, чтобы кто-то услышал его, Тэ, — вздыхает Юнги, а затем аккуратно начинает гладить напряжённую спину, ощущая под пальцами приятную прохладу чистого шёлка парадной рубашки. — Так ты ответишь мне? Я могу тебе чем-то помочь? — Не уверен, — признаётся, наконец, Тэхён и жмётся ещё сильнее, зная, что Смертоносный Абаддон сможет защитить его не только от врагов, но и дурных мыслей. — Я просто волнуюсь за него. Эликсир практически готов, а значит, что восхождение на небеса уже не за горами. Я уверен, что вспомнив всё, он рано или поздно пойдёт за Чонгуком, но мне, — Марбас сглатывает тяжёло и ощущает, как руки на его талии усиливают хватку, прижимая ближе в жесте поддержки. — Мне страшно. Потерять их обоих вновь... — Эй, — Юнги шепчет тихо и отстраняется слегка, чтобы посмотреть в грустные глаза любимого. — Ты ведь знаешь, что иначе нам никак не прекратить эту войну. Между нашими мирами слишком долго не было естественной гармонии, и они — новый шанс не только для нас, но и человечества. Они справятся с этим, тем более, там, — Рыцарь приподнимает голову, указывая наверх. — Тоже есть люди, которые поддерживают эту миссию. Мы справимся со всем. И я всегда буду рядом с тобой. Ты потерял их в прошлой жизни, так сделай всё, чтобы не потерять сейчас. Договорились? Тэхён чувствует, как его взгляд начинает плыть из-за подступающих слёз, а потому спешит их закрыть. Он тянется вслепую ниже, чтобы через поцелуй выразить всю благодарность, которая буквально разрывает его изнутри, к Юнги и позволяет себе забыться. И поверить. Хотя бы на несколько секунд. Потому что иного выбора, увы, уже нет, ибо всё слишком далеко зашло. Теперь либо всё, либо ничего. Тэхён отстраняется и через силу заставляет себя улыбнуться, видя безграничные волнение и сопереживание в глазах напротив. — Договорились. Они обязательно справятся.